— О твоем… тэи-ирни, о Морхэллене. Я не должна так говорить… я и сама не понимаю, почему мне видится это… я не права… Тано, я не знаю, что со мной!..Помолчали.— Учитель, я принесу вина?Он рассеянно кивнул.— И огонь почти погас… Сейчас я…— Не надо, Элхэ, — он начертил в воздухе знак Ллах, и в очаге взметнулись языки пламени.Она вернулась очень быстро; он благодарно улыбнулся, приняв из ее рук чашу горячего и терпкого вина: вишня? Тёрн?..— Тано…Он поднял голову: Элхэ стояла уже в дверях — тоненькая фигурка в черном; и необыкновенно отчетливо он увидел ее глаза.— Тано, — узкая рука легла на грудь, — береги себя. Знаю, не умеешь, и все же… Ты неуязвим, ты почти всесилен — но только пока не ранено твое сердце. Я боюсь за тебя.Он хотел спросить, о чем она говорит, но Элхэ уже исчезла.
… Что со мной ? Не надо, я знаю… Покачивается в темной воде венок: ирис, осока и можжевельник связаны тонкими корнями аира. Файар верят, что несбыточное, непредсказанное, невозможное — сбудется, если в сплетенье цветов отразится луна. Но я знаю… Что со мной ?Не смотри мне в глаза. Не говори — так не может быть. Это — во мне.Не тот горчащий вздох весеннего ветра, который рождает светлые, как росные капли, летящие, по-детски простые и трогательные строки и мелодии — нет, яростно-прекрасное в силе своей огненное чувство, сжигающее слова, как палую листву, оставляющее только: я люблю. А отражение луны в темной заводи — ускользает, скрывается в опаловой дымке облаков, и высоки травы разлуки по берегам.Корни аира прочны,но скрыты от глаз:чаще видишь острые листья… РАЗГОВОР-VI … — По этим текстам может показаться, что их жизнь была вечным праздником, — говорит Гость. И, подумав, добавляет: — Праздником поэзии. — Вовсе нет, — тихо отвечает Собеседник. — Но когда рассказываешь о том, кого потерял, вспоминается чаще всего то светлое и радостное, что связано с ним… понимаете? Потом — вы же читали об эльфах. «Когда ребенок начинал находить удовольствие в звучании и форме слов, ламатъавэ…» — помните?. Для Старших, неважно, как их называть — Элдар или Эллери, — это было частью жизни — слово, песня, музыка… — И что же, Мелькор создал для них особый мир ? Так сказать, все условия для опыта, в котором он хотел создать совершенный, по его представлению, народ? — В голосе Гостя проскальзывает тень улыбки. Собеседник, кажется, тоже улыбается в ответ: — Ну, тогда нам придется признать, что такие «особые миры» были созданы для всех Старших… Вы не думали о том, чем жили эльфы Лотлориена? — ведь они ни с кем не торговали, не обменивались товарами… Да и рассказ о том, что королевстве Зеленолесья почти семь тысяч лет платило по счетам тем, что Орофер принес из Дориата, кажется весьма сомнительным. Конечно, драгоценности Элдар всегда были в цене — но вы только представьте себе, как выглядел бы тот обоз!.. Против воли Гость смеется. — Хорошо, хорошо! А какое объяснение предлагаете вы ? — Старшие теснее связаны с миром, чем люди: они слышат и понимают землю, и она дарит их своими плодами. О нет, это вовсе не значит, что им не нужно было ухаживать за садом или пахать землю, растить пшеницу и лен или пасти коз… просто попробуйте представить себе пахаря, который чувствует, на какую глубину нужно вспахать землю, когда начать сев, чем именно нужно удобрять поле. Не догадывается, не в книге прочел, а — чувствует. Разумеется, и урожай у него будет больше. Вы скажете, что каждый крестьянин, с детства выходящий на поле, тоже знает и чувствует все это безо всяких книг; это верно. И что земля просто любит Старших — довод странный, конечно; но, по всему судя, это тоже так. Кроме того, в общине Эллери не было никого, кто не работал бы на ее благо. Даже Странники — которых, кстати, было немного — из иных земель приносили не только занятные рассказы и цветочные луковицы клубни и семена растений, которых в самой Долине не было… — Заманчиво звучит. Жаль, у людей такого нет. — Почему же? — и было, и есть. Вы же читали только о Трех Племенах. А в Твердыне Севера — да-да, в том самом Ангбанде, — учили людей именно этому. Слушать и слышать — землю, камень, металл, травы и деревья. Как Старшие… ИРТХА: Охранители от Пробуждения Эльфов годы 472 — 476-й
