Нам было весело друг с другом… но времена меняются. Жаль, не правда ли? После того, как умерла моя сестра, и он уехал… Тебе бы понравилась Френсис, – коротко сказала Джейн. – Она была мягким человеком. А ей понравилась бы ты в качестве дочери. Ты всегда напоминала мне о ней. Ты такая же мягкая и милая, как она. Чрезвычайно тронутая, Линн просто сказала:– Спасибо.– Мне жаль, что мы с тобой виделись не так часто, Линн. Но я рада видеть, как хорошо у тебя все складывается. Ведь все хорошо?– Ну, да, – удивляясь, ответила Линн.– А Роберт все еще хороший муж тебе. Утверждение это было или вопрос?– Ну, да, – снова сказала Линн. Джин кивнула.– Я буду думать, что ты – здесь, в этом милом доме, и мне будет приятно. Я вставила фото Эмили и Энни в украшенную цветами рамку. Мне нравится, когда повсюду цветы. Но, думаю, что ты это уже за мной заметила. Надеюсь, ты когда-нибудь пришлешь мне прелестную фотографию Бобби.Как только у него вырастет побольше волос. Я обещаю.– И вы по-прежнему будете звонить мне каждую неделю – даже в Ванкувер?– Конечно, будем. Ты же знаешь.– Мне нравится твоя сестра, – продолжала Джин, – и твои друзья Джози и Брюс. В них есть что-то особенное, хотя я пока не поняла что.Линн улыбнулась:– Мне кажется, тебе нравится все.– Нет, не все. Но я действительно по возможности пытаюсь найти хорошее в людях. Френсис была такой же. Ну хорошо, скажи мне, ребенку нужен будет шерстяной платок для коляски? – Разговор перешел в другое русло, в более безопасную область человеческих взаимоотношений.Но тот уют, который Джин принесла с собой в комнату, был неожиданно потревожен.«Я бы хотела, чтобы люди не были такими… такими загадочными», – сказала себе Линн.Теперь пришла Эмили и присела на краешек постели:– Мам, ты по-особому красива, когда ты счастлива, – сказала она.В ее глазах всегда отражались все ее переживания. Сегодня волосы ее были собраны на макушке, в ушах золотые сережки в форме сердечек, которые подарил ей Роберт на последний день рождения. Взглянув на нее, Линн почувствовала радость.Я счастлива, когда счастливы все. – Ребенок сопел во сне. – Поверни его головку на другую сторону для разнообразия, – сказала она.– О, Господи, я не знаю как. Я панически боюсь к нему прикасаться.Линн рассмеялась:– Я понимаю. Когда ты родилась, я боялась взять тебя на руки, боялась, что ты сломаешься. Просто мягко приподними его головку, – подсказала она, – и поверни ее. Он не такой уж и хрупкий.Он вздохнул, – сказала Эмили. – Ты слышала? Это прозвучало так, будто он вздохнул, когда она его поворачивала.Наверное, он озабочен международным положением, – весело пошутила Линн. Но Эмили была серьезна.– Мам, – сказала она, – я никогда не представляла себе, насколько это важно.– Важно?– Я имею в виду, заботиться о ребенке. Человеку нужно начать думать об этом задолго до того, как заводить детей.Она говорила очень тихо, не глядя на мать, отвернувшись к окну, где уже начинался темно-синий вечер. И Линн поняла глубинное значение ее слов: то, что произошло прошлым летом, никогда не должно случиться опять.Все еще говоря в темноту, Эмили продолжала:– Нужно все приготовить для него, заранее подумать о его здоровье, его обучении. Создать уютную комнату, куда его принесут, и спокойный дом. Все эти планы нужно строить заранее, разве не так?Линн поставила себя на место дочери, пытаясь представить себе глубину ее раскаяния, почувствовать тот испуг, который должен был ее охватить, когда ей пришлось рассматривать те или иные возможные повороты в жизни. И, поколебавшись, она мягко сказала:– Еще придет твое время, Эмили. Ты и сама это знаешь, разве не так?Эмили обернулась к ней.– Я знаю. И со мной все в порядке, мам. Действительно, все в порядке. Верь мне.Она была борцом, сильным борцом. «Молодая женщина, знающая свою цель, – как всегда, подумала Линн, – совершенно очевидно, что это не обычная старшеклассница».– Да, – сказала она, – да, я тебе верю. – А затем, чтобы смягчить остроту момента, добавила: – А ты уже пообедала?