А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Хорошо, Джоконда. Пойдем вместе.
И заспешил прочь – еще одну ночь преодолел. Вышел на мостовую. Скоро рассветет, и в этот вторник ему предстоит сделать многое.
Эрнесто и Виржилио оспаривали друг у друга право опознать кровать, на которой Каэтана и Полидоро занимались любовью. Спор начался утром в аптеке «Здоровый дух».
Полидоро позвонил обоим сразу после ванны, несмотря на протесты Додо. Она обвиняла его в том, что он висит на телефоне, всякий раз как остается дома. Полидоро не обращал на нее внимания, казалось, он счастлив.
– Что ты затеваешь, Поли? – Додо воспользовалась уменьшительным именем, дабы воскресить былое супружеское уважение.
Он согласился съесть сыр, чтобы доставить ей удовольствие. Желая избавить жену от всяких подозрений, хлопнул себя по карману.
– Собираюсь заключить крупную сделку.
В глазах Додо появился жадный блеск. Полидоро сразу приобрел ее расположение, ибо ничто так ее не радовало, как возможность прикупить еще земли, будто ей мало было поместий, которыми они владели. Она мечтала о том, чтобы ее портрет появился в иностранных журналах – образцовая бразильская латифундистка, владелица тысячи вывезенных из Индии диковинных зебу, способная одна прокормить страну размером с Бельгию.
– Гляди не прогадай, – предупредила она мужа после первого радостного возбуждения.
В аптеке Полидоро заявил, что необходимо срочно восстановить номер в «Паласе», который они с Каэтаной занимали в прошлом. Он требовал точного воспроизведения былой обстановки – пусть Каэтана, словно по волшебству, забудет о том, что покидала Триндаде, чтобы время для них остановилось и оба чувствовали себя на двадцать лет моложе.
Такая любовь тронула Виржилио. Желая показать свою солидарность и свое волнение, он тронул фазендейро за рукав.
– Ах, Полидоро! – сказал он прерывающимся голосом. – Никогда я не подозревал, что у вас поэтическая жилка! Что у вас такая нежная душа! – Он обтер лицо платком, чтобы собеседники увидели вышитые буквы, которыми он метил белье.
Эрнесто подумал, что учитель расплачется. Еще бы, ведь он так одинок. Чтобы утешить его, сказал, что удел любви – сжигать тело на том же костре, на котором когда-то сжигали безутешных вдов. Но, несмотря на все безумства, любовь порождает и свою особую систему излечения. К приезду Каэтаны любовное гнездо, запущенное на протяжении стольких лет, будет приведено в порядок.
Полидоро не вслушивался в разговор, его мысли бродили где-то далеко. Эти два человека говорили о причудах страсти с видом великих знатоков. Эрнесто поспешно отпускал лекарства, лишь бы отделаться от посетителей. Сказав несколько приветливых слов, заявлял, что для консультаций время неподходящее. Сейчас его пациентом была любовь, с той лишь разницей, что, вселяясь в тело, любовь укрепляет здоровье.
– Любовь – лучшее из лекарств. Лечит любую болезнь, любое недомогание. Она – демиург, творящий чудеса, – сказал Эрнесто, обращаясь к Виржилио.
Заботы Эрнесто о Виржилио тронули Полидоро, и ему стало стыдно, что он равнодушен к судьбе учителя.
– Ах, Полидоро, как трудно было одолеть эти годы! Виржилио говорил срывающимся голосом и мял в руках платок. Все эти годы благодаря великодушию Полидоро он тоже жил тенью Каэтаны. Не имея собственной семьи, видел образ Каэтаны одинаково запечатленным на лице как Полидоро, так и Эрнесто. С какой гордостью служил он любви, сокрытой в номере «Паласа», когда Каэтана кончила выступать в цирке. Они были жадными любовниками, и Виржилио порой воображал, что и ему однажды судьба подарит женское тело, на которое он набросится с такой же страстью.
Полидоро не хотел привлекать ничьего внимания. До пятницы приезд Каэтаны необходимо держать по возможности в тайне, поэтому в гостиницу он возьмет с собой только одного человека.
Эрнесто выразил желание сопровождать его, но Виржилио, считая себя обойденным, сослался на то, что он историк и потому обязан быть в центре событий.
Эрнесто стал возражать:
– Может, вы умеете, как я, лечить раны и болезни? Делать уколы?
Подобные цеховые препирательства раздражали Полидоро.
– Со мной пойдет тот, у кого память лучше. Виржилио и Эрнесто не скрывали, что огорчены, испили горечь из одной и той же чаши.
