Она решила, что мы притворимся, будто это ее ребенок, и начала тщательно имитировать свою беременность.– Твой дед не удовлетворился тем, что ему заплатили вначале. Он доставал меня вновь и вновь, требуя все больше, пока я не положил этому конец. К тому времени Поль уже подрос, и я понял, что никто не поверит россказням Джека Лэндри. Он перестал беспокоить меня, и вся история заглохла.– Конечно, всю свою жизнь я пытался искупить перед женой свою вину. Она всегда была для Поля настоящей матерью, до тех пор, пока Поль не узнал правду, он не испытывал к ней ничего, кроме сыновней любви. Я уверен в этом. Впрочем, я не сомневаюсь, что в душе он до сих пор так и относится к Глэдис. Просто иногда он совершенно сбит с толку. Мы много спорили об этом, и, я думаю, он все понял, принял и в конце концов простил.Он замолчал, прикрыл глаза и ждал, пока я переварю эту историю.– Нелегко просить кого-нибудь о прощении, особенно Поля, – сказала я.Он на мгновение плотно сжал губы, а затем кивнул, как бы в подтверждение своих мыслей.– Должен сказать тебе, – продолжал он, – я был счастлив, когда ты сбежала в Новый Орлеан. Я думал, он начнет искать себе в жены какую-нибудь милую молодую леди, и весь этот кошмар закончится. Но… ты вернулась, и вчера вечером… вчера вечером он пришел ко мне и рассказал, что вы двое решили. Все это время, пока он строил свой особняк, я боялся чего-то в этом роде, но надеялся, что ошибаюсь. – Измученный, он выпрямился.– Наш план заключается в том, чтобы просто жить вместе, – сказала я тихо. – Все равно очень многие здесь думают, что Перл – ребенок Поля.– Я знаю. Глэдис какое-то время боялась, что так оно и есть, пока Поль все не объяснил, но сейчас она в глубокой депрессии. Видишь ли, – сказал он, наклоняясь вперед, – мы оба хотим для Поля только самого лучшего, мы хотим, чтобы у него была нормальная жизнь, чтобы он имел то, что должен иметь каждый мужчина, особенно – своих собственных детей. Я думаю, он не осознает, на что обрекает себя. Короче, Руби, я пришел умолять тебя за сына, я пришел просить тебя отказаться выйти за него замуж. Он не должен расплачиваться за грехи своего отца. Может быть, в этот один-единственный раз сын не должен брать на себя ошибки своего отца и его боль. Мы можем изменить это, помешать, если только ты отвергнешь его. Как только ты сделаешь это, он успокоится и женится на какой-нибудь милой молодой девушке, и…– Меньше всего на свете я хочу причинить вред Полю, – сказала я, и слезы ручьями покатились по моему лицу. Я даже не пыталась вытирать их, и они капали у меня с подбородка.– Я прошу об этом и ради своей жены тоже. Я не хочу, чтобы она еще больше страдала. Кажется, грех, который я совершил, никогда не умрет. Он опять поднял свою мерзкую голову, чтобы преследовать меня даже двадцать один год спустя.Он выпрямился.– Я хочу позаботиться о тебе, Руби. Я готов помогать тебе до тех пор, пока ты не найдешь себе другого молодого человека, и…– Не надо! – вскричала я. – Не предлагайте мне взятку, мистер Тейт. Кажется, все хотят откупиться от своих бед в этом мире, будь то богатые креолы или богатые кейджуны, каждый думает, что деньги способны исправить любое зло. Я прекрасно справляюсь сейчас, а вскоре унаследую деньги за имение моего отца.– Извини, – мягко сказал он. – Я просто подумал…– Я не хочу этого.Я отвернулась, и гнетущая тишина повисла между нами.– Я умоляю тебя за моего сына, – сказал он тихо. Я закрыла глаза, попыталась глотнуть, но ком стоял у меня в горле. Было такое ощущение, будто я проглотила камешек и он застрял у меня в груди. Я кивнула.– Я скажу Полю, что не могу сделать этого, – произнесла я. – Но не знаю, понимаете ли вы, как сильно хочет этого он сам.– Понимаю. Я готов сделать все, что могу, лишь бы помочь ему преодолеть это.– Только не предлагайте ему купить что-нибудь, – предупредила я, глаза мои горели огнем. Казалось, он сжался в качалке. – Он ведь не дедушка Джек.