— На сей раз задумали весь лес спалить, до последнего кустика, да?
Принцесса не соблаговолила на это ответить. Только смерила меня сердитым взглядом. Я откромсал от тушки кусок мяса и протянул ей. На траву упало несколько капель крови.
— Нет. — Она помотала головой. — Нет уж, вы первый. — Девица, поди, решила, что я ее просто дразню. Ей не верилось в возможность поедания человеческим существом сырого мяса.
Пожав плечами, я отправил окровавленный ломтик прямехонько в рот. И со счастливой улыбкой принялся его жевать. Не потому, что наслаждался вкусом сырой зайчатины — мясо было отвратительным, кроваво-пресным и вдобавок ужасно жестким, хотя в прежние времена мне доводилось и не такое едать. Я улыбался назло принцессе. Из угла рта у меня тонкой струйкой побежала кровь, но я нарочно не стал ее вытирать. Мне было приятно видеть замешательство Энтипи, то, как тщетно она пыталась скрыть отвращение при виде этого дикарского пиршества.
— Ну так что же? — с издевкой спросил я и откромсал от бедра несчастного зайца еще один сочный ломтик мяса. — Не собираетесь ли запалить для нас огонек?
— Вы, судя по всему, совершенно убеждены, что это я подожгла обитель благочестивых жен.
— О да.
Она качнула головой, одарив меня своей высокомерной улыбкой.
— Неужто, — с деланным удивлением полюбопытствовал я, — вы станете утверждать, что это не ваших рук дело?
— Считаю себя вправе вообще не давать вам по этому поводу никаких объяснений. — Взгляд ее полуприщуренных глаз небрежно скользнул по моему лицу. — Предпочитаю, чтобы вы все время, пока мы вместе, ломали голову над тем, чего от меня можно ждать.
— То есть вы хотите сказать, вас вполне устроит, чтобы человек, взявшийся вашу особу защищать, опасался поворачиваться спиной к женщине, которая вверена его защите, из страха, что она может оказаться достаточно неуравновешенной, мягко говоря, чтобы ни с того ни с сего всадить ему нож в спину?! — Я развел руками. — Хорошенькое же нас с вами ждет путешествие, коли вы так настроены, принцесса! — Отрезав очередной кусок мяса, я затолкал его в рот. В нескольких футах от меня валялась заячья голова и смотрела на меня с безмолвным упреком. Мне вспомнился несчастный Умбреж. К горлу подкатил комок тошноты. Но я с ней быстро справился, сказав себе, что этим двоим еще повезло — Умбрежу и зайцу! Им никогда больше не придется иметь дело с ее высочеством Энтипи!
Но тут что-то в принцессе изменилось. Выражение лица сделалось вроде как более мягким, и она сказала:
— Спасибо.
Я опешил. Наверное, она именно и рассчитывала сбить меня с толку.
— За что?
— За то, что считаете меня женщиной. Прежде меня еще никто так не называл. Даже Тэсит обращался ко мне: «Девочка ты моя милая».
— Нет, я, конечно же, не Тэсит. Куда мне до него, до героя вашего. Прежде всего я тут, с вами, а он — нет.
— Но он меня найдет.
Я молча пожал плечами, надеясь в душе, что Энтипи окажется не права. Потому как ежели он вдруг объявится, вырастет перед нами, словно из-под земли, то мне несдобровать, уж это точно.
Величественным жестом указав на то, что осталось от бедняги зайца, она потребовала:
— Дайте теперь и мне попробовать. И вытрите рот, на вас смотреть противно.
— Решили все ж отведать зайчатинки? — Осклабившись, я откромсал небольшой кусочек плоти от того немногого, что оставалось съедобного на костях тушки, нанизал его на кинжал, чтобы ее величеству не пришлось пачкать нежные пальчики кровью, и метнул туда, где она сидела в ожидании. Кинжал с кровавым ошметком зайчатины плюхнулся на траву примерно в футе от девчонки. Она с осторожностью его подобрала. — Не передумали? — спросил я не без злорадства.
— Если вы смогли этим насытиться, то я и подавно сумею, — запальчиво воскликнула она.
