Теперь он ждал, когда же куколка в лице Джоконды превратится в бабочку.
Полидоро принял еще бокал вина и, не собираясь ссориться, кивнул Джоконде.
– После всего, что тут говорилось, остается узнать, выполню я или нет просьбу Каэтаны, которую она высказала перед заходом солнца.
– Что же она попросила? – спросил осмелевший от вина Франсиско.
Вино смягчило Полидоро.
– Джоконда права. Пока это секрет, и я никому его не выдам.
Боясь, что рутина состарит их всех раньше времени, Виржилио всполошился.
– Так выполним же просьбу Каэтаны, – сказал он в знак того, что предлагает свои услуги.
Джоконда поправила тюрбан – при достаточном воображении она ничем не хуже французской писательницы, у которой позаимствовала его фасон.
– Рассчитывайте и на меня! – взволнованно воскликнула она. – Раньше у меня не хватало воображения, а теперь хватает.
Широкими шагами она подошла к Полидоро, к ней присоединился Виржилио.
Эрнесто показалось, что его дружба с фазендейро в опасности. Давно устоявшиеся чувства разрушались без предупреждения. Отметив про себя, что Мажико и Франсиско перехватывают у него инициативу, он сказал:
– Разве вам не ведомо, что даже при демократии сохраняется естественное право?
Франсиско возмутился, что Эрнесто так безжалостно намекает на его низкое происхождение: в конце-то концов, именно такие, как он, вершили революции. Подождал, не вступится ли Джоконда, однако всех пьянила перспектива будущего, которое поразит их шипами несбыточной мечты, и никто ничего не сказал.
Остракизм задел Франсиско за живое: всякое принижение его места в обществе сокращало ему жизнь.
– Да здравствует президент Медичи! – с горя провозгласил он.
– Ну, это уж слишком! – Виржилио устыдился здравицы в честь диктатуры, которая в грядущие годы будет проклята историей.
Полидоро, член правительственной партии, только улыбнулся.
– Так за дело, сеньоры. Нам предстоит сделать многое, мы не имеем права оплошать.
И он собрался выйти из кухни, но Франсиско с каким-то подобием улыбки на лице остановил его.
– Последний тост.
– Можно узнать, в честь кого? – Виржилио силился вернуться из царства мечты.
– За кого же еще, как не за Каэтану!
И Франсиско посмотрел на Полидоро в надежде узнать что-нибудь по выражению лица фазендейро, но маска Полидоро не таяла под лучами эмоций. И Франсиско без колебания поднял свой бокал, остальные последовали его примеру.
– Да здравствует Каэтана! – торжественно возгласил он.
Против этого тоста никто не возражал.
При первых признаках смеха Себастьяна поспешно зажимала рот: не хотела, чтобы окружающие заметили, что в верхнем ряду У нее трех зубов не хватает; по этой же причине она не выносила, чтобы ее целовали в губы, боясь, как бы клиент из любопытства или в приступе страсти не провел кончиком языка по ее зубам, которые у нее были не в порядке с детских лет.
Джоконда советовала ей поставить протез, но Себастьяна ни за что не призналась бы никому, даже зубному врачу, что у нее недостает трех зубов, да и Диана беспощадно ругала врачей. Особенно недобрыми словами поминала она зубных врачей, которые в Рио-де-Жанейро пользовались буром и щипцами.
– Эти зубодеры рвут зубы, не спрашивая разрешения. В Триндаде они разбогатели бы очень быстро. Здешние либо ходят совсем беззубыми, либо у них полно гнилых зубов, от которых идет дурной запах. В этом доме одна я убереглась. – И Диана с удовольствием смотрелась в зеркало, ощеривая крупные ровные зубы.
Себастьяна вставала из-за стола в слезах, Джоконда ее утешала, а Диану корила за неуважение к чувствам других.
– Когда-нибудь ты в этом раскаешься, – пророческим тоном твердила она ей.
Диана не боялась судьбы и продолжала таскать картошины с тарелки Пальмиры. Она имела обыкновение класть себе совсем немного тушеного мяса с рисом и фасолью, а потом подчищала тарелку корочкой хлеба, заявляя, что так больше достанется остальным, которые жиреют за счет ее самопожертвования.
– Мало того, что Диана ворует нашу еду, – заявила Пальмира, – она еще когда-нибудь выхолостит нас, как свиней.
Диана пододвинула к ней супницу, чтобы она нанюхалась лаврового листа, которым была обильно заправлена фасоль. Но Пальмира не поддалась на эту удочку и в отместку стала помешивать половником в супе, не наливая себе.