– Я знаю. – Через минуту он добавил: – Хочу попросить тебя еще об одном одолжении.– Что еще? – вспыхнула я, мой гнев бушевал, как кипящее молоко в горшке.– Пожалуйста, не говори ему, что я приходил сегодня. Я послал его с поручением, чтобы он не мог помешать мне нанести тебе этот визит и не узнал об этом. Если он узнает…– Я ему не скажу.– Спасибо. – Он встал. – Ты прекрасная молодая женщина и очень красивая. Я уверен, когда-нибудь ты найдешь свое счастье, и если тебе что-нибудь нужно, если я могу что-то сделать для тебя…– Ничего, – сказала я резко.Он увидел гнев в моих глазах, и улыбка исчезла с его лица.– Я ухожу, – сказал он.Я не поднялась. Я сидела, уставившись в пол, пока не услышала, как он вышел, завел машину и уехал. Тогда я бросилась на диванчик и плакала, пока у меня не осталось больше слез. 2. Незаконченное дело Когда Перл проснулась после своего дневного сна, я опять вынесла ее на воздух, а сама села у придорожного лотка в ожидании случайного покупателя в этот неурочный час. Жизнь постепенно замирала, и наконец дорога полностью опустела, заходящее солнце бросало вокруг длинные тени, день клонился к вечеру.На сердце у меня было тяжело. Визит мистера Тейта все усложнил. Мне казалось, что у нас с Перл больше нет дома. Здесь нам теперь было не место, не было нам места и в Новом Орлеане, но мне казалось, что здесь будет все-таки хуже, после того как я отвергну Поля. Каждый его приезд, если он, конечно, захочет навестить нас, будет превращать наш дом в юдоль печали.«Может быть, мистер Тейт и прав», – подумала я. – Может быть, после того как я отвергну Поля, он найдет мне замену. Но я знала, что если этому и суждено было случиться, то только после того, как Перл и я действительно уйдем из его жизни. Когда он поймет, что наш брак и совместная жизнь невозможны, может быть, начнет искать свое новое счастье.Но тогда куда же нам идти? Что нам делать? У меня не было других родственников, к которым я могла бы поехать. Я внесла Перл в дом, собрала то, что осталось на лотке, отчаянно пытаясь заглянуть в наше будущее. Наконец я кое-что придумала. Я решила укротить свою гордость, сесть за стол и написать письмо Дафни.
Дорогая Дафни! Я не писала тебе все это время, потому что сомневалась, что ты действительно хочешь получить от меня какое-нибудь известие. Я не спорю, у тебя были все основания для расстройства, когда ты узнала, что я беременна от Бо. Я достаточно взрослая и понимаю, что должна отвечать за свои поступки, но я не могла пойти на аборт, который ты мне устроила, и теперь у меня есть дочка, которую я назвала Перл, и я счастлива, что не сделала этого, хотя знаю, что наша жизнь с ней будет тяжелой. Я думала, что если вернусь в бухту, в мир, где я выросла и была счастлива, то все будет хорошо и я никому не доставлю хлопот, особенно тебе. У нас не складывались отношения, когда был жив отец, и я не надеюсь, что они могут наладиться. Но ожидания мои не оправдались, и оставаться здесь я больше не могу. Но не бойся. Я не прошу тебя принять меня обратно. Я только прошу, чтобы ты сейчас дала мне долю моего наследства и я смогла бы устроить нашу с дочерью жизнь где-нибудь в другом месте, не в Новом Орлеане и не в бухте. Ты не даешь мне ничего лишнего, просто дашь мне это раньше. Я уверена, что ты согласишься и что мой отец хотел бы, чтобы ты именно так и поступила. Пожалуйста, подумай над этим и дай мне знать как можно скорее. Обещаю, что, как только ты сделаешь это, ты больше не увидишь и не услышишь меня. Искренне твоя Руби.