Я заметил, что принцесса, если уж на что-то решится, идет напролом, до конца. Она отважно впилась зубами в зайчатину, не без труда оторвала и принялась прожевывать малюсенький кусочек и совсем было его проглотила, но как раз тут-то ее и стошнило. Я изо всех сил старался сдержать смех, но мало в этом преуспел. Энтипи бросила на меня свирепый взгляд и повторила попытку. Боюсь, в данную минуту я не имел оснований причислить себя к разряду ее любимцев. На сей раз ей все же удалось ценой невероятных усилий проглотить кусок мяса, но она решила на этом не останавливаться и принялась за следующий. Вот это-то и испортило все дело: желудок девчонки исторг оба кровавых лоскутка заячьей плоти еще решительней, чем в предыдущий раз.
— Ясно теперь, как вам удается сохранять такую стройную фигуру, — заметил я.
— Заткнитесь.
Ну и вид у нее был! Слезящиеся глаза, а нижняя часть лица вся в потеках кровавой слюны. Но принцесса не оставляла героических попыток протолкнуть сырую зайчатину вниз по своему пищеводу и удержать в желудке.
Видит бог, она заслуживала жалости. Я даже пытался себя заставить, как бы странно это ни звучало, посочувствовать ей. Но ничего из этого не вышло. Ведь кабы не она, все рыцари, которых поубивали гарпы, остались бы живы. Не будь девчонка такой отравой, отец не услал бы ее в обитель и не отправил бы за ней отряд воинов. В том числе старика Умбрежа, который так дорожил последними своими денечками, на такие ухищрения пускался, только бы их продлить!
Между тем Энтипи не без усилия удалось-таки проглотить несколько кусочков сырого заячьего мяса, после чего она ухватила кинжал за окровавленную рукоятку и швырнула в мою сторону. Я инстинктивно прикрыл ладонями грудь, опасаясь, что девчонка именно в нее-то и метила, но все обошлось — кинжал упал в траву на вполне безопасном от меня расстоянии. Я его подобрал, тщательно вытер лезвие о траву, поднялся на ноги, и мы с принцессой отправились в путь.
У меня и в мыслях не было брести назад, в ту сторону, откуда мы минувшим вечером прилетели верхом на спятившем фениксе. Слишком много опасностей поджидало там меня и Энтипи — бесконечная густая лесная чаща, уцелевшие гарпы, Тэсит, который наверняка жаждет мне отомстить. Впереди, там, куда я молча направился, возможно, водились существа еще более страшные, там были места, совершенно мне неизвестные, но иметь дело с предполагаемыми врагами показалось мне в тот момент предпочтительней, чем с реальными, хорошо знакомыми.
Долгое время мы брели сквозь лес молча. Я уже много раз упоминал, как мне нравились такие вот благостные передышки. Это давало возможность поразмыслить о насущных проблемах, прислушаться к звукам леса, привести в порядок собственные мысли. Энтипи, к счастью, не имела привычки хныкать и жаловаться по пустякам. Она старалась примениться к тем трудностям, которых невозможно было избежать: ни словом не обмолвилась о том, что устала, что ветки колючих кустарников расцарапали ей ноги и изорвали подол платья. Я в душе надеялся, что мы вот-вот набредем на тропинку или дорогу, которая нас выведет в цивилизованный мир. Да и шагать по ней будет намного легче, чем по густым зарослям. Но лес все не кончался, и настроение мое с каждым шагом делалось все мрачней.
Принцессу начала томить жажда. Я об этом догадался, потому что сам ужасно хотел пить. Уже несколько часов кряду я то и дело замечал, как она проводит языком по пересохшим губам. Она же в свою очередь украдкой бросала на меня взгляды, в которых читался немой вопрос. Но я мог только одно ей предложить — потерпеть до тех пор, пока на нашем пути не встретится какой-нибудь ручей. И об этом вовсе не обязательно было говорить вслух — не маленькая, сама понимает, что я не в состоянии выкопать для нее колодец. У меня были заботы и поважней — я настороженно прислушивался к звукам, раздававшимся поблизости от нас. И, признаться, ужасно нервничал. Любой шорох казался мне явным знаком приближения гарпов, между стволами мне то и дело мерещилась тень Тэсита, его горящие жаждой мести глаза. А вдобавок тут запросто могли объявиться скитальцы или дикие звери, да и бог знает кто еще. Энтипи все это вряд ли приходило в голову, и я даже немного завидовал ее безмятежности, порожденной наивностью и неопытностью.
