Я едва расслышал его слова. — Ты — вылитая мать. Ничего моего нет и в помине. Прими мои поздравления.
Принцесса улыбнулась открытой и милой улыбкой. Вот сейчас ее нипочем нельзя было принять за умалишенную.
Рунсибел вскинул руки, чтобы обнять свое дитя, но, видя, что Энтипи не спешит прильнуть к его груди, несмело спросил:
— Ты позволишь?
— Что? — Она сделала вид, что не поняла его, и тогда король выразительно шлепнул левой ладонью по своему правому предплечью. Видимо, этот жест что-то напомнил принцессе. Хихикнув, она закивала головой: — Ну да, это будет вполне уместно. — И только тогда он заключил ее в объятия.
У меня словно камень с души свалился. Ведь Энтипи при ее импульсивности и непредсказуемости вполне могла выхватить из-за пояса кинжал и одним его взмахом совершить отцеубийство и государственный переворот. Но нет, она, похоже, искренне рада была видеть папашу.
— Я ужасно по тебе скучал, — вздохнул Рунсибел.
Энтипи отступила на шаг назад.
— Ты ни разу не навестил меня в обители.
— Верно.
— Хотя мог бы это сделать!
— Да.
— Что же тебе мешало?! — В голосе ее было столько досады и злости, что я снова забеспокоился, как бы эта встреча не закончилась кровопролитием.
— Я опасался, — печально произнес король, — что, увидев тебя там, не смог бы снова с тобой расстаться и забрал бы с собой. А ведь мы с твоей матерью решили… что ты должна… сполна получить от благочестивых жен… все то, что они способны были тебе дать: воспитание и образование. — Он слегка склонил голову набок. — Вижу, что мы не зря возлагали на них такие большие надежды. Добро пожаловать в Истерию, дорогая дочь!
Я никогда еще не слыхал столь пространных высказываний из уст нашего немногословного Рунсибела. Но Энтипи его слова, похоже, совсем не впечатлили. Она явно собиралась ответить родителю какой-то колкостью. И тут я решил вмешаться в их разговор. Разумеется, это было неслыханным нарушением протокола. Никто не смел вклиниваться в беседу августейших особ. Но я в ту минуту плевать хотел на протокол, как и вообще на весь белый свет. На душе было муторно, хотелось отдохнуть после тяжелой дороги. Да и вообще, мне за последние месяцы слишком много выпало невзгод и опасностей, грозивших куда более тяжкими последствиями, чем немилость короля. Короче, презрев все условности, я обратился к монарху:
— Ваше величество! — Разумеется, Рунсибел и Энтипи дружно на меня воззрились. — Не лучше ли вам будет продолжить этот разговор с ее высочеством в приватной обстановке, с глазу на глаз?
Некоторые из рыцарей, стоявших у створок ворот, издали возмущенные возгласы. Ведь я допустил неслыханную дерзость, грубо нарушил придворный этикет. Но король величественным жестом утихомирил их и как ни в чем не бывало ответил мне:
— Да… да, ты определенно прав, оруженосец. Пойдем, дорогая. Мы договорим в наших покоях. — Он обнял ее за плечи и повел ко входу в крепость, но на ходу обернулся и, глядя на меня с искренней приязнью, пообещал: — А с тобой, Невпопад, мы увидимся после. И обо всем потолкуем.
— Слушаюсь, ваше величество, — отчеканил я. Говоря по правде, эти несколько слов дались мне с невероятным трудом: я просто падал от усталости, и язык отказывался мне служить. Да еще я зверски проголодался в придачу. Но стоило мне уловить топот копыт, раздавшийся неподалеку от стен форта, как я мигом оживился — усталости словно и не бывало, — развернул Титана мордой к открытым воротам, приметил впереди отряд всадников и гаркнул:
— Все внутрь! Заложить ворота! Неприятель у стен крепости!
Но рыцари, по-прежнему остававшиеся у створок ворот, посмотрели на меня как на помешанного. Один из них так даже пальцем у виска покрутил. И я тотчас же понял почему: в форт возвращался отряд, посланный Рунсибел ом на поиски нас с Энтипи. Всадники мчались с северо-востока. Я вспомнил, что Готос упоминал о нескольких разведывательных группах, которым король приказал прочесать ближайшую территорию во всех направлениях. Одного из всадников я тотчас же узнал. И до чего ж скверно стало на душе! Это был сэр Кореолис собственной персоной. А в нескольких футах позади него скакал во весь опор столь же легко узнаваемый красавчик Булат Морнингстар. С остальными рыцарями и оруженосцами, державшимися на приличном отдалении от этих двоих, я был мало знаком. Морнингстар за время нашей разлуки отрастил бороду, за которой, это даже издалека было видно, тщательно ухаживал. А Кореолис остался таким же тяжеловесным увальнем и самодовольным болваном, каким я его запомнил. Они тоже меня приметили и тотчас же узнали. У сэра рыцаря и его доблестного оруженосца при виде меня вытянулись физиономии.