Надписывая адрес, я услышала, как во двор въехала машина. Я быстро сложила письмо и спрятала его в карман.– Привет, – сказал Поль, входя. – Извини, что не смог раньше. Я должен был съездить в Брукс Бридж. Как провела день? Очень была занята?– Да так, – ответила я и опустила глаза, но было поздно.– Что-то не так, – сказал он. – В чем дело?– Поль, – я глубоко вздохнула, – мы не можем сделать этого. Мы не можем пожениться и жить в Кипарисовой роще. Я много думала об этом и поняла, что мы не должны.– Что заставило тебя передумать? – спросил он, и лицо его вытянулось от удивления и досады. – Вчера в доме ты была так счастлива, как будто у тебя с лица спала завеса, – напомнил он мне.– Это все Кипарисовая роща. Дом и окрестности околдовали меня. Я будто попала в волшебный мир и поддалась на твои уговоры. Легко было там расслабиться и забыть о реальности.– Ну и что же? Это наш мир. Я могу сделать его таким же чудесным, как любой выдуманный. И пока мы никому не причинили вреда.– Но ведь причиняем, Поль. Друг другу, – с болью подчеркнула я.– Нет, – начал он, но я знала, что мне нужно говорить быстро и жестко, иначе я расплачусь.– Да, причиняем вред. Мы можем притвориться. Можем надавать обещаний. Можем договориться, но результат один и тот же… Мы обрекаем друг друга на неестественную жизнь.– Разве неестественно… быть с тем, кого любишь и хочешь защитить, и…– И никогда не сжать друг друга в объятиях, и никогда не иметь детей, и всегда скрывать правду… Мы никогда ничего не сможем рассказать Перл, боясь ее реакции. Я не могу пойти на это.– Конечно, мы все ей расскажем, когда она будет достаточно взрослая, чтобы понять, – возразил он. – И она поймет, Руби. Послушай…– Нет, Поль. Вряд ли я смогу пойти на жертву, которую, как тебе кажется, ты готов принести, – закончила я.Он пристально смотрел на меня, подозрительно сузив глаза.– Я не верю тебе. Что-то еще произошло. Кто-то говорил с тобой. Кто? Один из друзей бабушки Кэтрин? Священник? Кто?– Нет, – сказала я. – Никто со мной не говорил, если не считать мою собственную совесть и мой разум. – Мне пришлось отвернуться. Я не могла видеть боль в его глазах.– Но… Мы говорили с отцом вчера вечером, и, после того как я все объяснил ему, он одобрил наше решение и дал свое согласие. Мои сестры ничего не знают о прошлом, поэтому они ужасно обрадовались, что ты станешь моей женой и их новой сестрой. И даже моя мать.– И что же твоя мать, Поль? – спросила я резко. Он на мгновение прикрыл глаза.– Она примет это, – пообещал он.– Принять – не значит одобрить. – Я покачала головой и выпалила слова, как пули: – Если она примет это, то только, чтобы не потерять тебя. Как бы там ни было, это не ее решение, а мое, – добавила я суровей, чем намеревалась.Лицо Поля побледнело.– Руби… дом… все, что у меня есть… это только для тебя. Мне ничего не нужно… только ты и Перл.– Ты не должен с таким безразличием относиться к себе, Поль. Ты обязан думать о себе. Я была бы последней эгоисткой, если бы позволила тебе лишить себя нормального брака и нормальной семьи.– Это уж мне решать, – парировал он.– Ты слишком запутался, чтобы принимать решение, – сказала я и отвела взгляд.– Ты ведь еще подумаешь об этом, – умоляюще произнес он и кивнул, убеждая себя, что еще есть надежда. – Я приеду завтра, и мы обо всем поговорим.– Нет, Поль. Я уже решила. Нет смысла постоянно обсуждать одно и то же. Я не могу пойти на это. Я не могу, – крикнула я и отвернулась от него.Перл, почувствовав, что у нас что-то неладно, заплакала тоже.– Тебе лучше уйти, – сказала я. – Малышка расстроилась.– Руби…– Пожалуйста, Поль. Не усложняй все.Он направился к двери, но остановился, глядя в пустоту.– Весь день, – сказал он тихо, – я как будто плыл на облаке. Ничто не могло огорчить меня.Я держалась из последних сил, но все же нашла в себе мужество сказать:– К тебе еще вернется это ощущение, Поль, я уверена.– Нет, – ответил он, поворачиваясь к мне с болью и гневом во взгляде. Щеки его пылали. – Клянусь, я никогда не взгляну на другую женщину. Никогда не поцелую другую женщину. Никогда не обниму другую женщину. – Он поднял правую руку, сжатую в кулак, и потряс ею. – Я дам клятву целомудрия. Как это делал наш священник. И превращу этот великолепный дом в гробницу. Я поселюсь там один навечно и умру в полном одиночестве, и рядом не будет никого и ничего, кроме памяти о тебе. – Он распахнул дверь на галерею и сбежал по ступенькам.