– Наполовину. Я подумала, что, может, тебе не захочется оставаться одной.– Я совершенно не против. Спускайся вниз и доканчивай обед. Только сначала передай мне Бобби. Могу тебе сказать, что через минуту он проголодается. – И в ту же секунду, как бы в подтверждение ее слов, младенец проснулся с жалобным плачем. – Зажги мне лампу перед уходом. Спасибо, дорогая.Эмили вышла, и все стало на свои места. Линн с облегчением вздохнула. Снизу доносились приятные знакомые голоса. Она могла представить себе, как они все сидят за столом, во главе стола Роберт нарезает мясо и раскладывает его по тарелкам. Хлопнула задняя дверь: кто-то выпустил на улицу Джульетту. Кто-то шел по коридорам, каблуки стучали, попадая на голый паркет между коврами. Это были звуки семьи, ее ритмы, ее родной дом.Пусть Хелен высматривает и вынюхивает, у нее добрые намерения, так и не стоит обращать на нее внимание. И не нужно обращать внимания на старую добрую Джин– «А что, Роберт все еще хороший муж?» Это естественное любопытство одинокой женщины, вот и все.Последние несколько дней и последние несколько месяцев были настолько богаты событиями! Перед этим был трудный год. Бог свидетель, но разве боль не является частью нашей жизни?Рядом с ней лежал младенец. Маленький человек! Такой крошечный, но одним своим появлением он принес так много радости в этот дом! Линн почувствовала счастье, спокойствие и умиротворение. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯВесна 1989 – осень 1990 года ГЛАВА 5 Огромная комната была заполнена народом. Все столы были заняты, и, отраженная в зеркалах этой гостиничной бальной залы, публика казалась более многочисленной и впечатляла своей численностью.– Этот человек, – сказал мэр, – этот человек, которому мы с благодарностью присваиваем звание Человека Года, сделал для нашего города больше за те несколько лет, что он живет среди нас, чем многие, включая меня, которые здесь родились.Теплый и дружеский смех одобрил скромность мэра. «Тем не менее, – с гордостью подумала Линн, – это верно».– Список его дел мог бы занять длинную страницу через один интервал, – продолжал мэр. – Это его работа в пользу больницы, кампания по борьбе с раком, множество материалов по СПИДу, воспитание, целая программа переподготовки, которая послужила примером для соседних городов. Я могу продолжать без конца, но я чувствую, вы ждете выступления самого Роберта Фергюсона.Роберту было присуще врожденное обаяние. Рядом с ним на сцене городские сановники, трое мужчин и женщина с приятным лицом и подсиненными кудряшками, были незаметны. И так бывало всегда. Куда бы он ни пришел, он всегда оказывался самым лучшим.– Мэр Уилльямс говорил про список, – сказал он. – Мои списки гораздо длиннее. В них – имена тех, кто в действительности был ответственен за успех многих полезных дел, которые я помогал делать. Если бы я стал рассказывать вам о них, это заняло бы часы, и я мог бы кого-нибудь пропустить, а я этого не хочу делать. Поэтому я просто говорю, что мы все должны от всего сердца поблагодарить всех тех, кто сидел на телефонах, собирая необходимые фонды, кто отсылал конверты, давал благотворительные обеды, писал отчеты и не спал ночами, наблюдая за тем, чтобы все было в порядке.Его голос был звучным, дикция чиста и отчетлива, и речь была лишена аффектации. В зале не слышно было ни покашливания или шепота, скрипа кресел.– И в первую очередь, я должен признать заслуги компании, членом которой я имею счастье быть. «Дженерал Америкэн Эпплайенс», чьи щедрые пожертвования, не только здесь, в нашем городе, но и повсюду в нашей стране, без сомнения, вам всем известны. Необычайная щедрость таких крупных американских корпораций удивляет весь мир. «Джи-эй-эй» всегда славилась своим особым отношением к нуждам общества. И здесь, в относительно маленьком уголке Соединенных Штатов, вы видите результаты ее работы.