А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Мраморные стены сходились с потолочным куполом на высоте более двух сот футов. Идеально ровный пол также был выложен мраморными плитами, образующими разноцветный мозаичный узор изумительной красоты. В центре потолка Акмед за метил темное отверстие, которое было практически невозможно разглядеть в свете факела.Улицы Лориториума украшали изящные каменные скамейки, за ними располагались невысокие каменные заборы, на которых через каждые несколько ярдов поблескивали светильники из меди и стекла.Два больших здания высились в темноте, в дальней части Лориториума, абсолютно одинаковые по размерам и форме, с огромными дверями, украшенными редким сине-зеленым металлом, блестевшим в свете факела. Акмед сразу же узнал планы, виденные в библиотеке и хранилище, где были собраны самые ценные книги и манускрипты Гвиллиама. И если в библиотеке находились все виды свитков, в которых описывались познания древних во всех областях науки и магии, то в хранилище Гвиллиам собрал все известные пророчества.Акмед повернулся к Грунтору.— Ты в порядке? Готов меня сопровождать? — спросил он у сержанта.Грунтор покачал головой.— Если Ой не нужен, сэр, то он бы предпочел отдохнуть.Акмед кивнул.— Я хочу немного осмотреться, но далеко отходить не буду, скоро вернусь. — Грунтор слабо помахал рукой и, улегшись прямо на полу, застонал и закрыл глаза.Король фирболгов некоторое время наблюдал за своим другом, пока не убедился, что Грунтор окончательно освободился от магии Земли, а его дыхание стало ровным и спокойным. Потом Акмед осмотрел факел, продолжавший весело гореть, — казалось, он с радостью освещает удивительное место, окутанное древним волшебством.Акмед бросил свое снаряжение на землю, оставив лишь пару кинжалов, подаренных ему на коронацию Рапсодией — она нашла их, когда самостоятельно занималась исследованием горы несколько месяцев назад. Он быстро взглянул на кинжалы, выкованные из древнего металла, названия которого никто не знал. Металл не поддавался ржавчине, и намерьены использовали его в каркасах зданий, а также для укрепления корпусов кораблей. Акмед убрал один из кинжалов в ножны на запястье, а другой зажал в правой руке и отправился на исследование древнего города.Хотя в обычном мире Акмед умел двигаться совершенно беззвучно, здесь эхо его шагов гулко разносилось по пустынным улицам, отражалось от высокого потолка. Акмед замедлил шаг, тщетно пытаясь не шуметь, но ничего не вышло. Тяжелый воздух распечатанной пещеры непостижимым образом усиливал каждый звук. У Акмеда появилось ощущение, что городу надоело одиночество и теперь он наслаждается компанией.Добравшись до середины шестиугольной пещеры, Акмед остановился. В центральной части Лориториума находился небольшой сад с огромным высохшим фонтаном, окруженным мраморными скамейками. Вокруг основания фонтана осталась небольшая лужица блестящей жидкости, густой, точно ртуть. Источник, из которого когда-то била вода, накрыл тяжелый вулканический камень.Отсюда открывался превосходный вид на весь Лориториум. Акмед огляделся. Тут и там на узких улицах города виднелись лужи вязкой серебристой жидкости, радужная поверхность которой мерцала в свете факела. Он поднес факел поближе к лужице и быстро отдернул руку — от жидкости исходила сильная вибрация. Похоже на источник мощной, но незнакомой энергии, при приближении к нему пальцы и кожа начинали гудеть. Он отвлекся от излучающей свет жидкости и принялся осматривать площадь.По четырем сторонам света — север, юг, восток и запад — стояло четыре больших ларца, имеющих форму алтаря. Акмед вспомнил, что видел их изображения на манускриптах Гвиллиама. Очевидно, в них должны храниться Августейшие реликвии, как их называл Гвиллиам, артефакты огромной силы из старого мира, связанные с пятью стихиями. Акмед беззвучно выругался. Он не до конца понял манускрипт, в котором содержалось описание каждой из реликвий, а Рапсодия не успела изучить свиток и перевести текст.