– Поль, – крикнула я. Невыносимо было видеть его боль и гнев. Но он не вернулся. Я слушаю, как он завел мотор, как зашуршали по гравию шины, и понимала, что сердце у него разбито.Казалось, я приносила вред каждому, с кем соприкасалась. Неужели я была рождена, чтобы причинять боль тем, кого люблю? Я подавила слезы, чтобы не испугать Перл, но почувствовала себя островом в бушующем море. Теперь у меня действительно никого не осталось.Наконец сердце мое перестало стучать, как дятел и я занялась ужином. Ребенок почувствовал, как я несчастна, несмотря на мои попытки скрыть это за делами. Когда я говорила, она слышала это в моем голосе, а когда смотрела на нее, меня выдал мой потемневший взор.Пока варилась еда, я сидела с ней качалке бабушки Кэтрин, уставившись на картину. Лица матери и бабушки Кэтрин смотрели на меня с печалью и сочувствием.Искаженное болью и гневом лицо Поля стояло у меня перед глазами, тревожа, как разлитое в воздухе ощущение бури. Каждый раз, взглядывая на дверь, я видела, как он стоит там, вспоминала его взгляд, когда он произносил сои клятвы и угрозы. Зачем я причинила боль единственному человеку, который хотел любить и лелеять меня и моего ребенка? Где еще я найду такую преданность?– Правильно ли я поступаю, бабушка? – прошептала я, но услышала лишь тишину, нарушаемую причмокиванием Перл.Я покормила ее, но ела она без аппетита, так же, как и я, лишь немного пососала из своей бутылочки, постепенно закрывая глазки. Казалось, она тоже эмоционально измучена. Как будто все ощущения, все чувства передаются ей от меня по невидимым проводам, связывающим мать и дитя. Я уже хотела отнести ее наверх и уложить спать, но только поднялась, как услышала, что подъезжает машина. Фары осветили окна, машина остановилась, открылась и захлопнулась дверца. Неужели Поль вернулся? Если так, нельзя отступать от своего решения.Но тяжелые шаги по галерее подсказали мне, что это кто-то другой. Раздался громкий стук в дверь, от которого содрогнулась вся хибара на курьих ножках. Я медленно вышла из кухни, сердце мое билось почти так же громко, как этот стук.– Кто там? – спросила я.Перл смотрела с любопытством. Вместо ответа гость с такой силой дернул дверь. Что почти сорвал ее с петель. Я увидела, как ввалился этот человек с длинными нечесаными каштановыми волосами, свисающими по его грязной толстой шее. Руки у него были огромные, как две кувалды, под ногтями грязных пальцев скопилась чернота. Когда он появился в свете бутанового фонаря, у меня перехватило дыхание.Хотя я столкнулась с ним только однажды, а до этого лишь видела несколько раз мельком, лицо Бастера Трахо осталось в моей памяти как ужасный ночной кошмар, он был еще безобразнее, чем в тот день, когда пришел с дедом Джеком, чтобы скрепить их уговор, что я выйду за него замуж, если он даст деду тысячу долларов. И что самое отвратительное, дед позволял ему спать со мной заранее, чтобы испытать меня. Как будто я была каким-то товаром.Тогда это был человек лет тридцати пяти, высокий, плотный с толстым брюхом и такими боками, будто под рубашкой у него было колесо от машины. Он еще разжирел с тех пор и черты лица, обезображенные избыточным весом, так расплылись, что теперь он походил скорее на свинью, чем на человека. Только сейчас у него появилась спутанная борода, не стриженная под подбородком и сливающаяся с вьющимися у шеи волосами, благодаря чему он напоминал еще и обезьяну.Когда он улыбался, его толстые губы прятались под усами и в бороде, выдавая отсутствие большинства передних зубов. Оставшиеся были в коричневых пятнах от табака, делая его рот похожим на глубокое, обугленное жерло. Щеки шелушились, напоминая сброшенную змеиную кожу. Их огромных ноздрей торчали пучки волос, а брови соединялись в одну толстую темную линию над выпученными карими глазами.– Значит, правда, – сказал он. – Ты вернулась. Слатерс сказал мне, когда я привез ему чинить свой фургон.Он слегка приоткрыл дверь и выплюнул изо рта жеваный табак. Затем повернулся, широко улыбаясь.