Через несколько минут отряд был уже в воротах форта. Сэр Кореолис, придержав коня, надменно бросил мне:
— Ну-ну, Невпопад, молодчина. Смерть тебя, похоже, не берет.
— Хотя возможностей у нее было предостаточно, — в тон ему ответил я.
— И ты, поди, начал уже осматриваться в поисках очередной? — хохотнул Булат, выдвигаясь из-за спины своего господина.
— Я всегда начеку и всегда осматриваюсь, Морнингстар. Потому и жив до сих пор.
Кореолис что-то пробурчал сквозь зубы и направил своего жеребца к конюшням. Следом за ним потянулись и остальные члены отряда. Один лишь Морнингстар придержал лошадь, ему, видно, не терпелось обменяться со мной парой теплых слов.
— Ну и как, Невпопад? — осклабился он.
Я устало пожал плечами:
— Что тебе, Морнингстар?
— Убедился, что я нисколечко не врал тебе насчет нее? Она ведь, поди, оказалась в точности такой, как я говорил, да?
Мне припомнилась та весьма нелестная характеристика, которую он в свое время дал принцессе. В целом она не противоречила моему мнению об Энтипи, но я решил малость приврать. Просто чтобы ему досадить, забавы ради.
— По правде говоря, — я старался придать своему голосу как можно больше искренности, — она — само очарование. Уж поверь, принцесса — просто прелесть! Мы с ней здорово поладили.
Морнингстар аж глаза вытаращил:
— Очарование?! Прелесть?! Да она же настоящее чудовище!
— Ш-ш-ш! — Я предостерегающе поднес палец к губам. — Разве можно так громогласно критиковать принцессу крови? Это не пойдет тебе на пользу, Булат. Сомневаюсь, что ее отцу твои высказывания придутся по вкусу.
— Но ему ведь никто их не передаст… — Тут он заметил, в какой садистской усмешке расплылась моя физиономия. У него даже голос дрогнул: — Невпопад! Ты… ты этого не сделаешь!
— Мало того что ты обозвал Энтипи чудовищем. Ты ведь еще и шпионил за ней, подглядывал через окошко ее комнаты. Помнишь, сам мне рассказывал? Мне отчего-то кажется, что, узнав об этом, король еще пуще разозлится…
Тут Морнингстар выпрямился в седле, приняв горделивую позу. Красавчик вспомнил, какая пропасть нас с ним разделяет, насколько его положение в обществе выше моего.
— Можешь болтать что тебе угодно. Король все равно поверит мне, а не тебе.
— Ошибаешься, его величество поверит своей дочери, когда она подтвердит, что ты за ней шпионил. А я кое-что добавлю к ее словам, только и всего.
Морнингстар, побледнев как полотно, заставил своего коня подступить к моему Титану и злобно прошипел:
— Не рассчитывай, Невпопад, занять более высокое положение, чем то, в котором ты прежде находился. Потому что… Потому что ты не джентльмен и никогда им не будешь.
— Спасибо, Булат! — Я ему дружески улыбнулся. — Ты меня в первый раз обрадовал за все время нашего знакомства, сделал замечательный комплимент! — С этими словами я тронул поводья и въехал в ворота.
У меня и вправду поднялось настроение, и даже образ Тэсита, лежащего на окровавленном снегу, пусть ненадолго уступил в моем сознании место растерянной и жалкой физиономии Морнингстара, который тщетно пытался оценить степень нависшей над ним угрозы.
Узнав о решении его величества переночевать в форте, я несказанно обрадовался. Надвигалась ночь, а вместе с нею и трескучий мороз. Отправляться в путь по такой скверной погоде, в кромешной тьме Рунсибелу не хотелось, и он распорядился приступить к сборам в дорогу ранним утром следующего дня. Признаться, я бы и подольше задержался в Терракоте. Как было бы здорово отдохнуть от бесконечных дорог, тряски в седле, от опасностей, которые подстерегают любого путника на каждом шагу. Но остаться в форте дольше, чем на одну ночь, можно было бы лишь в том случае, если бы королю взбрело на ум перенести сюда столицу Истерии, чего, разумеется, в монаршьей голове не было и в помине. Следовательно, мне придется довольствоваться предстоящим коротким отдыхом, а завтра, завтра поутру… снова седлать Титана.