…Валинор скован канонами — не может жить по-иному Народ Валар. Ибо есть Закон, данный Единым и провозглашенный Королем Мира. Незыблемый, вечный, неизменный Закон.Здесь, казалось ему, ломались все каноны. Здесь было странное, чарующее мастерство, невозможное в Валиноре, были знания, неведомые и запретные, была сила.И страшно было: созданное им — совершенное, соразмерное, выверенное до мелочей — здесь казалось мертвым и грубым. Творения его рук, то, во что он вложил все знания, все умение, все силы свои, были неживой и косной материей. А то, что создавали Эллери, нарушало все законы, ломало каноны, но — жило. Не могло жить, не могло быть прекрасным, ибо прекрасно лишь соразмерное и совершенное — он знал это — и все же…Он хотел быть первым. А оказался — даже Учителю, именно Учителю он не смог бы признаться в этом — нерадивым и неудачливым учеником. Это было больно. Это было непонятно. И он ушел с головой в книги — он хотел знать все, жажда знаний пожирала его изнутри, как жгучее жестокое пламя, а цепкая память Бессмертного впитывала все до капли — вот, кажется, он уже понял все, с трудом смирял нетерпение, заставлял себя ждать, прежде чем вновь приняться за работу…И снова — что бы он ни делал, все было мертво. И снова — непонимание, обида, боль: почему? Ведь он же теперь знает все, что знают Эллери, он помнит все, он все понял… С болезненным недоумением разглядывал свои руки — гибкие, сильные… не способные творить живое.— Но почему, Тано? Укажи мне ошибку, скажи, где я не прав, что я делаю неверно?— Таирни… прости мне — я не вижу ошибки. Все правильно. Только — в этом нет живой крови. Может быть, твой замысел успевает остыть… нет, не так. Ты взвешиваешь все — и все же слишком торопишься. Ты спешишь изменить себя — и боишься измениться. Зачем? Потому что боюсь потерять тебя. Боюсь стать ненужным тебе. Потому что боюсь утратить то, что едва успел обрести. Потому что ты дорог мне… — …ты дорог мне таким, каков ты есть, фаэрни а тъирни. Ты не спросил о своем имени, Сэйор Морхэллен: но имя — часть тебя. Это имя.— Сэйор Морхэллен… — повторил Сотворенный.— Ортхэннэр — сердце, ты — разум. Вы разные от начала, но равно нужны мне — оба. Я не сужу о вас по заслугам, Морхэллен. Сейчас миру ближе сердце, чем разум; потому тебе так тяжело. Не бойся того, что не можешь еще найти себя, свой единственный путь. Ты привык к неизменности, и изменение страшит тебя; но, пытаясь силой побороть этот страх, ты ломаешь себя. Будь собой, Морхэллен. Просто — будь собой… Изменение. Измениться — значит перестать быть прежним. Перестать быть собой. Я знаю, ты хочешь, чтобы я был другим… Скажи, что мне сделать? Как измениться, Тано? Стать таким, как Эллери?.. …Как выверял он все пропорции, как расспрашивал о породах дерева, о металле, который пошел на струны, о составе лака, когда делал — ту, первую и единственную свою лютню… И вот — она в его руках. Точное, скрупулезно, в мельчайших деталях повторенное творение Мастера Хэлгааля.Пальцы легли на гриф, он провел рукой по струнам -— и с глухим стоном швырнул лютню в стену.Звук был мертвым, царапал слух, как скрип железа по камню.Подобрал обломки, размеренным медленным шагом дошел до камина и опустил их на раскаленные угли. Внутри все застыло, онемело: как же так? Разве он хоть в чем-то ошибся? Нет — ни на волос… но почему, почему, почему?.. …Как оттачивал он каждое слово, каждую строку песни: шлифовал, словно драгоценные камни, но совершенные, созданные по канонам мелодии, безупречные строки песнопений ему самому уже казались уродливыми в сравнении с самой незатейливой песенкой Гэлрэна или с колыбельной, которую Эйрэ пела своим малышам.…Как уходил в лес, в горы, к морю: пытался услышать то же, что слушающие-землю или говорящие-с-травами, понимал разумом, что это не просто звуки, что для Эллери они означают что-то иное — но что? Пытался услышать Песнь, о которой говорил Учитель, но слышал только тот же шум волн, шелест листьев, крик птицы и завывания ветра в скалах."