Как не виноваты в этом Луиза Брукс, Клара Боу, Коко Шанель или революция прет-а-порте (хотя, я уверена, вы согласитесь, девушки, что одежда на наших главных улицах и в каталогах сегодня гораздо более стильная!). Но именно О'Коннелл ввел в свой самый первый рассказ слово «модница». Именно О'Коннелл подверг модницу более тщательному изучению, чем все эти сдержанные типы, которые на людях порицали их, а втайне восторгались ими. Он открыл миру бунтующую, двуличную Веронику. И Хелену с ее несчастливым браком с налетом некоей «чертовщинки». И импульсивную Джорджию в «Непокорном сыне». Затем были другие героини его рассказов. Девушки, стравливавшие своих поклонников, носили короткие стрижки, умели с помощью женских уловок перехитрить себе подобных, танцевали ночи напролет, курили и пили. Но в этих девушках была изюминка! А ведь именно к этому стремятся многие из нас, не правда ли, девушки? Прежде чем остепениться и обзавестись потомством (это касается тех, кто найдет себе мужа, не так ли?), надо вдоволь повеселиться! Жизнь проходит так быстро!Пока я вгрызаюсь в мою «Павлову» (для тех, кто не знает, это новый перевернутый вверх тормашками десерт, напоминающий покрытую снегом гору. Названный в честь прима-балерины, он приготовлен из взбитых яичных белков и большого количества сахара), меня вдруг осеняет, что без Декстера О'Коннелла не было бы Дайамонд Шарп! Какая странная мысль. Вероятно, именно поэтому ему для интервью и потребовалась моя скромная персона!Когда мы расстаемся возле ресторана, он по-деловому пожимает мне руку. Его рукопожатие по меньшей мере надежно и крепко.Доверять ему? Ни в коем случае! Для мужчин типа Декстера О'Коннелла доверие не является отличительной чертой. Не этого мы хотим от него, и не это он нам предлагает. Все его произведения пропитаны воплощением очаровательного, роскошного упадка. Некоторые из нас мечтают о такой жизни и с радостью погрузились бы в нее, если бы появилась хоть малейшая возможность... но, вероятно, не стоит забывать, что истории О'Коннелла редко хорошо заканчиваются. Легенда о «потерянных» пяти годах из жизни О'Коннелла и легкая печаль в его глазах говорят нам, что это лишь сон. Видение.Он поцеловал ее на улице. Под дождем и в темноте. Было уже три часа ночи, и они принялись ловить такси. Они находились где-то в Блумсбери, укрываясь от усилившегося дождя под навесом магазина, когда он схватил ее за лацканы жакета и притянул к себе.Она хотела этого весь вечер, мечтала о его близости. Чтобы его тело прижалось к ее телу. Ей хотелось этого весь вечер. Она закрыла глаза и полностью отдалась своей фантазии, ей нужно было, чтобы она стала для него всем, чтобы для нее остальной мир отошел на второй план, пусть даже на время. Его руки, такие сильные и настоящие, держали ее за спину. Его губы... Но он все оборвал.– А я ведь никогда не узнаю, что значит целовать девушку, не наклоняясь к ней. Как плохо быть таким высоким!– Если найдем ступеньку, я встану на нее!Он засмеялся.– Не надо ступенек! Пойдем ко мне в отель! Вы сможете встать на кровать.Он снова хотел ее поцеловать, но на этот раз она вырвалась.– Я не могу, Декстер!– Почему? – Он расстроился. Или, скорее, разочаровался. По его взгляду трудно было разобрать, что творится у него на душе.– Я должна вернуться домой.Он глубоко засунул руки в карманы.– Вас там кто-то ждет?– Да... нет. Нет, в том смысле, в котором вы подразумеваете. Я живу с сестрой и ее двоими детьми. И с мамой.– Вы хотите сказать, что они не смогут обойтись без вас одну ночь? Вернее, полночи.– Мне утром на работу. К концу дня я должна написать интервью. Я...– Не такая девушка? – В его голосе послышалась насмешка. – Что ж, вы долго меня дурачили, Дайамонд Шарп!– Меня зовут Грейс. Грейс Резерфорд. Днем я работаю в рекламном отделе. И на мне лежит ответственность за довольно шумную семью.– Ну-ну. Похоже, у нас наступил момент истины. Полагаю, мне лучше поймать вам такси, Грейс. Мы выйдем отсюда, как только прекратится дождь.Она уже жалела о том, что раскрылась. Куда-то пропали чары. Когда с нее слетел налет тайны, он перестанет интересоваться ею! Выйдя из-под навеса, она быстро зашагала по улице, а маслянистый дождь колотил по ее волосам и забрызгивал ноги.