Руки ее держали Джоконду, как клещи, приглушая волнение от встречи. Зато занявшее добрую минуту объятие, во время которого тепло тел подогревало мечты, позволило обеим женщинам восстановить прошлое, почти лишенное отметин и точных дат. Мир былого, явно стершийся из их памяти, копошился во взбаламученном зловонном болоте и напоминал о безжалостных годах. И все же, лишь преодолев это царство тени и сомнительных запахов, они смогут увидеть, как в мутном зеркале, вернувшие им жизнь сцены былого величия.
Почувствовав, что Джоконда выдерживает жар этого объятия, Каэтана отпустила ее. Тепло человеческого тела теперь изматывало актрису, она уже не тосковала по колдовским чарам телесной близости.
Джоконда обиделась.
– Имя, которым ты меня нарекла, ничем мне не помогло. Какой была проституткой, такой и осталась, с той только разницей, что стала хозяйкой веселого дома и спать ложусь, когда захочу.
Каэтана не ошиблась: Джоконда пришла не только вонзать ей шипы в сердце и вызывать странное чувство, она постучалась в ее дверь в предутренний час, чтобы Каэтана возродила в ней мечты о славе, надеясь услышать, что провал планов Каэтаны, каким бы жестоким он ни был, не рассеял некоторых иллюзий. Именно за этими иллюзиями Джоконда и пришла.
– Ты все еще не простила мне надежд, которые я пробудила в твоем сердце. – Каэтана высокомерно намекала, что никогда не осталась бы рядом с Джокондой – такой жертвы она не принесла бы никому. Под песенку, которую неумолчно мурлыкал не отходивший от хозяйки Рише, Каэтана печально добавила: – Неблагодарная ты. Забыла, что я готова была помочь тебе стать артисткой?
Говоря практически для себя самой, Каэтана согласилась, что искусство, если верить дядюшке Веспасиано, дает человеку страстную мечту, но за это пожирает его со всеми потрохами. Мечту артиста порождают лишь колдовство и злой умысел.
– Я нарекла тебя Джокондой, чтобы под сенью этого имени ты создавала себе другие имена, чтобы ты могла верить в ложь, которая формирует наши горемычные судьбы.
Джоконда, раскаявшись в том, что пренебрегла прошлым, противостоявшим унылому правдоподобию будней, попросила прибежища в объятиях Каэтаны. Округлости тела актрисы казались крепкими, грудь мерно вздымалась.
– Прости меня, Каэтана. Может, есть у меня еще время снова вернуться к мечтам?
Джоконда готова была расплакаться, но тут Каэтана погладила ее по волосам, от которых пахло кокосовым мылом.
– Остается одна-единственная возможность. Каэтана старалась унять дрожь прижавшегося к ней тела.
– Мы все потерпели крушение, и нам суждено было встретиться в Триндаде. Некоторые из нас живут здесь, другие приезжают поездом или автобусом, все одновременно. Нами движет желание отомстить судьбе.
Дыхание Джоконды поначалу отдавало горьким лимоном, а теперь источало желчь. Она зажала кровоточащее сердце в кулаке – слишком далеко звала ее Каэтана. Актриса хотела спать на чистых простынях, забыть о муках любви, терзающих всех смертных.
Уже давно жизнь Каэтаны была лишена сильных ощущений. Последний любовник, когда они были в Белене, оставил на ее коже запах гнилых фруктов. Чувства ее остыли, не хватало инстинктивного желания принять близость с мужчиной без оглядки. Она с тревогой ощущала чужую страсть, чужое желание овладеть ее телом как признак алчности и скаредности. Не могла уже, как прежде, умастить свое тело елеем юности, ибо амфора с елеем погибла в незабываемом крушении и юность ее расплескалась по пляжам бразильского побережья.
Каэтана налила себе коньяку, присланного Франсиско, которого она и не подумала поблагодарить: после смерти дядюшки Веспасиано она была одна на свете и ни к чему ей было утруждать себя безликими и лживыми любезностями. Давно уже подобные вещи потеряли для нее всякий смысл.
Коньяк выпила залпом, как русскую водку.
– У нас мало времени. Скоро рассветет. С завтрашнего дня потерпевшие крушение превратятся в артистов. Хочешь присоединиться к нам?
Джоконде было горько выворачивать душу наизнанку у стойки бара. Она была хозяйкой пансиона, вернее, публичного дома, и ей претила психология мужчин и Трех Граций, которым суждено вместе стариться. Будущее преподнесет им лишь блюдце с выпавшими у всех троих зубами.
