Но как же насчет настроения?– Ох, это был такой плохой день. В доме было смятение, возможно потому, что все были расстроены из-за меня. И нам просто кажется, что мы иногда не знаем, как обращаться с нашими девочкам. Хотя, я уверена, все образуется. Когда ты позвонила, я думала в тот момент, что мне нужно плечо, на котором я могу поплакать, но теперь, когда я здесь, я поняла, мне не надо было приезжать.Джози оглядела ее с головы до ног.– Нет, ты должна была приехать. Разреши мне приготовить тебе чашку чая, и затем ты сможешь рассказать мне, что у вас случилось. Можешь и не рассказывать, как тебе захочется. – Она быстро пошла к двери и, повернувшись, добавила: – Я надеюсь, что ты расскажешь.– Нам кажется, что мы не знаем, как обращаться с девочками, – повторила Линн. – Однако ты уже знакома с нашими проблемами. Мне не нужно говорить тебе, что Роберт не одобряет друга Эмили. А Энн не хочет попытаться сбросить вес, она объедается, и Роберт не может этому противостоять.Линн замолчала, думая опять: «Я не должна была приезжать сюда, чтобы обрушить на нее все это». Она выглядит такой усталой, я сама утомлена, и все равно вся эта несерьезная полуправда ничего не даст.– Я все это прекрасно знаю, – сказала Джози. – Но я думаю, ты чего-то не договариваешь, – добавила она.Подобно моей сестре, думала Линн, она может быть в одно и то же время непреклонной и мягкой, и это странно. Я никогда не могла быть такой.– Они хорошие девочки…– Я тоже об этом знаю.– Может быть, я делаю из мухи слона. Сейчас трудные времена для воспитания детей. Я уверена, многие семьи имеют более сложные проблемы с детьми. Да, я уделяю этому слишком большое внимание, – закончила Линн, извиняясь.– Я не думаю, что слишком.Наступило молчание, во время которого Линн сначала боролась с тем, чтобы слишком много не наговорить, а затем с тем потоком слов, который ей хотелось высказать.– Вчера Роберт был взбешен из-за того, что Эмили пришла домой после двенадцати.– И тебе тоже кажется, что это поздно?– Да, только я не сердилась бы так из-за этого. А Энни, ты знаешь, она хочет выпрямить свои волосы, а Роберт говорит, что это смешно, и всегда между ними что-то происходит. Вчера она кричала на него. Она была почти в истерике. Она ненавидит всех. Она ненавидит его. – И Линн, перестав говорить, посмотрела на Джози умоляющим взглядом.– Скажи мне, только Роберту так трудно с девочками? Только Роберту?– Да. Очень тяжело для мужчины приходить домой после утомительного дня и заниматься с детьми, когда ему больше всего хочется отдохнуть. Особенно Роберту с его ответственной работой.У каждого по-своему ответственная работа, – сказала Джози сухо.Минуту они молчали. Казалось, и разговор зашел в тупик. Линн нервно заерзала на стуле. Когда Джози заговорила опять, она старалась не смотреть на Линн. Она опустила глаза вниз и произнесла с необычной мягкостью:– А может быть, что-нибудь еще? Линн в волнении подалась назад.– Ну, конечно, нет. Что же еще?– Я только спросила, – сказала Джози. Внезапно Линн начала плакать. Сквозь рыдания слышались заглушенные обрывочные фразы.– На этот раз не только дети. Это было из-за меня… в доме Тома Лоренса… было очень поздно, приехал Роберт… а я танцевала… Роберт был зол, на самом деле так ужасно… конечно, я знала, я не должна была танцевать, но…Теперь подожди. Дай мне понять это правильно. Ты танцевала с Томом, а Роберт…– Он был взбешен, – всхлипывала Линн, вытирая глаза.– Что, черт возьми, плохого в том, что ты танцевала? Ты ведь не была в постели с мужчиной. Ты думаешь, что не должна была танцевать? Я никогда не слышала более нелепого, – сказала Джози горячо. Она замолчала, нахмурилась, как будто обдумывала ситуацию, а затем заговорила более спокойно: – Итак, ты приехала домой и объясняла свое поведение вблизи колючей изгороди и…Линн подняла руку, как бы останавливая движение.– Нет, нет, это не так… – начала она. Сигнал «стоп» промелькнул в ее голове. Роберт – начальник Брюса в фирме. Я не должна – не имеет значения, как мне ни близки Брюс и Джози – подрывать авторитет Роберта на работе… Я уже так много сказала. Глупая, глупая.Как раз в это время в комнату вошел Брюс.