Солнце лениво ползло вверх по небосклону, его наши проблемы ничуть не трогали. Когда оно почти уже достигло зенита, мы наконец-то набрели на неглубокую, но быструю речку с удивительно прозрачной водой. Только тогда я в полной мере почувствовал, насколько бедное мое тело истомилось от жажды. В первый миг при виде речушки я даже усомнился, хватит ли в ней воды для нас двоих. В одиночку готов был выхлебать целое море. Энтипи подбежала к берегу и стала жадно пить, черпая воду горстями. А я разделся до исподнего и нырнул в неглубокий поток. И там, на середине реки, напился вволю. Не будь здесь принцессы, можно было бы и все с себя снять. Собственно, я и при ней не постеснялся бы купаться в чем мать родила, но… Вдруг она подняла бы меня на смех? Отпустила бы какое-нибудь издевательское замечание? Я ведь, как вы знаете, сложения далеко не идеального…
Я с наслаждением брызгал воду себе в лицо и тер его ладонями, потом снова пил и опять нырял, хотя уровень воды в самом глубоком месте речушки едва доходил мне до шеи. Но до чего ж приятно было выкупаться в ее прохладных струях! Мне всегда нравилось плавать. Очутившись в озере или в речке, я себя чувствовал как-то совсем иначе, чем на суше. Вроде почти полноценным… Нормальным, одним словом, как все люди.
И до того мне было хорошо, что я совсем потерял счет времени. Снова и снова погружаясь в быстрые воды, я испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение. Так было здорово хоть ненадолго отрешиться от забот, сбросить с себя груз ответственности, помечтать… Чувствуя, как в мое тело вливаются новые живительные силы, я даже подумал, что, может, с этого момента судьбе надоест нас преследовать и мы наконец встретимся с удачей…
Не знаю, не берусь судить, сколько мне потребовалось времени, чтобы понять: принцесса исчезла!
— Энтипи! — завопил я что было мочи, споткнулся, упал и пошел ко дну. А вынырнув, заторопился к берегу. Девчонки нигде не было видно. На траве валялись посох, меч и кинжал, а чуть поодаль от них — моя одежда. Все вещи лежали так, как я их бросил, никто к ним не прикасался. Нигде поблизости никаких следов борьбы. Значит, ее не похитили, чего я, признаться, больше всего боялся. Безмозглая дурочка сама сбежала. А может, просто удалилась в чащу, чтобы справить нужду, пока я плескался в реке.
И тут я учуял в воздухе запах дыма.
«Господи, — подумал я, цепенея от ужаса, — эта ненормальная все-таки снова взялась за свое и решила сжечь лес!»
Я стал принюхиваться, медленно поворачиваясь во все стороны, и вскорости определил, что огонь горел в полумиле к северу от меня. Приглядевшись, заметил и дымок, который вился вдалеке над верхушками деревьев и таял в безбрежном небе. Сбросив ветхое и вымокшее исподнее, я рассудил, что тащить с собой этот влажный комок мне не с руки. Обойдусь и без белья. Натянул на себя остальную одежду, приторочил к поясу кинжал, меч забросил за спину и, взяв в руку посох, побрел на север. К этому времени я, кстати говоря, немного успокоился, уверившись, что там, впереди, вовсе не пожар полыхает. Огонь, дым от которого поднимался ввысь, горел в какой-то одной точке и не расползался по сторонам. Кто-то его контролировал. Через некоторое время мне удалось уловить также и запах жареного мяса, который принес ветерок, подувший в мою сторону. Не иначе как там, куда я торопливо шагал, находился какой-то трактир или таверна. В таком случае Энтипи, вероятней всего, именно туда и направилась, рассудив, что доберется до этого очага цивилизации и без моей помощи, не потрудившись известить меня о своем уходе.
Как ни быстро я шел, мне все не удавалось согреться. Натянув одежду на мокрое после купания тело, я рисковал подхватить простуду. Но вытереться-то было нечем, да вдобавок я еще и торопился, рассчитывая нагнать своевольную беглянку. Изо рта у меня вырывались клубы пара. Как бы неправдоподобно это ни звучало, но за каких-нибудь полчаса, миновавшие с тех пор, как я вылез из речки, вокруг стало намного холодней. Ощущение было такое, словно в течение этого времени один сезон сменился другим.
«Зимним», — мрачно подумал я, клацая зубами. И вспомнил, как тяжко и долго болел, стоило мне вымокнуть и продрогнуть до костей у ворот крепости. Меньше всего на свете мне хотелось снова стать жертвой этой хвори, ведь ходить за мной будет некому: королева Беатрис осталась в Истерии. И ждет там свою дочь, которой ей вовек не видать, если простуда меня прикончит. Кто тогда позаботится о глупой, неопытной и своенравной дурочке принцессе?