Она смотрела на Каэтану, которая ходила по гостиной и была не в состоянии выслушивать до конца длинные фразы – это ее постоянная черта. Обычно актриса грубыми жестами требовала краткости выражения мысли: весь мир вполне мог бы уместиться в одной-единственной фразе, люди не понимали, что такое синтез.
Однако, когда ее обвиняли в непоследовательности, ибо сама она произносила со сцены пространные монологи многословных драматургов, она горячо вставала на защиту мелодраматических сцен.
– Каждому автору нужно по крайней мере пять фраз, чтобы сохранить верность жизни. Эти нараспев произнесенные фразы спасают персонаж; без них он не что иное, как карикатура на живого человека.
Три маленьких родимых пятнышка у подбородка Каэтаны добавляли живости ее лицу. Джоконда снова приблизилась к актрисе, привлеченная таинственностью ее замысла.
– Допустим, я провалюсь. Что тогда?
Каэтана устало опустилась в кресло. Посмотрела на дремавшего в углу дивана Балиньо.
– Я приехала сюда, чтобы изменить свою жизнь. Это все, что я знаю.
Наводненный символами мир Каэтаны смутил Джоконду. На что куртизанке с практическим взглядом на жизнь вереница загадок? Когда она занималась делами, повседневность приобретала для нее драматическую сиюминутность, оттесняя мир мечты на второй план: она раскладывала еду по тарелкам в отделанной изразцами кухне, без труда избавляясь от случайных образов, которыми сыт не будешь. А Каэтана – та уходила в мир чудес, расцвечивая реальность всеми цветами радуги. Полная гамма полутонов усиливала ее актерские возможности, и Каэтана постигала язык творцов, людей необыкновенных, которые смотрели на мир с трапеции акробата, перед тем как выполнить тройное сальто без предохранительной сетки.
– Так что ты нам предлагаешь? Жить мечтой? Оставить ремесло проституток и заделаться артистками?
Джоконда обдумывала предложение хладнокровно, оставив в стороне свою любовь к Каэтане. Она должна была защищать дом и семью, она отвечала за то, чтобы каждый день на столе были фасоль или рис. Если она изберет путь среди вереска и колючек, как бы не раскаиваться в этом всю оставшуюся жизнь.
Каэтана терпеть не могла старую привычку Джоконды подмешивать в колоду карт, сдаваемых жизнью, фасоль и рис, осуждала ее неповоротливость, когда надо было круто изменить курс и ступить на путь, ведущий к величию. Собственно говоря, никого с детства не приучали мечтать о славе. И все равно не один миллион человек соглашались укоротить свою жизнь в обмен на ее полноту, происходящую от славы.
– Я приехала, чтобы поставить спектакль. Хочешь быть актрисой в моей труппе? Играть на сцене и срывать аплодисменты здесь, в Триндаде?
Каэтана поглаживала лицо указательным пальцем – очень тонкая и нежная ласка.
Джоконда, хоть ей и был чужд мир воображения, все же уступила напористости Каэтаны: ведь реальность, когда она туда вернется, уже не будет такой, как прежде.
– Видно, поэтому у меня столько лет болело все тело, а голова готова была треснуть?
Говорила Джоконда не спеша, с расстановкой, убеждала Каэтану и саму себя.
– Очень хорошо. Три Грации и я согласны стать актрисами. Быть может, мы рождены для сцены, только до сих пор не знали об этом. Кроме того, лучше быть артисткой, чем проституткой.
И Джоконда перед воображаемым зеркалом поправила прическу небрежным жестом, подражая актрисам, которых видела по телевидению. Этим жестом она незаметно подправляла макияж, поврежденный слезами, которые по требованию режиссера проливала у постели умирающего любовника. За телевизионными камерами она таким путем хотела намекнуть, что театр может быть идеальным местом для тщеславных и чувственных львов. Кстати, некоторые из них действительно выходцы из самого сердца Африки. На арене люди, залитые ярким светом софитов, изображали жестокие и темные чувства с естественностью, обеспечиваемой хорошо отрепетированными приемами.
Каэтана осудила подобное тщеславие. Даже она, профессиональная актриса, привыкшая проливать лживые слезы перед наивными зрителями, не обладала подобным бесстыдством.
