– Интересно, у вас темные ресницы, а волосы у вас светлые.– Не дразните меня, Том. Я слишком несчастна.– Вот именно, я вас дразнил. Я думал, что смогу вывести вас из вашего настроения, но был неправ. Чего я действительно хочу, так это радоваться вместе с вами, Линн. Вы наконец близки к завершению этого этапа вашей жизни, вы становитесь сильнее и движетесь к чему-то лучшему.– Я двигаюсь к концу этого этапа, это верно.Но что касается остального, я не уверена. – Она посмотрела на часы. – Мне пора ехать. Я люблю приходить домой к тому времени, когда Энни возвращается из школы.– Как у Энни дела?– Ну, я обеспокоена. Я всегда чувствую себя встревоженной. Но по крайней мере эксцессов больше не было. Слава Богу, никаких побегов из дома. Она выглядит вполне спокойной. И Роберт с ней хорошо обходится. На самом деле, он так устает и так занят, так погружен в свои дела с продвижением по службе последние несколько недель, что у него очень мало времени остается на нее или кого-нибудь еще.«И даже на секс, – подумала она про себя, – и я не знаю, что я буду делать, если он сделает попытку?»Она глубоко сидела в кресле, и, чтобы встать, ей пришлось сделать усилие, вытянув руки вперед. Том потянул ее вперед и, не отпуская ее руки, напомнил ей:– Я хочу, чтобы вы достигли всего, что в ваших силах. Послушайте меня. Вы слишком хороший человек, чтобы быть несчастной.Затем он сжал ее лицо между своих ладоней и нежно поцеловал ее в лоб.– Вы милая женщина. Очень, очень привлекательная. Роберт тоже это знает. Вот почему он был так взбешен, когда пришел сюда и увидел, что вы танцуете той ночью.– Я с трудом могу думать. У меня кружится голова, – прошептала она.– Конечно. Езжайте домой, Линн, и позвоните мне, когда я вам понадоблюсь. Но чем раньше вы уйдете от него, тем лучше, это мое мнение. Не ждите слишком долго.В состоянии растущего замешательства она отправилась домой. Что она испытывает к Тому? А что он чувствует к ней? Теперь уже дважды ее стремление получить поддержку и утешение привели к осложнению – в случае Брюса более чем к «осложнению»!И тогда, когда она ехала среди осеннего листопада, у нее возникли другие мысли, а среди них и воспоминание, которое заставило ее разжать крепко сжатые губы и слабо улыбнуться.– Я бы хотела, чтобы ты вышла замуж за Тома, – сказала однажды Энни, когда она поссорилась с Робертом. – Конечно, ты должна была бы выйти замуж за дядю Брюса, если бы у него уже не была тетя Джози.Это были детские глупости, но тем не менее в них было, для женщины в том положении, в котором она находилась, некоторое чувство защищенности, когда она знала, что по крайней мере два человека в этом огромном чужом мире находят ее Привлекательной, и она не вступит в этот мир совершенно невооруженной.И она спрашивала себя, мог ли кто-нибудь вообразить в начале этого короткого лета, куда они все придут в конце его. В день выпускной церемонии Эмили находилась на прямом пути в Иейльский университет, или, по крайней мере, так казалось; Джози, смеясь, поздравляла ее, а теперь она была мертва; Роберт и Линн, муж с женой, сидели вместе и держались за руки.Рано придя домой, Роберт объяснил:– Я решил закончить сегодня раньше работу и пойти купить чемоданы. У нас их не хватает. Я подумал, может быть, мы купим пару дорожных сундуков, чтобы послать их вперед морем. Как ты думаешь?Очень странно, что он мог смотреть на нее и говорить об обыденных вещах и не видеть происшедшую в ней перемену.– У нас много времени, – ответила она.– Хорошо, но не следует оставлять все на последнюю минуту.