Учитель, скажи, объясни, что мне сделать? Я не понимаю, в чем моя ошибка… Прикажи стать другим, прикажи измениться, я исполню все — мне нужно только слово твое, Учитель!.. Я сумею — научи меня, укажи мне путь… Я буду жить во имя твое, все творения мои, все силы мои, все, все — твое, все возьми, только научи, подскажи, что мне сделать… я слаб и неразумен, я не могу понять тебя, постичь замыслы твои — но прикажи, я изменюсь, я стану иным — первым хочу я стать в глазах твоих — не ради себя, нет, нет, ради тебя, потому что никто не будет так верен тебе, никто не сумеет любить тебя так, как я, вся жизнь моя — в том, чтобы быть рядом, и я хочу быть достойным тебя, не мальчишкой неразумным — первым среди учеников твоих, по праву первым!.. Скажи, что мне сделать для этого, научи меня — я знаю, я верю, ты можешь — ты всесилен, ты знаешь все — загляни в душу мою, разберись, пойми… Учитель…"
Вот он идет. Смеется. Волосы растрепались, весь — ветер, весь — полет. И — крылатое на плече. Новое. Он назвал — кийт. Темное золото и медь, и глаза — два солнечных камня… Он никогда не думает о Замысле — просто творит, и всему находится свое место. Каждому его творению. Кроме меня. Смеется… Броситься навстречу, за руку взять, в глаза заглянуть… мне — хоть бы крупицу этой радости… Кто мне не дает? — Тано! Тано… Увидят ведь. Все. Эти маленькие даже. Смешно. Я — буду — смешон. Нельзя, нет…
… - Тъирни-эме, зачем ты делаешь это? Неужели тебе кажется, что ты станешь не нужен мне, если ты сразу не найдешь свой путь? Что я… Я — орудие в руке твоей. Если орудие не нужно, его откладывают в сторону. Если в нем изъян — его бросают прочь. Я — иной. Не такой, как те, кого ты любишь. Чужой… — Тъирни… небо, о чем ты?! И Эллери, и Ортхэннэр — все они разные, каждый не похож на других! Зачем ты пытаешься повторять их творения? Я люблю тебя таким, каков ты есть, таирни-эме, фаэрни-эме…Дорог — ни за что?Любить — просто так?Не за то, что — первый, не за то, что — лучший?Нет…Он преклонялся перед Учителем, боготворил его, любил — безумно, ревниво, отчаянно. Он должен был заслужить любовь Учителя — не по праву творения, по праву ученика: завоевать эту любовь — любой ценой, любой ценой — стать первым, стать лучшим — единственным среди всех. По-другому он не мыслил себя.
Разговор Морхэллен завел без особой причины — выдалась возможность поговорить, и он задал первый же вопрос, пришедший в голову:— Тано. Ирхи — что это?— Ах'къалли. Соприкосновение с Пустотой изменило их, но Пустота не смогла их поглотить: их души оказались достаточно сильными… Понимаешь — они ведь бессмертны, как ах'къалли, но плодовиты даже не как файар - как звери. Они могут вытеснить все прочие народы с лика Арты. Со временем — и времени на это понадобится совсем немного — они станут драться между собой. За пищу. За охотничьи угодья. За пещеры, пригодные для жилья… Но их будет все больше — ведь они бессмертны: они будут сражаться и с другими народами. Им нет соперников в мире: Старшие бессмертны тоже, но дети у них рождаются редко; а век Смертных недолог…Изначальный потер висок узкими пальцами.— Я хотел бы изменить их, — проговорил тихо. — Сделать их… прежними. Не могу. Можно сделать только, чтобы число их не умножалось с такой быстротой. Иртха не столь многочисленны, сколь могли бы быть; земля может прокормить их, они перестали быть бременем для нее. Думаю, то же можно сделать и с остальными. Тогда они перестанут быть угрозой Арте. Тогда мир примет их: ведь сейчас сама Арта против них…Помолчал.— Почему ты не задаешь вопросов, таирни?— Ты говоришь, Тано, — я слушаю. — Морхэллен склонил голову. — Мои мысли и без того тебе открыты — я ведь твой… твой майя.— Фаэрни.— У тебя просто иное слово для этого.— В ином слове иной смысл, тъирни…
