Ваш юрист заявил в прессе, что вы не будете давать никаких интервью.
– Да, но разве кто-нибудь его услышал? Вы их видели, когда шли сюда, Стефани. Вы слышали их только что. – Он указал рукой на дверь, через которую вышел Тед Уарвик. – Комната прессы полна голодных зверей, которых разъяряет запах крови. Вы знаете, сколько там репортеров, Стефани? Больше ста пятидесяти. И все ждут, чтобы увидеть, как я умру. – Он хихикнул. – Похоже, смерть – самое интересное в жизни людей.
– Может быть. Но вы все-таки не ответили на мой вопрос. Почему я? Ведь они все стояли здесь наготове. Вы могли выбрать известнейших. «Нью-Йорк таймс» или «Шестьдесят минут». Даже «Хорошенькое дельце», если вас привлекает это направление.
Он слегка наклонился вперед, сложил руки на столе и взглянул на нее.
– Я очень давно хотел с вами познакомиться, Стефани. Можете назвать это последней волей умирающего. Знаете, как безнадежно больные дети, которые перед смертью просят что-нибудь, и тогда их ведут в Диснейленд или к их постели приходит знаменитый спортсмен?
Стефани кивнула.
– Ну что ж, вы помогли моей мечте сбыться. Вы, Стефани Мерлин, мой Диснейленд, мой спортсмен!
Он придвинулся еще ближе. В улыбке обнажились острые, как у зверя, резцы. Он закрыл микрофон рукой, чтобы его слова не были записаны на магнитофон.
– Что бы вы сказали, если бы я сообщил вам, что я смотрел вашу программу более двух лет, как фанатик? И не потому, что она такая хорошая. А потому что вы… отвечаете моему идеалу женщины!
Ей стоило большого труда скрыть охватившее ее отвращение.
– Я вижу, вас это не впечатляет. Но я этого и не ждал.
– Я польщена, что вы так высоко…
– Нет, Стефани, нет. Нет. – Он покачал головой. – Не польщена. Испугана!
Она уставилась на него в изумлении. Он попал в точку.
– Вы боитесь, что я могу причинить вам вред? Так? – Он не ждал ответа. – Очевидно, вы испытаете такое же облегчение, как и все остальные, когда меня привяжут к стулу и включат рубильник, не так ли? Вы подумаете, что со мной покончено навсегда, и эта мысль успокоит вас.
Она продолжала пристально смотреть на Джеда.
– Но знаете что? Со мной не будет покончено! Видите ли, Стефани, я вас буду поджидать по ту сторону.
Казалось, его плоские серые глаза физически касаются ее.
– Вы ведь верите в жизнь после смерти, не так ли, Стефани?
Казалось, воздух между ними был заряжен. Она могла поклясться, что он тек и вибрировал.
Дверь опять открылась – где-то вдалеке, как будто она находилась в другом измерении. И опять гул голосов проник в камеру.
– Стеф, – позвал ее Тед Уарвик. – Ты можешь подойти к телефону?
Не поворачиваясь, она отмахнулась от него.
– Запиши телефон и скажи, кто бы там ни звонил, что я перезвоню позже.
– Это важно, Стеф. Это Сэмми Кафка. Он звонит из Нью-Йорка.
Сэмми! У нее оборвалось сердце.
– Тед? – прошептала она.
Он жестом попросил ее выйти из камеры. Джед Савитт наблюдал, как она, отодвинув стул, поднялась и направилась к двери.
– Только ненадолго! – крикнул он ей вслед. – Мое время кончается!
Она почувствовала облегчение, когда за ней захлопнулась дверь. «Как раз то, что мне было нужно, – подумала она, тряся головой, как будто желая стряхнуть с себя все, что происходило за дверью. – Комедиант из камеры смертников».
Большая комната для прессы была наполнена шумом и движением и напоминала улей. По полу змеились толстые электрические кабели.
– Тед, – сказала она твердо. – Пожалуйста, что случилось?
Он отвел ее в угол, подальше от любопытных ушей.
– Твой дедушка, – тихо сказал он.
Она схватила его за руки, впившись глазами ему в лицо.
– Сэмми сказал… – Он вздохнул, пожалев о том, что не существует никаких мягких способов сообщить то, что он собирался ей сообщить. – Он сказал, что похоже на самоубийство.
– Само… – это слово ударило ее. Голова закружилась. Она уперлась спиной в бетонную стену и закрыла глаза.
Где-то далеко, за миллион миль, щелкнул громкоговоритель, и искаженный динамиком голос произнес: «Уважаемые дамы и господа! Верховный Суд Соединенных Штатов только что приостановил приведение приговора мистера Савитта в исполнение. Он не будет давать интервью и в настоящее время возвращается в свою камеру. В скором времени вы получите подробные разъяснения. Спасибо за ваше терпение».