Он осторожно обогнул фонтан и подошел к одному из ларцов в форме мраморной чаши, стоящей на пьедестале и похожей на купальню для птиц. Она была заключена в массивный прямоугольный блок из прозрачного камня, высота которого превышала рост Грунтора. Акмед ощутил покалывание кожи и сразу узнал смертельную ловушку, установленную в основании прозрачного каменного блока. Остальные алтари имели такие же защитные устройства.Вообще Акмед был страстным любителем подобных защитных ловушек. Сейчас же они вызвали у него раздражение. Мания преследования, охватившая Гвиллиама к окончанию строительства Лориториума, заставила его отказаться от большей части его замечательных замыслов. Вместо того чтобы сделать Лориториум центром сосредоточения науки, искусства и магии, как он писал в своих первых заметках, Гвиллиам стал бояться, что кто-нибудь захочет покуситься на собранные здесь сокровища человеческой мысли. Он приказал художникам и строителям забыть о стремлении превратить маленький город в чудо архитектуры и бросить все силы на создание ловушек и всевозможной защиты. Интересно, что находилось раньше внутри алтарей, подумал Акмед.Его размышления прервал жуткий вопль Грунтора. 7 — Ты бы хотела взглянуть на мои сокровища, Прелестница?— Да, — ответила Рапсодия. Она еще не полностью оправилась от страха — еще немного, и ее сердце стало бы еще одним сокровищем дракона. Пока все шло хорошо, Элинсинос не пыталась ставить ловушки или как-то ограничивать свободу Рапсодии. Впрочем, окончательная ясность наступит, только когда она попытается уйти. — Почту за честь.— Тогда пойдем.Огромное существо приподнялось и начало медленно разворачиваться в зловонной воде. Рапсодия прижалась к стене, опасаясь быть раздавленной огромным чудовищем, но почти сразу поняла, что ей нечего бояться. Элинсинос прекрасно владела своим телом, к тому же у Рапсодии сложилось впечатление, что она не имеет определенной формы. Элинсинос перемещалась свободно и уверенно, и очень скоро ее огромная голова смотрела в глубину пещеры. Она дождалась, пока Рапсодия подойдет к ней, а затем повела ее в темноту.Туннель, по которому они шли, постепенно опускался вниз и плавно поворачивал на запад, на его стенах плясали неясные блики, напоминающие далекие отблески пожара. Вскоре в подземелье начал проникать свет. Да и воздух изменился, в нем появился свежий соленый привкус. Рапсодия узнала запах моря.Когда свет стал ослепительно ярким, Элинсинос остановилась.— Иди вперед, Прелестница, — предложила она, слегка подталкивая Рапсодию лбом.Рапсодия повиновалась и медленно двинулась к источнику света. Она непроизвольно зажмурилась — таким ярким было сияние. Она выставила вперед руку и на мгновение остановилась.Когда ее глаза приспособились к яркому свету, она увидела, что находится в огромной пещере, залитой сиянием шести громадных люстр; на каждой плясали тысячи язычков пламени, и любая из них могла бы подойти для бального зала дворца. Помимо этого, свет отражался от невероятного множества блестящих предметов: драгоценных камней всех цветов радуги, монет из золота, серебра, меди, платины и райзина, редкого сине-зеленого металла, который добывали наины старого мира в Высоких Пределах Серендаира.Рапсодия сразу поняла, что люстры сделаны из сотен корабельных штурвалов, монеты горами лежали в открытых капитанских сундуках и на растянутых парусах, концы которых крепились к стенам пещеры. На полу с любовью были разложены разбитые носы и палубы кораблей, якоря, мачты и несколько изъеденных солью носовых украшений; одно из них имело поразительное сходство с Рапсодией.В центре пещеры находилась лагуна с соленой водой, по которой бежали легкие волны. Рапсодия подошла к воде и наклонилась, чтобы потрогать песок. Когда она посмотрела на пальцы, то увидела, что они покрыты золотой пылью.На скалах, окружающих лагуну, были выставлены еще сокровища: статуя русалки с глазами-изумрудами и хвостом, каждая чешуйка которого была выточена из самоцвета, длинный бронзовый трезубец с обломанным кончиком. Чуть в стороне, на сухом песке, лежали десятки сфер (нечто похожее показывал ей Ллаурон), морские карты и навигационные маршруты, а также корабельные приборы — компасы, подзорные трубы и секстанты, шкивы и румпели, ларцы, набитые лоциями. Настоящий морской музей.