Я прибавил шагу. Еще примерно через полчаса, когда мне наконец-то удалось почти согреться от быстрой ходьбы, я, к огромной своей радости, заметил, что лес начинает постепенно редеть. Надежда меня не обманула: держа путь на дым и запах жареного мяса, я добрался-таки до края проклятой чужой чащобы! Совсем скоро впереди сквозь стволы и ветки последних рядов деревьев проглянули очертания строения, к которому я так торопился и из трубы которого валил густой белый дым. Само же здание трактира оказалось ничем не примечательным и как две капли воды похожим на все заведения подобного рода. На секунду мне даже не по себе сделалось, так напоминал этот невзрачный домик строкеровский трактир, где я родился и вырос.
«А что, если, — молнией пронеслось у меня в голове, — меня каким-то чудом занесло назад, в Истерию, в наш Город, и передо мной на самом деле не что иное, как заведение Строкера?»
Я потряс головой, и наваждение рассеялось. В самом деле, можно ли быть таким идиотом? И вообразить подобную чушь? Верно, строкеровское заведение тоже находится почти у самого леса и напоминает этот трактир, беда только в том, что и «У Строкера», и наш Город, и Элдервуд располагаются на другом краю света. В общем, эти доводы холодного рассудка вкупе с холодным воздухом, который стал за последние минуты просто-таки ледяным, полностью отрезвили меня. Я, признаться, даже не знал, радоваться ли тому, что географическая сумятица у меня в голове уступила место пусть не вполне четким, но достаточно здравым представлениям о карте мира, или, наоборот, печалиться. Потому как, окажись я сейчас и впрямь у трактира Строкера, зная, что Энтипи где-то поблизости, мне ничего не стоило бы ее отыскать и вернуть папаше с мамашей.
Я вздохнул и поднял глаза на вывеску, которая была укреплена сбоку у самого крыльца и покачивалась на ржавых петлях под порывами ледяного ветра. На деревянной табличке, потрескавшейся от времени, корявыми буквами было выведено: «У кромки леса. Харчевня и постоялый двор». Название, что и говорить, показалось мне вполне подходящим. Побьюсь об заклад, у того гения, кто нарек этим именем пивнушку, стоявшую возле самого края чащобы, с фантазией дела обстояли неважно.
Поблизости от трактира теснилось несколько лавчонок — оружейная, мясная, оружейная, пекарня и опять оружейная.
«Что ж за воинственный народ должен обитать в поселке, где каждое второе торговое заведение предлагает оружие», — подумалось мне.
Я с тревогой вглядывался в лица местных жителей, которых в этот час близ трактира и лавок было немало. Одетые в тяжелые меховые плащи, накидки и лохматые шапки, они озабоченно следовали по своим делам, едва кивая друг другу при встрече. Собственные проблемы интересовали каждого из них, будь то мужчина или женщина, гораздо более, нежели общение друг с другом. По всей вероятности, для любых дружеских контактов в этом поселке было отведено конкретное место — трактир. Судя по взрывам хохота, которые оттуда доносились, посетители и впрямь довольно весело проводили время в его стенах. Но не рановато ли сейчас для коллективных возлияний и сопутствующего им гомона? Что-то уж больно они разошлись… Не исключено, конечно, что здешние жители — отъявленные выпивохи, наливающиеся пивом и медом средь бела дня. Или… или посетителей что-то здорово позабавило…
У меня внутри все похолодело при мысли о том, над чем, вернее, над кем они сейчас, всего вероятней, хохочут. Я еще немного подождал, прислушиваясь. Наихудшие мои подозрения оправдались: сквозь грубый мужской смех до меня донеслись звуки высокого девичьего голоска. Инстинкт самосохранения тотчас же принялся настойчиво меня подталкивать к бегству. В самом деле, почему бы мне не убраться отсюда, предоставив этой дуре безмозглой в одиночку выпутываться из той отчаянной ситуации, в которую она угодила исключительно по своей вине? Признаюсь вам, я не без злорадства подумал о такой возможности. Энтипи на все сто заслужила, чтобы я ее здесь бросил. Но… Как вы и сами догадались, всерьез я этого ни в коем случае делать не собирался. Слишком далеко завело меня желание заменить собой героя повести. Отступать было поздно. Мне предстояло возвратить ее домой, чего бы это ни стоило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76