Через некоторое время позвонила Эмили:– Мама, я только что вернулась с лекции по социологии, и какова была ее тема, как ты думаешь? Женщины, с которыми плохо обращаются. – Ее голос был серьезным и взволнованным. – Ох, мама! Чего же ты ждешь? Вывод такой: они никогда не меняются. Это твоя жизнь, единственная, которая у тебя есть, ради Бога. И если ты продолжаешь оставаться из-за нас, – я так думаю, – то ты неправа. У меня кошмары, я вижу твои руки в шрамах и синяки на лице. Ты хочешь, чтобы Энни тоже разобралась, что к чему?– Я сказала тебе, что собираюсь это сделать, – ответила Линн. – И если у тебя создалось впечатление, что я остаюсь из-за тебя, то ты ошибаешься.Я оставалась так долго с ним, потому что любила его, Эмили.Обе молчали, пока Эмили прерывающимся голосом, отчего Линн решила, что она плачет, не сказала:– Мой папа, мой папа…После нового молчания Линн наконец ответила:– Дорогая, я позабочусь обо всех нас.– Не обо мне. Не беспокойся обо мне, но об Энни и Бобби.– Хорошо, дорогая, я не буду беспокоиться о тебе. Девятнадцать лет, и она в самом деле думает, что больше ни в ком не нуждается.– Ты виделась с дядей Брюсом? Как он?Она боялась встретиться лицом к лицу с Брюсом. Это было бы неловко и странно… Она почувствовала бы себя виноватой.– Несколько последних дней не видела. Он неплохо справляется, – ответила она.– Передай ему от меня привет.Когда она повесила трубку, Линн села и в темноте следила, как сгущаются сумерки. Сверху, из комнаты Бобби, слышалось пение Энни. Бобби, в восторге от такого внимания к себе, стоял, держась за решетку кроватки, и подпрыгивал. Высокий голосок Энни был еще детским, поэтому ее песенка казалась особенно трогательной.«Так должен чувствовать себя жонглер, – подумала Линн, – когда он выступает на сцене, чтобы начать представление. Уронишь один шар, и все упадут друг за другом».– Но я не уроню, – сказала она вслух.
Юдора ожидала ее в гараже, когда Линн вернулась домой, купив бакалейных товаров.– Миссис Фергюсон! Миссис Фергюсон, – позвала она, прежде чем успел заглохнуть мотор. – Они хотят, чтобы вы приехали в школу, кто-то позвонил по поводу Энни, – нет, нет, она не заболела, они сказали, чтобы вы не пугались, им надо поговорить с вами, только и всего.Все внутри у нее оборвалось, но тем не менее она смогла говорить с необычным спокойствием.– Они сказали, что с ней все в порядке?– О, да. Они не стали бы врать, миссис Фергюсон. Хотя, возможно, стали бы… Возможно, они хотели осторожно преподнести дурную новость…Но Энни сидела в кабинете директора, когда Линн вбежала туда. Первое, что ей бросилось в глаза, было заплаканное лицо и разорванная спереди блузка.Мистер Сиропулос начал:– У нас сегодня некоторые трудности, миссис Фергюсон, драка на школьном дворе во время перемены, и мне пришлось позвонить вам. К тому же, Энни отказывается ехать домой в школьном автобусе.Поборов первый страх, Линн села рядом с дочерью. Да, ты выглядишь, будто побывала в драке. Что ты можешь об этом мне сказать?Энни покачала головой, и Линн вздохнула.– Ты не хочешь возвращаться домой в автобусе вместе с той девочкой, не правда ли? Я предполагаю, что это девочка.Энни сжала губы.– Не запирайся, – сказала Линн, по-прежнему говоря мягким голосом. – Мы с мистером Сиропулосом только хотим тебе помочь. Расскажи, что случилось.Энни еще крепче сжала губы и сидела, уставившись в пол. Директор произнес с легким нетерпением:– Ответь своей матери.Линн встала и твердо взяла Энни за плечо.– Это смешно, Энни. Ты слишком взрослая, чтобы так упрямиться.