— Тебе нравятся мои сокровища? — Мелодичный голос подхватило эхо, по поверхности лагуны прошла рябь. Рапсодия повернулась к Элинсинос, в чьих радужных глазах горел восторг.— Да! — с восхищением ответила Рапсодия. — Это невероятно. Я… — Она не знала, что сказать. — … Никогда не видела таких замечательных сокровищ.Элинсинос радостно засмеялась. И ее смех поразил Рапсодию — высокий, напоминающий перезвон колокольчиков. Разве может столь огромное существо так смеяться?— Хорошо, я рада, что тебе понравилось. — Элинсинос действительно выглядела очень довольной. — А теперь иди сюда. Я хочу кое-что тебе вручить.Рапсодия удивленно заморгала. Про драконов всегда рассказывали, что они алчные существа, для которых их драгоценности превыше всего. В старом мире она слышала легенду про дракона, уничтожившего пять городов и несколько деревень только для того, чтобы вернуть обычную жестяную кружку, которую кто-то случайно забрал из его сокровищницы. А теперь прародительница всех драконов этого мира собирается сделать ей подарок. Рапсодия не знала, как реагировать, и потому молча последовала за гигантской рептилией мимо лебедок, колоколов, весел и уключин.С другой стороны пещеры висела сеть, удерживаемая гарпуном, глубоко вонзенным в скалу. Рапсодия вздрогнула, когда представила, какой силой обладал тот, кто так глубоко вогнал его в камень. Элинсинос протянула коготь и вытащила из сети тщательно отполированную лютню. Казалось, мастер лишь вчера закончил над ней работать. Элинсинос обвила лютню тонким змеиным хвостом и протянула ее Рапсодии.Певица с благоговением взяла инструмент и принялась его рассматривать. Он находился в превосходном состоянии, несмотря на то что многие годы подвергался воздействию соленого воздуха и воды.— Хочешь послушать, как она звучит? — спросила она у Элинсинос.Переливающиеся глаза засверкали.— Конечно. Я ведь именно для этого и вручила ее тебе.Рапсодия уселась на перевернутую шлюпку и настроила лютню. Она почувствовала, как ее охватывает волнение.— Что ты хочешь послушать?— Ты знаешь песни о море? — спросила дракониха.— Несколько.— Они из твоего дома, из старого мира?На мгновение сердце Рапсодии остановилось. Она ничего не рассказывала Элинсинос о своем происхождении. Дракониха улыбнулась, обнажив похожие на мечи зубы.— Тебя удивляет, что я знаю, откуда ты пришла, Прелестница?— Не слишком, — призналась Рапсодия.Она прекрасно понимала, что дракону под силу почти все.— Почему ты боишься говорить о своем родном мире?— Если честно, я и сама не знаю. Люди из этого мира проявляют неуемное любопытство относительно моего прошлого, но крайне неохотно отвечают на вопросы о своем. Создается впечатление, будто намерьены дали клятву хранить тайну, будто им есть чего стыдиться.Элинсинос понимающе кивнула.— Человек, который тебя сюда привел, хотел узнать, намерьенка ли ты?— Да.Дракониха рассмеялась.— Ты можешь ему сказать, Прелестница. Он и сам все понял. Это очевидно.Рапсодия почувствовала, что краснеет.— В самом деле?— Боюсь, что да, Прелестница. В тебе есть огонь, время и музыка. Внутренняя магия — верный признак принадлежности к намерьенам, другие люди не обладают этими свойствами. — Она внимательно посмотрела на Рапсодию, которая опустила голову. — Почему мои слова тебя огорчили?— Не знаю. Наверное, все дело в том, что намерьены не способны быть откровенными даже наедине с собой.— Это вина Энвин, — сказала Элинсинос, и в ее голосе появился гнев. — Она заглянула в Прошлое и наделила его силой. Она в ответе за все. — В воздухе вновь повисло напряжение.— Какую силу она дала?— Злую. Ф'дор.Удары собственного сердца громом зазвучали в ушах Рапсодии.— Что ты хочешь этим сказать, Элинсинос? Здесь разгуливает ф'дор? Ты уверена?Глаза Элинсинос зажглись ненавистью.— Да. Это демон из старого мира, он явился к нам слабым и беспомощным, но начал быстро набирать могущество. — Ноздри драконихи угрожающе раздувались. — Энвин знала, ей известно все, что происходило в Прошлом. Она могла уничтожить ф'дора, но предпочла впустить его в мои земли, чтобы, когда придет время, воспользоваться его услугами. Так и получилось. Она плохая, Прелестница. Она дала возможность ф'дору жить, хотя прекрасно знала, на что он способен, как знал и тот, кто увел его от меня. Он так и не вернулся. Я больше никогда его не видела. — Воздух вокруг них буквально звенел от напряжения, и Рапсодия услышала, как за стенами пещеры раздаются раскаты грома — так проявлялась связь драконихи со стихиями.