– Будь добра, не входи в роль раньше времени! Каэтана пощупала свой живот – мучили газы. Как ей нужно было хоть раз в жизни дать выход таланту, который Бразилия до сих пор не оценила по достоинству!
Упрек пошел на пользу Джоконде, она расчувствовалась: ведь Каэтана признала ее мастерство.
– Когда начнем репетировать? – От волнения Джоконда заговорила так громко, что разбудила Балиньо и Рише.
– Что случилось? – удивленно спросил молодой человек. – Хотите, чтобы я рассказал еще какую-нибудь историю?
Он тер глаза, не соображая, где он. По утрам он всегда боялся, что в один прекрасный день Каэтана обойдется без его таланта превращать пятнадцать минут, необходимые для рассказа, в два-три часа чистого ухода от действительности.
В окно вторгался довольно яркий свет.
– Принеси нам кофе, Балиньо. Каэтана вдруг стала необычайно любезной.
– А как поживают Три Грации? – зевая, спросила она.
– Постарели, как и мы. Но сразу помолодеют, как только я сообщу им новость. Правда ведь, искусство омолаживает? – тревожилась Джоконда. Только из-за беспокойства она и не уходила.
– По традиции, артист – самое старое существо на земле. Иногда он молодеет в мире сценических страстей.
Каэтана говорила отвлеченно, не имея в виду себя. Подобно Рише, запускавшему когти в обивку кресла, она впивалась в ткань человеческой души. Сам Полидоро вылизывал ее ногти, в отчаянии обвиняя ее в том, что под ними, в самых корнях, сокрыты яд и диковинные пряности, что там убежище любовного сладострастия.
– Как Полидоро растолстел, – сказала вдруг Каэтана. – Не меньше меня. Только я, несмотря на лишние килограммы, остаюсь актрисой, сцена снимает и боль, и тучность.
Тут она в первый раз улыбнулась. Опустила веки настолько, что почти не видела Джоконду.
– Я часто думаю, что еще молода, а когда потребуется, чувствую себя китайской императрицей. Посмотри на мои ногти. Разве они не такие же, как у мандарина?
Из окна город казался жалкой кучкой домов. За пыльным оконным стеклом Каэтана видела блеклые здания вдалеке. Выходить в город она не хотела, так как знала, что из-за каждого угла на нее будут устремлены безжалостные взоры.
Балиньо открыл дверь спальни, предлагая Каэтане отойти ко сну. В такие минуты он переходил на язык музыки и поэзии, помогавший ему забыть перенесенные обиды.
Каэтана стала прощаться. Погладила Джоконду по щеке, как бы возвращаясь в тот мир, из которого была исторгнута. Эта грустная и задумчивая ласка растрогала Джоконду.
Теперь она пыталась, подражая Каэтане, вселить счастье в своих питомиц. Когда они, проделав немалый путь, уже вышли на площадь, где стоял бюст деда Полидоро, знаменитого Эузебио, Диана недовольно спросила:
– А что еще рассказала Каэтана?
Джоконда, разволновавшись, не могла продолжать. Пальмира и Себастьяна, желая успокоить ее, стали целовать в обе щеки и мешали видеть, что там впереди.
Джоконда постаралась отделаться от их нежностей и полезла в сумочку за платком; когда стерла со щек слюну, лицо ее просветлело.
– Раз мы теперь актрисы, пойдем в бар «Паласа»! На углу возле аптеки они столкнулись с Эрнесто, который нес лекарства сеу Жоакину. Он не присоединился к женщинам, хоть и очень хотелось: боялся жены. На груди еще не зажили царапины, после того как она отделала его ногтями из ревности. В разгар сцены потребовала у него трусы, дабы установить происхождение пятен и запахов.
После осмотра ему пришлось признаться, что недавно он вынужден был предаться тайному пороку. Прямо за стойкой в аптеке. Особенно часто такое случалось с ним в феврале – должно быть, от жары.
– Поговорим как-нибудь в другой раз.
И он ушел, не оглядываясь, не спросил даже, куда они идут.
Джоконда пожалела Жоакина – может, он уже готов принять последнее миропомазание.
– Эрнесто соврал, – сказала Диана. – Просто не хотел, чтобы его видели вместе с нами.
– Если бы это было так, Полидоро дал бы нам знать, что не надо выходить в город, тем более заходить в бар гостиницы.
– А кто сказал Полидоро, что мы собираемся в «Палас»? – поинтересовалась Диана.
– С той минуты, когда мы стали актрисами, мы обрели все права, – сказала Джоконда вместо ответа.