– У меня минутный перерыв. Ты не возражаешь, хозяйка? – начал он и резко замолчал: – Я помешал разговору? Вы обе выглядите очень серьезными.Линн смахнула с ресниц слезы, которые снова навернулись на глаза.– Я выплескиваю некоторые незначительные неприятности, вот и все.Джози поправила ее:– Они не незначительные, Линн.– Я оставлю вас одних, – сказал Брюс быстро.Но Линн хотела, чтобы он остался. Было бы неуместно и ошибочно истолковано, если бы она сказала ему: «Твое присутствие помогает мне. Ты искренний». Поэтому она сказала только:– Пожалуйста, останься.– Ты все рассказала мне, и, поскольку я все равно расскажу ему, когда ты уйдешь, он должен услышать это от меня сейчас. – И пока Линн сидела, подобно пациенту, слушая печально, как два врача обсуждают ее болезнь, Джози повторила короткую историю.Брюс поудобнее устроился в кресле. Его ноги отдыхали на оттоманке, в то время как руки были спокойно сложены за головой. Эта неформальная поза и его неторопливая, обдуманная манера речи успокаивали.– Итак, вы поссорились из-за девочек. Это часто случается?– Ох, нет, вовсе нет. Энни и Роберт… Брюс поднял руку.– Я не думаю, что ты должна рассказывать мне о Роберте, – сказал он вежливо.Линн чувствовала упрек. Она обязана была помнить, что у Брюса есть чувство этики. Она встала, говоря поспешно:– Я на самом деле должна бежать домой и побеспокоиться о ленче. Мы сможем поговорить в другой раз.– Подожди, – сказал Брюс. – Джози, ты согласна со мной, что Линн нуждается в совете? Ты слишком близка с ней, чтобы советовать, но не думаешь ли, что еще кто-то должен это сделать?– Определенно.– Как зовут того парня, который, ты знаешь, дает советы, Джози? Ты высокого мнения о нем, и, кажется, он живет в Коннектикуте.– Айра Миллер, – быстро сказала Джози. – Тебе он понравится, Линн. Я могу достать тебе адрес из моего бюллетеня выпускников университета. Сейчас, только поднимусь наверх.– Я не уверена, что мне хочется это делать, – сказала Линн Брюсу, когда они остались вдвоем.– У тебя прекрасные девочки, – сказал Брюс спокойно. – Твоя маленькая Энни – я к ней испытываю особое пристрастие. Ты знаешь это. И если они создают проблемы или доставляют беспокойство, ты должна знать почему, так?Он старался не смотреть на ее лицо и ужасные ноги, когда повторил свой вопрос:– Так?– Я полагаю, что так.– Ты знаешь это, Линн.– Да. – Они правы. Она должна поговорить с кем-нибудь. В ее голове кипел вулкан, готовый извергнуться от возмущения и гнева. Должно наступить облегчение. Должно. И это правда, что постороннему она сможет рассказать то, что не может сказать своим старым друзьям: это сделал со мной мой муж.– Я позвонила ему о тебе, – сообщила Джози. – Я осмелилась условиться о приеме на завтра в полдень. Трудно найти более приятного человека. Вот его адрес.Когда они провожали Линн к ее машине, Брюс сказал:– Я слышал, твой обед имел большой успех.– Боже мой, как ты мог слышать об этом?– От Тома Лоренса. Я встретил его вчера утром, во время бега трусцой.– О, дорогой, я полагаю, он сказал тебе, как ужасно я выглядела, когда он пришел ко мне домой, чтобы вернуть сумочку? Я была еще в домашнем платье и…– Единственную вещь, которую он сказал мне, – это то, что ты должна что-то делать со своим талантом, и я согласился.– Это займет завтра всего лишь полчаса езды на машине, – сказала Джози. Она улыбнулась ободряюще. – На это не жалко потратить время.– Счастливо, – крикнул Брюс, когда Линн отъезжала.
Найдя записку на письменной столе Линн, Роберт спросил:– Доктор Миллер, три часа. Что это за доктор? Это были первые слова, которые он сказал ей в это воскресенье, а она коротко его спросила:– Что ты делал за моим столом?– Я искал в твоей адресной книге телефон стоматолога, о котором меня попросили.– Я ничего не ищу на твоем столе.– Я никогда не запрещал тебе это делать. У меня нет секретов. – Он зашагал к большому столу на другой стороне комнаты. – Подойди. Смотри. Открой любой ящик, какой хочешь.– Я не хочу открывать любой ящик, Роберт. Хорошо, я скажу тебе. Доктор Миллер – психотерапевт. Это то, к чему мы пришли.– В этом нет необходимости, Линн. – Он говорил спокойно. – Ты в этом не нуждаешься.– Но я пойду. И тебе тоже надо было бы пойти. Пойдешь?