Когда мрак отступил, Рапсодия и ее спутники подошли поближе и увидели Дитя Земли. Оно лежало на огромном каменном алтаре под покрывалом, сплетенным из паутины, невесомым, точно пух. Его гладкая серая кожа по-прежнему казалась холодной, словно камень, но в его внешности произошли заметные изменения с тех пор, как Акмед и Грунтор видели его в прошлый раз. Корни и сами волосы по всей длине стали зелеными, как летняя трава, а прекрасные локоны превратились в сухие жесткие веточки. Лето было в самом разгаре, и Дитя Земли это чувствовало и отвечало как могло, в своей темной пещере, не знающей света солнечных лучей.Рапсодия обхватила себя руками, стараясь прогнать неожиданную дрожь, и медленно подошла к катафалку, на котором почивало Дитя Земли, не в силах оторваться от поразительного зрелища, представшего ее глазам. Сердце у Грунтора сжалось, когда он увидел удивление и восторг на его лице.А Рапсодия вспомнила слова Элинсинос: «Поскольку драконы не могут иметь общего потомства с расами Трех, они попытались создать человекоподобную расу из кусочков Живого Камня, оставшихся после построения тюрьмы для ф'доров. В результате на свет появились удивительно прекрасные существа, которых назвали Детьми Земли, внешне они походили на человека — как это представляли себе драконы. В некоторых отношениях Дети Земли оказались блистательным творением, но во многих других они внушали отвращение».— Оно прекрасно, — едва слышно сказала Рапсодия.— Ты ему тоже нравишься, — заметила Праматерь и накрыла Дитя покрывалом. — Его успокаивают твои вибрации и окружающая тебя музыка. — Она чуть прищурилась и посмотрела на Певицу. — Только оно не понимает, почему ты сдерживаешь слезы.Рапсодия попыталась сморгнуть слезы и посмотрела на Акмеда.— В присутствии короля болгов плакать запрещено.— О чем ты скорбишь?— О нем, — ответила Певица. — Разве может его судьба оставить кого-либо равнодушным? Оказаться приговоренной к жизни, ничем не отличающейся от смерти, ужасно. Спать вечно… Такая редкая красота — и лишена собственной жизни! Это страшно. Любой будет о нем скорбеть.— А я не буду, — резко возразила Праматерь. — Ты ошибаешься, когда думаешь, будто у него нет жизни. Вот его жизнь, его судьба; так есть, и так будет всегда. Ему суждено пройти через это испытание и ценить то, что выпало на его долю. А одинокий страж должен справиться со своими испытаниями и ценить свою судьбу. Так же и в твоей жизни наверняка возникают ситуации, когда тебе приходится проявлять мужество, а порой ты радуешься тому, что у тебя есть. И если его существование не кажется тебе жизнью, это еще не значит, что это не жизнь.— Райл хайра, — прошептала Рапсодия. Мудрость поговорки лиринов снизошла на нее, словно легкий снегопад, и окутала плечи теплым покрывалом. Наконец она поняла значение слов, услышанных впервые еще в детстве.Рапсодия увидела, как дрогнули губы чудесного Дитя, словно повторяя слова лиринской мудрости. Праматерь быстро наклонилась над ним, надеясь услышать, что оно произнесло. Подождав немного, дракианка убедилась, что Дитя молчит, вздохнула и выпрямилась.— Оно разговаривает? — спросил Грунтор.— Пока нет, — тихо ответила Праматерь и провела рукой по зеленым, точно трава, волосам, которые кое-где уже приобрели золотистый оттенок. — В последнем предсказании величайшего дракианского мудреца сказано: наступит день, когда оно заговорит, но за все время, что я его охраняю, оно не произнесла ни единого звука.В далекие времена было записано, что мудрость живет в Земле и на звездах. Все остальное: бушующие моря, недолговечный огонь, легкий ветер — эфемерны, слишком непостоянны, чтобы хранить уроки, которые преподает нам Время. Звезды видят все, но не открывают того, что знают. И только Земля сберегает тайны, передающиеся из века в век, и Земля поет; она постоянно делится своим знанием — в смене времен года, гибели и возрождении дикого, необузданного огня. Мы можем многому у нее научиться.Вот один из даров, полученных нами за наше решение поселиться под Землей, хотя оно и обрекало нас никогда больше не видеть солнца и не ощущать вибраций ветра. Земля стала для нас тюрьмой, как и для ф'доров, но она многому нас научила. Жередиты впитывали уроки Земли, познавали ее тайны.