– Назовите мне без лишних слов число, день недели и месяц, когда Каэтана уехала из Триндаде, не оставив никакой записки.
Память частенько подводила Эрнесто. В школе, вызубривая латинское склонение, необходимое для перевода Цицерона, он не всегда попадал в точку. И все у него получалось шиворот-навыворот, даже Цицерона он путал с Катоном. О печальном дне он хранил довольно смутное воспоминание. Он сидел за столом и ужинал, когда Полидоро срочно вызвал его в «Палас», чтобы сообщить о дезертирстве Каэтаны и всей труппы губителей искусства. Ужин был более изысканный, чем обычно, значит, был чей-то день рожденья. Но чей? Его, жены или старшего сына? Память подводила, не давала никаких полезных сведений. Лишь отрывочные воспоминания. Этот недостаток лишал его и возможности судить о своем собственном прошлом, о котором ничего толком сказать не мог. Из-за этого любой сосед мог хвастаться в кафе поступками, которые на самом деле совершил он.
Наблюдая старания Эрнесто, Виржилио попросил слова. Речь его была проникнута чувством интеллектуального превосходства.
– Это случилось в среду, третьего мая 1950 года. В то утро поезд отправился из Триндаде с опозданием на десять минут из-за сильного дождя. Стало быть, в девять сорок пять. Дождь начался накануне перед обедом, в тот самый час, когда Полидоро позвали и он срочно выехал на фазенду Суспиро, чтобы оценить ущерб, нанесенный лопнувшей трубой водяного бака, в кухню хлынул настоящий поток, который смыл фасоль, приготовленную Додо для крестин Жоаозиньо, сына Досуры и Манеко, тамошних жителей, в то время когда управляющий был...
– Хватит, – нетерпеливо прервал его Полидоро. – Вы победили.
Из благородства Виржилио утешил, как мог, Эрнесто.
– Если бы мы, историки, не обладали хорошей памятью, как бы мы защищали историю Бразилии от чужеземцев, которые приезжают охотиться за нашими документами?
Виржилио не занимался физическими упражнениями и с трудом поспевал за Полидоро. Их появление в вестибюле гостиницы испугало Мажико.
– Что привело вас сюда в такой час?
Мажико лишь притворялся изумленным: Франсиско наверняка сообщил ему накануне о предстоящем приезде Каэтаны.
– Да вы же знаете, разве не так? – Полидоро не дал ему времени опомниться от страха. – В этом случае – молчок, это тайна, понятно? А что касается Франсиско, то я когда-нибудь велю отрезать ему кое-что.
Мажико побледнел и хотел было защитить Франсиско, но Полидоро его остановил:
– Неважно. Теперь я хочу знать, кто занимает номер люкс на шестом этаже. – И он указал на потолок, где взгляд его наткнулся на горящую хрустальную люстру.
– Парочка, которая проводит медовый месяц. Они пробудут до субботы. Приехали из Мирасемы. У родителей молодожена там небольшой мыловаренный заводик. Похож на португальца, с мальтийским крестом. Кажутся людьми порядочными.
– Выселите их оттуда сейчас же. Под любым предлогом.
– Да они же еще не встали. Не заказывали утренний кофе. Вы же знаете, в медовый месяц никто рано не встает. – И Мажико впервые улыбнулся, надеясь тронуть сердце Полидоро.
– Кто всю ночь возится с женщиной, тот нуждается в отдыхе. Раз уж так, даю им еще два часа. А потом переселите их в другой номер. Поскольку они из Мирасемы, где у меня немало друзей, дирекция оплатит их пребывание здесь, в том числе еду и выпивку.
Полидоро направился к запертой двери справа от конторки администратора. Он знал все помещения гостиницы. Мажико последовал за ним, и Полидоро еще раз напомнил о новобрачных.
– Если не поговорите с ними, я их выставлю, даже если они в этот момент будут заниматься любовью, – сердито сказал он, открывая дверь, которая вела на лестницу.
– Ну, теперь проверим вашу память, Виржилио. – И обернулся к Мажико: – Принесите мне ключ от подвала.
Полидоро легко шагал по ступенькам, а вот Виржилио шел медленно из-за темноты и страха, боясь упасть, опираясь рукой о стену.
– Здесь двадцать семь ступеней, можете сосчитать, – пояснил Полидоро. Став перед дверью подвала, попробовал отпереть ее, замок не поддавался.
– Что за дерьмовый ключ! Сколько лет эту дверь не открывали?