– Кажется, сказал директор, – что кто-то из девочек сказал Энни что-то обидное. Она ударила одну из них в лицо, и завязалась драка, пока мистеру Девису не удалось их разнять.Линн повторила в смятении:– Она ударила девочку в лицо?– Да. С девочкой все в порядке, но, конечно, мы не можем допустить подобного поведения. Кроме того, это непохоже на Энни. Совсем на вас непохоже, Энни, – сказал он, на этот раз любезно.Линн было стыдно, и стыд сделал ее непреклонной.– Это ужасно, Энни, – упрекнула она дочь. – Настолько вспылить, что бы тебе ни сказали, это ужасно.На это девочка, сжав свои маленькие кулачки, снова вспылила:– Ты не знаешь, что они сказали! Они смеялись надо мной. Они все смеялись надо мной.– Из-за чего, из-за чего? – спросили с удивлением мать и директор.– Они сказали: «Твой отец все время бьет твою мать, и все об этом знают. Твой отец бьет твою мать», – простонала Энни. – Они смеялись надо мной!Мистер Сиропулос на мгновенье взглянул на Линн и отвернулся.– Разумеется, это неправда, – твердо сказала Линн.– Я сказала им, что это ложь, мама, я сказала им, но они не захотели слушать. Сьюзен сказала, что она слышала, как ее мама говорила ее папе. Они не дали мне сказать, поэтому я ударила Сьюзен, потому что она была самая злая, и я все равно ее ненавижу.Линн достала из сумочки носовой платок и дрожащей рукой вытерла Энни лицо и сказала, по-прежнему твердо:– Дети – люди – иногда говорят ужасные вещи, которые не соответствуют истине, Энни. И я могу понять, почему ты рассердилась. Но все равно, ты не должна была бить Сьюзен. Как вы думаете, что с этим следует делать, мистер Сиропулос?С минуту он раздумывал.– Может быть, завтра вы и Сьюзен, а может быть, и несколько других девочек, встретитесь здесь, у меня в кабинете, и извинитесь друг перед другом – они за те вещи, которые сказали, а вы за драку. Мы вместе поговорим о мире, как они это делают в ООН. В этой школе мы не должны говорить или действовать грубо. Как вы к этому относитесь, миссис Фергюсон?– Очень хорошая идея. Очень справедливо. – «Главное, как можно скорее отсюда убраться». – А теперь мы лучше поедем домой. Пошли, Энни. Спасибо, мистер Сиропулос. Мне очень жаль, что это случилось. Но я думаю, вы должны быть привычны к подобным маленьким огорчениям.– Да, да, такие вещи иногда сопутствуют процессу взросления, к сожалению, – сказал директор, довольный, что это дело заканчивается так быстро, и придержал дверь перед ними. – Она такая хорошая девочка, – пробормотал он Линн, когда они выходили. – Не беспокойтесь. Все уляжется.– Сьюзен, – вслух размышляла Линн, когда они ехали в машине. – Какая Сьюзен? Может быть, я знаю ее мать по родительскому активу?– Она ужасная. Она думает, что она прекрасна, но это не так. У нее прыщи. Ее тетя живет через дорогу.– Напротив нас?– Миссис Стивенс, – сказала Энни нетерпеливо. – Миссис Стивенс из дома напротив.Быстро сопоставив факты, Линн нахмурилась. Но ведь лейтенант Уэбер сказал Стивенсам в ту ночь, что ничего страшного…– Она боится собак, глупая. Я напущу на нее Джульетту, чтобы испугать ее, когда она следующий раз зайдет к нам.Был необходим какой-нибудь естественный, легкий ответ, и Линн рассмеялась:– Я в самом деле не верю, что кто-нибудь боится нашу неуклюжую, ушастую Джульетту.– Ты неправа. Она до смерти ее испугалась, когда Джульетта увязалась за Юдорой к Стивенсам. Она заорала, и Юдора была вынуждена держать Джульетту за ошейник.– О? Юдора ходит к Стивенсам?– Не к ним. К той женщине, которая убирает дом Стивенсов, она лучшая подруга Юдоры.