– Что вам нужно? – возмущенно спросила я, тесно прижимая к себе Перл. При идее его она начала поскуливать, как щеночек.Улыбка его быстро улетучилась.– Что мне нужно? Ты что, не знаешь, кто я такой? Я – Бастер Тахо, и я хочу получить то. Что мне причитается, – вот, что мне надо. – И он сделал шаг вперед. Я отступила. – Это той ребенок? Милая малышка, ничего. Без меня детей делаешь, да? – Сказал он и захохотал. – Ну, теперь мы это исправим.Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица, когда поняла, к чему он клонит.– О чем вы говорите? Убирайтесь отсюда! Я не приглашала вас к себе дом. Уходите или…– Ну-ка, осади лошадей. Забыла, что мне причитается?– Я не знаю. О чем вы горите.– Я говорю об уговоре с твоим дедом Джеком, о тех деньгах, которые я ему дал, перед тем как ты сбежала. Я позволил ему оставить их у себя, потому что он сказал, что ты вернешься. Конечно, я знал, что он старый врун, но я подумал, что деньги неплохо потрачены. Я сказал себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Дорогая Дафни! Я не писала тебе все это время, потому что сомневалась, что ты действительно хочешь получить от меня какое-нибудь известие. Я не спорю, у тебя были все основания для расстройства, когда ты узнала, что я беременна от Бо. Я достаточно взрослая и понимаю, что должна отвечать за свои поступки, но я не могла пойти на аборт, который ты мне устроила, и теперь у меня есть дочка, которую я назвала Перл, и я счастлива, что не сделала этого, хотя знаю, что наша жизнь с ней будет тяжелой. Я думала, что если вернусь в бухту, в мир, где я выросла и была счастлива, то все будет хорошо и я никому не доставлю хлопот, особенно тебе. У нас не складывались отношения, когда был жив отец, и я не надеюсь, что они могут наладиться. Но ожидания мои не оправдались, и оставаться здесь я больше не могу. Но не бойся. Я не прошу тебя принять меня обратно. Я только прошу, чтобы ты сейчас дала мне долю моего наследства и я смогла бы устроить нашу с дочерью жизнь где-нибудь в другом месте, не в Новом Орлеане и не в бухте. Ты не даешь мне ничего лишнего, просто дашь мне это раньше. Я уверена, что ты согласишься и что мой отец хотел бы, чтобы ты именно так и поступила. Пожалуйста, подумай над этим и дай мне знать как можно скорее. Обещаю, что, как только ты сделаешь это, ты больше не увидишь и не услышишь меня. Искренне твоя Руби.
Надписывая адрес, я услышала, как во двор въехала машина. Я быстро сложила письмо и спрятала его в карман.– Привет, – сказал Поль, входя. – Извини, что не смог раньше. Я должен был съездить в Брукс Бридж. Как провела день? Очень была занята?– Да так, – ответила я и опустила глаза, но было поздно.– Что-то не так, – сказал он. – В чем дело?– Поль, – я глубоко вздохнула, – мы не можем сделать этого. Мы не можем пожениться и жить в Кипарисовой роще. Я много думала об этом и поняла, что мы не должны.– Что заставило тебя передумать? – спросил он, и лицо его вытянулось от удивления и досады. – Вчера в доме ты была так счастлива, как будто у тебя с лица спала завеса, – напомнил он мне.– Это все Кипарисовая роща. Дом и окрестности околдовали меня. Я будто попала в волшебный мир и поддалась на твои уговоры. Легко было там расслабиться и забыть о реальности.– Ну и что же? Это наш мир. Я могу сделать его таким же чудесным, как любой выдуманный. И пока мы никому не причинили вреда.– Но ведь причиняем, Поль. Друг другу, – с болью подчеркнула я.– Нет, – начал он, но я знала, что мне нужно говорить быстро и жестко, иначе я расплачусь.– Да, причиняем вред. Мы можем притвориться. Можем надавать обещаний. Можем договориться, но результат один и тот же… Мы обрекаем друг друга на неестественную жизнь.– Разве неестественно… быть с тем, кого любишь и хочешь защитить, и…– И никогда не сжать друг друга в объятиях, и никогда не иметь детей, и всегда скрывать правду… Мы никогда ничего не сможем рассказать Перл, боясь ее реакции. Я не могу пойти на это.