Наконец дверь со страшным скрежетом открылась. Полидоро вошел первым.
– Зажгите свет, Мажико.
В темноте Мажико столкнулся с Виржилио, который тут же уцепился за него. Вдвоем они нашли выключатель. Лампа осветила кладбище мебели с бесконечными памятниками в виде перевернутых стульев; по виду мебели и ящиков трудно было определить их происхождение. Здесь царил полный хаос: сваленные в кучи разнородные предметы образовывали лабиринт, двигаться по которому необходимо было осторожно и с умом.
– Как же мы найдем мебель и матрас из номера Каэтаны среди такого беспорядка? – вздохнул Виржилио.
– Мы не уйдем отсюда, пока дело не будет сделано. Глядите повнимательней, – приказал Полидоро. Проведя рукой по какому-то предмету меблировки, почувствовал корку грязи, въевшуюся в дерево, словно инкрустация из матовых рубинов. Тщетно силился он определить, что перед ним, и начал путешествие по местности, картой которой не располагал. Однако велико было его желание преодолеть препятствия и добраться до другого конца подвала, откуда удобнее осматривать все это скопище. Полидоро надеялся, что их поиски увенчаются успехом.
– Вы хоть знаете, что ищете? – спросил Виржилио.
– Не мешайте, пожалуйста.
И Полидоро нервно продвигался, как по морю среди густых водорослей, а Мажико и Виржилио шли за ним, но понемногу отставали, держась друг за друга, чтобы не потеряться. Мир, населенный обломками и сгинувшими воспоминаниями, производил на обоих гнетущее впечатление.
Несмотря на все меры предосторожности, Виржилио, менее ловкий, чем Мажико, врезался в груду ящиков, которая рухнула на историка, точно карточный домик. Увидев беду, Мажико бросился на выручку. Он успел вовремя, но Виржилио все же испугался.
– Кому я обязан жизнью? – обалдело спросил он. Мажико протянул к нему руки, чтобы заключить его в свои объятия. Рядом с человеком, который его спас, Виржилио почувствовал влечение к человеческому теплу и забыл о старой мебели. На шум, производимый братанием, обернулся Полидоро.
Виржилио, все еще в объятиях Мажико, заметил, что Полидоро их не видит.
– Мы здесь, возле кучи матрасов, – крикнул Виржилио, так как опасался, что находится вне поля зрения фазендейро.
Полидоро увидел развалившуюся груду ящиков и обрадовался, что нет пострадавших, однако неосторожность Виржилио задержала поиск.
– И как долго вы будете обниматься? – насмешливо спросил Полидоро.
Освободившись из объятий Мажико, Виржилио поднес платок ко рту, защищаясь от поднявшейся после обвала пыли. Меж тем глянул налево.
– Посмотрите-ка! – крикнул он. – Вот матрасы, которые мы ищем! – И бросился к куче матрасов.
Однако Мажико все еще держался за него, ощупывая ушибленную ногу, так что Виржилио не мог отойти. Полидоро проявлял нетерпение: слишком уж много милосердия в военное время.
– Вы знаете, который час? Меньше чем через три дня в Триндаде приедет Каэтана.
Забыв о хороших манерах, Виржилио резким толчком освободился от Мажико.
– Клянусь, я найду матрас Каэтаны, это самый важный предмет обстановки. – Он чеканил слова, чтобы в них не звучало никакого темного намека, хотя в общем-то считал нелепым заставлять Каэтану ложиться на любой из этих матрасов.
– С ума вы сошли, Виржилио. Как мы найдем ее матрас в этой грязи? – крикнул Полидоро, горюя, что прошедшие годы наделали столько разрушений.
Но Виржилио, задетый недоверием фазендейро, которому столько лет служил верой и правдой, возразил: в конце-то концов, обязанность историка, хотя бы и скромного, заключается в том, чтобы извлечь из сохранившихся документов максимальную пользу. По доброй традиции, столкнувшись с неблагоприятными обстоятельствами, нужно что-то придумать. Вот он и прибегнет к изобретательности, чтобы обнаружить матрас пылких любовников. Тот самый, на котором они, уединившись и раздевшись догола, были единственными на свете людьми, меж ласками и вздохами с гордостью думая, что никто не олицетворяет Мужчину и Женщину так хорошо, как они.
С другой стороны, учителя огорчало, что Полидоро ищет подтверждения былой любви. Фазендейро, высокомерный и упрямый, представлял собой вовсе не романтическую фигуру, у него теперь было брюшко, как у комического персонажа. Тем не менее, ослепленный гордыней, происходящей от богатства, Полидоро хотел на шестидесятом году жизни возродить страсть, некогда украшенную мечтами о золотом веке.