Шаги у нее за спиной.– Грейс, подождите! Что случилось?– Вы знаете, что случилось. – Она развернулась. – Вы... вы – это вы!– И вас интересует, почему я исчез на пять лет? Вы не единственная, кто скрывал свое имя. Позвольте, по крайней мере, помочь вам поймать такси.Он взял ее за руку, что-то бормоча о погоде в этой проклятой стране, и они вместе направились к Тоттенхэм-Корт-роуд.– Я хочу кое-что у вас спросить, – сказала она, когда дождь начал утихать.– Для этого чертова интервью?– Нет. Не для интервью. Декстер...– Теперь вы меня не на шутку встревожили.– Кем вам приходится Джон Крамер?Он остановился как вкопанный и отшатнулся от нее.– Вы только что произнесли имя этого человека? Я правильно вас расслышал?– Это он был тем человеком в «Савое», не так ли? Именно он прервал наше маленькое свидание.– Господи! Избавлюсь ли я когда-нибудь от этого ублюдка? – Он потер голову, и у него опустились плечи.– Он наш сосед и очень дружен с моей сестрой. Может быть, он даже влюблен в нее.– Господи!– Он предупредил меня, чтобы я держалась от вас подальше. Почему он это сделал?– Послушайте... Мы давно знакомы с Крамером. Это грязное дело. Я думал, что все кончилось, но вот он снова... здесь в Лондоне, когда нас должен разделять Атлантический океан! Итак, все продолжается! И никогда не закончится! Даже на смертном одре я буду видеть его перед собой! Рядом с Проклятым Беспощадным Жнецом.– Вы говорите, что вас связывает вендетта? Он преследует вас?– Смотрите, такси! – О'Коннелл вытянул руку, и такси остановилось.– Декстер?– Только мама зовет меня Декстером. – Он открыл дверцу и помог ей сесть в машину. – Леди едет в Хэмпстед, – сказал он водителю.– А вас не подвезти?– Вам на север, а мне на юг, в «Савой».– Что ж, полагаю, мы провели хорошую ночь!– Полагаю. Послушайте, Грейс! Берегитесь Крамера! Не позволяйте ему флиртовать с вашей сестрой. Или с вами.И прежде, чем она сумела что-либо спросить, он закрыл дверцу, и такси помчалось по дороге. Она помахала ему, но он повернулся и зашагал прочь. Глава 7 Утром Грейс позвонила в офис и, чтобы заняться интервью, отпросилась с работы, сославшись на плохое самочувствие. Несмотря на обычную после шампанского головную боль, привычный шум в доме, отсутствие каких-либо записей, работа шла удивительно легко. В обычном смысле слова их встречу с О'Коннеллом нельзя было назвать интервью, но тем не менее строчки словно писались сами собой.Два последующих дня с лица Грейс не сходила тупая улыбка, она была рассеянной: теряла вещи, приготовила детям на ужин омлет, хотя оба ненавидели яйца, не слушала, о чем говорили за столом Нэнси с матерью. На работе она не могла сосредоточиться и по ошибке послала на одобрение устаревший и уже отвергнутый проект газетной рекламы для Бейкера и в результате опять получила нагоняй от Обри Пирсона. Но ей было наплевать. Из головы у нее не выходил О'Коннелл. И поцелуй, и танец... и всякие мелочи. Его большая рука, держащая тоненькую ножку бокала с шампанским; эта манящая смесь силы и изящества. Замечание о том, что в Европе он больше других месяцев любит февраль. Февраль с его сумасшедшим хаотическим сочетанием, с одной стороны, морозных ветров и снега, а с другой – ранних весенних цветов: жемчужных подснежников, пурпурных и золотистых крокусов, пробивающихся сквозь снег, и удивительно ослепительных солнечных дней, наступающих тогда, когда их меньше всего ожидаешь.– Никогда не знаешь, что с тобой будет в феврале, – говорил он. – И мне это нравится. Я люблю, когда жизнь непредсказуема.Чем дольше она проигрывала в уме события того вечера, тем больше вспоминала деталей. Пока она не вспомнила все до мельчайших подробностей, ее память напрягалась, как струны настраиваемого альта, когда они чуть не лопаются под пальцами настройщика. Грейс трясла головой, чтобы этим физическим действием заставить себя сейчас же остановиться и переключить внимание на совершенно реальные вещи: грязную пеленку Феликса, присутствие Дайамонд на открытии нового французского ресторана на Грейт-Портленд-стрит, попытки Като-Фергюсона выдать успешную кампанию освежающего дыхание эликсира, проводимую Стюардами, исключительно за свою идею (в день «недомогания» Грейс ему было легче сделать это).