Стефани Мерлин никак не отреагировала на это сообщение. Ручейки слез струились по ее щекам. Она медленно подняла голову и открыла глаза.
– Мой дедушка, – сказала она Теду со спокойной убежденностью в голосе, – никогда бы не совершил самоубийства. Никогда!
3
На борту самолета – Нью-Йорк
Стефани смотрела в иллюминатор, но не видела удалявшихся огней внизу. Она не ощутила наклона самолета, когда он, набирая высоту, взмыл вверх. Бледная, она сидела, сцепив руки, бесчувственная, словно робот. «Но если я робот, то почему мне так больно?»
Чья-то рука тихо легла на ее плечо, и она медленно подняла заплаканное лицо. К ней склонилась стюардесса:
– Вам принести что-нибудь?
Стефани покачала головой.
– Нет, спасибо. – Она отвернулась. Стюардесса, посмотрев на нее внимательно, опять дотронулась до ее плеча.
– Вы не могли бы пройти со мной?
Стефани была слишком погружена в печаль, чтобы задавать вопросы. Она послушно начала отстегивать ремень безопасности. Онемевшие пальцы не слушались. Протискиваясь между спинкой переднего кресла и сиденьем соседа, она двигалась как в замедленной съемке.
В проходе она взглянула на стюардессу, как будто спрашивая: И что?
– Мне кажется, вам нужно уединение, – сказала та сочувственно. – Пойдемте со мной. Сзади есть свободный ряд.
Стефани кивнула.
– Спасибо.
На нетвердых ногах она проследовала за стюардессой. Усевшись на указанное место, Стефани взяла предложенную ей рюмку коньяка и залпом выпила ее.
– Если вы чего-то захотите, нажмите кнопку. Я с удовольствием все для вас сделаю. – Стюардесса сочувственно смотрела на нее.
«Я хочу, чтобы мой дедушка был жив , – хотелось сказать Стефани. – Вы можете это сделать?» Но вежливость взяла верх. Еще раз поблагодарив стюардессу, она, повернувшись к иллюминатору, уставилась на мигающий огонек на крыле. Через некоторое время она устало закрыла глаза, и боль захватила ее всю.
Боль и воспоминания. Теперь все ее воспоминания были неразрывно связаны с болью.
Смерть отняла у нее деда.
Ирония смерти. Ведь именно смерть свела их когда-то.
Давно овдовевший дедушка взял ее, пятилетнюю девочку, к себе, когда ее родители погибли в нелепой катастрофе. Очевидно, на легком самолете вышел из строя радар. Монблан был окутан туманом. Пилот не знал, что прямо на его пути была вышка канатной дороги. Когда он врезался в набитый людьми вагончик, он скорее всего решил, что самолет ударился о гору.
Стефани часто задумывалась о том, успели ли увидеть стоявшие в обреченном вагончике ее родители приближающийся к ним самолет или они погибли, так и не осознав, что произошло. Она надеялась на последнее.
– Нам обоим надо быть мужественными, – сказал ей дедушка после похорон. – Теперь у нас с тобой остались только мы с тобой.
Ничто не могло быть слишком хорошим для внучки Карлтона Мерлина. Он без зазрения совести баловал девочку. Он нанял дизайнера, поставив перед ним задачу превратить спальню Стефани в доме Осборна в розовую мечту, достойную принцессы. Он осыпал ее подарками, он покупал ей столько одежды, что она вырастала прежде, чем успевала хоть раз надеть все, что было для нее куплено.
Именно он настоял на том, чтобы она посещала Бриарли, одну из самых престижных и дорогих частных школ Манхэттена. Именно он ходил на родительские собрания, водил ее в зоопарк – это она обожала – и в оперу, которая нагоняла на нее тоску.
Путешествуя по стране с выступлениями по поводу выхода в свет своей очередной книги – биографии какой-нибудь знаменитости, он всегда брал внучку с собой. Когда Стефани, в старших классах школы, решила стать журналисткой, он использовал все свои связи, чтобы она могла на каникулах попрактиковаться в «Нью-Йорк пост». Благодаря ему она после окончания предпоследнего класса школы проработала целое лето в отделе новостей Эн-би-си.
Знакомство с Эн-би-си решило ее судьбу. Ей нравилась оживленная атмосфера, царившая в отделе новостей. Она дарила ощущение причастности к истории, которая творилась прямо у нее на глазах. И не было ничего удивительного в том, что Стефани решила идти на факультет журналистики.