Гарнизон Терракоты, как выяснилось, был весьма и весьма малочислен. Саму же крепость возвели так давно, что имена ее строителей оказались навечно погребены под толщей веков. Рунсибел «овладел» ею много лет тому назад. Кроме нашего монарха на нее, представьте, никто не посягал. Поговаривали, правда, что, когда Рунсибел решил прибрать крепость к рукам, она была обитаема — за ее толстыми стенами проживали десятка два наемников. «Битва» между ними и нашим войском длилась ровно столько времени, сколько потребовалось этим искателям приключений, чтобы заявить: «Мы немедленно освободим помещение и отправимся на поиски другого пристанища».
Терракота ни в то далекое время, ни теперь не служила каким-либо стратегическим интересам. Великолепно укрепленный форт был волею обстоятельств низведен до уровня перевалочного пункта. И небольшой гарнизон его, находившийся под командой капитана Готоса (которого лично король назначил на этот пост, что меня немного удивило: чем, интересно, этот заурядный и не слишком умный воин заслужил такую честь?), вел жизнь весьма привольную и праздную, одним словом, коснел в безделье. Это вовсе не означало, что здешние воины все как один являлись трусами и плохо владели оружием. В их доблести я своими глазами убедился, когда они изрешетили стрелами беднягу Тэсита — с безопасного расстояния шагов в полсотни…
С принцессой и королем за весь долгий вечер мне говорить не случилось. Я один только разок мельком видел Энтипи, когда та проходила по коридору, и лишь молча ей поклонился. Меня это более чем устраивало: хотелось побыть одному и хоть немного привести в порядок мысли и чувства. В последние дни по некоторым неоспоримым признакам — по тому, например, как Энтипи на меня смотрела, по тону ее голоса, когда она ко мне обращалась, — я понял, что девчонка не на шутку в меня влюбилась. Что же до меня самого, то я все еще не решил, как к этому отнестись… и каково мое истинное отношение к самой принцессе. Мне, безусловно, лестно было оказаться ее избранником, и все же…
Но вот уж что определенно было мне по душе, так это почтительный интерес к моей персоне со стороны оруженосцев, солдат и даже некоторых рыцарей. Все они, затаив дыхание, слушали мои рассказы о пережитом, каждое мое слово ловили. Купаясь в лучах этой славы (между прочим, вполне заслуженной), я, признаться, почти позабыл о своем невысоком статусе и даже о низком происхождении. Хотя и осознавал, насколько это может быть небезопасно. Поясню: постоянно помня о чудовищных обстоятельствах своего появления на свет, я тем самым не давал угаснуть пламени ненависти и жажде мести, постоянно горевшим у меня в душе. И это, уверен, одно это помогало мне выжить. А кроме того, я не должен был забывать, что сколько бы все эти благородные сэры ни превозносили меня за храбрость и стойкость, как бы они ни пытались сделать вид, что держат меня за своего, я никогда не стану одним из них. Никогда. Позабыв об этом, я мог навлечь на себя немалые беды. И все же…
До чего приятно было сделаться центром общего внимания. Прежде чувства товарищества я ни разу в жизни не изведал. А нынче… Мы все собрались тесным кружком у очага в воинской казарме, и я говорил, говорил без умолку, а остальные с восхищением мне внимали. Я чувствовал, что чем более спокойно и невозмутимо поведу свой рассказ, тем с большим уважением отнесутся ко мне все эти воины, оруженосцы и рыцари.
— Ты, выходит, на фениксе летал? — захлебываясь от восторга, переспрашивал кто-нибудь из них.
— Ну и что такого? — пожав плечами, отвечал я. — Мне и в замке диктатора Шенка побывать случилось. Тоже ничего особенного.
— Как?! Ты и от этого кровавого злодея сумел ноги унести?! — восхищенно вопрошал другой.
Я лишь многозначительно поднимал брови. Мол, знай наших. Оруженосцы из Истерии еще и не на такое способны. Меня то и дело хлопали по плечу, пожимали мне руку, толкали локтем в бок. Я морщился, но терпел. Раны, которые нанес мне Тэсит, отзывались на все эти изъявления дружбы немилосердной болью. Все мне улыбались — искренне и тепло. И я улыбался им в ответ.