— Меритин? — мягко спросила она.Гул стих, и на глазах Элинсинос вновь появились слезы.— Да.— Мне очень жаль, Элинсинос.Рапсодия протянула руку и погладила огромное плечо, ее пальцы скользнули по множеству чешуек. Кожа Элинсинос была прохладной и будто подернутой туманом; Рапсодии вдруг показалось, будто она опустила руку в грохочущий водопад. В теле драконихи твердость необъяснимым образом сочеталось с иллюзорностью, словно оно не являлось плотью, а лишь результатом действия ее воли. Рапсодия быстро убрала руку, опасаясь, что ее может увлечь в этот водопад.— Море его забрало, — печально сказала Элинсинос. — Он не покоится в земле. И я не могу ему петь. Как он может спать спокойно, если обречен бесконечно слушать рокот волн? Он никогда не узнает мира. — Огромная слеза прокатилась по чешуйкам и упала на заблестевший золотой песок.— Он был моряком, — презрев осторожность, ответила Рапсодия. — Моряки находят покой в море, как лирины — под звездами. Через огонь мы отдаем наши тела ветру, а не земле, так и моряки вручают свои тела морю. Когда ты ищешь покой, важно не то, где находится тело, а то, где осталось сердце. Мой дед был моряком, Элинсинос, он рас сказывал мне об этом. Любовь Меритина здесь, с тобой. — Она оглядела множество сокровищ моря, коими была полна пещера. — Я уверена, что именно тут его дом.Элинсинос фыркнула, но потом кивнула.— Так где же моя морская песня? — осведомилась она. Тон драконихи так резко изменился, что по спине Рапсодии пробежал холодок. Она тронула струны лютни и заиграла простой мотив, негромко подпевая. Дракониха вздохнула, и от ее горячего дыхания взметнулись волосы Рапсодии, и ей пришлось сосредоточиться на своем огненном даре, вбирая жар кончиками пальцев, чтобы уберечь чудесный инструмент.Элинсинос опустила голову на землю и закрыла глаза, впитывая песню Рапсодии. Дающая Имя пропела все печальные песни о море, не обращая внимания на огромные слезы, от которых промокли ее одежда и сапоги. Рапсодия знала, что иногда необходимо хорошо поплакать, чтобы смыть боль утраты, — она и сама в этом нуждалась. Почти все песни она пела на старом намерьенском, некоторые на древнем лиринском; Элинсинос либо знала оба языка, либо слова ее не интересовали.Рапсодия не смогла бы сказать, сколько часов она пела, но наступил момент, когда она исчерпала весь свой запас морских песен. Она отложила лютню и поставила локти на колени.— Элинсинос, ты споешь для меня?Открылся один огромный глаз.— Почему ты хочешь, чтобы я спела, Прелестница?— Мне бы очень хотелось узнать музыку драконов. Наверняка я никогда не слышала ничего подобного.На лице Элинсинос появилась улыбка.— Возможно, ты даже не поймешь, что это музыка, Прелестница.— Пожалуйста, спой для меня.Дракониха вновь закрыла глаза. Через мгновение Рапсодия услышала, как волны в лагуне изменили свой бег, возникли диковинные щелкающие ритмы, напоминающие биение трехкамерного сердца. Поднялся ветер, он постоянно менялся, свистел на разные голоса. Земля под лодкой, на которой она сидела, начала мерно покачиваться, монеты в ларцах зазвенели.«Песня стихий», — заворожено подумала Рапсодия.Из горла драконихи вырвался скрежещущий звук, высокий и тонкий. Казалось, рядом храпит во сне человек. Музыка драконихи по-настоящему потрясла Рапсодию. Не много придя в себя, она вежливо захлопала в ладоши.— Тебе понравилось, Прелестница? Я рада.— А ты любишь песни намерьенов, Элинсинос?— Люблю. Знаешь, тебе следует сделать их своим сокровищем.Рапсодия улыбнулась:— Ну, в некотором смысле так и есть. Песни и мои музыкальные инструменты; дома у меня их довольно много.Музыка и мой сад — вот все мои богатства. А еще одежда, по крайней мере, один из моих друзей сказал бы именно так. Огромное существо покачало головой, подняв тучу песка, и Рапсодия на мгновение ослепла.— Нет, не музыка, Прелестница. Намерьены.— Я не поняла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72