– Конечно, мы все ей расскажем, когда она будет достаточно взрослая, чтобы понять, – возразил он. – И она поймет, Руби. Послушай…– Нет, Поль. Вряд ли я смогу пойти на жертву, которую, как тебе кажется, ты готов принести, – закончила я.Он пристально смотрел на меня, подозрительно сузив глаза.– Я не верю тебе. Что-то еще произошло. Кто-то говорил с тобой. Кто? Один из друзей бабушки Кэтрин? Священник? Кто?– Нет, – сказала я. – Никто со мной не говорил, если не считать мою собственную совесть и мой разум. – Мне пришлось отвернуться. Я не могла видеть боль в его глазах.– Но… Мы говорили с отцом вчера вечером, и, после того как я все объяснил ему, он одобрил наше решение и дал свое согласие. Мои сестры ничего не знают о прошлом, поэтому они ужасно обрадовались, что ты станешь моей женой и их новой сестрой. И даже моя мать.– И что же твоя мать, Поль? – спросила я резко. Он на мгновение прикрыл глаза.– Она примет это, – пообещал он.– Принять – не значит одобрить. – Я покачала головой и выпалила слова, как пули: – Если она примет это, то только, чтобы не потерять тебя. Как бы там ни было, это не ее решение, а мое, – добавила я суровей, чем намеревалась.Лицо Поля побледнело.– Руби… дом… все, что у меня есть… это только для тебя. Мне ничего не нужно… только ты и Перл.– Ты не должен с таким безразличием относиться к себе, Поль. Ты обязан думать о себе. Я была бы последней эгоисткой, если бы позволила тебе лишить себя нормального брака и нормальной семьи.– Это уж мне решать, – парировал он.– Ты слишком запутался, чтобы принимать решение, – сказала я и отвела взгляд.– Ты ведь еще подумаешь об этом, – умоляюще произнес он и кивнул, убеждая себя, что еще есть надежда. – Я приеду завтра, и мы обо всем поговорим.– Нет, Поль. Я уже решила. Нет смысла постоянно обсуждать одно и то же. Я не могу пойти на это. Я не могу, – крикнула я и отвернулась от него.Перл, почувствовав, что у нас что-то неладно, заплакала тоже.– Тебе лучше уйти, – сказала я. – Малышка расстроилась.– Руби…– Пожалуйста, Поль. Не усложняй все.Он направился к двери, но остановился, глядя в пустоту.– Весь день, – сказал он тихо, – я как будто плыл на облаке. Ничто не могло огорчить меня.Я держалась из последних сил, но все же нашла в себе мужество сказать:– К тебе еще вернется это ощущение, Поль, я уверена.– Нет, – ответил он, поворачиваясь к мне с болью и гневом во взгляде. Щеки его пылали. – Клянусь, я никогда не взгляну на другую женщину. Никогда не поцелую другую женщину. Никогда не обниму другую женщину. – Он поднял правую руку, сжатую в кулак, и потряс ею. – Я дам клятву целомудрия. Как это делал наш священник. И превращу этот великолепный дом в гробницу. Я поселюсь там один навечно и умру в полном одиночестве, и рядом не будет никого и ничего, кроме памяти о тебе. – Он распахнул дверь на галерею и сбежал по ступенькам.– Поль, – крикнула я. Невыносимо было видеть его боль и гнев. Но он не вернулся. Я слушаю, как он завел мотор, как зашуршали по гравию шины, и понимала, что сердце у него разбито.Казалось, я приносила вред каждому, с кем соприкасалась. Неужели я была рождена, чтобы причинять боль тем, кого люблю? Я подавила слезы, чтобы не испугать Перл, но почувствовала себя островом в бушующем море. Теперь у меня действительно никого не осталось.Наконец сердце мое перестало стучать, как дятел и я занялась ужином. Ребенок почувствовал, как я несчастна, несмотря на мои попытки скрыть это за делами. Когда я говорила, она слышала это в моем голосе, а когда смотрела на нее, меня выдал мой потемневший взор.Пока варилась еда, я сидела с ней качалке бабушки Кэтрин, уставившись на картину. Лица матери и бабушки Кэтрин смотрели на меня с печалью и сочувствием.Искаженное болью и гневом лицо Поля стояло у меня перед глазами, тревожа, как разлитое в воздухе ощущение бури. Каждый раз, взглядывая на дверь, я видела, как он стоит там, вспоминала его взгляд, когда он произносил сои клятвы и угрозы. Зачем я причинила боль единственному человеку, который хотел любить и лелеять меня и моего ребенка? Где еще я найду такую преданность?