«Мы очень довольны, как вы, вероятно, догадываетесь, что пакет цел и невредим. По причинам объективного характера прибытие эскорта в Приграничное царство невозможно. Мы доверяем вам, Невпопад, доставить пакет в сторожевую крепость, именуемую фортом Терракота. Там вам надлежит вернуть его законным владельцам».
Очень осторожные выражения, каждое слово тщательно выверено. Причины, по которым Рунсибел и Беатрис не могли направить за принцессой эскорт, и впрямь были более чем очевидны — появление воинского отряда вражеской державы на территории Приграничного царства наверняка привлекло бы внимание Шенка, и последствия этого не заставили бы себя ждать. Шенк непременно заинтересовался бы, ради чего это король Рунсибел отважился на такой риск, что это за важная персона, ради безопасности которой истерийский властитель не побоялся пойти на подобную авантюру. И наша с Энтипи песенка была бы спета. Перебив воинов эскорта, Шенк не пощадил бы и нас. Не могу сказать, что перспектива самим, без чьей-либо помощи выбираться из владений диктатора очень меня обрадовала. Но до сих пор мы с принцессой ухитрились не привлечь к себе внимания. Возможно, нам это удастся и впредь…
— Терракота, — пробормотал я, глядя на Чудачку. — Где это может быть, хоть приблизительно?
Но та успела уже извлечь из складок одежды довольно потрепанную карту и пробормотала:
— Так и думала, что вам она понадобится, потому и прихватила с собой. Это две, а то и три недели пути верхом от моего порога, сразу за границей царства Произвола, на дальней окраине Истерии.
— Дорога опасная?
— Местами, — равнодушно ответила Чудачка. — Есть участки, где много путников, там спокойней, а есть пустынные. На них уж надобно ухо востро держать. Трудно сказать, где именно вам такие встретятся. Все кругом меняется, не стоит на месте. Может, вы и сами это приметили
— Да, признаться, замечал что-то подобное. Но не был уверен, не ошибся ли.
— Опасные нынче времена, — помрачнев, изрекла старуха. Так все эти колдуны, между прочим, говорят, когда оказываются в затруднении. Знаем мы их уловки. — Ну а теперь проваливайте-ка отсюда, я спать пойду. Слыханное ли дело, потревожить меня в такую рань. Чтобы быть красивой, надо как следует высыпаться.
Я чуть не прыснул со смеху. Этой старой жабе для улучшения внешности надо бы и вовсе не просыпаться все двадцать четыре часа в сутки. Да и в таком случае вряд ли она могла бы рассчитывать на успех.
Вслух я, однако, этого не высказал, а просто остановил ее окриком когда она уже собралась переступить порог своего амбара:
— Мадам!
Чудачка остановилась и нехотя обратила ко мне безобразный лик:
— Ну, чего тебе еще?
Я мысленно возблагодарил богов за то, что специализацией старой колдуньи была передача сообщений на расстояние, а не превращение людей в животных и наоборот. Судя по выражению, появившемуся на ее физиономии, обладай она способностью трансформировать живые существа во всевозможные иные формы, я сию же минуту стал бы енотом, ежом или чем-нибудь вроде того. Поклонившись ей, я почтительно произнес:
— Не могу выразить, как мы вам признательны за вашу услугу. Но прежде чем мы уйдем, я хотел еще кое о чем вас попросить…
— Нет! — выпалила она и сделала еще один шаг к порогу. Но, зная этот тип людей, я проделал то, что непременно должно было оказать на нее воздействие: тряхнул кошелем, в котором забренчали монеты. Чудачка снова повернулась ко мне лицом, на котором появилось выражение подозрительности и алчного любопытства:
— Чего желаешь?
— Надеюсь, вы понимаете, что труды ваши будут вознаграждены более чем щедро. Не сомневайтесь, мы…
— Чего тебе надо? Говори! — нетерпеливо перебила меня она. И даже пальцем погрозила.
Я сунул руку за пазуху и извлек оттуда кусок пергамента, на котором было записано кое-какое сообщение. Я накануне его набросал.
— Просил бы вас, обождав семь дней, отправить это диктатору Шенку. Лично в руки. Это очень важно! — Порывшись в кошеле и выудив оттуда пару монет, я с деланной небрежностью добавил: — Двух дюков, надеюсь, будет довольно в качестве оплаты за эту услугу?