А ветер, прощаясь с нами навсегда, сказал, что нам суждено услышать слова непреходящей мудрости из уст Дитя Земли. Я всю свою жизнь прождала, надеясь на это. На протяжении многих веков оно не произнесло ни одного внятного слова, не дало ни одного ответа, ни единой подсказки. Но я понимаю, что у него на сердце. — Длинные пальцы, которые ласково гладили гладкую щеку, слегка дрожали.Старая женщина начала хмуриться, когда Дитя забормотало быстрее, а веки, прикрывавшие глаза, затрепетали.— Его сердце познало страх, — сказала Праматерь. — Только я не могу найти ему имени.— Ты сможешь ему помочь, герцогиня? — взволнованно спросил Грунтор.Рапсодия закрыла глаза и задумалась над его вопросом. «Песнь матери, живущая в ее душе», — кажется, так говорилось в предсказании. Она попыталась вызвать из глубин памяти образ своей матери, прежде он всегда вставал перед ее мысленным взором, четкий и ясный, точно летнее небо, а теперь практически никогда не посещал ее.В тот последний раз, когда мать явилась ей во сне, она произнесла: «Огонь силен. Но звездный огонь рожден прежде; он самая могущественная стихия. Воспользуйся звездным огнем, чтобы очистить себя и мир от ненависти, овладевшей нами. Тогда я смогу обрести покой до нашей следующей встречи».Эти слова до сих пор звучали в голове Рапсодии, но голос матери она забыла, и эта потеря причиняла ей невыносимую боль.Рапсодия приблизилась к каменному ложу и наклонилась к уху Спящего Дитя. Затем она осторожно положила руку на зеленые волосы, убрав с лица несколько прядей, упавших ему на глаза, когда оно металась в беспокойном сне. Праматерь не шевелилась и не пыталась ей помешать. Она убрала свою руку и тихонько спрятала ее в складки просторного одеяния.— У моей матери имелась песня на все случаи жизни, — едва слышно проговорила Рапсодия. — Она была представительницей народа лиринглас, у которого принято каждому событию посвящать песню. Иначе они не мыслили свою жизнь. Для них это было всего равно, что дышать. Я не знаю, какая именно песня матери имеется в виду в предсказании. — Не успела Рапсодия договорить, как ей в голову пришла идея. — Подождите, кажется, я поняла.Когда женщина из народа лирин узнает, что она ждет ребенка, она поет ему особую песню — первый дар своему малышу, его собственная мелодия. Может быть, именно она успокоит Дитя? Будущая мать поет ее каждый день, занимаясь привычными делами, и когда остается одна — перед утренней молитвой и после вечернего гимна звездам. Именно так дитя учится ее узнавать, это его первая колыбельная, своя у каждого ребенка. Лирины живут под открытым небом, и для них очень важно, чтобы дети умели хранить молчание даже в самых опасных ситуациях. Песня им так хорошо знакома, что она их успокаивает. Может быть, в предсказании говорится о такой песне?— Может быть, — согласился Акмед. — А ты свою песню помнишь?Рапсодия проглотила ядовитый ответ, вовремя вспомнив, что у Акмеда никогда не было семьи и потому ему такие вещи не понять.— Да, — ответила она. — Это песнь ветра, так что вполне может быть, что в предсказании речь идет именно о ней.Она села на каменную плиту, стоящую рядом с ложем Дитя и служившую Праматери постелью, подобрала под себя одну ногу и, не убирая руки со лба Спящего Дитя, закрыла глаза и запела песню из своего далекого детства: Спи, малышка, крошка, спи.Мчится быстрая река,Дуновенье ветерка,Унесет твои заботы,Унесет твою печаль.Положи свою головкуНа подушку сладких травИ усни, моя красавица,Ты с улыбкой на устах.Одеялом из цветов я тебя укутаю,Колыбельную спою.Не тревожьте дочь мою.Гладят щечки пальцы ветра,Улыбается луна.Птичка весело поет,Вьет свое гнездо она.Спи, любимая, усни.Ветерок тебе споет,К дальним далям унесет.Унесись за ветром ввысь,Но назад ко мне вернись. Закончив, Рапсодия открыла глаза и посмотрела на Дитя Земли. Пока песня звучала, оно затихла, но как только Рапсодия замолчала, снова начало метаться на своей каменной постели. Казалось, песня привела его в страшное волнение. Рапсодия печально подняла голову и вдруг почувствовала, как на ее плечо опустилась тяжелая рука.— Не грусти, герцогиня, — сказал он. — Песенка была очень даже ничего.