– Правильно ли я поступаю, бабушка? – прошептала я, но услышала лишь тишину, нарушаемую причмокиванием Перл.Я покормила ее, но ела она без аппетита, так же, как и я, лишь немного пососала из своей бутылочки, постепенно закрывая глазки. Казалось, она тоже эмоционально измучена. Как будто все ощущения, все чувства передаются ей от меня по невидимым проводам, связывающим мать и дитя. Я уже хотела отнести ее наверх и уложить спать, но только поднялась, как услышала, что подъезжает машина. Фары осветили окна, машина остановилась, открылась и захлопнулась дверца. Неужели Поль вернулся? Если так, нельзя отступать от своего решения.Но тяжелые шаги по галерее подсказали мне, что это кто-то другой. Раздался громкий стук в дверь, от которого содрогнулась вся хибара на курьих ножках. Я медленно вышла из кухни, сердце мое билось почти так же громко, как этот стук.– Кто там? – спросила я.Перл смотрела с любопытством. Вместо ответа гость с такой силой дернул дверь. Что почти сорвал ее с петель. Я увидела, как ввалился этот человек с длинными нечесаными каштановыми волосами, свисающими по его грязной толстой шее. Руки у него были огромные, как две кувалды, под ногтями грязных пальцев скопилась чернота. Когда он появился в свете бутанового фонаря, у меня перехватило дыхание.Хотя я столкнулась с ним только однажды, а до этого лишь видела несколько раз мельком, лицо Бастера Трахо осталось в моей памяти как ужасный ночной кошмар, он был еще безобразнее, чем в тот день, когда пришел с дедом Джеком, чтобы скрепить их уговор, что я выйду за него замуж, если он даст деду тысячу долларов. И что самое отвратительное, дед позволял ему спать со мной заранее, чтобы испытать меня. Как будто я была каким-то товаром.Тогда это был человек лет тридцати пяти, высокий, плотный с толстым брюхом и такими боками, будто под рубашкой у него было колесо от машины. Он еще разжирел с тех пор и черты лица, обезображенные избыточным весом, так расплылись, что теперь он походил скорее на свинью, чем на человека. Только сейчас у него появилась спутанная борода, не стриженная под подбородком и сливающаяся с вьющимися у шеи волосами, благодаря чему он напоминал еще и обезьяну.Когда он улыбался, его толстые губы прятались под усами и в бороде, выдавая отсутствие большинства передних зубов. Оставшиеся были в коричневых пятнах от табака, делая его рот похожим на глубокое, обугленное жерло. Щеки шелушились, напоминая сброшенную змеиную кожу. Их огромных ноздрей торчали пучки волос, а брови соединялись в одну толстую темную линию над выпученными карими глазами.– Значит, правда, – сказал он. – Ты вернулась. Слатерс сказал мне, когда я привез ему чинить свой фургон.Он слегка приоткрыл дверь и выплюнул изо рта жеваный табак. Затем повернулся, широко улыбаясь.– Что вам нужно? – возмущенно спросила я, тесно прижимая к себе Перл. При идее его она начала поскуливать, как щеночек.Улыбка его быстро улетучилась.– Что мне нужно? Ты что, не знаешь, кто я такой? Я – Бастер Тахо, и я хочу получить то. Что мне причитается, – вот, что мне надо. – И он сделал шаг вперед. Я отступила. – Это той ребенок? Милая малышка, ничего. Без меня детей делаешь, да? – Сказал он и захохотал. – Ну, теперь мы это исправим.Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица, когда поняла, к чему он клонит.– О чем вы говорите? Убирайтесь отсюда! Я не приглашала вас к себе дом. Уходите или…– Ну-ка, осади лошадей. Забыла, что мне причитается?– Я не знаю. О чем вы горите.– Я говорю об уговоре с твоим дедом Джеком, о тех деньгах, которые я ему дал, перед тем как ты сбежала. Я позволил ему оставить их у себя, потому что он сказал, что ты вернешься. Конечно, я знал, что он старый врун, но я подумал, что деньги неплохо потрачены. Я сказал себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35