Сэр Кореолис не принимал участия в этой дружеской пирушке, но его оруженосец был тут как тут. Он единственный из всех не хлопнул меня по плечу, не поздравил с успешным выполнением поручения ее величества, не восхитился моим бесстрашием. Просто молча выслушал весь рассказ до конца, а после презрительно бросил:
— Ну и богатое же у тебя воображение, Невпопад!
Вдохновленный своим успехом у остальной части аудитории, я отмахнулся от него, как от надоедливой мухи, и вполголоса бросил:
— Может, тебя это удивит, Морнингстар, но мне в высшей степени плевать, веришь ты моим словам или нет.
— О… разумеется, не верю, — последовал ответ.
В казарме воцарилось настороженное молчание. Стоило Морнингстару развить свою мысль, в открытую назвав меня лгуном, и тогда… Тогда мне следовало вызвать его на поединок, чтобы не уронить свою честь. Таковы были правила, которым неукоснительно следовало истерийское воинство. При мысли о возможной дуэли со столь опасным противником у меня просто дух занялся.
Надо было избежать подобной развязки любой ценой.
Я ласково улыбнулся красавчику:
— Как знаешь, Морнингстар. Дело твое. Мне-то правда хорошо известна… Как, впрочем, и принцессе. Она сейчас, поди, рассказывает своему отцу все то, что вы только что от меня услышали. Ты, часом, не забыл, Булат, кто ее родитель? Наш король, его величество Рунсибел. — Морнингстар в немом испуге вытаращил на меня глаза. — Ведь не станешь же ты и принцессу подозревать во лжи? Ох, не советовал бы тебе этого делать, право слово. Подобные обвинения могут повлечь за собой тяжкие последствия.
Общее внимание, которым только что сполна насладился ваш покорный слуга, переключилось теперь на Морнингстара. Все, затаив дыхание, ждали, что он мне ответит. Нахмурившись, Булат попытался выкрутиться из сложного положения, в какое я его поставил:
— Я ни в коем случае не дерзнул бы назвать ее высочество лгуньей. Но она… могла быть введена тобой в заблуждение… Только и всего.
— Ну, это вряд ли.
Сей вердикт был вынесен не мною. И не кем-либо из нашего кружка. Мы как по команде повернули головы к двери. В проеме стоял король Рунсибел собственной персоной. Но не один: рядом с монархом, как всегда, сгорбившись и полуоткрыв рот, маячил шут Одклей.
Все, кто находился в казарме, тотчас же опустились на одно колено и склонили головы перед его величеством.
— Это мне поклонилось бравое воинство? — заверещал Одклей, подпрыгивая на месте. — Это меня поклоном почтили? Вот молодцы, хвалю, угодили. Все знают поди, кто здесь господин!
Король махнул на шута рукой, веля ему заткнуться, и отрывисто произнес:
— Оруженосец!
Морнингстар стремительно вскочил на ноги и гаркнул:
— Здесь, ваше величество!
— Не ты, — поморщился Рунсибел. — Невпопад.
Морнингстар с горящими от досады щеками снова принял коленопреклоненную позу. Я же выпрямился и с достоинством произнес:
— К услугам вашего величества.
Король повернулся и вышел во двор крепости. Мне он ни слова не сказал, только жестом велел следовать за собой. Я бросился прочь из казармы, даже не оглянувшись на Морнингстара и остальных.
Мы трое безмолвно шли по небольшому дворику. Одклей на ходу подпрыгивал, позванивая своей погремушкой, пока король с сердцем ему не приказал:
— Прекрати немедленно!
Шут подчинился. Погремушку заткнул за пояс, чтобы колокольчики не брякали, шаг приноровил к монаршьему и вообще держался тише воды, ниже травы.
Предводительствуемые его величеством, мы вошли в невысокое здание, которое, как я предположил, являлось жилищем коменданта Терракоты Готоса. Тот его уступил августейшим особам на время их пребывания в форте, а сам перебрался в более скромное помещение.
В небольшой приемной король сбросил плащ — черный с серебряной опушкой и пурпурными вставками — на руки подбежавшему слуге и велел мне:
— Садись.
Я подчинился.
Усевшись напротив меня, Рунсибел тоскливо вздохнул.
— Значит, бедняга Умбреж погиб. Мир его праху!
Я печально кивнул.