Не здесь ли связь? Или это только Уэберы, а может быть, и то, и другое? Ее поразило, что в ней не возникло озлобления против того, кто распускает эти новости, кем бы он ни оказался. Люди всегда сплетничают, это вполне естественно. Она сама довольно часто это делала.Внезапно раздался поразительный вопрос:– Но, мама, неужели папа когда-нибудь…– Когда-нибудь что?– Делал то, что сказала Сьюзен, – пробормотала Энни.– Разумеется, нет. Как ты можешь спрашивать?– Потому что иногда он становится таким сердитым.– Это не имеет ни малейшего отношения к тому, что сказала Сьюзен. Никакого.– Ты в этом уверена, мама?– Вполне уверена, Энни.Энни громко вздохнула с облегчением. И Линн должна была спросить себя, как она объяснит развод, когда он произойдет, как она сможет его объяснить, не рассказывая всей ужасающей правды: частично, может быть, но самое плохое надо скрыть.Ладно, когда настанет время, а оно быстро приближалось, какой-то инстинкт, без сомнения, подскажет ей путь, успокоила она себя. Но теперь она могла чувствовать только глубокую усталость. ГЛАВА 6 Когда Роберт часом позже пришел домой, ребенка уже вытирали после ежедневной вечерней ванны. Стоя около ванны, Линн почувствовала за своей спиной его присутствие, но не повернулась, давно прошло время любезных приветствий, и она ждала, когда он заговорит первым, а уж после этого она вежливо отвечала.– Я уже дома, – сказал он.Новые интонации в его голосе заставили ее взглянуть на него, и она увидела, что на нем лица нет. Он расстегнул пуговицу на воротничке и ослабил узел галстука, он, Роберт Фергюсон, позволил себе в таком распущенном виде ехать в пригородном поезде!– В чем дело? – воскликнула она.– Ты этому не поверишь, – сказал он.– Я поверю, если ты мне скажешь.– Попроси Энни, чтобы она уложила Бобби. Она не будет против. И пойдем наверх. Мне необходимо выпить.Он заболел, подумала она, вот в чем дело. Ему сообщили, что у него рак или что он скоро ослепнет. Жалость побудила ее вздрогнуть, и по коже пробежал озноб.– Полная чертовщина. Выбросили, – произнес он, как будто разговаривал сам с собой.Бутылка звякнула на серебряном подносе. Он сел.– Ну, Линн, у меня новость. «Дженерал Америкэн Эпплайенс» и я расстались. Все кончено. Насовсем.– Насовсем? – повторила она, как эхо, его последнее слово, которое пока для нее не имело смысла.– Я не получил повышение и поэтому я уволился. Вот почему я опоздал. Я освобождал свой стол.Я не понимаю, – сказала она. Он встал и прошел к длинному окну в эркере, выходящему на дорогу и зажженный фонарь у въезда на территорию Стивенсов. Он повернулся кругом, как часовой на дежурстве, и прошел через всю комнату к противоположному окну и остановился у него, глядя на темную лужайку и за ней на еще более темные заросли на холмах. Когда он снова повернулся к Линн, она увидела, что в его глазах блестят слезы. Затем он сел и принялся быстро и сбивчиво говорить.– Да, освобождал свой письменный стол. Двадцать три года моей жизни. И ты знаешь, как я узнал эту новость? В лифте, когда возвращался в офис. В конце дня. Меня не было там целый день. С поезда поехал сразу на встречу. Пара юношей разговаривали между собой, – клерки или рассыльные, они даже меня не узнали. Они говорили про Будапешт и про то, что туда едет Брюс Леман, чтобы возглавить тамошний офис. Это звучало дико. Я на это даже не обратил внимания, это меня только позабавило. И вдруг меня вызывает Уоррен. Он показал мне факс, от Монакко, и я вижу, что это правда. И я все равно не могу в это поверить.