К концу третьего дня она пережила три взлета фантазии. Сейчас она думала не столько о том, что уже произошло между Декстером О'Коннеллом и ею, сколько о том, что еще произойдет. Она представляла, как снова танцует с ним, вероятно в «Саламандре» или «Кит-Кат клаб», где оркестр Бена Берни играет что-нибудь новенькое. Не отставить ли в следующий раз угрызения совести и не поехать ли с ним в «Савой»? Она, конечно, знала, что ей не следует этого делать: девушка не должна отдаваться так легко. Но как долго он готов ждать и как долго ей удастся продержаться? Он не заурядный человек, и она не совсем обычная девушка. Конечно, народная мудрость гласит, что мужчина теряет интерес, когда «добивается своего», но Грейс хотелось верить, что это ее не касается. Она не обыкновенная девушка! Неисчерпаемую новую территорию мужчине хочется исследовать все дальше и дальше.То, что он до сих пор не связался с ней, лишь вопрос времени! Но он свяжется. Она знала, что свяжется.На четвертый день, в субботу (от О'Коннелла по-прежнему не было ни слова), она начала представлять себе сцены одновременно неловкие и чудесные. Вот она объясняет О'Коннеллу, что не может выйти за него замуж и уехать в Америку, потому что на ней лежит ответственность за Нэнси, Тилли и Феликса. Пытается добиться у него обещания, что они будут жить все вместе в Хэмпстеде, а он вместо этого заявляет, что вывезет всю семью и поселит в просторных нью-йоркских апартаментах, вероятно, поблизости от Центрального парка, чтобы дети не слишком скучали по Пустоши. Она получит работу в «Нью-Йоркер». Он посвятит ей свой новый роман. Вскоре у них родятся двое детей, вероятно близнецы. Фантазии довели Грейс почти до истерики, и все чаще приходилось встряхиваться. Мама пригласила на ленч старых друзей семьи, и Грейс несколько раз пришлось извиняться и уходить в свою комнату только для того, чтобы поговорить с самой собой.Проснувшись в воскресенье, Грейс обнаружила, что к ее истеричному восторгу примешивается сомнение; черные облака затмевают яркое голубое небо. С момента интервью прошло уже пять дней. Она пыталась найти для него какой-нибудь предлог. У него нет ее телефона или адреса... но ведь с ней можно связаться через «Геральд», а он явно этого не сделал. Или сделал? Может быть, Дики в порыве ревности не передал ей записки и телефонные сообщения? Надо зайти к Дики и задать ему прямой вопрос. Но он будет все отрицать, и что ей потом делать? Вместо того чтобы обращаться к Дики, лучше позвонить его секретарше и попросить ее выяснить все подробнее... но нет, конечно, Дики ее уже проинструктировал! Что же делать? Разумеется, все будет в порядке! О'Коннелл поймет, что на Дики полагаться нельзя.Она сказала ему, что работает в рекламном агентстве, значит, он и будет звонить в одно агентство за другим, пока не найдет нужное. В понедельник утром, придя на работу, она увидит его, он будет ее ждать!Наступил понедельник. Когда Грейс прошла через вращающуюся дверь в здание фирмы Пирсона, внутри у нее все сжалось. Она долго не могла решиться войти в свой кабинет, а когда наконец зашла, там было пусто. Конечно, там было пусто. Сама мысль о том, что он с самого раннего утра станет ждать ее здесь, была абсурдна! Почту принесли в девять, и от О'Коннелла ничего не было!Всю неделю она сама с собой играла в нелепые игры. Фантазии набирали силу и дальше неслись сами по себе. Коляска, упущенная кем-то, катилась вниз по лестнице, как в фильме «Броненосец «Потемкин»!Осознание печальных фактов тяжелым грузом давило ей на плечи. Он не появится. Не позвонит. Он не прислал ни строчки. Интервью сделано и забыто. Она для него больше не мистическая Дайамонд Шарп. Она сказала ему, кто она такая. И рассказала, что знакома с Джоном Крамером. Все кончилось, не успев начаться! Часть втораяСОПЕРНИКИ Глава 1Прошлое К тому времени, когда Грейс собралась написать Стивену, Нэнси уже написала три письма Джорджу. Нельзя сказать, чтобы Грейс не хотела ему писать. Просто не знала, что и как ему сказать. Все так изменилось, и она не могла разобраться в своих чувствах. А при мысли о том, какую чушь Нэнси писала Джорджу, ей становилось еще труднее.
«Дорогой Стивен».