– Это тяжелый путь, – предупредил ее Карлтон. Но Стефани доказала, что он ей по силам. Все каникулы проводила она в отделах новостей разных газет, радио– и телекомпаний.
Она окончила университет с отличным дипломом. Мерлин страшно гордился внучкой.
– Она будет новой Барбарой Уолтерс, – хвалился он каждому, кто соглашался его слушать.
После года работы в одной из телевизионных компаний ее пригласили на должность внутреннего обозревателя в «Лайв эт файф». Как-то незаметно получилось, что блокнот и микрофон стали ее постоянными спутниками. Каждый день приносил новую трагедию, новые жертвы и новых героев – и тем самым новое задание для нее. Ей это нравилось – ей никогда еще не было так интересно жить. Но постепенно ее все больше раздражало, что на каждый сюжет отводилось не более одной-двух минут. Ей хотелось заглянуть в души тех людей, о которых она рассказывала, понять, что двигало их поступками, каковы будут последствия этих поступков.
Вместе с Тедом Уарвиком, продюсером «Лайф эт файф», они решили создать свою еженедельную программу, каждый выпуск которой был бы посвящен одной теме. Они назвали ее «Полчаса», сделали пробный выпуск и предложили телекомпаниям. Передачу отвергли все.
Но это не остановило их. Они ушли из «Лайф эт файф», объединили деньги и решили продвигать программу, предлагая ее независимым станциям. И тут кончились деньги. Именно дед поддержал их тогда, вложив свои средства в их дело.
– Я это делаю не для тебя, – соврал он Стефани, – просто я думаю, что это выгодная операция.
Он оказался прав. Они продали программу сотням независимых станций. «Полчаса» взмыли в популярность ракетой, мгновенно принеся Стефани славу. За одну ночь она стала одной из самых известных женщин на телевидении – и богаче, чем она осмелилась бы предположить в самых дерзких мечтах.
Она знала, что без поддержки деда этого никогда бы не произошло. Всем она была обязана ему.
Стефани вытерла слезы.
Самолет шел на посадку. Опускаясь в более теплые слои воздуха, фюзеляж начал подрагивать. В салоне началась обычная предпосадочная суета. Зазвучала музыка, пассажиры оживились, освещение стало ярче. Стюардессы сновали по проходам, собирая посуду. Еще несколько минут, и они окажутся в городе, который никогда не засыпает. В городе, где заснул навсегда Карлтон Мерлин.
– Дедушка, – беззвучно прошептала Стефани. Ее лицо исказилось новым приступом боли.
«Боже, ну почему? – спрашивала она в глухой ярости. – Ну почему он не мог жить вечно?»
Обычно она всегда была среди пассажиров, которые первыми выходят из самолета. Сегодня она была последней. Ей не надо было спешить. Не надо было звонить дедушке, чтобы сообщить, что она приехала. Впереди не было ничего – только встреча со смертью. Чем позже она состоится, тем лучше.
В конце коридора ее ожидал Сэмми Кафка. На нем был черный костюм и черный галстук, на рукаве – старомодная лента из черного крепа. Она впервые видела его без гвоздики в петлице и без радостной улыбки на лице.
Они обнялись, не говоря ни слова. Теперь, со смертью деда, Сэмми Кафка, его старейший и любимейший друг, был самым близким Стефани человеком. Стефани помнила, как дедушка познакомил их – ей было тогда пять лет. Сэмми сел перед ней на корточки и, прежде чем обнять ее, сказал: «Здравствуй, детка. Меня зовут дядя Сэмми».
И с тех пор она была его деткой, а он – ее Дядей.
– Дядя Сэмми, скажи мне, что это дурной сон, – тихо попросила Стефани. Она высвободилась из объятий Сэмми и взяла его за руки. В ее глазах были боль, скорбь и мольба. Она была похожа на ту Стефани, пятилетнюю девочку, потерявшую одновременно обоих родителей.
– Ну скажи мне, что я скоро проснусь и тогда он будет здесь!
На нее смотрели увлажнившиеся от слез карие глаза Сэмми.
– Детка, как бы я хотел тебе это сказать! Я бы отдал все, чтобы это было так.
Он дал ей безукоризненно выглаженный носовой платок, она вытерла глаза и лицо.
– У тебя багаж есть? – спросил Сэмми. Всхлипнув, она покачала головой.
– Я села на первый же самолет. У меня не было времени собраться. Тед сказал, что он сам все сделает.
– Хорошо. – Сэмми кивнул. – Тогда нам не надо задерживаться. Пошли. Шофер ждет нас в машине.