Праматерь тоже пришла в страшное волнение, Акмед чувствовал беспокойство в ее вибрациях.— Может быть, еще что-нибудь вспомнишь? — спросил он у Рапсодии, которая тихонько что-то бормотала, пытаясь успокоить Дитя.— Мать пела мне тысячи песен, — ответила она и погладила Дитя по дрожащей руке. — Я не имею ни малейшего понятия, о какой из них говорится в предсказании.— А если ты неправильно его поняла? — предположил Акмед. — Возможно, речь идет не о твоей, а о его матери.Рапсодии показалось, будто у нее в сознании прозвучал чистый ясный перезвон колокольчиков.— Ну конечно! Ты прав, — волнуясь, сказала она. — Но как я смогу спеть песнь его матери, если я даже не знаю, кто она?— У него не было матери, — твердо заявила дракианка. — Она создана из Живого Камня.— В таком случае, может быть, дракон, который его создал?.. — предположила Рапсодия.— Нет, — прервал ее Грунтор. — Это Земля. Земля — его мать.— Конечно, — пробормотала Рапсодия. — Конечно.— Ты же знаешь эту песню, герцогиня. Слышала тысячу раз, снова и снова, ведь слышала, правда? И пела, когда мы шагали под Землей. Можешь спеть ее сейчас?Певица вздрогнула. Ей стоило огромного труда удержаться от слез при мысли о том страшном времени, когда они путешествовали по Корню, убежав с Серендаира. Рапсодия снова закрыла глаза и сосредоточилась, вспоминая, как она впервые прислушалась к гулу могучей вибрации, которая меняла свою мелодию, разгуливая по бесконечным подземным пещерам и переходам.Глубокая, точно море, песнь окутывала все ее существо и отзывалась в сердце, нежная и мягкая, словно падающий снег, порой едва различимая. Скорее ощущение, а не звук, наполненное мудростью, волшебное и неповторимое. Мелодия текла медленно, едва заметно меняя тон, не пытаясь ни за кем угнаться. Поющая душа Земли. А на заднем плане постоянно стучало сердце мира, и его ритм помогал Рапсодии пережить минуты отчаяния, давал силы в беспросветной темноте земной утробы. Она снова услышала эту песнь, как слышала ее всякий раз, когда спала, положив голову на землю.И тут Рапсодия все поняла. Чаще всего она спала, положив голову не на землю, а на грудь Грунтору, широкую и могучую, надежную, словно базальтовая скала. А сердце великана билось в унисон с мелодией песни Земли. Она звучала в его душе, успокаивая ее во время ночных кошмаров.«Ты же знаешь, Ой забрал бы себе все твои кошмары, если бы только мог, твоя светлость».Рапсодия протянула руку и прикоснулась к руке сержанта. — Грунтор, — позвала она, — ты мне поможешь? Как тогда, с ранеными солдатами?Легкая улыбка озарила удивленное лицо великана.— Ясно дело, мисси, — ответил он. — Как насчет парочки куплетиков из колыбельной песенки болгов? Она называется «Когти мамаши».— Нет, — ответила Рапсодия. — Ты мне нужен, чтобы отбивать ритм. Наклонись, мне нужно положить руку тебе на сердце.Грунтор выполнил ее просьбу молча, лишь скрипнула кольчуга да зашуршал плащ. Рапсодия мягко провела рукой по его груди и вскоре почувствовала биение сердца — размеренные гулкие удары, к которым она привыкла, казалось, целую жизнь назад. Он был по-прежнему настроен на ритмичную песнь Земли.Она закрыла глаза и очистила свое сознание от всех посторонних звуков, оставив только этот. Он пульсировал у нее в голове, отзываясь во всем теле. Рапсодия глубоко вздохнула и погрузилась в ощущение его присутствия, окутавшее ее, точно мягко вибрирующий плащ. Почувствовав покалывание в кончиках пальцев, она вытянула руку и прикоснулась к груди Спящего Дитя, а потом, осторожно миновав невесомое одеяло, положила пальцы ему на сердце. Ритм совпал, хотя Рапсодия почувствовала, что Дитя дрожит, и это ее несколько обеспокоило. Она наклонилась к ее уху, сжала губы и принялась тихонько напевать мелодию без слов.Она сразу уловила верный ритм, и ее сознание тут же наполнили музыкальные образы из мистических страшных времен, глубокие басы гваддов, подземных жителей, прокладывающих путь в самом сердце мира, медленное, мелодичное гудение магмы под поверхностью, разрываемое время от времени редким шипением или хлопком, ровный голос Земной Оси и Корня, обвивающегося вокруг нее. Она слышала древнюю симфонию без слов, наполненную могуществом и вызывающую благоговение.