Лучше бы ты убила меня, сестра. Любимая сестра моя. Борра заговорил, как всегда, медленно и невозмутимо:— Мне кажется, тебе здесь не место, Дейрел.— Шел бы ты своей дорогой, — добавил Торк.— Пусть уходит, — послышались отовсюду возгласы.Страшно белея лицом, Дейрел стиснул обеими руками меч. Изгнание. Он понимал, что сейчас произойдет. Борра шагнул к нему, и он невероятным усилием — вздулись жилы на обнаженных по локоть руках — переломил клинок.Сам.Повернулся и пошел прочь.
— Госпожа! Изволили проснуться?Голова раскалывалась. «Госпожа» — ее никогда так не называли. В отряде звали сестрой, Учитель — по имени, иногда — Заклинательница Огня, по смыслу имени. Какой знакомый голос… Нет, не припомнить. Что же было, почему так больно?.. …Эти пирамиды из голов орков попадались уже не первый раз. Слишком жестоко. Кто ? Эльфы давно бежали к морю или бродили где-то на юге, да и не стали бы Старшие творить такого. Люди? Не в обычае тех, кто здесь живет, поступать так. И кто тогда жжет деревни? Следов орков нет, а все уничтожено, разграблено, и люди куда-то уведены. И эти странные слухи о Властелине — будто взимает он дань за помощь и защиту, а тех, кто не повинуется, — жестоко карает… Теперь имя Владыки Севера вызывало страх. — Вот нелепость, — горько говорил Торк. — Ищем того, кто убивает орков. Раньше мы людей от них защищали. А случись что — именно орки будут за нас, а эльфы и Три Племени — врагами будут… — После таких слухов не только Три Племени, — мрачно ответил Ульв. Дни и ночи, поиски… Нелепая ошибка, неосторожность — угодили в засаду втроем. Правда, остальные подоспели почти сразу, но она помнила только страшную боль в голове. На этом все обрывалось.Девушка с трудом открыла глаза. Высокий резной деревянный потолок, на стенах — дорогое оружие и ткани… Она лежала в большой постели среди мягких подушек, укрытая теплым легким одеялом.— Как изволили почивать, госпожа? — тот же слегка насмешливый голос.— Дейрел…— Узнала. Все-таки помнишь. И на том спасибо.Он изменился за эти два года. Пополнел. Лицо, еще красивое, пожелтело и стало одутловатым, под глазами — темные мешки. Похоже, сильно пьет.— Как я… здесь?— Тебя привезли мои люди.— Отбили?— У кого? У себя, что ли? Не делай удивленных глаз, давно уж могли бы понять, что связались с равным, с тем, кто ваши штучки хорошо знает.— Так это ты…— Так это я. Вы открыли на меня охоту. А я — на вас.— Ты мстишь?— Не без этого. Но пока я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Я вам не мешаю. Разве я не убиваю харги?— А людей?— Как и вы.— Мы не трогаем мирных жителей!— Но убиваете врагов. А те, кто не подчиняется мне, — мои враги. К тому же я их защищаю — пусть платят. Вы ведь тоже сражаетесь не за так.— Как ты все извращаешь…— Не так уж сильно, моя госпожа.Он пытался говорить с прежней уверенной насмешливостью — но какая-то усталость стояла за его словами, раннее разочарование. Кажется, он пытался убедить не Ириалонну — самого себя:— Я многое понял с тех пор, как ушел. Как вы меня выгнали. Отец, конечно, проклял меня, старый наивный дурак. И я решил сделать себя сам. Я ведь был еще Черным Воином для этого дурачья. Пожалел их. Харги грабят, люди грабят, вы тоже лезете со своим хозяином и всяким возвышенным бредом… Сейчас главное — выжить. То, что я был из Аст Ахэ, мне помогло. Они поверили мне. А я их защитил. Научил драться. У альвов были короли и королевства, а люди потому и подчинялись кому ни попадя, что некому было объединить их. Я это сделал.— Объединил? Да ты их кнутом в кучу согнал!— Толпа любит сильную руку. Зато слушаются, как собаки. Так что теперь я действительно Властелин. Айанто, — с усмешкой прибавил он.— Не погань Древний Язык!..— Слова — только слова, на каком языке их ни произноси. Смысл один. Я — первый. Первый Король Людей. Подожди, будет время, и я буду первым в Арте. Альвы и харги перережут друг друга…— Властелин уничтожит тебя!— Хозяин ваш? Не забывай, я очень хорошо знаю его силы. Ничего он не может. И не сможет. Его сила иссякла. Думаешь, для чего держит он вас, дураков? Зачем ему защита, если он такой великий? А вы, глупцы, забили мозги чепухой и кладете головы за него.— Величие не в кулаках, — она из последних сил старалась держаться спокойно.— А в чем оно сейчас в нашем мире? В мудрости? Кому она нужна, когда вся сущность человека в том, чтобы набить брюхо, утолить похоть да не дать себя убить? Нет, истинное величие — здесь. Смотри — мне подчиняются. Это я могу все.— Тебе подчиняются из страха, а в душе ненавидят.— Тем лучше! Страх — хороший поводок.— Случись что — они предадут тебя.— О, нет! У меня есть отличная свора, которая полностью зависит от меня. Они — моя гвардия. Как и вы у своего хозяина. Не будет меня — им конец.Дейрел расхаживал по комнате, размахивая руками: похоже, ему удалось-таки взвинтить себя, гнев девушки только помогал этому. Она не в силах была объяснить то, что чувствовала, не могла доказать свою правоту — а значит, прав был он, Дейрел… У Ириалонны очень болела голова. Сил отвечать уже не было. Она только слушала.— Зря вы думаете, что уничтожили меня. Я не из тех, кто погибает от слов. Я выжил. Выжил! Теперь вам настало время платить… И все же это сильно задело тебя, раз ты так зол… Ну да, тебя, великого, лучшего, изгнали!.. — …и я буду нещадно уничтожать тех, кто против меня!