– Конечно, нет. У нас с тобой противоречия. Что в этом особенного? У людей всегда бывают противоречия, и они их преодолевают. Без сомнения, это блестящая идея Джози.Нет, – правдиво ответила она.– Тогда это идея Брюса.Не желая лгать, она ничего не ответила. – Я не трачу зря деньги на эту ерунду, Линн. Я работаю слишком тяжело. Платить какому-то постороннему за то, что он выслушает тебя о твоих беспокойствах. – Его голос становился громче, но он не злился, а жаловался. – Я никогда не запрещал тебе покупать все, что ты хотела, правда? Посмотри просто вокруг на этот дом. – Он провел рукой по кожаным креслам, рыжевато-коричневым коврам и позолоченным светильникам на газоне за окнами.– Мебель – это еще не все, и кольца тоже, ответила она, покручивая бриллиант на пальце.– Мне хотелось бы думать, что тебе будет стыдно пойти и проболтаться о своих личных делах. Ты чересчур сильно реагируешь и чересчур эмоциональна. У мужа с женой может случиться небольшая ссора, а ты ведешь себя так, будто наступил конец света. Нет, я не хочу, чтобы ты шла к врачу. Послушай меня, Линн…Но она уже вышла из комнаты.В это спокойное послеобеденное время шоссе было почти свободным: по сторонам его раскинулся ландшафт в пастельных тонах, розовые вишневые сады, белые яблоневые сады и влажная зеленая листва.Ее автомобиль-фургон проехал так легко, что Линн, свернув к входу, обнаружила, что она приехала на час раньше времени назначенного для нее приема.Она остановилась перед домом на тихой улице домов, сдающихся в аренду, совершенно одинаковых, за исключением этого, у которого было крыло с отдельным входом. Грязный велосипед стоял у стены гаража, а во дворе она увидела много гимнастических снарядов; это подействовало на нее ободряюще: этому человеку, видимо, свойственно стремление к упражнениям на свежем воздухе, он не какой-нибудь книжный червь.Подумав, что глупо сидеть в машине целый час, она позвонила. Дверь открыла женщина в ярком платье из набивного шелка – то ли жена доктора, то ли его мать, понять было трудно. Нет, доктора еще нет дома, однако Линн может войти в дом и подождать.Ожидание казалось очень-очень долгим. Теперь, когда она предприняла этот серьезный шаг, теперь, когда она действительно здесь, беспокойная поспешность овладела ею. Хорошо бы мне покончить с этим делом, молила она. Поскольку минуты тянулись очень медленно, страх, таившийся под ложечкой, начал расти. У нее пересохло во рту, и она слышала, как громко бьется ее сердце. И она пыталась подавить этот страх, убеждая себя: это похоже на ожидание очереди к зубному врачу, только и всего.Но этот офис был слишком маленьким. Здесь не было других пациентов, с которыми можно было бы поговорить или даже за которыми можно было бы понаблюдать.Сердце ее забилось сильнее. Она пересекла маленькую комнату, взяла пару журналов, но не смогла читать. Она ничего не воспринимала, ни летние моды, ни экономическое развитие Восточной Европы. Ничего. Она встала, чтобы посмотреть картины на стене – хорошо написанные портреты и пейзажи.Что она скажет этому незнакомому человеку? Как начнет? Возможно, он спросит, почему она пришла к нему. Как тогда она это объяснит? Она снова и снова составляла фразы, с которых начнет свой рассказ. Ну, в субботнюю ночь произошла ужасная сцена. Были сказаны грубые, горькие слова, мне даже не могло присниться, что я смогу услышать подобные слова в нашем доме, где мы любили… любили друг друга. Но, с другой стороны, разве все дети иногда не говорят, что они ненавидят своих родителей? А потому это ничего не означает, правда? Правда? Но Эмили сказала, что Роберт… что Роберт…Рослый, крепкий средних лет мужчина появился во внутренней двери. Они подходили друг к другу, он и женщина в ярком платье, поэтому она, должно быть, его жена, подумала Линн и в тот же самый момент осознала, что у нее путаются мысли.– Заходите, пожалуйста, миссис Фергюсон.Когда она поднялась, стены закружились и она должна была схватиться за спинку стула.– Я внезапно почувствовала себя плохо, доктор. – Она говорила отрывисто. – Может быть, это грипп или что-то еще. Не знаю. У меня кружится голова. Это только что произошло со мной. Если вы меня извините, я приду в следующий раз. Я заплачу за этот визит. Я сожалею, – пробормотала она.