Роберт закрыл лицо руками. Он упирался локтями в колени, и его голова упала вниз. Она смотрела на этого убитого горем человека, казалось, такого неуместного в этой богато обставленной спальне, как был бы нищий бродяга на белой мраморной лестнице.– Я сказал ему, что, должно быть, произошла какая-нибудь досадная ошибка, что все знают, что это место было обещано мне. Почему Леман? Это лишено смысла. Я сказал, что хотел бы поговорить с Монакко. Итак, Уоррен позвонил в Калифорнию, но мы не дозвонились до Монакко. Я попросил Уоррена рассказать мне все, что он об этом знает. Я не собираюсь проводить бессонную ночь, пытаясь догадаться, в чем дело. Черт! В любом случае у меня будет бессонная ночь.И снова Роберт встал и начал ходить по комнате из конца в конец. У каминной полки он остановился, чтобы поправить фарфоровые фигурки, которые Юдора передвинула при уборке.– Я помню тот день, когда я их купил, – сказал он. – Я думал, что весь мир у моих ног. И он был у моих ног. Извини меня. Эти чертовы слезы. Мне стыдно, что ты их видишь.– В этом нет ничего позорного, Роберт. Мужчина тоже имеет право как-то выражать свое горе.Она говорила нежно, не только из-за одного сочувствия, но и из-за собственного замешательства перед лицом такого поразительного осложнения.– А Уоррен? Он тебе сказал, почему?– О, да. О, да. Он был деликатен, ты знаешь, он настоящий джентльмен. Но как он при этом радовался! Я готов спорить, что сейчас дома он потчует этой историей свою жену, а, может быть, и целую компанию в клубе. Господи, как тяжело я работал, я сделал в маркетинге столько, сколько никто до меня не сделал; а что сделал Леман по сравнению со мной? Рабочая лошадь, лишенная воображения…– Ты не сказал мне причины, – терпеливо спросила Линн.– Причины? О, да. Я сказал, что он был деликатен на этот счет. Очень тактичен. Кажется, что кто-то распространяет слухи о моей личной жизни, и к тому же преувеличенные. У всех, у каждой семьи есть проблемы того или иного рода, проблемы, с которыми они в конце концов справляются. Я сказал ему, что сплетня не имеет ничего общего с действительностью, ничего общего. Какое право имеют посторонние делать выводы о том, что происходит между мужем и его женой? Не правда ли, Монакко не такой человек, чтобы слушать пустые пересуды?– Пустые, – прошептала Линн, так тихо, что он ее не услышал.Все пересуды слились в общий гул, настолько громкий, что он был услышан в Калифорнии. Это было что-то вроде подтверждения факта, но для нее это не имело значения, потому что куда это могло ее привести? И ее путь, который казался ей таким ясным, хотя и нелегким, завел ее в тупиковую аллею.– Можно ли поверить, что такой человек, как Монакко, мог пасть так низко?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Юдора ожидала ее в гараже, когда Линн вернулась домой, купив бакалейных товаров.– Миссис Фергюсон! Миссис Фергюсон, – позвала она, прежде чем успел заглохнуть мотор. – Они хотят, чтобы вы приехали в школу, кто-то позвонил по поводу Энни, – нет, нет, она не заболела, они сказали, чтобы вы не пугались, им надо поговорить с вами, только и всего.Все внутри у нее оборвалось, но тем не менее она смогла говорить с необычным спокойствием.– Они сказали, что с ней все в порядке?– О, да. Они не стали бы врать, миссис Фергюсон. Хотя, возможно, стали бы… Возможно, они хотели осторожно преподнести дурную новость…Но Энни сидела в кабинете директора, когда Линн вбежала туда. Первое, что ей бросилось в глаза, было заплаканное лицо и разорванная спереди блузка.