…После, обдумывая этот разговор, Морхэллен вдруг во внезапной вспышке озарения понял — вот оно! Не нужно ломать себя, не нужно быть похожим ни на кого — он будет собой, он осознал свое предназначение!.. Его захлестнула волна жгучей радости — он даже прикрыл глаза, словно боялся, что радость эта опалит, как пламя, как ослепительно яркий свет."Я буду собой. Ты прав, Тано, ты тысячу раз прав — я понял, я знаю теперь, в чем мое предназначение! Я стану щитом твоим, мечом твоим, ты будешь непобедим — и они отступятся, весь мир будет в твоей воле, весь мир станет твоей Песнью, плотью замысла твоего, воском в руках твоих, глиной под твоими пальцами — я многого еще не понимаю, да, но знаю, верю, верую — мир станет прекрасен, стократ прекраснее Валинора, и он будет — твоим, так должно быть, так будет… я сделаю так! И ты поймешь, ты увидишь, Тано, — Тано, я ничего не хочу для себя, все это — ради тебя, ради воплощения твоих замыслов, Тано!..Не Эллери станут защитой тебе, нет… Я вижу — они избранники твои, они призваны для другого — украсить тот мир, который ты создашь… но защищать его стану я. Это начало, это только начало — все Старшие Дети будут под рукой твоей, и Валар ничего не смогут сделать — они не посмеют уничтожить Детей Единого, не сумеют преступить Закон… так пусть им останется — Валинор, им не место здесь — в твоем мире! Они увидят это, Тано… Только Сила — опора Мудрости и защита Красоте. Я стану — Силой. Я всегда буду рядом с тобой, потому что никто кроме меня не сумеет свершить этого. Это будет мой дар тебе…"
… — Что это?За спиной Морхэллена стоят ирхи — вооруженные, в доспехах. Не из Северного клана, и обликом разнятся: должно быть, из разных племен. Смотрят со страхом и преданностью. По знаку Морхэллена пали на колени.— Твои охранители, Тано, — глаза фаэрни сияют гордостью и с трудом сдерживаемой радостью.— Зачем? — во взгляде Учителя — растерянность.И тогда Морхэллен начинает говорить — горячо, страстно, как никогда еще не смел, не мог говорить с Учителем, — и те слова, которые он тысячу раз повторял про себя, словно рождаются сейчас заново.… — Это — мой дар — тебе, Тано!— И что же мне делать с твоим даром? — очень тихо. — От кого они станут оберегать меня? У меня нет противников.— Они будут!.. И когда Валинор снова поднимется против тебя, нам будет что противопоставить им! Изначальные не смогут сражаться с Детьми Единого…— А что же будут делать эти… мои охранители, пока не наступило твое «когда»?— Я… я не знаю… не думал… — на мгновение Морхэллен теряется, но переполняющая его радость оказывается сильнее растерянности: — Это неважно! Они должны быть готовы…Учитель сжимает руки, говорит все так же тихо, с горечью:— Ты так ничего и не понял… они могли стать другими…— Нет, нет, поверь мне — это не нужно! Я думал, я искал… Они — только начало! Я приду к другим племенам ирхи, к другим ах'къалли… — Чтобы их сделать — такими же?— Да! — Он счастлив, что Учитель наконец понял его, он улыбается — в первый раз, неумело и искренне. — Старшие и Идущие Следом — их клинки, их сила…— ..их кровь…— …помогут воплощению твоих замыслов, они будут биться за тебя…— И умирать. За меня.— Во имя мира, который станет — твоим!.Мелькор поднимает на Морхэллена потемневшие глаза— Уходи. Сейчас. Уйди, — слишком ровно, словно с трудом сдерживая себя.— Что?.. — Улыбка гаснет — словно свечу задули.И внезапно огненным шквалом обрушивается на фаэрни — отвращение, боль, гнев Что ты сделал? - он видит ирхи, закованных в броню, железные легионы, сметающие все на своем пути по единому слову, по знаку, по приказу. Этого ты хочешь?! - он видит сходящиеся на поле боя войска, красную от крови вытоптанную траву, горящие дома… Что ты привел в мир? - вороны кружат над мертвыми, клюют стылую плоть, а войска идут, идут, идут, сшибаясь между собой, как штормовые волны, — и откатываются снова, оставляя выжженную землю, непогребенные тела Старших, Смертных, ирхи, — и снова идут, и идут…Он почти забыл, как говорят Изначальные — не слова, не бережное прикосновение мыслей-осанве — сплетение образов, столь яркое и яростное, что Морхэллен отшатывается невольно, словно пламя это опалило его, зажмуривается на мгновение. А когда открывает глаза, Тано стоит перед ним неподвижно, и лицо у него — застывшее, бледное, расчерченное резкими тенями. Страшное Морхэллен пятится, отступает к дверям — медленно, неуверенно, словно ждет еще, что Тано передумает, остановит его, — но тот не двигается.— …Господин! — хриплый, подобострастный голос. — Господин!Он открывает глаза. Ирха смотрит снизу вверх на хозяина — подрагивают губы, кажется, сейчас оскалится, как хищник, чующий кровь.— Господин, прикажи..Изначальный смотрит на Искаженного, не видя его. Вот, значит, как. Охранители. — Господин…