Через пять дней она уже была почти здорова. Дейрел не заходил к ней ни разу, на шестой день появился — угрюмый и озабоченный.— Ищут тебя, — буркнул он.— Боишься, великий и могучий? Властелин? — Она рассмеялась.— Я не дурак. Если вся ваша орава обрушится на меня, мне будет солоно. Но пока что ты — мой щит.— Помнится, когда-то ты презирал женщин. А теперь что — прячешься за меня?— Не играй словами. Мне бы любой из ваших подошел. А так — ваш чувствительный хозяин прольет слезу и оставит меня в покое.— Ох, не надейся! Видно, сильно тебя задело! А говорил: «все слова, все чушь…»— Мне нанесли оскорбление в присутствии многих. А я не привык прощать. Меня унижали с самого начала. Кто мной командовал? Этот приемыш Ульв? Ты тоже меня оскорбила. У меня длинный счет к вам!— Чем ты лучше Вента? Он тоже сын вождя, а подчинялся Ульву.— Если он дурак, то я нет. Я был достойнее.— Слушай, как ты вообще попал в Аст Ахэ с такими мыслями?— Раньше я был другим. Дурнем восторженным. И уж если ты считаешь, что я изменился к худшему, то в этом твоя вина.Ириалонна опустила глаза: ей подумалось, что в его словах есть доля правды.— Послушай, Дейрел, — сказала негромко, — я буду просить за тебя. Тебя простят, ты снова сможешь заслужить доверие и дружбу…Дейрел расхохотался.— Думаешь, мне это надо? Нет, вы мне не нужны. Только ты. Да и с чего ты решила, что я тебя отпущу? Ты моя заложница… и я еще не забыл того, что было между нами. Мое предложение остается в силе.— Но зачем тебе я? Разве ты, такой великий, не мог найти другой женщины?— У меня было полно баб. Но ни одной настоящей женщины я не имел.— Ни одна настоящая женщина не позволит себя иметь как вещь.— Позволит. И если вещь нельзя купить, ее берут силой. Запомни это. И смирись с тем, что ты отсюда не уйдешь.— Тогда меня вызволят.— Боюсь, что нет, — ухмыльнулся Дейрел. — Живой я тебя не выпущу. Так что лучше соглашайся быть королевой. Это выгодно и тебе и мне.— Ты мне противен!— Я еще не спал с тобой, откуда ты знаешь? Ты вообще хоть с кем-нибудь спала? Нет? Это ж надо, дожить до двадцати пяти лет и — ни разу! Что же ты такое?..И тут внезапно Дейрел расхохотался, скаля по-волчьи зубы:— А! Я понял! Значит, вот так ты и воспринимаешь свое Служение? Боги великие!.. Значит, по-твоему, избравший путь Служения должен быть настолько чист и безгрешен? Значит, так и доживешь до седых волос — в чистоте? Только вот тогда-то уж точно никому нужна не будешь… Ах ты, дура, дура… Нет, я должен тебя просветить, хотя бы из жалости. Надо познать любовь. Учитель был прав, вдруг, похолодев, подумала Ириалонна; и мысли понеслись стремительно, как поток, сметавший все ею самой возведенные преграды. Учитель был прав, а я ошибалась. Я не хотела этого понимать, я сама придумала себе — такое Служение… а он был прав. С самого начала. Неужели нужно было — так ударить, чтобы я это поняла ? Не в Твердыне, не среди тех, кто долго и терпеливо вел меня к этому пониманию, к возможности сделать выбор, — здесь, во власти этой мрази ? .. Здесь? Сейчас? Когда сказать: Учитель был прав — значит, признать, что прав — вот этот ? !. Гнев, отчаяние, отвращение — все это обрушилось на Ириалонну разом, выплеснулось криком:— Заткнись, мразь! Да как ты можешь вообще говорить о Служении и любви? Ты же только брать умеешь! А когда любят — дарят…— И откуда ж ты этого набралась? Или я ошибся и ты свою девственность уже кому-то… подарила? Может, Ульву? Пожалуй, надо проверить…Она защищалась так яростно и отчаянно, что на грохот сбежались люди. Дейрел с исцарапанным лицом, с синяком под глазом лежал в углу, защищая голову, а девушка в приступе гнева била его подсвечником.