Одно только обращение заняло у нее утром в понедельник больше часа. Она испортила несколько листов бумаги, меняя «дорогой» (слишком официально) на «любимый» (неправда), «мой дорогой» (словно любящая незамужняя тетушка), пока не остановилась на «милый». Эта изматывающая внутренняя борьба плюс написание даты, «10 сентября 1915 года», исчерпали все ее дневные силы.Вечером Грейс вернулась за письменный стол и попробовала писать дальше.
«Надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии. Я часто думаю о тебе и хочу знать, как у тебя дела». (Опять незамужняя тетушка!)
«Хэмпстед без тебя скучен и сер. Нам с Нэнси не с кем сходить в кино, а на танцах мы вынуждены танцевать друг с дружкой». (Слишком много стона, и что касается танцев, не совсем верно).
«Я так по тебе скучаю, мой храбрый воин, и каждую ночь молюсь за твое благополучное возвращение». (Господи!)
На этом она сдалась. Прошла еще неделя, и Нэнси настрочила еще два письма Джорджу. К следующему воскресенью чувство вины тяжелым грузом давило на Грейс. Что же она за человек, если оставляет бедного Стивена томиться без привета, когда все наслаждаются посланиями из дома? Ведь нельзя же, в конце концов, сказать, что она его не любит. Просто... Но, откровенно говоря, можно ли объяснить ее молчание отсутствием вдохновения (как она вначале думала)? Ведь речь идет о простом письме.Терзаемая виной и головной болью, Грейс дождалась, пока все в доме погрузились в сон, на цыпочках пробралась в гостиную, достала из шкафчика бутылку сухого хереса. Налив себе стакан и осушив его до дна, налила второй и взяла с собой наверх. Если это не поможет, не поможет ничего!
«Милый Стивен!Я напилась папиного хереса... поверь мне, когда-нибудь я в этом преуспею! Дело в том, что ты сделал меня ужасно застенчивой. Мне казалось, я знала вас обоих, но вдруг поняла, что и ты, и Джордж, и даже Нэнси стали другими. Оказалось, что я единственная из нас, кто еще цепляется за прошлое, за нашу неразлучную четверку! Вы же все пошли дальше! Я знаю, что этот разговор не имеет смысла, и прошу прощения (во всем виноват херес!), но теперь ты все знаешь. Когда дело доходит до написания писем, я становлюсь косноязычной, но даю слово, что все это время думала о тебе!Стивен, что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знал: я никогда не забуду ту ночь в саду! Знаю, я тогда рассердилась на тебя, но только от удивления и отчасти от стеснения. А на самом деле это была совершенно особенная ночь. И гак, как целовал ты, меня никто никогда не целовал!Я не очень связно излагаю (опять херес!). Я думаю о тебе, когда остаюсь одна. Я испытываю к тебе очень сильные чувства, о которых не могу говорить даже под винными парами.Вот так. Надеюсь, это заставит тебя улыбнуться. Стивен, я понятия не имею, чем ты живешь, и мне очень жаль, если все мои слова покажутся тебе пустой банальностью. Не могу делать вид, что хоть отдаленно понимаю войну, понимаю, что значит сражаться.Я непростительно редко пишу тебе, но надеюсь, ты все равно меня простишь. Ответь мне, если можешь, береги себя и Джорджа. Я хочу, чтобы ты вернулся и снова целовал меня.Любящая тебя Грейси ».
На следующее утро после завтрака значительно освеженная Грейс (от головной боли не осталось и следа) поднялась к себе, чтобы взять письмо и, пока не передумала, отнести его на почту.«Я не буду его перечитывать», – говорила она себе, но, конечно, перечитала. И покраснела. Затем прочла снова, покраснела еще сильнее и застыла на месте.«Одумайся и вспомни о Стивене, – уговаривала она себя. – Ты это написала, а теперь должна послать».Она положила письмо в конверт, запечатала его и помчалась вниз за пальто и ключами.Но за те несколько минут, что она провела наверху, в дверь позвонили, и все изменилось. Через открытую дверь в гостиную она заметила миссис Уилкинс. Та сидела в кресле, закрыв лицо руками, а мистер Уилкинс стоял у камина и глядел на огонь. По его лицу текли слезы.– Иди сюда, дорогая! Где твоя сестра?Сердце у Грейс учащенно забилось. Рука разжалась, и письмо упало на пол. Она услышала собственный голос:– Кто?Стивен был убит при артиллерийском обстреле в сражении при Лоосе. Его смерть изменила все. До этой поры сестры Резерфорд жили как под колпаком в то время, когда где-то шла война.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29