Теперь я в ответе за их деяния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
… Что со мной ? Не надо, я знаю… Покачивается в темной воде венок: ирис, осока и можжевельник связаны тонкими корнями аира. Файар верят, что несбыточное, непредсказанное, невозможное — сбудется, если в сплетенье цветов отразится луна. Но я знаю… Что со мной ?Не смотри мне в глаза. Не говори — так не может быть. Это — во мне.Не тот горчащий вздох весеннего ветра, который рождает светлые, как росные капли, летящие, по-детски простые и трогательные строки и мелодии — нет, яростно-прекрасное в силе своей огненное чувство, сжигающее слова, как палую листву, оставляющее только: я люблю. А отражение луны в темной заводи — ускользает, скрывается в опаловой дымке облаков, и высоки травы разлуки по берегам.Корни аира прочны,но скрыты от глаз:чаще видишь острые листья… РАЗГОВОР-VI … — По этим текстам может показаться, что их жизнь была вечным праздником, — говорит Гость. И, подумав, добавляет: — Праздником поэзии. — Вовсе нет, — тихо отвечает Собеседник. — Но когда рассказываешь о том, кого потерял, вспоминается чаще всего то светлое и радостное, что связано с ним… понимаете? Потом — вы же читали об эльфах. «Когда ребенок начинал находить удовольствие в звучании и форме слов, ламатъавэ…» — помните?. Для Старших, неважно, как их называть — Элдар или Эллери, — это было частью жизни — слово, песня, музыка… — И что же, Мелькор создал для них особый мир ? Так сказать, все условия для опыта, в котором он хотел создать совершенный, по его представлению, народ? — В голосе Гостя проскальзывает тень улыбки. Собеседник, кажется, тоже улыбается в ответ: — Ну, тогда нам придется признать, что такие «особые миры» были созданы для всех Старших… Вы не думали о том, чем жили эльфы Лотлориена? — ведь они ни с кем не торговали, не обменивались товарами… Да и рассказ о том, что королевстве Зеленолесья почти семь тысяч лет платило по счетам тем, что Орофер принес из Дориата, кажется весьма сомнительным. Конечно, драгоценности Элдар всегда были в цене — но вы только представьте себе, как выглядел бы тот обоз!.. Против воли Гость смеется. — Хорошо, хорошо! А какое объяснение предлагаете вы ? — Старшие теснее связаны с миром, чем люди: они слышат и понимают землю, и она дарит их своими плодами. О нет, это вовсе не значит, что им не нужно было ухаживать за садом или пахать землю, растить пшеницу и лен или пасти коз… просто попробуйте представить себе пахаря, который чувствует, на какую глубину нужно вспахать землю, когда начать сев, чем именно нужно удобрять поле. Не догадывается, не в книге прочел, а — чувствует. Разумеется, и урожай у него будет больше. Вы скажете, что каждый крестьянин, с детства выходящий на поле, тоже знает и чувствует все это безо всяких книг; это верно. И что земля просто любит Старших — довод странный, конечно; но, по всему судя, это тоже так. Кроме того, в общине Эллери не было никого, кто не работал бы на ее благо. Даже Странники — которых, кстати, было немного — из иных земель приносили не только занятные рассказы и цветочные луковицы клубни и семена растений, которых в самой Долине не было… — Заманчиво звучит. Жаль, у людей такого нет. — Почему же? — и было, и есть. Вы же читали только о Трех Племенах. А в Твердыне Севера — да-да, в том самом Ангбанде, — учили людей именно этому. Слушать и слышать — землю, камень, металл, травы и деревья. Как Старшие… ИРТХА: Охранители от Пробуждения Эльфов годы 472 — 476-й