Мистер Сиропулос начал:– У нас сегодня некоторые трудности, миссис Фергюсон, драка на школьном дворе во время перемены, и мне пришлось позвонить вам. К тому же, Энни отказывается ехать домой в школьном автобусе.Поборов первый страх, Линн села рядом с дочерью. Да, ты выглядишь, будто побывала в драке. Что ты можешь об этом мне сказать?Энни покачала головой, и Линн вздохнула.– Ты не хочешь возвращаться домой в автобусе вместе с той девочкой, не правда ли? Я предполагаю, что это девочка.Энни сжала губы.– Не запирайся, – сказала Линн, по-прежнему говоря мягким голосом. – Мы с мистером Сиропулосом только хотим тебе помочь. Расскажи, что случилось.Энни еще крепче сжала губы и сидела, уставившись в пол. Директор произнес с легким нетерпением:– Ответь своей матери.Линн встала и твердо взяла Энни за плечо.– Это смешно, Энни. Ты слишком взрослая, чтобы так упрямиться.– Кажется, сказал директор, – что кто-то из девочек сказал Энни что-то обидное. Она ударила одну из них в лицо, и завязалась драка, пока мистеру Девису не удалось их разнять.Линн повторила в смятении:– Она ударила девочку в лицо?– Да. С девочкой все в порядке, но, конечно, мы не можем допустить подобного поведения. Кроме того, это непохоже на Энни. Совсем на вас непохоже, Энни, – сказал он, на этот раз любезно.Линн было стыдно, и стыд сделал ее непреклонной.– Это ужасно, Энни, – упрекнула она дочь. – Настолько вспылить, что бы тебе ни сказали, это ужасно.На это девочка, сжав свои маленькие кулачки, снова вспылила:– Ты не знаешь, что они сказали! Они смеялись надо мной. Они все смеялись надо мной.– Из-за чего, из-за чего? – спросили с удивлением мать и директор.– Они сказали: «Твой отец все время бьет твою мать, и все об этом знают. Твой отец бьет твою мать», – простонала Энни. – Они смеялись надо мной!Мистер Сиропулос на мгновенье взглянул на Линн и отвернулся.– Разумеется, это неправда, – твердо сказала Линн.– Я сказала им, что это ложь, мама, я сказала им, но они не захотели слушать. Сьюзен сказала, что она слышала, как ее мама говорила ее папе. Они не дали мне сказать, поэтому я ударила Сьюзен, потому что она была самая злая, и я все равно ее ненавижу.Линн достала из сумочки носовой платок и дрожащей рукой вытерла Энни лицо и сказала, по-прежнему твердо:– Дети – люди – иногда говорят ужасные вещи, которые не соответствуют истине, Энни. И я могу понять, почему ты рассердилась. Но все равно, ты не должна была бить Сьюзен. Как вы думаете, что с этим следует делать, мистер Сиропулос?С минуту он раздумывал.– Может быть, завтра вы и Сьюзен, а может быть, и несколько других девочек, встретитесь здесь, у меня в кабинете, и извинитесь друг перед другом – они за те вещи, которые сказали, а вы за драку. Мы вместе поговорим о мире, как они это делают в ООН. В этой школе мы не должны говорить или действовать грубо. Как вы к этому относитесь, миссис Фергюсон?– Очень хорошая идея. Очень справедливо. – «Главное, как можно скорее отсюда убраться». – А теперь мы лучше поедем домой. Пошли, Энни. Спасибо, мистер Сиропулос. Мне очень жаль, что это случилось. Но я думаю, вы должны быть привычны к подобным маленьким огорчениям.– Да, да, такие вещи иногда сопутствуют процессу взросления, к сожалению, – сказал директор, довольный, что это дело заканчивается так быстро, и придержал дверь перед ними. – Она такая хорошая девочка, – пробормотал он Линн, когда они выходили. – Не беспокойтесь. Все уляжется.– Сьюзен, – вслух размышляла Линн, когда они ехали в машине. – Какая Сьюзен? Может быть, я знаю ее мать по родительскому активу?