Даже вечно кривлявшийся придурок Одклей при этих словах короля грустно поник головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Принцесса улыбнулась открытой и милой улыбкой. Вот сейчас ее нипочем нельзя было принять за умалишенную.
Рунсибел вскинул руки, чтобы обнять свое дитя, но, видя, что Энтипи не спешит прильнуть к его груди, несмело спросил:
— Ты позволишь?
— Что? — Она сделала вид, что не поняла его, и тогда король выразительно шлепнул левой ладонью по своему правому предплечью. Видимо, этот жест что-то напомнил принцессе. Хихикнув, она закивала головой: — Ну да, это будет вполне уместно. — И только тогда он заключил ее в объятия.
У меня словно камень с души свалился. Ведь Энтипи при ее импульсивности и непредсказуемости вполне могла выхватить из-за пояса кинжал и одним его взмахом совершить отцеубийство и государственный переворот. Но нет, она, похоже, искренне рада была видеть папашу.
— Я ужасно по тебе скучал, — вздохнул Рунсибел.
Энтипи отступила на шаг назад.
— Ты ни разу не навестил меня в обители.
— Верно.
— Хотя мог бы это сделать!
— Да.
— Что же тебе мешало?! — В голосе ее было столько досады и злости, что я снова забеспокоился, как бы эта встреча не закончилась кровопролитием.
— Я опасался, — печально произнес король, — что, увидев тебя там, не смог бы снова с тобой расстаться и забрал бы с собой. А ведь мы с твоей матерью решили… что ты должна… сполна получить от благочестивых жен… все то, что они способны были тебе дать: воспитание и образование. — Он слегка склонил голову набок. — Вижу, что мы не зря возлагали на них такие большие надежды. Добро пожаловать в Истерию, дорогая дочь!
Я никогда еще не слыхал столь пространных высказываний из уст нашего немногословного Рунсибела. Но Энтипи его слова, похоже, совсем не впечатлили. Она явно собиралась ответить родителю какой-то колкостью. И тут я решил вмешаться в их разговор. Разумеется, это было неслыханным нарушением протокола. Никто не смел вклиниваться в беседу августейших особ. Но я в ту минуту плевать хотел на протокол, как и вообще на весь белый свет. На душе было муторно, хотелось отдохнуть после тяжелой дороги. Да и вообще, мне за последние месяцы слишком много выпало невзгод и опасностей, грозивших куда более тяжкими последствиями, чем немилость короля. Короче, презрев все условности, я обратился к монарху:
— Ваше величество! — Разумеется, Рунсибел и Энтипи дружно на меня воззрились. — Не лучше ли вам будет продолжить этот разговор с ее высочеством в приватной обстановке, с глазу на глаз?
Некоторые из рыцарей, стоявших у створок ворот, издали возмущенные возгласы. Ведь я допустил неслыханную дерзость, грубо нарушил придворный этикет. Но король величественным жестом утихомирил их и как ни в чем не бывало ответил мне:
— Да… да, ты определенно прав, оруженосец. Пойдем, дорогая. Мы договорим в наших покоях. — Он обнял ее за плечи и повел ко входу в крепость, но на ходу обернулся и, глядя на меня с искренней приязнью, пообещал: — А с тобой, Невпопад, мы увидимся после. И обо всем потолкуем.
— Слушаюсь, ваше величество, — отчеканил я. Говоря по правде, эти несколько слов дались мне с невероятным трудом: я просто падал от усталости, и язык отказывался мне служить. Да еще я зверски проголодался в придачу. Но стоило мне уловить топот копыт, раздавшийся неподалеку от стен форта, как я мигом оживился — усталости словно и не бывало, — развернул Титана мордой к открытым воротам, приметил впереди отряд всадников и гаркнул:
— Все внутрь! Заложить ворота! Неприятель у стен крепости!
Но рыцари, по-прежнему остававшиеся у створок ворот, посмотрели на меня как на помешанного. Один из них так даже пальцем у виска покрутил. И я тотчас же понял почему: в форт возвращался отряд, посланный Рунсибел ом на поиски нас с Энтипи. Всадники мчались с северо-востока. Я вспомнил, что Готос упоминал о нескольких разведывательных группах, которым король приказал прочесать ближайшую территорию во всех направлениях. Одного из всадников я тотчас же узнал. И до чего ж скверно стало на душе! Это был сэр Кореолис собственной персоной. А в нескольких футах позади него скакал во весь опор столь же легко узнаваемый красавчик Булат Морнингстар. С остальными рыцарями и оруженосцами, державшимися на приличном отдалении от этих двоих, я был мало знаком. Морнингстар за время нашей разлуки отрастил бороду, за которой, это даже издалека было видно, тщательно ухаживал. А Кореолис остался таким же тяжеловесным увальнем и самодовольным болваном, каким я его запомнил. Они тоже меня приметили и тотчас же узнали. У сэра рыцаря и его доблестного оруженосца при виде меня вытянулись физиономии.