…Валинор скован канонами — не может жить по-иному Народ Валар. Ибо есть Закон, данный Единым и провозглашенный Королем Мира. Незыблемый, вечный, неизменный Закон.Здесь, казалось ему, ломались все каноны. Здесь было странное, чарующее мастерство, невозможное в Валиноре, были знания, неведомые и запретные, была сила.И страшно было: созданное им — совершенное, соразмерное, выверенное до мелочей — здесь казалось мертвым и грубым. Творения его рук, то, во что он вложил все знания, все умение, все силы свои, были неживой и косной материей. А то, что создавали Эллери, нарушало все законы, ломало каноны, но — жило. Не могло жить, не могло быть прекрасным, ибо прекрасно лишь соразмерное и совершенное — он знал это — и все же…Он хотел быть первым. А оказался — даже Учителю, именно Учителю он не смог бы признаться в этом — нерадивым и неудачливым учеником. Это было больно. Это было непонятно. И он ушел с головой в книги — он хотел знать все, жажда знаний пожирала его изнутри, как жгучее жестокое пламя, а цепкая память Бессмертного впитывала все до капли — вот, кажется, он уже понял все, с трудом смирял нетерпение, заставлял себя ждать, прежде чем вновь приняться за работу…И снова — что бы он ни делал, все было мертво. И снова — непонимание, обида, боль: почему? Ведь он же теперь знает все, что знают Эллери, он помнит все, он все понял… С болезненным недоумением разглядывал свои руки — гибкие, сильные… не способные творить живое.— Но почему, Тано? Укажи мне ошибку, скажи, где я не прав, что я делаю неверно?— Таирни… прости мне — я не вижу ошибки. Все правильно. Только — в этом нет живой крови. Может быть, твой замысел успевает остыть… нет, не так. Ты взвешиваешь все — и все же слишком торопишься. Ты спешишь изменить себя — и боишься измениться. Зачем? Потому что боюсь потерять тебя. Боюсь стать ненужным тебе. Потому что боюсь утратить то, что едва успел обрести. Потому что ты дорог мне… — …ты дорог мне таким, каков ты есть, фаэрни а тъирни. Ты не спросил о своем имени, Сэйор Морхэллен: но имя — часть тебя. Это имя.— Сэйор Морхэллен… — повторил Сотворенный.— Ортхэннэр — сердце, ты — разум. Вы разные от начала, но равно нужны мне — оба. Я не сужу о вас по заслугам, Морхэллен. Сейчас миру ближе сердце, чем разум; потому тебе так тяжело. Не бойся того, что не можешь еще найти себя, свой единственный путь. Ты привык к неизменности, и изменение страшит тебя; но, пытаясь силой побороть этот страх, ты ломаешь себя. Будь собой, Морхэллен. Просто — будь собой… Изменение. Измениться — значит перестать быть прежним. Перестать быть собой. Я знаю, ты хочешь, чтобы я был другим… Скажи, что мне сделать? Как измениться, Тано? Стать таким, как Эллери?.. …Как выверял он все пропорции, как расспрашивал о породах дерева, о металле, который пошел на струны, о составе лака, когда делал — ту, первую и единственную свою лютню… И вот — она в его руках. Точное, скрупулезно, в мельчайших деталях повторенное творение Мастера Хэлгааля.Пальцы легли на гриф, он провел рукой по струнам -— и с глухим стоном швырнул лютню в стену.Звук был мертвым, царапал слух, как скрип железа по камню.Подобрал обломки, размеренным медленным шагом дошел до камина и опустил их на раскаленные угли. Внутри все застыло, онемело: как же так? Разве он хоть в чем-то ошибся? Нет — ни на волос… но почему, почему, почему?.. …Как оттачивал он каждое слово, каждую строку песни: шлифовал, словно драгоценные камни, но совершенные, созданные по канонам мелодии, безупречные строки песнопений ему самому уже казались уродливыми в сравнении с самой незатейливой песенкой Гэлрэна или с колыбельной, которую Эйрэ пела своим малышам.…Как уходил в лес, в горы, к морю: пытался услышать то же, что слушающие-землю или говорящие-с-травами, понимал разумом, что это не просто звуки, что для Эллери они означают что-то иное — но что? Пытался услышать Песнь, о которой говорил Учитель, но слышал только тот же шум волн, шелест листьев, крик птицы и завывания ветра в скалах."Учитель, скажи, объясни, что мне сделать? Я не понимаю, в чем моя ошибка… Прикажи стать другим, прикажи измениться, я исполню все — мне нужно только слово твое, Учитель!.. Я сумею — научи меня, укажи мне путь… Я буду жить во имя твое, все творения мои, все силы мои, все, все — твое, все возьми, только научи, подскажи, что мне сделать… я слаб и неразумен, я не могу понять тебя, постичь замыслы твои — но прикажи, я изменюсь, я стану иным — первым хочу я стать в глазах твоих — не ради себя, нет, нет, ради тебя, потому что никто не будет так верен тебе, никто не сумеет любить тебя так, как я, вся жизнь моя — в том, чтобы быть рядом, и я хочу быть достойным тебя, не мальчишкой неразумным — первым среди учеников твоих, по праву первым!.. Скажи, что мне сделать для этого, научи меня — я знаю, я верю, ты можешь — ты всесилен, ты знаешь все — загляни в душу мою, разберись, пойми… Учитель…"