— Убью, падаль! — кричала она. Люди еле сдерживали хохот. Ее с трудом оттащили. Неизвестно, чем бы это все кончилось, но тут в комнату быстро вошел седой воин и зашептал что-то на ухо Дейрелу. В глазах «короля» вспыхнула звериная ненависть.— Вот как, — тяжело дыша, сказал он. — Времени не остался, значит… Слушай, ты! Дела идут так, что мне ждать недосуг. Ты нужна мне женой! — в его голосе слышались испуганно-истерические нотки. — Если до утра не согласишься, я тебя, тебя… Уничтожу! Поняла? У меня нет выхода!— Трус! — бросила она, переводя дух.— Нет, я просто расчетлив. Они не посмеют тронуть мужа любимой сестры. А если ты не будешь моей…— Повелитель, но ведь она из Черных, как и ты, — со страхом в голосе заговорил седой. — Ты не можешь…— Могу. Все могу! Готовь костер, слышишь?— Но сжечь… Ведь можно просто убить, Повелитель…— Я не люблю оскорблений. И не прощаю. К тому же у нее есть выбор. Утром я приду, — усмехнулся он, успокаиваясь.— Не утруждай себя, я — воин Аст Ахэ, — сама удивляясь своему спокойствию, ответила она. — А ты плесень. Ты всех нас предал и заплатишь за это!— Жаль, — протянул Дейрел. — Королевой ты смотрелась бы лучше. Что же, посмотрим, насколько верно твое имя, Заклинательница Огня…
Наверное, Дейрел все-таки не собирался убивать ее: хотел просто запугать, устрашить, заставить подчиниться его воле. А еще, наверное, ему было страшно — иначе бы наутро он не ввалился к Ириалонне пьяным до полусмерти. Никто из тех, кто был при последнем их разговоре, никогда не рассказывал об этом — да и некому было рассказывать; но, выйдя из отведенного девушке покоя, Дейрел прохрипел:— Костер!..Тот седой, что принес Дейрел весть о приближении Черных Воинов, хотел было возразить — но, увидев бешенство безумия в глазах «короля», сейчас казавшихся желтыми, как у хищного зверя, поспешно отвел взгляд и промолчал. И безумие это, казалось, передалось тем, кого Дейрел называл своей сворой…
…Огонь захлестнул его, удушливый дым забивался в горло, выжигал глаза, — Изначальный протянул руку, пульсирующий сгусток жизни лег в его ладонь, как маленькая птица-подранок, — и тогда он сжал пальцы…
…Они уже знали, где ее искать. Кони несли их к городищу за деревянным частоколом на лесистом берегу реки. И внезапно они услышали внутри — зов, полный безнадежной тоски, а потом нахлынула волна смертного ужаса; далеко впереди над частоколом к небу рванулся столб пламени — и зов умолк, оборвавшись внезапно, оставив внутри только сосущую пустоту.Свора знала: никого из них щадить не станут. Свора дралась до последнего, потому что отступать было уже некуда. Дейрела взяли живым: его не защищали — страх смерти оказался сильнее верности из страха.Вент, морщась, словно от боли, оттаскивал от костра Ульва.— Там уже никого нет, — повторял он четко и громко. — Ты понимаешь?Ульв не отвечал: он рвался в огонь, и в его глазах бился другой огонь — безумие. Тогда Вент позвал Торка, и вдвоем они еле справились — с одним. Его пришлось связать. Вент бил его по лицу, пытаясь привести в себя; взгляд Ульва стал осмысленным, но теперь в нем была пустота. И Вент понял — воля к жизни ушла. А на волосы Ульва лег пепел — теперь уже навсегда.Они возвращались, и отряд вел Вент. На телеге лежали рядом двое — Дейрел и Ульв; один спал пьяным сном, другой смотрел в небо пустыми глазами.