И поэтому я хочу поблагодарить руководство моей компании «Джи-эй-эй» за то, что оно поддерживало меня в моих делах здесь, в этом городе, и подменяло меня в случае необходимости.И, наконец, моя семья. Моя замечательная жена Линн…Все взгляды обратились к Линн, одетой в прелестное летнее платье. Роберт был прав, купив ей его. Напротив нее за круглым столом сидели Брюс и Джози, окруженные городскими властями. Брюс улыбнулся, поймав ее взгляд; Джози, которая, казалось, глядела на подсвечники, была неподвижна. И в голове Линн мелькнула мысль: Роберт не упомянул Брюса.– …И мои милые дочери, Эмили и Энни, которые никогда не жаловались, когда я урывал от общения с ними часы, чтобы пойти на собрание. В четверг Эмили заканчивает среднюю школу, и осенью поступает в Йейльский университет.Эмили, невозмутимая, в белом платье, наклонила голову, принимая аплодисменты с достоинством королевской особы. Отцовское чувство собственного достоинства.– …И наш Бобби, сегодня ему исполнилось четыре месяца, тоже сотрудничал. Он терпел меня…Аудитория рассмеялась, затем раздались аплодисменты, заключительное слово Роберта, затем шарканье стульев, и зал опустел. В вестибюле народ окружил Роберта, он их всех очаровал.– А не выпить ли нам? Вернемся в дом. Еще не поздно.– Спасибо, но моя жена – настоящая мать, кормящая, и Бобби уже ждет, – сказал Роберт.Он весь светился, как будто в нем горело пламя, подогревая его изнутри. Она почувствовала это, когда стояла рядом с ним у детской кроватки, наблюдая за ребенком, которого она уложила спать после кормления. И, конечно же, она почувствовала это, когда позже он повернулся к ней в постели.– Все эти месяцы мы скучали друг по другу из-за ребенка, – прошептал он. – Мы обязательно должны восполнить это.В тесной темноте постели, не говоря ни слова, она знала, что его глаза стали пронзительными, их глубокий синий цвет сделался почти черным от волнения. Она протянула к нему руку, чтобы ощутить биение его сердца, его жар и пламя.
Выпускники в алфавитном порядке вышли на футбольное поле в лимонно-желтом свете послеполуденного солнца.– А если фамилия ребенка начинается на «Я», – прошептал Роберт.«Он мог быть и в конце шеренги, – подумала Линн, – но все равно именно он выступал бы с речью от всего класса».Самым волнующим в этой церемонии было то, что она была завершающей. Бесспорно, детство окончилось. Все мальчики и девочки разъедутся; эта молодежь, которая сейчас испытывает чувство и гордости, и смущения в своих мантиях и шапочках с плоским квадратным верхом, уедет отсюда. Комната опустеет, привычное место за общим столом окажется незанятым, и семья уменьшится на одного человека. Все будет не так, как раньше. Глаза Линн наполнились слезами. Она полезла в сумочку за носовым платком и почувствовала на своей руке чье-то прикосновение.– На, возьми мой, – сказала Джози. – Мне тоже понадобился платок.Джози понимала. Брюс тоже понимал, потому что он взял другую руку, руку Джози и сжал ее на своем колене. В прошлом году в то же время для Эмили все было совсем иначе, когда она в одиночку пыталась справиться со своей тайной. А сейчас назвали ее фамилию и протягивали ей свернутую в трубку грамоту: «Эмили Фергюсон, окончила с отличием по всем предметам».Но Роберт не мог сдержать радости. Его девочка. Его девочка. Он первый пробрался повыше, чтобы сделать снимок.Повсюду кинокамеры, все целуются, смеются и окликают друг друга. Группа родительского актива установила столы на траве с пуншем и печеньем. Публика то собиралась в группки, то рассеивалась. Родители обступили учителей, младшие братья и сестры выпускников искали своих друзей.Стоя у одного из столов и наполняя свой стакан пуншем, Линн услышала голос Брюса в нескольких метрах от себя.– Да, конечно, это и наука, и искусство. Тебе повезло, что ты в своем возрасте уже уверен в том, что ты хочешь делать.– Ну, это полезное дело, – услышала она ответ Харриса. – Это и преподавание, и искусство. – И вдруг, как бы извиняясь и покраснев, мальчик сказал: – Я не хотел сказать, что бизнес – это не полезное дело, мистер Леман. Я иногда не слишком хорошо выражаю свою мысль.