Вот он идет. Смеется. Волосы растрепались, весь — ветер, весь — полет. И — крылатое на плече. Новое. Он назвал — кийт. Темное золото и медь, и глаза — два солнечных камня… Он никогда не думает о Замысле — просто творит, и всему находится свое место. Каждому его творению. Кроме меня. Смеется… Броситься навстречу, за руку взять, в глаза заглянуть… мне — хоть бы крупицу этой радости… Кто мне не дает? — Тано! Тано… Увидят ведь. Все. Эти маленькие даже. Смешно. Я — буду — смешон. Нельзя, нет…
… - Тъирни-эме, зачем ты делаешь это? Неужели тебе кажется, что ты станешь не нужен мне, если ты сразу не найдешь свой путь? Что я… Я — орудие в руке твоей. Если орудие не нужно, его откладывают в сторону. Если в нем изъян — его бросают прочь. Я — иной. Не такой, как те, кого ты любишь. Чужой… — Тъирни… небо, о чем ты?! И Эллери, и Ортхэннэр — все они разные, каждый не похож на других! Зачем ты пытаешься повторять их творения? Я люблю тебя таким, каков ты есть, таирни-эме, фаэрни-эме…Дорог — ни за что?Любить — просто так?Не за то, что — первый, не за то, что — лучший?Нет…Он преклонялся перед Учителем, боготворил его, любил — безумно, ревниво, отчаянно. Он должен был заслужить любовь Учителя — не по праву творения, по праву ученика: завоевать эту любовь — любой ценой, любой ценой — стать первым, стать лучшим — единственным среди всех. По-другому он не мыслил себя.
Разговор Морхэллен завел без особой причины — выдалась возможность поговорить, и он задал первый же вопрос, пришедший в голову:— Тано. Ирхи — что это?— Ах'къалли. Соприкосновение с Пустотой изменило их, но Пустота не смогла их поглотить: их души оказались достаточно сильными… Понимаешь — они ведь бессмертны, как ах'къалли, но плодовиты даже не как файар - как звери. Они могут вытеснить все прочие народы с лика Арты. Со временем — и времени на это понадобится совсем немного — они станут драться между собой. За пищу. За охотничьи угодья. За пещеры, пригодные для жилья… Но их будет все больше — ведь они бессмертны: они будут сражаться и с другими народами. Им нет соперников в мире: Старшие бессмертны тоже, но дети у них рождаются редко; а век Смертных недолог…Изначальный потер висок узкими пальцами.— Я хотел бы изменить их, — проговорил тихо. — Сделать их… прежними. Не могу. Можно сделать только, чтобы число их не умножалось с такой быстротой. Иртха не столь многочисленны, сколь могли бы быть; земля может прокормить их, они перестали быть бременем для нее. Думаю, то же можно сделать и с остальными. Тогда они перестанут быть угрозой Арте. Тогда мир примет их: ведь сейчас сама Арта против них…Помолчал.— Почему ты не задаешь вопросов, таирни?— Ты говоришь, Тано, — я слушаю. — Морхэллен склонил голову. — Мои мысли и без того тебе открыты — я ведь твой… твой майя.— Фаэрни.— У тебя просто иное слово для этого.— В ином слове иной смысл, тъирни…
…После, обдумывая этот разговор, Морхэллен вдруг во внезапной вспышке озарения понял — вот оно! Не нужно ломать себя, не нужно быть похожим ни на кого — он будет собой, он осознал свое предназначение!.. Его захлестнула волна жгучей радости — он даже прикрыл глаза, словно боялся, что радость эта опалит, как пламя, как ослепительно яркий свет."Я буду собой. Ты прав, Тано, ты тысячу раз прав — я понял, я знаю теперь, в чем мое предназначение! Я стану щитом твоим, мечом твоим, ты будешь непобедим — и они отступятся, весь мир будет в твоей воле, весь мир станет твоей Песнью, плотью замысла твоего, воском в руках твоих, глиной под твоими пальцами — я многого еще не понимаю, да, но знаю, верю, верую — мир станет прекрасен, стократ прекраснее Валинора, и он будет — твоим, так должно быть, так будет… я сделаю так! И ты поймешь, ты увидишь, Тано, — Тано, я ничего не хочу для себя, все это — ради тебя, ради воплощения твоих замыслов, Тано!..