По дороге в Манхэттен она смотрела из окна на редкие встречные машины. «Без дедушки Нью-Йорк будет уже другим городом» , – думала она.
Когда они проезжали мимо того, что осталось после Всемирной выставки 1964 года, она повернулась к Сэмми.
– Полиция… – начала она. Ей пришлось глубоко вздохнуть, прежде чем она смогла договорить фразу. – Ты говоришь, они утверждают, что это… самоубийство. Как… – Она сглотнула – слова не шли из пересохшего рта. – Как это случилось?
Он взял ее тонкую руку.
– Еще будет достаточно времени, чтобы поговорить об этом подробно, детка. Давай помолчим.
Ее голос был тихий, но настойчивый.
– Дядя Сэмми, я хочу все знать ! Пожалуйста. Не надо щадить мои чувства. Это все равно не поможет.
Он выглядел несчастным.
– Если ты настаиваешь, детка, – сказал он с глубоким вздохом. – Это случилось через некоторое время после того, как мы с ним были в опере. Последний понедельник в «Метрополитен». В тот день Фам отпросился на неделю – по-моему, чтобы подготовиться к экзаменам на гражданство. А когда он сегодня вошел в квартиру, он нашел…
– Но как он умер?
– Очевидно, он был мертв уже около недели. Он… – Сэмми в нерешительности замолчал. – Ты уверена, что ты сейчас хочешь об этом узнать, детка?
– Дядя Сэмми, – голос Стефани звучал настойчиво.
– Ну хорошо, – однако слова никак не шли с языка. – Фам обнаружил его висящим на люстре в спальне.
– Боже! – Стефани закрыла глаза.
Она как наяву видела перед собой эту голландскую люстру. Почему-то пришло в голову, что эта люстра никогда ей не нравилась. Можно подумать, что, если бы она ее заменила, все было бы по-другому.
Стефани говорила ровным голосом:
– Нужно так много всего сделать… столько хлопот, – она пыталась занять мысли пустяками.
Сэмми, взяв ее за руки, попросил не беспокоиться ни о чем. Он сам все сделает.
В ответ она молча сжала его руки.
Когда они подъехали к Манхэттену, Стефани сообщила, что останется ночевать в доме Осборна.
– Но сначала мне надо заскочить к себе.
Она жила в так называемой Деревне, недалеко, в конце Горацио-стрит, рядом с рекой. Она попросила Сэмми подождать в машине, пока она поднимется наверх.
– Я всего на пять минут, – пообещала Стефани. – Мне надо забрать Уальдо. Не волнуйся, я сама справлюсь.
– Мы никуда не спешим, – заверил ее Сэмми. – Не торопись.
Войдя в свою трехкомнатную квартиру на седьмом этаже, она поднялась по узкой винтовой лестнице, ведущей из гостиной в двухэтажную надстройку. Ее кабинет, наполненный комнатными цветами, выходил на террасу, с которой открывался чудесный вид на Гудзон. Впервые она не остановилась, чтобы включить наружное освещение и полюбоваться на свою богатую оранжерею – два раза в неделю специалисты из озеленительной фирмы наведывались, чтобы позаботиться о ней. Сегодня у Стефани были другие задачи.
– Стеф! Стеф! – приветствовал ее скрипучий голос Уальдо. – Как поживаешь? Я люблю тебя, Стеф!
Стефани не собиралась заводить попугая. Четыре года назад приятель, уезжая из города, попросил ее подержать Уальдо у себя. Приятель так и не вернулся, и теперь гигантский амазонский попугай принадлежал ей.
– Я люблю тебя, Стеф!
– Сегодня твоя Стеф не очень разговорчива, – пробормотала она, подходя к большой медной клетке, висевшей у одного из окон. – Потому что у нее ужасное настроение. Придется тебе с этим смириться, Уальдо.
Спустившись вниз, Стефани передала клетку шоферу. Тот бережно расположил ее на заднем сиденье, и там сразу сделалось тесно. Не дожидаясь, пока его попросят, Сэмми пересел вперед.
Когда она садилась в машину рядом с клеткой, он обернулся.
– Детка, ты уверена, что тебе следует оставаться там на ночь? Ты ведь будешь одна…
– Я не буду одна, дядя Сэмми, – тихо сказала она, проведя пальцем по прутьям клетки. – Со мной будет Уальдо.
– Попугай. – У Сэмми округлились глаза. – Она будет в компании с попугаем, Боже милостивый! – Он опять посерьезнел. – Ты уверена, детка? – Он близко нагнулся к Стефани: – Ты абсолютно уверена?
– Да, – Стефани кивнула.
– Тебе придется пережить много мучительных воспоминаний, – предупредил Сэмми.