– Она ужасная. Она думает, что она прекрасна, но это не так. У нее прыщи. Ее тетя живет через дорогу.– Напротив нас?– Миссис Стивенс, – сказала Энни нетерпеливо. – Миссис Стивенс из дома напротив.Быстро сопоставив факты, Линн нахмурилась. Но ведь лейтенант Уэбер сказал Стивенсам в ту ночь, что ничего страшного…– Она боится собак, глупая. Я напущу на нее Джульетту, чтобы испугать ее, когда она следующий раз зайдет к нам.Был необходим какой-нибудь естественный, легкий ответ, и Линн рассмеялась:– Я в самом деле не верю, что кто-нибудь боится нашу неуклюжую, ушастую Джульетту.– Ты неправа. Она до смерти ее испугалась, когда Джульетта увязалась за Юдорой к Стивенсам. Она заорала, и Юдора была вынуждена держать Джульетту за ошейник.– О? Юдора ходит к Стивенсам?– Не к ним. К той женщине, которая убирает дом Стивенсов, она лучшая подруга Юдоры.Не здесь ли связь? Или это только Уэберы, а может быть, и то, и другое? Ее поразило, что в ней не возникло озлобления против того, кто распускает эти новости, кем бы он ни оказался. Люди всегда сплетничают, это вполне естественно. Она сама довольно часто это делала.Внезапно раздался поразительный вопрос:– Но, мама, неужели папа когда-нибудь…– Когда-нибудь что?– Делал то, что сказала Сьюзен, – пробормотала Энни.– Разумеется, нет. Как ты можешь спрашивать?– Потому что иногда он становится таким сердитым.– Это не имеет ни малейшего отношения к тому, что сказала Сьюзен. Никакого.– Ты в этом уверена, мама?– Вполне уверена, Энни.Энни громко вздохнула с облегчением. И Линн должна была спросить себя, как она объяснит развод, когда он произойдет, как она сможет его объяснить, не рассказывая всей ужасающей правды: частично, может быть, но самое плохое надо скрыть.Ладно, когда настанет время, а оно быстро приближалось, какой-то инстинкт, без сомнения, подскажет ей путь, успокоила она себя. Но теперь она могла чувствовать только глубокую усталость. ГЛАВА 6 Когда Роберт часом позже пришел домой, ребенка уже вытирали после ежедневной вечерней ванны. Стоя около ванны, Линн почувствовала за своей спиной его присутствие, но не повернулась, давно прошло время любезных приветствий, и она ждала, когда он заговорит первым, а уж после этого она вежливо отвечала.– Я уже дома, – сказал он.Новые интонации в его голосе заставили ее взглянуть на него, и она увидела, что на нем лица нет. Он расстегнул пуговицу на воротничке и ослабил узел галстука, он, Роберт Фергюсон, позволил себе в таком распущенном виде ехать в пригородном поезде!– В чем дело? – воскликнула она.– Ты этому не поверишь, – сказал он.– Я поверю, если ты мне скажешь.– Попроси Энни, чтобы она уложила Бобби. Она не будет против. И пойдем наверх. Мне необходимо выпить.Он заболел, подумала она, вот в чем дело. Ему сообщили, что у него рак или что он скоро ослепнет. Жалость побудила ее вздрогнуть, и по коже пробежал озноб.– Полная чертовщина. Выбросили, – произнес он, как будто разговаривал сам с собой.Бутылка звякнула на серебряном подносе. Он сел.– Ну, Линн, у меня новость. «Дженерал Америкэн Эпплайенс» и я расстались. Все кончено. Насовсем.– Насовсем? – повторила она, как эхо, его последнее слово, которое пока для нее не имело смысла.– Я не получил повышение и поэтому я уволился. Вот почему я опоздал. Я освобождал свой стол.Я не понимаю, – сказала она. Он встал и прошел к длинному окну в эркере, выходящему на дорогу и зажженный фонарь у въезда на территорию Стивенсов. Он повернулся кругом, как часовой на дежурстве, и прошел через всю комнату к противоположному окну и остановился у него, глядя на темную лужайку и за ней на еще более темные заросли на холмах. Когда он снова повернулся к Линн, она увидела, что в его глазах блестят слезы. Затем он сел и принялся быстро и сбивчиво говорить.