Через несколько минут отряд был уже в воротах форта. Сэр Кореолис, придержав коня, надменно бросил мне:
— Ну-ну, Невпопад, молодчина. Смерть тебя, похоже, не берет.
— Хотя возможностей у нее было предостаточно, — в тон ему ответил я.
— И ты, поди, начал уже осматриваться в поисках очередной? — хохотнул Булат, выдвигаясь из-за спины своего господина.
— Я всегда начеку и всегда осматриваюсь, Морнингстар. Потому и жив до сих пор.
Кореолис что-то пробурчал сквозь зубы и направил своего жеребца к конюшням. Следом за ним потянулись и остальные члены отряда. Один лишь Морнингстар придержал лошадь, ему, видно, не терпелось обменяться со мной парой теплых слов.
— Ну и как, Невпопад? — осклабился он.
Я устало пожал плечами:
— Что тебе, Морнингстар?
— Убедился, что я нисколечко не врал тебе насчет нее? Она ведь, поди, оказалась в точности такой, как я говорил, да?
Мне припомнилась та весьма нелестная характеристика, которую он в свое время дал принцессе. В целом она не противоречила моему мнению об Энтипи, но я решил малость приврать. Просто чтобы ему досадить, забавы ради.
— По правде говоря, — я старался придать своему голосу как можно больше искренности, — она — само очарование. Уж поверь, принцесса — просто прелесть! Мы с ней здорово поладили.
Морнингстар аж глаза вытаращил:
— Очарование?! Прелесть?! Да она же настоящее чудовище!
— Ш-ш-ш! — Я предостерегающе поднес палец к губам. — Разве можно так громогласно критиковать принцессу крови? Это не пойдет тебе на пользу, Булат. Сомневаюсь, что ее отцу твои высказывания придутся по вкусу.
— Но ему ведь никто их не передаст… — Тут он заметил, в какой садистской усмешке расплылась моя физиономия. У него даже голос дрогнул: — Невпопад! Ты… ты этого не сделаешь!
— Мало того что ты обозвал Энтипи чудовищем. Ты ведь еще и шпионил за ней, подглядывал через окошко ее комнаты. Помнишь, сам мне рассказывал? Мне отчего-то кажется, что, узнав об этом, король еще пуще разозлится…
Тут Морнингстар выпрямился в седле, приняв горделивую позу. Красавчик вспомнил, какая пропасть нас с ним разделяет, насколько его положение в обществе выше моего.
— Можешь болтать что тебе угодно. Король все равно поверит мне, а не тебе.
— Ошибаешься, его величество поверит своей дочери, когда она подтвердит, что ты за ней шпионил. А я кое-что добавлю к ее словам, только и всего.
Морнингстар, побледнев как полотно, заставил своего коня подступить к моему Титану и злобно прошипел:
— Не рассчитывай, Невпопад, занять более высокое положение, чем то, в котором ты прежде находился. Потому что… Потому что ты не джентльмен и никогда им не будешь.
— Спасибо, Булат! — Я ему дружески улыбнулся. — Ты меня в первый раз обрадовал за все время нашего знакомства, сделал замечательный комплимент! — С этими словами я тронул поводья и въехал в ворота.
У меня и вправду поднялось настроение, и даже образ Тэсита, лежащего на окровавленном снегу, пусть ненадолго уступил в моем сознании место растерянной и жалкой физиономии Морнингстара, который тщетно пытался оценить степень нависшей над ним угрозы.
Узнав о решении его величества переночевать в форте, я несказанно обрадовался. Надвигалась ночь, а вместе с нею и трескучий мороз. Отправляться в путь по такой скверной погоде, в кромешной тьме Рунсибелу не хотелось, и он распорядился приступить к сборам в дорогу ранним утром следующего дня. Признаться, я бы и подольше задержался в Терракоте. Как было бы здорово отдохнуть от бесконечных дорог, тряски в седле, от опасностей, которые подстерегают любого путника на каждом шагу. Но остаться в форте дольше, чем на одну ночь, можно было бы лишь в том случае, если бы королю взбрело на ум перенести сюда столицу Истерии, чего, разумеется, в монаршьей голове не было и в помине. Следовательно, мне придется довольствоваться предстоящим коротким отдыхом, а завтра, завтра поутру… снова седлать Титана.