– Я хочу их пережить, – тихо ответила Стефани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Да, но разве кто-нибудь его услышал? Вы их видели, когда шли сюда, Стефани. Вы слышали их только что. – Он указал рукой на дверь, через которую вышел Тед Уарвик. – Комната прессы полна голодных зверей, которых разъяряет запах крови. Вы знаете, сколько там репортеров, Стефани? Больше ста пятидесяти. И все ждут, чтобы увидеть, как я умру. – Он хихикнул. – Похоже, смерть – самое интересное в жизни людей.
– Может быть. Но вы все-таки не ответили на мой вопрос. Почему я? Ведь они все стояли здесь наготове. Вы могли выбрать известнейших. «Нью-Йорк таймс» или «Шестьдесят минут». Даже «Хорошенькое дельце», если вас привлекает это направление.
Он слегка наклонился вперед, сложил руки на столе и взглянул на нее.
– Я очень давно хотел с вами познакомиться, Стефани. Можете назвать это последней волей умирающего. Знаете, как безнадежно больные дети, которые перед смертью просят что-нибудь, и тогда их ведут в Диснейленд или к их постели приходит знаменитый спортсмен?
Стефани кивнула.
– Ну что ж, вы помогли моей мечте сбыться. Вы, Стефани Мерлин, мой Диснейленд, мой спортсмен!
Он придвинулся еще ближе. В улыбке обнажились острые, как у зверя, резцы. Он закрыл микрофон рукой, чтобы его слова не были записаны на магнитофон.
– Что бы вы сказали, если бы я сообщил вам, что я смотрел вашу программу более двух лет, как фанатик? И не потому, что она такая хорошая. А потому что вы… отвечаете моему идеалу женщины!
Ей стоило большого труда скрыть охватившее ее отвращение.
– Я вижу, вас это не впечатляет. Но я этого и не ждал.
– Я польщена, что вы так высоко…
– Нет, Стефани, нет. Нет. – Он покачал головой. – Не польщена. Испугана!
Она уставилась на него в изумлении. Он попал в точку.
– Вы боитесь, что я могу причинить вам вред? Так? – Он не ждал ответа. – Очевидно, вы испытаете такое же облегчение, как и все остальные, когда меня привяжут к стулу и включат рубильник, не так ли? Вы подумаете, что со мной покончено навсегда, и эта мысль успокоит вас.
Она продолжала пристально смотреть на Джеда.
– Но знаете что? Со мной не будет покончено! Видите ли, Стефани, я вас буду поджидать по ту сторону.
Казалось, его плоские серые глаза физически касаются ее.
– Вы ведь верите в жизнь после смерти, не так ли, Стефани?
Казалось, воздух между ними был заряжен. Она могла поклясться, что он тек и вибрировал.
Дверь опять открылась – где-то вдалеке, как будто она находилась в другом измерении. И опять гул голосов проник в камеру.
– Стеф, – позвал ее Тед Уарвик. – Ты можешь подойти к телефону?
Не поворачиваясь, она отмахнулась от него.
– Запиши телефон и скажи, кто бы там ни звонил, что я перезвоню позже.
– Это важно, Стеф. Это Сэмми Кафка. Он звонит из Нью-Йорка.
Сэмми! У нее оборвалось сердце.
– Тед? – прошептала она.
Он жестом попросил ее выйти из камеры. Джед Савитт наблюдал, как она, отодвинув стул, поднялась и направилась к двери.
– Только ненадолго! – крикнул он ей вслед. – Мое время кончается!
Она почувствовала облегчение, когда за ней захлопнулась дверь. «Как раз то, что мне было нужно, – подумала она, тряся головой, как будто желая стряхнуть с себя все, что происходило за дверью. – Комедиант из камеры смертников».
Большая комната для прессы была наполнена шумом и движением и напоминала улей. По полу змеились толстые электрические кабели.
– Тед, – сказала она твердо. – Пожалуйста, что случилось?
Он отвел ее в угол, подальше от любопытных ушей.
– Твой дедушка, – тихо сказал он.
Она схватила его за руки, впившись глазами ему в лицо.
– Сэмми сказал… – Он вздохнул, пожалев о том, что не существует никаких мягких способов сообщить то, что он собирался ей сообщить. – Он сказал, что похоже на самоубийство.
– Само… – это слово ударило ее. Голова закружилась. Она уперлась спиной в бетонную стену и закрыла глаза.
Где-то далеко, за миллион миль, щелкнул громкоговоритель, и искаженный динамиком голос произнес: «Уважаемые дамы и господа! Верховный Суд Соединенных Штатов только что приостановил приведение приговора мистера Савитта в исполнение. Он не будет давать интервью и в настоящее время возвращается в свою камеру. В скором времени вы получите подробные разъяснения. Спасибо за ваше терпение».