… — Твои братья будут судить его. Ты будешь с ними?— Нет. Разве это вернет ей жизнь?— Ты простил его?— Я не хочу о нем больше знать. Айанто…— Что?— Почему ты не спас ее? Разве ты не мог? Ведь достаточно было сказать слово…Изначальный прикрыл глаза.— Не мог, — глухо выговорил он. — Не мог. Только в ваших сказках: «да будет» — и стал свет…Помолчал.— Ульв.— Да?..— Ей не было… не успело быть больно.— Почему? — не сразу спросил человек — очень ровно.— Когда нельзя спасти, можно избавить от мук. Вот, я ответил. И теперь, наверно, ты не захочешь оставаться со мной.— Почему? — в голосе человека скользнуло недоумение.— Потому что… не огонь ее убил.— Что тогда?— Я.Человек впервые поднял глаза на Изначального. Долго смотрел в его лицо, потом глухо и отрывисто проговорил:— Мэй халлъе-тэи, Тано айанто.И низко склонил голову. РАЗГОВОР-XIV …На этот раз, как ни странно, первым начинает разговор Собеседник, не дожидаясь вопросов Гостя. — Это исключение. Единственный случай за всю историю Твердыни: женщина, ставшая воином Меча… Гостю явно хочется спросить, откуда его Собеседник знает, что Ириалонна была единственной; он даже делает легкое движение, словно собираясь прервать Собеседника, — нов последний момент решает промолчать. — Единственный случай, который, наверное, не мог не обернуться бедой. А Твердыня делала все, чтобы предотвратить беду. Терпеливо, как мудрый целитель. Оставалось сделать последний шаг — и вот не хватило времени. Собеседник смеется коротко и горько: — Так часто бывает: не хватает времени. Нескольких лет, дней, часов… Случайность. Девушка могла не поехать с отрядом. Помощь могла успеть вовремя. Случайность… Некоторое время молчат оба; потом Собеседник начинает говорить снова — как поначалу кажется Гостю, о другом: — Ни прежде, ни после не было такого, как Аст Ахэ. Потому что только один мог создать эту Твердыню. Твердыня выявляла дар человека, помогала ему стать Мастером в том, в чем он был более всего одарен, осознать и осуществить свое предназначение. Каждый из людей Твердыни был первым в своем ремесле. Это не значит, что больше они не умели ничего; но у каждого было свое дело. В этом и заключалось Служение: в том, чтобы служить людям. Не своему роду, не своему клану — людям: потому что Твердыня становилась для каждого второй семьей, каждому дарила чувство единства, единения с братством т'айро-ири. Того единения, которое оставалось с человеком навсегда — до конца пути. Единое братство, единое начало пути: Твердыня. Разрозненные кланы, неизбежно сливающиеся в единый народ. И Мелькор становился Учителем для каждого, потому что люди Аст Ахэ, быть может, не сознавая этого, чувствовали: Твердыня — это он… Твердыня помогала каждому раскрыться до конца; неважно, чей ты сын, — важно, кто ты, что ты можешь… Гость ни о чем не спрашивает: ему кажется, что сейчас лучше всего просто слушать. — …разумная польза, — говорит Собеседник. — Мир устроен так, что землепашцы в нем рождаются много чаще, чем поэты. Среди людей Твердыни не было ни нерадивых землепашцев, ни бездарных поэтов. Твердыня руководствовалась благом людей. Женщина не может быть воином Меча, потому что это искалечит ее. Изменит ее тело так, что скорее всего она не сможет родить. А если и сможет — что будет ? Дом без тепла, ребенок без матери — или отказ от того, чему такая воительница посвятила свою жизнь? И то, и другое — несчастье. И то, и другое означает утрату цельности… На этот раз Собеседник умолкает надолго. Потом неожиданно говорит: — Ах'энн, ставший языком Твердыни, — мудрый язык. И в притче, рассказанной Учителем, есть еще один оттенок смысла: всепорождающая Тьма — женское начало; Свет, как и Пламя Творения, — мужское… Впервые он произносит — Учитель. Но Гость не спрашивает, почему… ВАЛИНОР: Совет Великих 542 год I Эпохи
…И Эарендил ступил на берега Земли Бессмертных.Он поднимался по зеленым склонам Туны, но никто не встретился ему на пути, и пусты были улицы Тирион; и непонятная тяжесть легла на сердце Морехода.Какой воздух здесь… Он глубоко вдохнул — мелкие иглы впились в горло и легкие: пыль, алмазная пыль. Ему стало страшно. Быть может, потому никто из Смертных не может жить в земле Аман, что и самый воздух здесь смертелен для них? И он умрет — умрет, не достигнув своей цели, задохнется, как выброшенная на берег рыба… Режущая боль в глазах заставляла по-иному вспоминать слова предания: Враг был ослеплен красотой и величием Валинора… Сквозь радужную дымку он пытался рассмотреть город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65