У старой жабы просто глаза на лоб полезли. Уверен, никто и никогда ей столько не платил. Подскочив ко мне, она сцапала золотые своей иссохшей морщинистой лапкой, взяла сложенный пергамент и принялась было его развертывать.
— Прошу прощения, — твердо заявил я. — Но это послание сугубо личного характера.
Чудачка хмыкнула и покачала головой:
— Ишь, чего захотел! Чтобы я, не читая, доставила письмо нашему грозному господину и повелителю? А почем мне знать, вдруг тут про меня написано, что меня убить надобно? Нет, сынок, лучше прими назад свои денежки…
— Да ладно уж, читайте, — вздохнул я. — К вам это не имеет отношения, но, коли желаете, можете сами убедиться.
Колдунья пробежала письмо глазами, свернула его и снова погрозила мне пальцем.
— Не надейся, что я его лично отнесу диктатору. За доставку таких новостей он любого на месте прикончит. Прихлопнет, как муху. — Она поморгала своими маленькими полусонными глазками, живо вообразив себе картину этой расправы. — Птицу пошлю. Она-то успеет упорхнуть, прежде чем диктатор Шенк развернет твое письмецо.
— Вы имеете в виду своего красавца сокола?
Чудачка молча кивнула.
Что ж, мне было все равно, каким образом послание попадет в руки Шенка.
— Так тому и быть. — Я поклонился. — Еще раз благодарю вас за…
Старуха не стала меня слушать. Махнув рукой, вышла во двор и со всей поспешностью, на какую была способна, зашагала к дому. Ветер вздувал полы ее потрепанного линялого суконного плаща, и это делало колдунью похожей на дряхлую, обессилевшую птицу, которая тщетно пытается взлететь.
— Позвольте полюбопытствовать, — произнесла Энтипи, — что там было? В вашем послании Шенку?
— Да ничего особенного. — Я небрежно махнул рукой. — Всего лишь некоторая информация о его супруге. Кем она была в прошлом и чем отличилась. Факты биографии, которые она из скромности предпочла не разглашать.
— Колдунья здорово испугалась. Значит, сведения, которые вы сообщаете Шенку, бросают тень на его жену.
— Во всяком случае, там нет ни слова лжи. Только правда. Без каких-либо оценочных суждений. Пусть диктатор сам решает, радоваться ли ему этим новостям или печалиться.
Энтипи светло улыбнулась. Лицо ее сразу сделалось на удивление хорошеньким. Даже красивым.
— Выходит, Шенку теперь станет известна вся подноготная его нареченной. И он вряд ли придет в восторг от этих сведений.
— Верно. Но ведь у них через неделю свадьба. Когда Шенк получит мое письмо, она успеет уже сделаться его супругой. Так что кое-какой шанс сохранить жизнь я ей дал, согласитесь.
— Но ведь она щедро заплатила вам за молчание.
В словах Энтипи звучал упрек, и я горячо возразил:
— А вот и нет! Молчать я ей не обещал, клянусь! Сказал только, что больше не стану искать с ней встреч, требовать денег. И сдержал слово. Но до сего момента мы все еще не были с ней в расчете. Слишком суровый урок она мне тогда преподала. Теперь только я наконец полностью с ней расплатился. Привык, знаете ли, всегда погашать свои долги.
21

ЛОШАДКИ, которых приобрела для нас Мари, да благословят ее боги, оказались на диво выносливыми и быстроногими. Они резво и неутомимо несли нас с Энтипи по дорогам Приграничного царства Произвола к форту Терракота. Единственным, что вызывало у меня неизменную досаду, оставалась погода. Вот уж никогда бы не подумал, что зима может оказаться такой долгой и такой свирепой. Ведь мы были не на Холодном Севере, где других сезонов просто не существует. Пора бы и весне наступить. Но с этим я ничего не мог поделать. Оставалось только смириться и терпеть морозы и ледяные ветры. В остальном путешествие наше проходило спокойно, без приключений и неприятных неожиданностей.
Мы с принцессой, как и прежде, старались по возможности не привлекать к себе ничьего внимания. Она даже волосы подстригла и стала, во всяком случае издали, похожа на мальчишку. Мы ни с кем из путников, лавочников, зевак старались не встречаться взглядами, а если к нам обращались с вопросами, отвечали невнятным бормотанием, чтобы у собеседников сложилось впечатление, будто мы не владеем цивилизованной речью, а говорим на каком-то неведомом диком языке. От нас в таких случаях сразу же отставали.