– Не извиняйся. Я с тобой согласен. Если бы у меня были способности, я хотел бы быть врачом или, может быть, учителем.Они заметили Линн, которая наполняла свой стакан. Конечно же, Харрис был кирпично-красного цвета.– Поздравляю тебя, Харрис, – сказала она.– Благодарю. Спасибо вам большое. Кажется, я потерял своих. Я лучше побегу.Они наблюдали, как он врезался в толпу.– Приятно смотреть на такого парня. Хочется, чтобы жизнь хорошо с ним обошлась, – сказал Брюс.– Я понимаю. Я чувствую то же самое.– Роберт разбил бы нас в пух и прах, если бы слышал.– Я знаю.Она не должна была соглашаться с ним; это в некотором роде заговор против Роберта. И пока они стояли рядом и пили из своих бумажных стаканчиков, она старательно отводила от него свой взгляд. Она вдруг поняла, что никогда не говорила с ним наедине, их всегда было четверо или больше.Теперь она сказала:– Сегодня Эмили устраивает небольшую вечеринку. Хотите ли прийти и посмотреть, как они веселятся? Им всем чуть больше восемнадцати, и Роберт разрешил каждому по бокалу шампанского. По небольшому бокалу.– Спасибо, но боюсь, что не смогу. С нас сегодня довольно.Это было странно. Она гадала, чем был вызван этот отказ, но тут к ней подошел Роберт.– Ты видела, что Брюс разговаривал с молодым Уэбертом? – спросил он.– Всего одну минуту.– Ладно, я видел. Брюс умышленно его проводил. Твой милый друг. Я считаю это нелояльным с его стороны. Это непростительно.Ей не понравился этот сарказм Роберта и она ответила:– Но тебе придется его простить, потому что ничего другого тебе не остается.– Что же, очень жаль.– Так или иначе, все кончилось. Эмили начинает новую главу. Идем домой на вечеринку.
На следующий день после обеда позвонил Брюс, чем встревожил Линн, которая тотчас же подумала о Роберте.Он понял.– Не пугайся, это не имеет никакого отношения к Роберту, и я звоню не из офиса. Я сегодня туда не ходил. В его голосе чувствовалось напряжение, как будто что-то случилось с его горлом.– Сегодня утром Джози оперировали. Я в больнице в ее палате. Она все еще в реанимации.– Почему? Что случилось? – воскликнула с тревогой Линн. – Это не…– Да, – сказал он по-прежнему сдавленным голосом. – Да. В лимфе, в легких, повсюду.Линн обдало холодом. «Кто-то ходит по моей могиле, так всегда говорила моя бабушка. Нет, по могиле Джози. А ей всего тридцать девять».Она разразилась слезами.– Я не могу в это поверить. Ты просыпаешься внезапно однажды утром и обнаруживаешь, что смерть смотрит тебе в лицо. Так и получается. Вчера на выпускной церемонии она так радовалась за Эмили. Она ничего не сказала… В том, что ты мне говоришь, нет никакого смысла. У меня в голове не укладывается.– Постой. Не вешай трубку. Мы должны перед ней сохранять спокойствие. Послушай меня. Это не было внезапно. Это продолжалось много месяцев. Все эти недомогания, простуды, о которых она говорила, в то время, когда я ездил за Энни в Сент-Луис прошлой зимой, это были только отговорки. Она оставалась дома и была слишком слаба, чтобы двигаться; вчера на выпускную церемонию она смогла прийти только с большим трудом. Она не хотела химиоте…– Но почему? Она раньше переносила ее вполне хорошо!– Это совсем другое дело. Мы поехали в Нью-Йорк, мы поехали в Бостон, и все были с нами откровенны. Попытайтесь химиотерапию, но без особой надежды. Примерно таков был смысл их тактичного совета. Поэтому Джози отказалась от химии, и мне понятно почему. Бог свидетель.Линн с отчаянием спросила:– А тогда зачем эта операция?– О, ее увидел еще один врач, и у него возникла какая-то идея, что-то новое. Она от нее тоже захотела отказаться, но каждый хватается за соломинку, и я заставил ее попытаться. Я был не прав. – И тут Брюс замолчал.– Все эти месяцы. Почему она все скрывала? А для чего же друзья? Ты доложен был бы сказать нам, Брюс, даже если она не хотела.