Стефани Мерлин никак не отреагировала на это сообщение. Ручейки слез струились по ее щекам. Она медленно подняла голову и открыла глаза.
– Мой дедушка, – сказала она Теду со спокойной убежденностью в голосе, – никогда бы не совершил самоубийства. Никогда!
3
На борту самолета – Нью-Йорк
Стефани смотрела в иллюминатор, но не видела удалявшихся огней внизу. Она не ощутила наклона самолета, когда он, набирая высоту, взмыл вверх. Бледная, она сидела, сцепив руки, бесчувственная, словно робот. «Но если я робот, то почему мне так больно?»
Чья-то рука тихо легла на ее плечо, и она медленно подняла заплаканное лицо. К ней склонилась стюардесса:
– Вам принести что-нибудь?
Стефани покачала головой.
– Нет, спасибо. – Она отвернулась. Стюардесса, посмотрев на нее внимательно, опять дотронулась до ее плеча.
– Вы не могли бы пройти со мной?
Стефани была слишком погружена в печаль, чтобы задавать вопросы. Она послушно начала отстегивать ремень безопасности. Онемевшие пальцы не слушались. Протискиваясь между спинкой переднего кресла и сиденьем соседа, она двигалась как в замедленной съемке.
В проходе она взглянула на стюардессу, как будто спрашивая: И что?
– Мне кажется, вам нужно уединение, – сказала та сочувственно. – Пойдемте со мной. Сзади есть свободный ряд.
Стефани кивнула.
– Спасибо.
На нетвердых ногах она проследовала за стюардессой. Усевшись на указанное место, Стефани взяла предложенную ей рюмку коньяка и залпом выпила ее.
– Если вы чего-то захотите, нажмите кнопку. Я с удовольствием все для вас сделаю. – Стюардесса сочувственно смотрела на нее.
«Я хочу, чтобы мой дедушка был жив , – хотелось сказать Стефани. – Вы можете это сделать?» Но вежливость взяла верх. Еще раз поблагодарив стюардессу, она, повернувшись к иллюминатору, уставилась на мигающий огонек на крыле. Через некоторое время она устало закрыла глаза, и боль захватила ее всю.
Боль и воспоминания. Теперь все ее воспоминания были неразрывно связаны с болью.
Смерть отняла у нее деда.
Ирония смерти. Ведь именно смерть свела их когда-то.
Давно овдовевший дедушка взял ее, пятилетнюю девочку, к себе, когда ее родители погибли в нелепой катастрофе. Очевидно, на легком самолете вышел из строя радар. Монблан был окутан туманом. Пилот не знал, что прямо на его пути была вышка канатной дороги. Когда он врезался в набитый людьми вагончик, он скорее всего решил, что самолет ударился о гору.
Стефани часто задумывалась о том, успели ли увидеть стоявшие в обреченном вагончике ее родители приближающийся к ним самолет или они погибли, так и не осознав, что произошло. Она надеялась на последнее.
– Нам обоим надо быть мужественными, – сказал ей дедушка после похорон. – Теперь у нас с тобой остались только мы с тобой.
Ничто не могло быть слишком хорошим для внучки Карлтона Мерлина. Он без зазрения совести баловал девочку. Он нанял дизайнера, поставив перед ним задачу превратить спальню Стефани в доме Осборна в розовую мечту, достойную принцессы. Он осыпал ее подарками, он покупал ей столько одежды, что она вырастала прежде, чем успевала хоть раз надеть все, что было для нее куплено.
Именно он настоял на том, чтобы она посещала Бриарли, одну из самых престижных и дорогих частных школ Манхэттена. Именно он ходил на родительские собрания, водил ее в зоопарк – это она обожала – и в оперу, которая нагоняла на нее тоску.
Путешествуя по стране с выступлениями по поводу выхода в свет своей очередной книги – биографии какой-нибудь знаменитости, он всегда брал внучку с собой. Когда Стефани, в старших классах школы, решила стать журналисткой, он использовал все свои связи, чтобы она могла на каникулах попрактиковаться в «Нью-Йорк пост». Благодаря ему она после окончания предпоследнего класса школы проработала целое лето в отделе новостей Эн-би-си.
Знакомство с Эн-би-си решило ее судьбу. Ей нравилась оживленная атмосфера, царившая в отделе новостей. Она дарила ощущение причастности к истории, которая творилась прямо у нее на глазах. И не было ничего удивительного в том, что Стефани решила идти на факультет журналистики.