Сопротивление разочаровало Диану: ведь по лицу она ясно видела, что Пальмира голодна.
– С каких это пор у вас между ног болтаются причиндалы, чтоб вас можно было выхолостить? – Диана выпрямилась на стуле. Любила она всякие словечки и ввертывала их безбоязненно. Даже если нарушала общепринятые обычаи. – Я не могу быть грубой, потому что родилась в чудесной стране, и я похожа на Бразилию, – насмешливо сказала она.
Джоконда подошла к окну. Вдохнула ветерок, дувший с пустыря напротив. Вернувшись к столу, она решила навести порядок среди подопечных.
– Не хватает только заявить, что проституция – почетное занятие, – уязвила она тщеславие Дианы. – И перестань хватать чужие куски, накладывай себе сразу побольше. Не то еще чем-нибудь заразишься.
Тяжелым днем оказалась эта пятница. Особенно для Джоконды, которая поздно вернулась из гостиницы. Обычно она не ходила одна по улицам после наступления темноты.
– Ну, как там Каэтана?
Пальмира держала для нее ужин в духовке. Все они постарались пораньше отделаться от клиентов и с нетерпением ждали новостей.
– Принеси-ка еду сюда, – сказала Джоконда, садясь в кресло и далеко отшвыривая туфли. Потянулась, разминая мышцы, на женщин старалась не смотреть.
– Она еще помнит нас? – Пальмира подала хозяйке уже остывшую еду.
Джоконда приняла тушеное мясо с поджаренной маниоковой мукой и рисом. С аппетитом поела: в гостинице она проглотила только два пирожка, единственное, чем ей удалось перекусить после скудного завтрака в одиннадцать часов, если не считать куска торта, съеденного на вокзале после отхода поезда.
Себастьяна, слушая, как Джоконда чавкает, ждала новостей, желая зарядиться на сон грядущий тем, что передала им Каэтана. Забыв о перебранке с Дианой, она постучала в ее дверь и позвала вниз. Три Грации, окружив кресло, смотрели, с каким аппетитом Джоконда ест. Лишь отправив в рот вилку в пятый раз, она рассеянно посмотрела на них.
– Каэтану я повидать не смогла. Она никого не принимала: у нее было много дел.
Видя огорчение женщин, Джоконда пожалела их. В эту минуту она подумала, что Три Грации стареют с каждым днем на ее глазах и только она, как глава дома, могла хоть как-то утешить их. Только Джоконда могла бы сказать им, сколько у каждой морщин, уж тут-то она не ошиблась бы. Однако она молчала – пусть себе живут иллюзиями, пусть воображают, будто они еще молоды.
Новость оказалась неутешительной. Джоконда заранее знала, как будет реагировать каждая из них. Диана, например, с ее буйным нравом, заявила, что в таком случае и она не желает видеть Каэтану, раз та даже не пожалела их, не уронила слезинку при упоминании их имен; нервно собрала часть волос в пучок и перебросила его на спину. Пальмира, как всегда, склонила голову к груди, точно итальянская мадонна, хоть поза эта была неудобной и даже причиняла ей боль; возможно, она надеялась, что Себастьяна обратит на нее внимание и заставит выпрямиться, но у той сообщение Джоконды вызвало страх, и она не обратила внимания на подругу.
– Хорошо это или плохо? – лишь спросила она, как всегда в таких случаях, когда действительность казалась ей ощетинившейся стальными шипами, способными поранить ее чувствительное сердце.
Диана напустилась на нее, негодуя на безмятежность, которую подруга проявляла в час, когда рухнули их надежды.
– Что за дурацкая манера спрашивать, хорошо или плохо! Для нас всегда плохо. Они не пускают нас в «Палас», не приглашают на свадьбы и крестины. Мужики обращаются к нам только затем, чтобы залезть на нас, и то если у них машинка работает.
Пальмира попробовала сладкий рис, посыпанный корицей, прежде чем передать блюдо Джоконде. Все замолчали. Джоконда положила себе еще сладкого.
– Думаю, Полидоро зайдет к нам сегодня ночью, – сказала она небрежным тоном, чтобы не возбуждать своих подчиненных. Пора было ложиться, Себастьяна уже зевала.
Едва Джоконда умолкла, под окнами послышался голос Полидоро, и все вздрогнули.
– А вдруг это вор? – сказала Пальмира и ухватила за юбку направлявшуюся к двери Диану.