– Она категорически не позволила мне это сделать. Она заставила меня пообещать, что я не буду тебя беспокоить. Она сказала, что у тебя достаточно волнений с новорожденным и… – Он не закончил.– Но ведь именно Джози всегда говорит, что надо смотреть в лицо действительности.– Своей собственной действительности. Она смотрела в глаза своей, и очень смело. Она просто не хотела навязывать свою действительность другим, пока она смогла одна смотреть ей в лицо. Ты понимаешь?– Другим! Даже своим лучшим друзьям? Я бы помогла ей… – И, испугавшись его ответа, Линн пробормотала: и сколько времени..– Это долго не продлится, они мне так сказали. Она вытерла глаза, но одна слеза все же скатилась и упала на стол, заблестев на его гладкой поверхности.– Когда я смогу ее увидеть? – спросила она шепотом.– Я не знаю. Я спрошу. Может быть, завтра.– А Роберт знает?– Я позвонил ему сегодня утром в офис. Они должны были отменить мои деловые встречи. А теперь мне пора идти, Линн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Выпускники в алфавитном порядке вышли на футбольное поле в лимонно-желтом свете послеполуденного солнца.– А если фамилия ребенка начинается на «Я», – прошептал Роберт.«Он мог быть и в конце шеренги, – подумала Линн, – но все равно именно он выступал бы с речью от всего класса».Самым волнующим в этой церемонии было то, что она была завершающей. Бесспорно, детство окончилось. Все мальчики и девочки разъедутся; эта молодежь, которая сейчас испытывает чувство и гордости, и смущения в своих мантиях и шапочках с плоским квадратным верхом, уедет отсюда. Комната опустеет, привычное место за общим столом окажется незанятым, и семья уменьшится на одного человека. Все будет не так, как раньше. Глаза Линн наполнились слезами. Она полезла в сумочку за носовым платком и почувствовала на своей руке чье-то прикосновение.– На, возьми мой, – сказала Джози. – Мне тоже понадобился платок.Джози понимала. Брюс тоже понимал, потому что он взял другую руку, руку Джози и сжал ее на своем колене. В прошлом году в то же время для Эмили все было совсем иначе, когда она в одиночку пыталась справиться со своей тайной. А сейчас назвали ее фамилию и протягивали ей свернутую в трубку грамоту: «Эмили Фергюсон, окончила с отличием по всем предметам».Но Роберт не мог сдержать радости. Его девочка. Его девочка. Он первый пробрался повыше, чтобы сделать снимок.Повсюду кинокамеры, все целуются, смеются и окликают друг друга. Группа родительского актива установила столы на траве с пуншем и печеньем. Публика то собиралась в группки, то рассеивалась. Родители обступили учителей, младшие братья и сестры выпускников искали своих друзей.Стоя у одного из столов и наполняя свой стакан пуншем, Линн услышала голос Брюса в нескольких метрах от себя.– Да, конечно, это и наука, и искусство. Тебе повезло, что ты в своем возрасте уже уверен в том, что ты хочешь делать.– Ну, это полезное дело, – услышала она ответ Харриса. – Это и преподавание, и искусство. – И вдруг, как бы извиняясь и покраснев, мальчик сказал: – Я не хотел сказать, что бизнес – это не полезное дело, мистер Леман. Я иногда не слишком хорошо выражаю свою мысль.– Не извиняйся. Я с тобой согласен. Если бы у меня были способности, я хотел бы быть врачом или, может быть, учителем.Они заметили Линн, которая наполняла свой стакан. Конечно же, Харрис был кирпично-красного цвета.– Поздравляю тебя, Харрис, – сказала она.– Благодарю. Спасибо вам большое. Кажется, я потерял своих. Я лучше побегу.Они наблюдали, как он врезался в толпу.– Приятно смотреть на такого парня. Хочется, чтобы жизнь хорошо с ним обошлась, – сказал Брюс.– Я понимаю. Я чувствую то же самое.– Роберт разбил бы нас в пух и прах, если бы слышал.– Я знаю.Она не должна была соглашаться с ним; это в некотором роде заговор против Роберта. И пока они стояли рядом и пили из своих бумажных стаканчиков, она старательно отводила от него свой взгляд. Она вдруг поняла, что никогда не говорила с ним наедине, их всегда было четверо или больше.