Не Эллери станут защитой тебе, нет… Я вижу — они избранники твои, они призваны для другого — украсить тот мир, который ты создашь… но защищать его стану я. Это начало, это только начало — все Старшие Дети будут под рукой твоей, и Валар ничего не смогут сделать — они не посмеют уничтожить Детей Единого, не сумеют преступить Закон… так пусть им останется — Валинор, им не место здесь — в твоем мире! Они увидят это, Тано… Только Сила — опора Мудрости и защита Красоте. Я стану — Силой. Я всегда буду рядом с тобой, потому что никто кроме меня не сумеет свершить этого. Это будет мой дар тебе…"
… — Что это?За спиной Морхэллена стоят ирхи — вооруженные, в доспехах. Не из Северного клана, и обликом разнятся: должно быть, из разных племен. Смотрят со страхом и преданностью. По знаку Морхэллена пали на колени.— Твои охранители, Тано, — глаза фаэрни сияют гордостью и с трудом сдерживаемой радостью.— Зачем? — во взгляде Учителя — растерянность.И тогда Морхэллен начинает говорить — горячо, страстно, как никогда еще не смел, не мог говорить с Учителем, — и те слова, которые он тысячу раз повторял про себя, словно рождаются сейчас заново.… — Это — мой дар — тебе, Тано!— И что же мне делать с твоим даром? — очень тихо. — От кого они станут оберегать меня? У меня нет противников.— Они будут!.. И когда Валинор снова поднимется против тебя, нам будет что противопоставить им! Изначальные не смогут сражаться с Детьми Единого…— А что же будут делать эти… мои охранители, пока не наступило твое «когда»?— Я… я не знаю… не думал… — на мгновение Морхэллен теряется, но переполняющая его радость оказывается сильнее растерянности: — Это неважно! Они должны быть готовы…Учитель сжимает руки, говорит все так же тихо, с горечью:— Ты так ничего и не понял… они могли стать другими…— Нет, нет, поверь мне — это не нужно! Я думал, я искал… Они — только начало! Я приду к другим племенам ирхи, к другим ах'къалли… — Чтобы их сделать — такими же?— Да! — Он счастлив, что Учитель наконец понял его, он улыбается — в первый раз, неумело и искренне. — Старшие и Идущие Следом — их клинки, их сила…— ..их кровь…— …помогут воплощению твоих замыслов, они будут биться за тебя…— И умирать. За меня.— Во имя мира, который станет — твоим!.Мелькор поднимает на Морхэллена потемневшие глаза— Уходи. Сейчас. Уйди, — слишком ровно, словно с трудом сдерживая себя.— Что?.. — Улыбка гаснет — словно свечу задули.И внезапно огненным шквалом обрушивается на фаэрни — отвращение, боль, гнев Что ты сделал? - он видит ирхи, закованных в броню, железные легионы, сметающие все на своем пути по единому слову, по знаку, по приказу. Этого ты хочешь?! - он видит сходящиеся на поле боя войска, красную от крови вытоптанную траву, горящие дома… Что ты привел в мир? - вороны кружат над мертвыми, клюют стылую плоть, а войска идут, идут, идут, сшибаясь между собой, как штормовые волны, — и откатываются снова, оставляя выжженную землю, непогребенные тела Старших, Смертных, ирхи, — и снова идут, и идут…Он почти забыл, как говорят Изначальные — не слова, не бережное прикосновение мыслей-осанве — сплетение образов, столь яркое и яростное, что Морхэллен отшатывается невольно, словно пламя это опалило его, зажмуривается на мгновение. А когда открывает глаза, Тано стоит перед ним неподвижно, и лицо у него — застывшее, бледное, расчерченное резкими тенями. Страшное Морхэллен пятится, отступает к дверям — медленно, неуверенно, словно ждет еще, что Тано передумает, остановит его, — но тот не двигается.— …Господин! — хриплый, подобострастный голос. — Господин!Он открывает глаза. Ирха смотрит снизу вверх на хозяина — подрагивают губы, кажется, сейчас оскалится, как хищник, чующий кровь.— Господин, прикажи..Изначальный смотрит на Искаженного, не видя его. Вот, значит, как. Охранители. — Господин…
Теперь я в ответе за их деяния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65