Та сердито вырвалась, открыла дверь и попала в объятия Полидоро.
– Как хорошо, что вы пришли! Я уже из себя выходила из-за непонятного поведения Каэтаны. Правда, что она заперлась в своей комнате на ключ и никого не хочет принимать?
Она обращалась к нему как радушная хозяйка, ожидающая от гостя вестей, которые согрели бы домашний очаг.
– Я пришел не как клиент, – сурово сказал он. – Устал за день от проституток.
Три Грации окружили Полидоро, почти не давая ему пошевелиться, лишь Джоконда осталась на месте.
– Вы принесли нам хорошее или плохое? – спросила Себастьяна, вытаращив глаза, чтобы придать веса своим словам.
Джоконда пригласила Полидоро сесть в привычное для него кресло и пододвинула скамеечку для ног. Он показался ей усталым.
– Вы не пошли домой? – спросила она, чтобы начать разговор.
Полидоро ослабил стягивавший его живот ремень.
– Я посчитал, что лучше зайти к вам. Куда бы я ни пошел, за мной гонятся призраки, – безутешно признался он.
Пальмира налила ему кашасы. Полидоро опять забыл поблагодарить ее за любезность. Как будто не замечал женщин.
– Каэтана всегда была капризной, – помолчав, сказал он не спеша. – Так что нечему тут удивляться. – Залпом выпил кашасу и снова протянул рюмку: этой ночью он страшился одиночества.
Джоконда забыла снять тюрбан. Не будет она больше его надевать. Стоит снять это сооружение из ткани, как все воображение угасает. Полидоро не торопился домой, хотя Додо там и не было.
– Кому под силу выполнять капризы Каэтаны, – сказала Джоконда, как будто побуждая его вернуться под родной кров.
Выпив вторую рюмку кашасы, Полидоро стал перебирать в уме события дня. После обеда он отправился на вокзал. Поезд прибыл минута в минуту, а на платформе все оспаривали друг у друга честь первому обнять Каэтану. Он тоже бросился к похожей на нее женщине. Разочарование вызвало всеобщее уныние, а он ощутил боль в груди, напомнившую о конечности жизни, и тут же вздохнул с облегчением, подумав, что не надо говорить о своих чувствах на людях и друзья не видят на его лице печать засохшего и горького цветка былой страсти. Может, поэтому и Каэтана не захотела поехать поездом. Хотя, будучи актрисой, не мыслящей жизнь без скрипучих подмостков, она любила патетические сцены.
На платформе ему пришлось бороться с Виржилио, который жаждал первым обнять Каэтану. Учитель верил в непогрешимость записанной на бумаге истории, хотя ему ни разу в жизни не попался ни один ценный документ.
Выйдя из здания вокзала, Полидоро сел за руль своего автомобиля, но не мог решить, куда ехать, поэтому, когда Эрнесто попросил взять его с собой, чтобы сопровождать друга в гостиницу, Полидоро бесстрастно отказался: пусть все пешком расходятся по домам. Он включил зажигание и подождал, пока разогреется двигатель.
– Заставьте всех разойтись, – велел он начальнику полиции. – Незачем всему городу знать, что мы были здесь. А если кто-то будет настаивать, что видел, как прошел поезд, говорите, что это ему приснилось. Кто из нас в детстве не любил поезда?
Эрнесто втиснулся все же в машину.
– Если мы не разойдемся, весь город поверит, что через Триндаде действительно прошел поезд.
Аптекарь счел эту мысль нелепой: поезд неизбежно оставил улики, подтверждающие, что он здесь прошел.
– Кто видел, скоро забудет, – вмешался начальник полиции, считавший себя вправе врываться среди ночи в спальни, чтобы застать любовников на месте преступления. – Нет причин, по которым люди поверили бы в такую нелепость.
Выехав на площадь, Полидоро взглянул на манговое дерево, посаженное его дедом. Чтобы не возбуждать подозрений, вел себя так же, как накануне. Идя к гостинице, представлял себе: а что, если Мажико ошибся этажом и вручил Каэтане ключи от того номера, который не вызовет у нее никаких воспоминаний? Это дало бы повод актрисе протестовать и отбило бы у нее охоту вновь раздуть огонь былой любви, тем более не в тех стенах, где пламенем пылала их страсть.