Для ночлега мы стали теперь выбирать самые шумные и многолюдные постоялые дворы. Благодаря вынужденной щедрости Астел мы могли себе позволить нанимать вполне приличные комнаты, более того, принцесса и я проводили ночи в разных помещениях. На этом я настоял, уверив Энтипи, что нам такая роскошь вполне по карману. Дело в том, что в последнее время я стал замечать, что ее высочество все больше ко мне привязывается. Меня это не радовало, а напротив, тревожило. Я уже вам объяснял почему.
Мне, в свою очередь, стали доставлять все большее удовольствие долгие беседы с ней. Во-первых, она давно перестала то и дело поминать своего героя Тэсита. Одно это сделало наше общение куда более приятным. А с тех пор, как мы покинули амбар Чудачки, устремившись в Терракоту, она вообще ни одного раза не произнесла это имя. Принцесса, думаю, полностью утратила веру в него. И в этом не было ничего удивительного. Очутившись на таком высоком пьедестале, на какой она мысленно вознесла Тэсита, любой почувствует головокружение и рано или поздно сверзится на грешную землю.
И еще Энтипи с большим интересом слушала меня, когда я говорил о своем детстве и отрочестве. Ей ужасно нравилось узнавать подробности моей прежней жизни. Все, о чем я говорил, было ей в новинку, и, требуя все новых рассказов, она поясняла, что никогда прежде ей не доводилось беседовать с таким необычным человеком. Дескать, я здорово отличался от всех тех рыцарей и оруженосцев, кого ее высочеству довелось встречать в истерийской крепости. Вот уж что правда, то правда. Я и сам знал, как мало на них похожу.
По вполне понятным причинам я был далек от того, чтобы пересказать ей все до единого события своей жизни без утайки. Кое что держал про себя. К примеру, скрыл от принцессы обстоятельства моего зачатия. Только упомянул мимоходом, что, дескать, мать настойчиво твердила о моей великой судьбе, о том, что меня ждет славное будущее. Я не счел нужным скрывать от нее и то, что Маделайн незадолго до того, как мной забеременеть, видела феникса. Услыхав об этом, Энтипи вытаращила на меня глаза.
— Так, выходит, она стала свидетельницей возрождения феникса еще до того, как вы родились! Получается, у вас куда больше оснований считать себя избранником судьбы, чем у… — Тут она запнулась. Хотела сказать: «Тэсита», но язык не повернулся. Тряхнула головой и потребовала: — Продолжайте.
Что ж, я без утайки поведал ей о злодейском умерщвлении моей матери каким-то скитальцем и об обстоятельствах, которые привели меня в замок короля Рунсибела.
Я подметил, что ей нравилось заглазно обсуждать тех, с кем она общалась в родительском доме. Вернее, подвергать их нещадной критике. В этом мы с ней были очень похожи. Но если ей, по сути еще ребенку, доводилось видеть всех этих людей лишь из окон своих комнат да жадно ловить сплетни, пересказываемые друг другу фрейлинами и слугами, то я за время моей службы оруженосцем со многими из обсуждаемых лиц свел достаточно короткое знакомство, чтобы стать для принцессы источником ценной информации. Не могу не отметить, что наши суждения о многих из этих людей оказались практически одинаковыми. Так, ее высочество терпеть не могла сэра Юстуса, пренебрежительно отзывалась о Кореолисе («Он ненадежен, такому нельзя доверять!» — повторила она несколько раз) и глубоко презирала почти всех оруженосцев. В особенности самовлюбленного болвана Булата Морнингстара.
К родителям принцесса была снисходительно-равнодушна. Но если мать считала особой вполне терпимой, то об отце придерживалась весьма невысокого мнения.
— Дурак он, и больше ничего. Дурак набитый. — Так она высказалась о его величестве, презрительно фыркнув.
Энтипи не стала пояснять, почему она так считает. Возможно, по ее мнению, детали и подробности, ход рассуждений, приведших ее к такому выводу, не представляли для меня интереса. Сказала, и все. Как припечатала. Я этим удовольствовался и расспросами ее не донимал.
Ночь сменялась днем, следом за которым снова наступала ночь, а после рассветало, и мы встречали новый день… Шли четвертые сутки нашего путешествия. Энтипи на что-то пожаловалась, чем-то ей опять не угодили, и тут я решился спросить ее напрямую:
— Есть ли что-нибудь на свете, что вас не раздражало бы? Что доставляло бы вам радость?