Она пела песнь Земли, стараясь изо всех сил, прислушиваясь к биению сердца Грунтора, лишь иногда меняя мелодию, едва заметно и осторожно, так, как это делала сама Земля. Словно издалека до нее донесся тихий вздох Акмеда, он давал ей понять, что они добились успеха и песня вы звала какие-то изменения.Неожиданно она почувствовала, что дрожь в сердце Спящего Дитя утихла и оно задышало ровнее. Рапсодия поняла, что Дитя спит, глубоко и крепко, без тревожных снов. Точно такое же ощущение покоя снизошло и на нее, будто она тоже погрузилась в спокойный сон. Такой крепкий и глубокий, что тяжелое дыхание Грунтора и Праматери ей нисколько не мешало.Ее привел в чувство только грохот, с которым они повалились на пол. 34 Открыв глаза, Рапсодия увидела, что Акмед склонился над Праматерью.Дитя Земли спало, жемчужные капли пота, точно роса, усеивали его лоб, как будто оно наконец справилось с тяжелой болезнью. Оно лежало неподвижно и дышало легко.Убедившись, что ему ничто не угрожает — по крайней мере, в настоящий момент, — Рапсодия подбежала к Грунтору, растянувшемуся на полу. Она помогла ему сесть и принялась осматривать, а великан вцепился обеими руками в голову.— Что-то приближается, — пробормотал он. Глаза у не го остекленели, он с трудом дышал.— Что, Грунтор? Что приближается?Великан продолжал бормотать, он явно не понимал, где находится и что происходит.— Он идет. Он остановился, но теперь снова идет. Что-то… что-то приближается. — Рапсодия чувствовала, как отчаянно бьется в груди огромное сердце, и его страх на чал передаваться ей.— Грунтор, очнись, — прошептала она.Она назвала его истинное имя, диковинное сочетание свистящих и гортанных звуков, а за ним произнесла имена, которые дала ему, когда они прошли сквозь Огонь в самом сердце Земли: Дитя песка и ясного неба, сын пещер и мрака земли, — пропела она. — Бенгард, фирболг. Старший сержант. Мой учитель, мой защитник. Господин Смертоносного оружия. Могучая Сила, Которой Следует Подчиняться Любой Ценой.В глазах Грунтора появилось осмысленное выражение.— Я в порядке, милая. — Он смущенно оттолкнул ее руку. — Дай Ою минутку, и он очухается. Помоги Праматери.— С ней все хорошо, — сказал Акмед, который стоял по другую сторону от ложа Дитя Земли. Он помог старой женщине встать. — Что случилось?Праматерь, казалось, достаточно твердо держалась на ногах, хотя и прижимала руку к горлу.— Зеленая смерть, — прошептала она, использовав сразу три своих голоса. — Грязная смерть.— Что вы имеете в виду, Праматерь? — мягко спросила Рапсодия.— Не знаю. Это повторяется в его снах снова и снова. Я вдруг смогла разобрать слова. А теперь не в силах заставить голос замолчать. — Рука старой дракианки дрожала, Акмед взял ее в свои и сжал. — Твоя песня высвободила слова из ее сознания и передала мне. — Глаза Праматери взволнованно засверкали в темноте. — Я благодарна тебе, Дитя Неба. Теперь мне известно, что его мучает — хотя бы частично, — но я не понимаю смысла: «зеленая смерть, грязная смерть».— Ему также снится, будто что-то приближается, — добавил Грунтор и взял платок, который протянула ему Рапсодия, чтобы вытереть пот со лба.— Ты не понял, что приближается? — спросил Акмед, но великан только покачал головой.— Простите меня, — проговорила Рапсодия, обращаясь к Праматери и Грунтору. — Боюсь, это я виновна в ваших видениях. Я думала о том, как ты сказал мне однажды, что готов взять себе мои кошмары, Грунтор. Наверное, сама того не желая, я вынудила вас сделать то же самое для него.— Мы были готовы их принять. — Праматерь, наклонившись, поцеловала Спящее Дитя. — Оно снова крепко спит, по крайней мере пока.Погладив его по щеке в последний раз, Праматерь выпрямилась в полный рост.— Идемте.Рапсодия наклонилась и поцеловала Спящее Дитя в лоб.— У твоей матери Земли так много красивых нарядов, — прошептала она ему на ухо. — Я постараюсь написать песню, чтобы ты тоже смогло их увидеть.Буквы над входом в комнату Спящего Дитя засияли, когда на них упал свет факела. Время покрыло их пылью прошедших столетий.— Что означает надпись? — спросила Рапсодия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72