Или же Мажико, торжественно нацепив фрак, в полуразвалившемся лифте злорадно объявит, что дирекция гостиницы придерживается правила не предоставлять номера актерам и актрисам. Не будет никакого исключения даже для Каэтаны, как бы она ни была знаменита. После таких оскорбительных слов Полидоро плюнет ему в лицо, выхватит из кармана чековую книжку и крикнет, что, раз так, сеу Мажико, я выкупаю гостиницу. Назовите цену, и я тут же выпишу чек.
Мажико поджидал его у дверей: он был уверен, что Полидоро не заставит себя ждать. Это он, Мажико, предвидя дни апогея для гостиницы «Палас», послал Франсиско на вокзал.
– Я сам провел дону Каэтану в ее номер, – с чувством сказал он.
Полидоро не обратил на него особого внимания, прошел мимо дверцы старенького лифта и стал подниматься по лестнице: боялся, как бы лифт не застрял между четвертым и пятым этажами. Шагая по ступенькам, он придумывал первую фразу: надо было, чтобы она выражала его страсть, но не выходила бы за рамки хорошего тона.
На площадке третьего этажа вспомнил первую улыбку Каэтаны. Сначала он не хотел идти в цирк, других дел хватало, но афиша, на которой было изображено загримированное женское лицо, заставила его изменить мнение. Купил билет, решив посидеть в цирке минут пятнадцать: театр он не любил. Но стоило ему увидеть, как Каэтана рядом с дядей, Данило и другими актерами произносила какие-то слова и двигалась по арене грациозно и в то же время трогательно, на него нахлынул поток нежности. Чтобы заглушить боль от вонзившейся в сердце стрелы амура, Полидоро захлопал в ладоши. Каэтана, приложив руку к сердцу, раскланивалась перед рукоплескавшей публикой, непривычной к смертоносным молниям искусства, сочетавшимся в тот вечер с черными тучами на небе.
Зайдя за кулисы выразить свое восхищение, Полидоро удивился, что у этой женщины такое редкостное для Бразилии имя.
– Чему удивляться, для странствующей актрисы Каэтана – вполне подходящее имя. Может, вы хотели бы, чтобы я прозывалась Дульсинеей Тобосской, которая тоже была жертвой чужих иллюзий?
Полидоро ничего не знал о Дульсинее, но Каэтана этому не удивилась. Она и сама не могла бы объяснить, каким образом бродячая жизнь незаметно просветила ее, хотя не всегда в нужном направлении.
Когда она жестикулировала, Полидоро понимал, что эта женщина может оставить на его сердце неизгладимые отметины: длинные пальцы с накрашенными заостренными ногтями трепетали над высокой грудью, точно пташка на ветке дерева с опавшими листьями.
Желая показать свою галантность, Полидоро склонил голову в знак того, что поражен в самое сердце, которое трепещет от любви. Этот жест получился у него, разумеется, неестественным. И тут же Полидоро забеспокоился, как бы за кулисами не появилась Додо и не устроила сцену вроде тех, которые видела в кино, в ту самую минуту, когда он делал первую попытку внушить актрисе какие-то иллюзии на свой счет. Но больше всего он боялся, что Каэтана окажется иностранкой с бразильским подданством и что, прибыв издалека, она неподвластна влиянию духа тех краев, где ей приходится бывать: ни одна земля не заставит человека отказаться от тех иллюзий, которые остаются для него родными.
– Уделите мне хотя бы полчаса. – Умоляющий тон, каким были произнесены эти слова, раздосадовал Полидоро.
Каэтана посмотрела на часы.
– Только одни часы отсчитывают время для моего сердца: это часы искусства, им не нужно стрелок. Поэтому на сцене или на арене я произношу каждую реплику в таком темпе, в каком этого требует искусство. Бывают фразы, которые занимают целую минуту, иногда они поглощают следующую фразу или же вызывают злость у нетерпеливой публики. А вы о каких часах говорите? – Каэтана с грустью посмотрела на выцветшую парусину цирка-шапито.
Полидоро испугался. Мечта о любви ранила его насмерть, точно отравленная стрела. Он не мог стать рабом иллюзии. Вспомнил задумчивый облик кинозвезд – все они думают об одном: как бы поработить мужчину.
– Я пробуду здесь, сколько мне понадобится. Никто не сгонит меня с моей собственной земли: Триндаде пока еще мой город. Моя родина, понятно? – заявил он, дав волю своему тщеславию землевладельца.
Белые, черные и розовые перья, украшавшие прическу Каэтаны, задрожали, свидетельствуя о ярости. Каэтана выступала в костюме дамы полусвета, которой судьба уготовила наказание, вполне удовлетворяющее общество, и она напустилась на Полидоро:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43