– Это тяжелый путь, – предупредил ее Карлтон. Но Стефани доказала, что он ей по силам. Все каникулы проводила она в отделах новостей разных газет, радио– и телекомпаний.
Она окончила университет с отличным дипломом. Мерлин страшно гордился внучкой.
– Она будет новой Барбарой Уолтерс, – хвалился он каждому, кто соглашался его слушать.
После года работы в одной из телевизионных компаний ее пригласили на должность внутреннего обозревателя в «Лайв эт файф». Как-то незаметно получилось, что блокнот и микрофон стали ее постоянными спутниками. Каждый день приносил новую трагедию, новые жертвы и новых героев – и тем самым новое задание для нее. Ей это нравилось – ей никогда еще не было так интересно жить. Но постепенно ее все больше раздражало, что на каждый сюжет отводилось не более одной-двух минут. Ей хотелось заглянуть в души тех людей, о которых она рассказывала, понять, что двигало их поступками, каковы будут последствия этих поступков.
Вместе с Тедом Уарвиком, продюсером «Лайф эт файф», они решили создать свою еженедельную программу, каждый выпуск которой был бы посвящен одной теме. Они назвали ее «Полчаса», сделали пробный выпуск и предложили телекомпаниям. Передачу отвергли все.
Но это не остановило их. Они ушли из «Лайф эт файф», объединили деньги и решили продвигать программу, предлагая ее независимым станциям. И тут кончились деньги. Именно дед поддержал их тогда, вложив свои средства в их дело.
– Я это делаю не для тебя, – соврал он Стефани, – просто я думаю, что это выгодная операция.
Он оказался прав. Они продали программу сотням независимых станций. «Полчаса» взмыли в популярность ракетой, мгновенно принеся Стефани славу. За одну ночь она стала одной из самых известных женщин на телевидении – и богаче, чем она осмелилась бы предположить в самых дерзких мечтах.
Она знала, что без поддержки деда этого никогда бы не произошло. Всем она была обязана ему.
Стефани вытерла слезы.
Самолет шел на посадку. Опускаясь в более теплые слои воздуха, фюзеляж начал подрагивать. В салоне началась обычная предпосадочная суета. Зазвучала музыка, пассажиры оживились, освещение стало ярче. Стюардессы сновали по проходам, собирая посуду. Еще несколько минут, и они окажутся в городе, который никогда не засыпает. В городе, где заснул навсегда Карлтон Мерлин.
– Дедушка, – беззвучно прошептала Стефани. Ее лицо исказилось новым приступом боли.
«Боже, ну почему? – спрашивала она в глухой ярости. – Ну почему он не мог жить вечно?»
Обычно она всегда была среди пассажиров, которые первыми выходят из самолета. Сегодня она была последней. Ей не надо было спешить. Не надо было звонить дедушке, чтобы сообщить, что она приехала. Впереди не было ничего – только встреча со смертью. Чем позже она состоится, тем лучше.
В конце коридора ее ожидал Сэмми Кафка. На нем был черный костюм и черный галстук, на рукаве – старомодная лента из черного крепа. Она впервые видела его без гвоздики в петлице и без радостной улыбки на лице.
Они обнялись, не говоря ни слова. Теперь, со смертью деда, Сэмми Кафка, его старейший и любимейший друг, был самым близким Стефани человеком. Стефани помнила, как дедушка познакомил их – ей было тогда пять лет. Сэмми сел перед ней на корточки и, прежде чем обнять ее, сказал: «Здравствуй, детка. Меня зовут дядя Сэмми».
И с тех пор она была его деткой, а он – ее Дядей.
– Дядя Сэмми, скажи мне, что это дурной сон, – тихо попросила Стефани. Она высвободилась из объятий Сэмми и взяла его за руки. В ее глазах были боль, скорбь и мольба. Она была похожа на ту Стефани, пятилетнюю девочку, потерявшую одновременно обоих родителей.
– Ну скажи мне, что я скоро проснусь и тогда он будет здесь!
На нее смотрели увлажнившиеся от слез карие глаза Сэмми.
– Детка, как бы я хотел тебе это сказать! Я бы отдал все, чтобы это было так.
Он дал ей безукоризненно выглаженный носовой платок, она вытерла глаза и лицо.
– У тебя багаж есть? – спросил Сэмми. Всхлипнув, она покачала головой.
– Я села на первый же самолет. У меня не было времени собраться. Тед сказал, что он сам все сделает.
– Хорошо. – Сэмми кивнул. – Тогда нам не надо задерживаться. Пошли. Шофер ждет нас в машине.
По дороге в Манхэттен она смотрела из окна на редкие встречные машины. «Без дедушки Нью-Йорк будет уже другим городом» , – думала она.