Глаза мужчины, увеличенные толстыми стеклами, серьезно рассматривали ее. И она внезапно вспомнила о своих синяках, некрасивых пятнах, на которых еще не образовались корки.– Со мной произошел… вы можете видеть… произошел небольшой несчастный случай. Я упала. У нас колючая изгородь, очень красивая, но эти колючки как иголки…– Ох? Несчастный случай? – Он остановился. – Хорошо, вы не должны водить машину, когда у вас головокружение. Пожалуйста, проходите и отдохните в удобном кресле, пока вы не почувствуете себя лучше.Понимая, что она должна подчиниться, она села в большое кожаное кресло, откинула голову назад и закрыла глаза. Она могла слышать, как на столе шелестят бумаги, открывается и закрывается ящик стола и в ее ушах стучит кровь.Через некоторое время приятный голос побудил ее открыть глаза.– Вы можете не говорить, если не желаете.– По-видимому, глупо сидеть здесь и молчать. Действительно, я думаю, я должна уйти, – повторила она, будто просила разрешения.– Если желаете, то пожалуйста. Однако не думаю, что вы пришли сюда по поводу гриппа.– Головокружение наконец прошло, так что, может быть, и нет гриппа.– Мне интересно было бы узнать, зачем вы все-таки пришли ко мне. Это-то вы можете мне рассказать?– Странно. Я представляла себе, что вы будете меня спрашивать об этом.– А вы представляли себе, каким будет ваш ответ?– Джози… Джози Леман сказала, что я должна посоветоваться. – Она вытерла свои вспотевшие ладони носовым платком. – Мы, я имела в виду с моим мужем, иногда, по-видимому, не можем справиться с нашими детьми, я имею в виду, мы не всегда действуем согласованно. У нас одна дочь – подросток и девочка одиннадцати лет, она очень чувствительна, слишком толстая, и мой муж хочет, чтобы она сбросила вес, и, разумеется, он прав, и, видите ли – ну в этот уик-энд, видите ли, у нас была, была размолвка, ссора, и Энни, младшая, сказала Роберту, что ненавидит его, и я просто не знаю, что делать.«А Эмили сказала: «Это сделал с тобой папа». Я не могу, не могу сказать этого».Глаза Линн затуманились слезами. Она быстро вытерла проклятые слезы унижения.– Извините, – пробормотала она.– Все в порядке. Почему не поплакать, если хочется?– Итак, значит, вот что произошло, вы понимаете. Может быть, я преувеличиваю. Теперь, когда я слышу себя, я понимаю, что, вероятно, это так. Это один из моих недостатков. Я становлюсь слишком эмоциональной.Прошло несколько минут молчания, пока приятный голос опять не обратился к ней.– Вы ничего не рассказали мне о вашем муже.– Ох, Роберт. Роберт – необычный человек. Не так часто встречаются люди, подобные ему, человек Ренессанса, можно сказать. Люди так говорят. У него так много талантов, все восхищаются им, его эрудицией и энергией, он делает очень много хорошего для общества и уделяет очень много времени детям, их образованию, так много времени…«Я ненавижу его. Это сделал с тобой папа».– Да? – спросил он, подбадривая ее.– Я не знаю, что еще сказать. Я…– Вы рассказали мне, что ваш муж делает для детей и общества, но не рассказали, что он делает для вас.– Хорошо, он очень щедр, очень внимателен и… – Она замолчала. Это было невозможно; она была не в состоянии сказать это; она не должна была приходить сюда.– Это все? Расскажите мне, например, бываете ли вы часто сердиты друг на друга.– Ну, иногда Роберт бывает зол. Я думаю, что так случается с людьми, правда? И я в этом виновата…Тошнота поднималась к горлу, и ей было холодно. В яркий солнечный полдень ее руки покрылись гусиной кожей. И она внезапно встала в панике, желая только убежать.– Нет, сегодня я не могу сказать ничего больше. Нет, нет, сейчас у меня уже не кружится голова. Я могу ехать. Это просто головная боль, легкий приступ лихорадки. Мне все же почему-то нездоровится. Я знаю. Я приеду еще раз, – сказала она. – Уверена, что приеду. Я знаю, я должна приехать.Ничего больше не спрашивая, врач встал и открыл дверь.– Я приму вас еще раз, миссис Фергюсон. Я буду отсутствовать три недели. Когда я вернусь, если вы захотите прийти на прием, я буду рад поговорить с вами. А тем временем было бы хорошо, если бы вы сохранили ежедневные записи всего того, что вы все делаете вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41