Виржилио глядел на матрас, и ему казалось, что из сумрака подвала возникает Каэтана, шевелит бедрами в сладострастном желании не отпускать из своего лона уже истощенную, но еще крепкую плоть Полидоро. И ее мудрые усилия увенчиваются успехом: плоть Полидоро агонизирует в ее сумрачном влагалище, заполненном семенем и соленым соком.
– Не лезьте в жерло этого вулкана! – крикнул в страхе Виржилио.
При воспоминании об этой любви, которая всегда плохо вязалась с реальностью, Полидоро тоже испугался: в душном подвале их обоих мучили кошмары.
– Может, выйти глотнуть свежего воздуха? – предложил Полидоро.
Виржилио воспротивился: такое больше не повторится. Он стал на колени и принялся шарить по полу. Холод цемента проникал ему в кости, Мажико и Полидоро стали помогать.
– А что мы ищем? – спросил Мажико.
– Мою шляпу, – ответил Виржилио. – Я потерял ее, когда на меня обрушились ящики.
Считая себя ответственным за этих двух глупцов, Полидоро взял командование на себя.
– Вернемся к делу. Я достану вам другую шляпу, как только мы выйдем отсюда.
Но шляпа была незаменимая. Виржилио надевал ее каждый понедельник, когда отправлялся в дом Джоконды, и на празднике в коллеже штата в честь его проводов на пенсию эту шляпу упоминали как символ его любви к истории Бразилии.
– В этой шляпе я хоронил свою мать.
Мажико в разговоре не участвовал. Шаря по полу, продолжал искать. Наконец наткнулся на какой-то предмет.
– Может, шляпа под этим ящиком?
Виржилио огорчился, увидев, как шляпа помята. Тотчас принялся выправлять ее, пытаясь придать первоначальную форму, однако не спускал глаз с кучи матрасов: хотел вспомнить подробности, которые помогли бы ему опознать матрас Каэтаны. Не спеша перебирал давно прошедшие годы. Некоторые месяцы возникали очень ясно. А кое-какие солнечные дни он запомнил навсегда. Особенно тот вторник, когда он постучался в дверь номера, где уединились Полидоро и Каэтана, чтобы предупредить фазендейро о том, что Додо раньше намеченного срока вернулась в Триндаде.
Полидоро, в халате, вывезенном из Рио-де-Жанейро, встретил его неприветливо. Изможденное лицо свидетельствовало о том, что он не спал всю ночь. В номере пахло свежей лавандой, поднос, на котором подали утренний кофе, был опустошен, не осталось ни крошки хлеба. На одной из чашек виднелись следы губной помады: значит, Каэтана подкрашивала губы всякий раз, как заканчивались их объятия. Судя по беспорядку в комнате, они все время спешили вернуться в постель.
Полидоро довольно равнодушно отнесся к возвращению Додо. Но внял доводам Виржилио, который полагал, что Каэтана никогда не простит Полидоро, если его жена учинит ей скандал.
– Ну, тогда я навещу семью.
И он исчез в глубине комнаты, чтобы еще раз поклясться Каэтане в любви. Через несколько часов он вернется и они снова предадутся страсти.
В номере пахло роскошью, и запах этот пристал ко всем предметам, а теперь и к одежде Виржилио, который дрожал от зависти. Шторы были задернуты, это создавало полумрак, способствующий буйной фантазии. Наверняка Каэтана, приехавшая с другого конца Бразилии, где пальмы, дюны и попугаи ара, привезла в провинциальный городок Триндаде такой опыт, о котором здесь и понятия не имели.
Учитель нервно водил пальцами по выпуклости на брюках на уровне бедер, но тут его позвал Полидоро.
Виржилио остановился на пороге спальни. Его волновала возможность сорвать запретный плод – увидеть Каэтану в постели, в сползшей с плеч рубашке и с полуобнаженной грудью.
В просторной комнате Полидоро, стоя на коленях, собирал разбросанные по ковру карты.
Беря каждую карту, свидетельницу диковинных сцен, которая входила в игру на оговоренный партнерами заранее приз, Полидоро искал сообщнический взгляд Каэтаны, которая в эту минуту не могла оставаться безучастной.
Пристальный взгляд Полидоро, в котором еще тлел огонек страсти, устремлялся на дамский треугольник Каэтаны. Сквозь рубашку виднелись кустики волос, там был эпицентр химер и одержимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43