«Сейчас, — подумал я, — она снова заведет старую свою песню о Тэсите».
Но принцесса к полной моей неожиданности с улыбкой ответила:
— Я люблю солнечные восходы. Когда видишь, как над землей поднимается солнце, кажется, что на свете нет ничего невозможного.
Я захлопал глазами от изумления:
— Мне тоже так всегда казалось…
— Вот видите, — с апломбом произнесла она. — Даже вы, простой оруженосец, можете иногда высказывать верные суждения. — Это было произнесено в точности таким же тоном, каким она со мной говорила, когда мы только познакомились. Я, несколько опешив, искоса взглянул на нее… А она, расхохотавшись, подмигнула мне.
Я облегченно улыбнулся. Но этот эпизод в который уже раз напомнил мне, что с ней надо постоянно быть начеку. Она может в любую минуту вернуться к прежней манере обращения со мной. Только уже не в шутку, а всерьез.
Я почувствовал в свой душе опасную раздвоенность. Мне так хотелось обрести ясность, какая же из двух Энтипи, которых мне довелось узнать, настоящая? Я очень хорошо помнил, что являла собой принцесса, которую мы — отряд рыцарей Рунсибела и их оруженосцев — встретили в монастыре благочестивых жен и эскортировали на пути в крепость короля. Какая это была надменная, высокомерная и капризная особа, какой небезопасной спутницей она мне казалась. И ведь не без оснований!
В ее способности причинять ближнему зло убедился, кстати говоря, и красавчик Морнингстар. Которому здорово от нее досталось за дерзостное любопытство. Но теперь передо мной была очаровательная юная особа — кокетливая, веселая, участливая, к тому же обладавшая острым, проницательным умом и незаурядной интуицией. А какую отвагу она выказала, когда мы попадали в тяжелые и опасные ситуации, как сильно в ней было развито чувство товарищества… И вот, если хоть на миг допустить мысль, что мы с ней могли бы… быть вместе… Я невольно поежился… Вдруг опасная сумасшедшая, которую я освободил из рук гарпов при помощи феникса и которая чуть не угробила меня в лесу, швырнув с дерева меч острием вниз, займет свое место в телесной оболочке принцессы? Быть связанным пожизненными узами с таким созданием — это худшая из бед, какие могут приключиться с человеком. И вряд ли в подобном случае жизнь моя окажется долгой… Разве что…
Разве что мои опасения напрасны. Как знать, вдруг именно та капризная, вздорная и злобная Энтипи была лишь выдуманным образом, в который девчонка вжилась, чтобы досадить родителям и придворным? И только теперь, проникнувшись ко мне приязнью, она наконец сбросила эту дурацкую маску? Что, если она и впрямь веселая, нежная и добродушная юная особа, приятная собеседница, славный товарищ? Что, если…
Господи. Что, если именно она и есть тот счастливый билет, который обеспечит мне все мыслимые и немыслимые жизненные блага, богатство, почести… и власть. Власть над ближними?
Стоит только представить себе, какие сделаются рожи у всех этих гордых и надменных сэров рыцарей, у Морнингстара и прочих оруженосцев, у всех придворных, когда его величество объявит, что ее высочество избрала себе в супруги Невпопада. Юстус с Кореолисом, опомнившись от изумления, заставят себя кисло улыбнуться, Морнингстар и его клика оцепенеют от ужаса, представив себе, какую высокую цену я нынче способен с них взыскать за те унижения, которым они меня подвергали прежде. Боже, какое наслаждение может доставить человеку возможность повелевать другими, принимать знаки их почтительного внимания, поклонения. Я мог бы приказать Морнингстару вскочить в седло в чем мать родила и одному отправиться на битву с диктатором Шенком. И ему ничего не останется, кроме как подчиниться!
— Невпопад, чему это вы улыбаетесь с таким ошалелым видом? — весело спросила меня Энтипи.
Пришлось срочно возвращаться к реальности.
Мы тряслись в седлах под порывами ледяного ветра. Лошадки наши трусили по дороге бодрой рысцой. Я уже и считать перестал, сколько дней длилось наше путешествие. Пожалуй, с неделю. Погасив улыбку, которую ее высочеству угодно было именовать «ошалелой», я хмуро взглянул на нее и ответил:
— Да вот, представил себе, как обрадуются ваши отец и мать, когда наконец вас увидят, принцесса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76