– Да, освобождал свой письменный стол. Двадцать три года моей жизни. И ты знаешь, как я узнал эту новость? В лифте, когда возвращался в офис. В конце дня. Меня не было там целый день. С поезда поехал сразу на встречу. Пара юношей разговаривали между собой, – клерки или рассыльные, они даже меня не узнали. Они говорили про Будапешт и про то, что туда едет Брюс Леман, чтобы возглавить тамошний офис. Это звучало дико. Я на это даже не обратил внимания, это меня только позабавило. И вдруг меня вызывает Уоррен. Он показал мне факс, от Монакко, и я вижу, что это правда. И я все равно не могу в это поверить.Роберт закрыл лицо руками. Он упирался локтями в колени, и его голова упала вниз. Она смотрела на этого убитого горем человека, казалось, такого неуместного в этой богато обставленной спальне, как был бы нищий бродяга на белой мраморной лестнице.– Я сказал ему, что, должно быть, произошла какая-нибудь досадная ошибка, что все знают, что это место было обещано мне. Почему Леман? Это лишено смысла. Я сказал, что хотел бы поговорить с Монакко. Итак, Уоррен позвонил в Калифорнию, но мы не дозвонились до Монакко. Я попросил Уоррена рассказать мне все, что он об этом знает. Я не собираюсь проводить бессонную ночь, пытаясь догадаться, в чем дело. Черт! В любом случае у меня будет бессонная ночь.И снова Роберт встал и начал ходить по комнате из конца в конец. У каминной полки он остановился, чтобы поправить фарфоровые фигурки, которые Юдора передвинула при уборке.– Я помню тот день, когда я их купил, – сказал он. – Я думал, что весь мир у моих ног. И он был у моих ног. Извини меня. Эти чертовы слезы. Мне стыдно, что ты их видишь.– В этом нет ничего позорного, Роберт. Мужчина тоже имеет право как-то выражать свое горе.Она говорила нежно, не только из-за одного сочувствия, но и из-за собственного замешательства перед лицом такого поразительного осложнения.– А Уоррен? Он тебе сказал, почему?– О, да. О, да. Он был деликатен, ты знаешь, он настоящий джентльмен. Но как он при этом радовался! Я готов спорить, что сейчас дома он потчует этой историей свою жену, а, может быть, и целую компанию в клубе. Господи, как тяжело я работал, я сделал в маркетинге столько, сколько никто до меня не сделал; а что сделал Леман по сравнению со мной? Рабочая лошадь, лишенная воображения…– Ты не сказал мне причины, – терпеливо спросила Линн.– Причины? О, да. Я сказал, что он был деликатен на этот счет. Очень тактичен. Кажется, что кто-то распространяет слухи о моей личной жизни, и к тому же преувеличенные. У всех, у каждой семьи есть проблемы того или иного рода, проблемы, с которыми они в конце концов справляются. Я сказал ему, что сплетня не имеет ничего общего с действительностью, ничего общего. Какое право имеют посторонние делать выводы о том, что происходит между мужем и его женой? Не правда ли, Монакко не такой человек, чтобы слушать пустые пересуды?– Пустые, – прошептала Линн, так тихо, что он ее не услышал.Все пересуды слились в общий гул, настолько громкий, что он был услышан в Калифорнии. Это было что-то вроде подтверждения факта, но для нее это не имело значения, потому что куда это могло ее привести? И ее путь, который казался ей таким ясным, хотя и нелегким, завел ее в тупиковую аллею.– Можно ли поверить, что такой человек, как Монакко, мог пасть так низко?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41