Гарнизон Терракоты, как выяснилось, был весьма и весьма малочислен. Саму же крепость возвели так давно, что имена ее строителей оказались навечно погребены под толщей веков. Рунсибел «овладел» ею много лет тому назад. Кроме нашего монарха на нее, представьте, никто не посягал. Поговаривали, правда, что, когда Рунсибел решил прибрать крепость к рукам, она была обитаема — за ее толстыми стенами проживали десятка два наемников. «Битва» между ними и нашим войском длилась ровно столько времени, сколько потребовалось этим искателям приключений, чтобы заявить: «Мы немедленно освободим помещение и отправимся на поиски другого пристанища».
Терракота ни в то далекое время, ни теперь не служила каким-либо стратегическим интересам. Великолепно укрепленный форт был волею обстоятельств низведен до уровня перевалочного пункта. И небольшой гарнизон его, находившийся под командой капитана Готоса (которого лично король назначил на этот пост, что меня немного удивило: чем, интересно, этот заурядный и не слишком умный воин заслужил такую честь?), вел жизнь весьма привольную и праздную, одним словом, коснел в безделье. Это вовсе не означало, что здешние воины все как один являлись трусами и плохо владели оружием. В их доблести я своими глазами убедился, когда они изрешетили стрелами беднягу Тэсита — с безопасного расстояния шагов в полсотни…
С принцессой и королем за весь долгий вечер мне говорить не случилось. Я один только разок мельком видел Энтипи, когда та проходила по коридору, и лишь молча ей поклонился. Меня это более чем устраивало: хотелось побыть одному и хоть немного привести в порядок мысли и чувства. В последние дни по некоторым неоспоримым признакам — по тому, например, как Энтипи на меня смотрела, по тону ее голоса, когда она ко мне обращалась, — я понял, что девчонка не на шутку в меня влюбилась. Что же до меня самого, то я все еще не решил, как к этому отнестись… и каково мое истинное отношение к самой принцессе. Мне, безусловно, лестно было оказаться ее избранником, и все же…
Но вот уж что определенно было мне по душе, так это почтительный интерес к моей персоне со стороны оруженосцев, солдат и даже некоторых рыцарей. Все они, затаив дыхание, слушали мои рассказы о пережитом, каждое мое слово ловили. Купаясь в лучах этой славы (между прочим, вполне заслуженной), я, признаться, почти позабыл о своем невысоком статусе и даже о низком происхождении. Хотя и осознавал, насколько это может быть небезопасно. Поясню: постоянно помня о чудовищных обстоятельствах своего появления на свет, я тем самым не давал угаснуть пламени ненависти и жажде мести, постоянно горевшим у меня в душе. И это, уверен, одно это помогало мне выжить. А кроме того, я не должен был забывать, что сколько бы все эти благородные сэры ни превозносили меня за храбрость и стойкость, как бы они ни пытались сделать вид, что держат меня за своего, я никогда не стану одним из них. Никогда. Позабыв об этом, я мог навлечь на себя немалые беды. И все же…
До чего приятно было сделаться центром общего внимания. Прежде чувства товарищества я ни разу в жизни не изведал. А нынче… Мы все собрались тесным кружком у очага в воинской казарме, и я говорил, говорил без умолку, а остальные с восхищением мне внимали. Я чувствовал, что чем более спокойно и невозмутимо поведу свой рассказ, тем с большим уважением отнесутся ко мне все эти воины, оруженосцы и рыцари.
— Ты, выходит, на фениксе летал? — захлебываясь от восторга, переспрашивал кто-нибудь из них.
— Ну и что такого? — пожав плечами, отвечал я. — Мне и в замке диктатора Шенка побывать случилось. Тоже ничего особенного.
— Как?! Ты и от этого кровавого злодея сумел ноги унести?! — восхищенно вопрошал другой.
Я лишь многозначительно поднимал брови. Мол, знай наших. Оруженосцы из Истерии еще и не на такое способны. Меня то и дело хлопали по плечу, пожимали мне руку, толкали локтем в бок. Я морщился, но терпел. Раны, которые нанес мне Тэсит, отзывались на все эти изъявления дружбы немилосердной болью. Все мне улыбались — искренне и тепло. И я улыбался им в ответ.