Когда они проезжали мимо того, что осталось после Всемирной выставки 1964 года, она повернулась к Сэмми.
– Полиция… – начала она. Ей пришлось глубоко вздохнуть, прежде чем она смогла договорить фразу. – Ты говоришь, они утверждают, что это… самоубийство. Как… – Она сглотнула – слова не шли из пересохшего рта. – Как это случилось?
Он взял ее тонкую руку.
– Еще будет достаточно времени, чтобы поговорить об этом подробно, детка. Давай помолчим.
Ее голос был тихий, но настойчивый.
– Дядя Сэмми, я хочу все знать ! Пожалуйста. Не надо щадить мои чувства. Это все равно не поможет.
Он выглядел несчастным.
– Если ты настаиваешь, детка, – сказал он с глубоким вздохом. – Это случилось через некоторое время после того, как мы с ним были в опере. Последний понедельник в «Метрополитен». В тот день Фам отпросился на неделю – по-моему, чтобы подготовиться к экзаменам на гражданство. А когда он сегодня вошел в квартиру, он нашел…
– Но как он умер?
– Очевидно, он был мертв уже около недели. Он… – Сэмми в нерешительности замолчал. – Ты уверена, что ты сейчас хочешь об этом узнать, детка?
– Дядя Сэмми, – голос Стефани звучал настойчиво.
– Ну хорошо, – однако слова никак не шли с языка. – Фам обнаружил его висящим на люстре в спальне.
– Боже! – Стефани закрыла глаза.
Она как наяву видела перед собой эту голландскую люстру. Почему-то пришло в голову, что эта люстра никогда ей не нравилась. Можно подумать, что, если бы она ее заменила, все было бы по-другому.
Стефани говорила ровным голосом:
– Нужно так много всего сделать… столько хлопот, – она пыталась занять мысли пустяками.
Сэмми, взяв ее за руки, попросил не беспокоиться ни о чем. Он сам все сделает.
В ответ она молча сжала его руки.
Когда они подъехали к Манхэттену, Стефани сообщила, что останется ночевать в доме Осборна.
– Но сначала мне надо заскочить к себе.
Она жила в так называемой Деревне, недалеко, в конце Горацио-стрит, рядом с рекой. Она попросила Сэмми подождать в машине, пока она поднимется наверх.
– Я всего на пять минут, – пообещала Стефани. – Мне надо забрать Уальдо. Не волнуйся, я сама справлюсь.
– Мы никуда не спешим, – заверил ее Сэмми. – Не торопись.
Войдя в свою трехкомнатную квартиру на седьмом этаже, она поднялась по узкой винтовой лестнице, ведущей из гостиной в двухэтажную надстройку. Ее кабинет, наполненный комнатными цветами, выходил на террасу, с которой открывался чудесный вид на Гудзон. Впервые она не остановилась, чтобы включить наружное освещение и полюбоваться на свою богатую оранжерею – два раза в неделю специалисты из озеленительной фирмы наведывались, чтобы позаботиться о ней. Сегодня у Стефани были другие задачи.
– Стеф! Стеф! – приветствовал ее скрипучий голос Уальдо. – Как поживаешь? Я люблю тебя, Стеф!
Стефани не собиралась заводить попугая. Четыре года назад приятель, уезжая из города, попросил ее подержать Уальдо у себя. Приятель так и не вернулся, и теперь гигантский амазонский попугай принадлежал ей.
– Я люблю тебя, Стеф!
– Сегодня твоя Стеф не очень разговорчива, – пробормотала она, подходя к большой медной клетке, висевшей у одного из окон. – Потому что у нее ужасное настроение. Придется тебе с этим смириться, Уальдо.
Спустившись вниз, Стефани передала клетку шоферу. Тот бережно расположил ее на заднем сиденье, и там сразу сделалось тесно. Не дожидаясь, пока его попросят, Сэмми пересел вперед.
Когда она садилась в машину рядом с клеткой, он обернулся.
– Детка, ты уверена, что тебе следует оставаться там на ночь? Ты ведь будешь одна…
– Я не буду одна, дядя Сэмми, – тихо сказала она, проведя пальцем по прутьям клетки. – Со мной будет Уальдо.
– Попугай. – У Сэмми округлились глаза. – Она будет в компании с попугаем, Боже милостивый! – Он опять посерьезнел. – Ты уверена, детка? – Он близко нагнулся к Стефани: – Ты абсолютно уверена?
– Да, – Стефани кивнула.
– Тебе придется пережить много мучительных воспоминаний, – предупредил Сэмми.
– Я хочу их пережить, – тихо ответила Стефани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55