– Эрнесто трус не только на улице, но и в постели, – заявила Пальмира с таким видом, будто она хозяйка города. – Боится всякого проявления чувств. Иногда даже запрещает мне стонать от наслаждения!
Джоконда оценила способность Пальмиры драматизировать факты.
– Ты будешь играть лучше любой из нас, – сказала она, чтобы подбодрить свою питомицу.
У дверей «Паласа» стоял Мажико, наблюдая за прохожими. Женщины ускорили шаг, каждой хотелось подойти первой.
Мажико их не узнал: он был слаб памятью на лица и имена. Однако, не желая показать, что стареет, открыл для них дверь и тем самым невольно создал у них иллюзию, будто им принадлежат и «Палас», и весь мир.
– Разрешите проводить вас, сеньоры, – торжественно возгласил он.
И они пошли за ним по холлу, который был ярко освещен, хотя на улице еще не стемнело. Люстра поразила Себастьяну; сверканье подвесок заставило ее зажмуриться.
– Кто придумал такое чудо? – спросила она, не зная, как назвать эту вещь.
Три Грации особенно заботились о том, чтобы выглядеть понарядней, поэтому их атласные платья изобиловали розовыми и зелеными тонами. Такая пестрота привлекала внимание постояльцев. Мажико с рассеянным видом провел их в бар. Завидев их в дверях, Франсиско тотчас вышел из-за стойки и направился им навстречу.
– Столик на четверых, – поспешила потребовать Джоконда, доказав тем самым, что мечты занесли ее на вершину Эйфелевой башни. Как она и предполагала, Франсиско заглянул в список заказов, дабы предложить таким особам достойный столик.
Пока Джоконда отрабатывала новые манеры, Три Грации, желая быть замеченными, закружились в озорном танце. В конце-то концов, некоторые постояльцы всю жизнь мечтали об их визите.
Особенно старалась Диана, которой во что бы то ни стало хотелось показать, будто она родилась счастливой. В доказательство этого она, вместо того чтобы смеяться, пускала трели, улыбалась Джоконде, но та была занята Франсиско и не обращала на нее внимания. Диана примирилась с положением, догадываясь о прогрессивности замысла Джоконды, благодаря которому они все оказались в баре «Паласа».
Им давно уже надоел сераль, где они с утра до вечера, точно старушки, обменивались вздохами и грустными словами, то печалились, то ссорились. Им не хватало способности приукрашивать действительность, поэтому их вулканические натуры время от времени извергали раскаленную лаву по совершенно непонятным для них причинам.
Теперь они наконец-то воочию увидели бар, который знали лишь по рассказам в постели. Каждый клиент углублялся в малопонятные подробности, из-за чего бар при каждом новом описании выглядел по-иному. Воображение проституток, определяемое их ремеслом, не позволяло им представить себе обстановку заведения, куда ни разу не ступала их нога.
Франсиско выпрямил стан и приготовился пресечь дерзкое вторжение женщин, однако не спешил заговорить с ними. Без конца передвигал зубочистку из одного уголка рта в другой, в смущении заложив пальцы рук в карманы жилета. Блеклые тона его костюма вполне гармонировали с бледным лицом.
– Как долго вы намерены заставлять ждать четырех дам, гражданок города Триндаде? – Джоконда считала себя представительницей определенного класса и, едва заняв место на социальной лестнице, требовала соблюдения своих прав.
Франсиско сглотнул слюну: он сознавал сложность своего положения.
– Почему бы вам не поговорить с ними? – обратился он к Мажико.
Только теперь Мажико узнал посетительниц. Но, вопреки тому что от него ожидалось, лишь пожал плечами. Какое ему дело до устаревших предрассудков в заведении, идущем не в ногу с прогрессом.
– Укажите нам столик, не то мы сами его выберем, – пригрозила Джоконда, делая шаг вперед.
Диана, возмущенная оказанным им приемом, носком ботинка переступила невидимую черту, у которой удерживал их Франсиско.
– На что нам этот скелет, обойдемся без него. Пытаясь удержать Диану, Джоконда не видела, что Пальмира и Себастьяна подталкивают Франсиско.
– А ну, шагай впереди нас, красавчик!
И проститутки решительно вошли в зал. Джоконда, лишенная полномочий вести дальнейшие переговоры, с этой минуты решила, что Франсиско представления не имеет о происшедших в Триндаде социальных сдвигах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43