Сэр Кореолис не принимал участия в этой дружеской пирушке, но его оруженосец был тут как тут. Он единственный из всех не хлопнул меня по плечу, не поздравил с успешным выполнением поручения ее величества, не восхитился моим бесстрашием. Просто молча выслушал весь рассказ до конца, а после презрительно бросил:
— Ну и богатое же у тебя воображение, Невпопад!
Вдохновленный своим успехом у остальной части аудитории, я отмахнулся от него, как от надоедливой мухи, и вполголоса бросил:
— Может, тебя это удивит, Морнингстар, но мне в высшей степени плевать, веришь ты моим словам или нет.
— О… разумеется, не верю, — последовал ответ.
В казарме воцарилось настороженное молчание. Стоило Морнингстару развить свою мысль, в открытую назвав меня лгуном, и тогда… Тогда мне следовало вызвать его на поединок, чтобы не уронить свою честь. Таковы были правила, которым неукоснительно следовало истерийское воинство. При мысли о возможной дуэли со столь опасным противником у меня просто дух занялся.
Надо было избежать подобной развязки любой ценой.
Я ласково улыбнулся красавчику:
— Как знаешь, Морнингстар. Дело твое. Мне-то правда хорошо известна… Как, впрочем, и принцессе. Она сейчас, поди, рассказывает своему отцу все то, что вы только что от меня услышали. Ты, часом, не забыл, Булат, кто ее родитель? Наш король, его величество Рунсибел. — Морнингстар в немом испуге вытаращил на меня глаза. — Ведь не станешь же ты и принцессу подозревать во лжи? Ох, не советовал бы тебе этого делать, право слово. Подобные обвинения могут повлечь за собой тяжкие последствия.
Общее внимание, которым только что сполна насладился ваш покорный слуга, переключилось теперь на Морнингстара. Все, затаив дыхание, ждали, что он мне ответит. Нахмурившись, Булат попытался выкрутиться из сложного положения, в какое я его поставил:
— Я ни в коем случае не дерзнул бы назвать ее высочество лгуньей. Но она… могла быть введена тобой в заблуждение… Только и всего.
— Ну, это вряд ли.
Сей вердикт был вынесен не мною. И не кем-либо из нашего кружка. Мы как по команде повернули головы к двери. В проеме стоял король Рунсибел собственной персоной. Но не один: рядом с монархом, как всегда, сгорбившись и полуоткрыв рот, маячил шут Одклей.
Все, кто находился в казарме, тотчас же опустились на одно колено и склонили головы перед его величеством.
— Это мне поклонилось бравое воинство? — заверещал Одклей, подпрыгивая на месте. — Это меня поклоном почтили? Вот молодцы, хвалю, угодили. Все знают поди, кто здесь господин!
Король махнул на шута рукой, веля ему заткнуться, и отрывисто произнес:
— Оруженосец!
Морнингстар стремительно вскочил на ноги и гаркнул:
— Здесь, ваше величество!
— Не ты, — поморщился Рунсибел. — Невпопад.
Морнингстар с горящими от досады щеками снова принял коленопреклоненную позу. Я же выпрямился и с достоинством произнес:
— К услугам вашего величества.
Король повернулся и вышел во двор крепости. Мне он ни слова не сказал, только жестом велел следовать за собой. Я бросился прочь из казармы, даже не оглянувшись на Морнингстара и остальных.
Мы трое безмолвно шли по небольшому дворику. Одклей на ходу подпрыгивал, позванивая своей погремушкой, пока король с сердцем ему не приказал:
— Прекрати немедленно!
Шут подчинился. Погремушку заткнул за пояс, чтобы колокольчики не брякали, шаг приноровил к монаршьему и вообще держался тише воды, ниже травы.
Предводительствуемые его величеством, мы вошли в невысокое здание, которое, как я предположил, являлось жилищем коменданта Терракоты Готоса. Тот его уступил августейшим особам на время их пребывания в форте, а сам перебрался в более скромное помещение.
В небольшой приемной король сбросил плащ — черный с серебряной опушкой и пурпурными вставками — на руки подбежавшему слуге и велел мне:
— Садись.
Я подчинился.
Усевшись напротив меня, Рунсибел тоскливо вздохнул.
— Значит, бедняга Умбреж погиб. Мир его праху!
Я печально кивнул.
Даже вечно кривлявшийся придурок Одклей при этих словах короля грустно поник головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76