Теперь она сказала:– Сегодня Эмили устраивает небольшую вечеринку. Хотите ли прийти и посмотреть, как они веселятся? Им всем чуть больше восемнадцати, и Роберт разрешил каждому по бокалу шампанского. По небольшому бокалу.– Спасибо, но боюсь, что не смогу. С нас сегодня довольно.Это было странно. Она гадала, чем был вызван этот отказ, но тут к ней подошел Роберт.– Ты видела, что Брюс разговаривал с молодым Уэбертом? – спросил он.– Всего одну минуту.– Ладно, я видел. Брюс умышленно его проводил. Твой милый друг. Я считаю это нелояльным с его стороны. Это непростительно.Ей не понравился этот сарказм Роберта и она ответила:– Но тебе придется его простить, потому что ничего другого тебе не остается.– Что же, очень жаль.– Так или иначе, все кончилось. Эмили начинает новую главу. Идем домой на вечеринку.
На следующий день после обеда позвонил Брюс, чем встревожил Линн, которая тотчас же подумала о Роберте.Он понял.– Не пугайся, это не имеет никакого отношения к Роберту, и я звоню не из офиса. Я сегодня туда не ходил. В его голосе чувствовалось напряжение, как будто что-то случилось с его горлом.– Сегодня утром Джози оперировали. Я в больнице в ее палате. Она все еще в реанимации.– Почему? Что случилось? – воскликнула с тревогой Линн. – Это не…– Да, – сказал он по-прежнему сдавленным голосом. – Да. В лимфе, в легких, повсюду.Линн обдало холодом. «Кто-то ходит по моей могиле, так всегда говорила моя бабушка. Нет, по могиле Джози. А ей всего тридцать девять».Она разразилась слезами.– Я не могу в это поверить. Ты просыпаешься внезапно однажды утром и обнаруживаешь, что смерть смотрит тебе в лицо. Так и получается. Вчера на выпускной церемонии она так радовалась за Эмили. Она ничего не сказала… В том, что ты мне говоришь, нет никакого смысла. У меня в голове не укладывается.– Постой. Не вешай трубку. Мы должны перед ней сохранять спокойствие. Послушай меня. Это не было внезапно. Это продолжалось много месяцев. Все эти недомогания, простуды, о которых она говорила, в то время, когда я ездил за Энни в Сент-Луис прошлой зимой, это были только отговорки. Она оставалась дома и была слишком слаба, чтобы двигаться; вчера на выпускную церемонию она смогла прийти только с большим трудом. Она не хотела химиоте…– Но почему? Она раньше переносила ее вполне хорошо!– Это совсем другое дело. Мы поехали в Нью-Йорк, мы поехали в Бостон, и все были с нами откровенны. Попытайтесь химиотерапию, но без особой надежды. Примерно таков был смысл их тактичного совета. Поэтому Джози отказалась от химии, и мне понятно почему. Бог свидетель.Линн с отчаянием спросила:– А тогда зачем эта операция?– О, ее увидел еще один врач, и у него возникла какая-то идея, что-то новое. Она от нее тоже захотела отказаться, но каждый хватается за соломинку, и я заставил ее попытаться. Я был не прав. – И тут Брюс замолчал.– Все эти месяцы. Почему она все скрывала? А для чего же друзья? Ты доложен был бы сказать нам, Брюс, даже если она не хотела.– Она категорически не позволила мне это сделать. Она заставила меня пообещать, что я не буду тебя беспокоить. Она сказала, что у тебя достаточно волнений с новорожденным и… – Он не закончил.– Но ведь именно Джози всегда говорит, что надо смотреть в лицо действительности.– Своей собственной действительности. Она смотрела в глаза своей, и очень смело. Она просто не хотела навязывать свою действительность другим, пока она смогла одна смотреть ей в лицо. Ты понимаешь?– Другим! Даже своим лучшим друзьям? Я бы помогла ей… – И, испугавшись его ответа, Линн пробормотала: и сколько времени..– Это долго не продлится, они мне так сказали. Она вытерла глаза, но одна слеза все же скатилась и упала на стол, заблестев на его гладкой поверхности.– Когда я смогу ее увидеть? – спросила она шепотом.– Я не знаю. Я спрошу. Может быть, завтра.– А Роберт знает?– Я позвонил ему сегодня утром в офис. Они должны были отменить мои деловые встречи. А теперь мне пора идти, Линн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41