Перл разглядывала все с изумлением. Она прониклась моим задумчивым состоянием и была тише, чем обычно. И вдруг, как будто услышав мои слова, из-за кустов вышел маленький олененок, поднял голову и внимательно посмотрел на нас. Глаза Перл расширились от восторга. Прекрасный олень застыл, как статуя, только чуть вздрагивали его длинные уши. Даже когда Перл вскрикнула, он продолжал с любопытством разглядывать нас, не испытывая, казалось, никакого страха. Спустя несколько секунд с той же грацией он повернулся и исчез, как привидение.«Это был мир чистоты и невинности, таким он и останется, если его не трогать, – подумала я, – но его редко оставляют в покое». Я немного побродила вокруг хибары и поняла, что ответ на свои проблемы могу искать только в одном месте – в своем сердце.Несколько дней спустя за ужином Поль сообщил, что ему необходимо поехать в Даллас, Техас.– Поездка займет всего три дня, – сказал он. – Я бы хотел, чтобы Перл и ты поехали со мной. Ты, конечно, можешь взять миссис Флемминг. Если, естественно, у тебя нет других планов.– Ну, я планировала отвезти серию о Конфедерации в Новый Орлеан. Я уже говорила с Домиником об этом и о других моих работах, и он думает, что пора устроить вернисаж. Он хочет пригласить своих лучших заказчиков, сделать хорошую рекламу.– Это замечательно, Руби.– Я не думаю, что готова для такой выставки, но…– Ты никогда не будешь думать, что готова, но, если Доминик так считает, почему бы не попробовать?Я кивнула и с минуту теребила салфетку.– Так что, думаю, я поеду в Новый Орлеан, пока ты будешь в Далласе, – сказала я. – Я останусь там всего лишь на ночь.– Ты остановишься у Жизель? – спросил он.– Пожалуй, нет, – сказала я. – Вероятно – в Фейрмонте.– Хорошо.Мы пристально взглянули друг на друга. Неужели Поль знает, что действительно происходит в моем сердце? От него всегда было трудно спрятать истинные чувства и мысли. Но если он и знал, то предпочел промолчать. Он улыбнулся и повернулся к Перл. Я ненавидела обман, но мой тихий голос победил, шепча, что я сделаю все, чтобы помешать Полю испытать боль.В тот день он уехал рано, а я встала, упаковала вещи и спустилась завтракать. Джеймс помог мне аккуратно сложить в багажник картины, а миссис Флемминг принесла Перл, чтобы она помахала мне ручкой, когда я отъезжала.Я смотрела в зеркальце машины и видела, как они стоят там… миссис Флемминг и моя чудесная дочка, дочка Бо. «Разве любовь, которая произвела ее на свет, может быть злом», – подумала я, и эта мысль понесла меня вперед. Несколько минут спустя, выехав на основное шоссе и прибавив скорость, я вытащила ленту из своих волос, они тут же разметались на ветру, и я почувствовала себя живой, свободной и полной радостного волнения.– Я еду, Бо, – прошептала я. – И пусть все катится к черту. Я еду.
В Новом Орлеане был изумительный день. Дождь, моросивший всю ночь, прекратился, и по нежно-голубому небу бежали маленькие пушистые молочно-белые облака. Как только я подрулила ко входу в отель и швейцар вылетел, чтобы приветствовать меня, я почувствовала возбуждение, которое всегда охватывало меня в городе. Чувства мои были обострены до предела, и я остро ощутила каждый звук и каждый новый запах. Когда я вошла в отель, мне показалось, что все смотрят только на меня, а каблуки мои слишком громко цокают по мраморному полу. Я распорядилась, чтобы вещи принесли ко мне в комнату, села к туалетному столику, расчесала волосы и освежила губную помаду, а потом решила почистить зубы.Мне стало смешно. Я вела себя, как подросток перед первым свиданием, но сердце мое билось в бешеном ритме и щеки окрасил яркий румянец. Из зеркала на меня смотрели испуганные, лихорадочно блестящие глаза, и я подумала: «Интересно, можно ли определить по моему виду, что я – женщина, осторожно ступающая по туго натянутому канату, замужняя женщина, готовая встретиться со своим бывшим возлюбленным». Я постоянно смотрела на часы и трижды переоделась, прежде чем пришла к выводу, что туалет, который надела первым, – самый лучший. Наконец пора было идти. Пальцы мои дрожали, когда я взялась за ручку двери. Я сделала глубокий вдох, широко распахнула дверь и быстро пошла к лифту.Я решила, что всю дорогу на наше свидание пройду пешком. Канал-стрит, как всегда, кишела людьми, но мне стало легче, когда я растворилась в толпе, быстро катящейся в сторону Французского квартала. Она как бы несла меня с собой, то замедляя, то ускоряя свое течение. Я свернула на Бурбон-стрит и пошла по направлению к Дюмейн.Зазывалы орали во всю глотку, выкрикивая цены, приглашая туристов зайти в их рестораны и бары. Я уловила дразнящий запах речных раков «этуфэ», свежевыпеченного хлеба и крепкого кофе. Торговцы разложили на тротуарах фрукты и овощи на продажу. На углу, из широко раскрытых дверей ресторана на меня пахнуло ароматом соте из креветок, и у меня свело желудок. Я почти ничего не ела за завтраком и слишком нервничала, чтобы вспомнить о ленче. Из одного кафе доносились звуки джаз-банды, а заглянув в открытую дверь другого, я увидела четырех мужчин в соломенных шляпах, играющих на гитаре, мандолине, скрипке и аккордеоне.Здесь всегда царило оживление. Как будто продолжался всеобщий нескончаемый праздник. Люди чувствовали себя раскованно. Они много ели, пили, танцевали и пели громко и допоздна. Как будто я перешла из мира ответственности и обязательств в мир без сдерживающих центров, законов и правил. Все сходило с рук, если это доставляло удовольствие. «Неудивительно, что Бо выбрал Французский квартал», – подумала я.Наконец я пришла по адресу, который он написал в записке. Квартира была в двухэтажном оштукатуренном здании с прямоугольным двориком и маленькими железными балконами. Я почувствовала аромат мяты, растущей вдоль стен. Это было тихое место, достаточно удаленное от центральных улиц и все же находящееся в двух шагах от них, если обитателям захотелось бы вдруг погрузиться в музыку или насладиться едой. Я заколебалась.Может быть, его там и не будет. Может быть, он тоже передумал. В окнах не было никакого признака, что в квартире кто-нибудь есть. Портьеры не шевелились. Я глубоко вздохнула и оглянулась. Если я уйду, буду ли я счастливее или начну бесконечно думать о том, как бы это было, если бы я вошла в этот дом и встретила Бо. Может быть, мы бы просто проговорили. Может быть, оба проявили рассудительность. Я закрыла глаза, как перед прыжком в воду, и вошла во двор. Я подошла к парадной двери, набрала код на табло, поднялась по узкой лестнице на площадку, нашла нужную дверь и остановилась… еще раз глубоко вдохнула и постучала.Несколько мгновений я ничего не слышала и подумала, что его там нет. Он и в самом деле передумал. Я испытала смесь облегчения и разочарования. Внутренний голос кричал мне, чтобы я повернулась и бросилась прочь, бегом бежала назад в отель; но моя вторая половина, та, которая томилась по состоявшейся любви, наполняла меня таким отчаянием, что сердце мое готово было разорваться в груди.Я уже было повернулась, чтобы уйти, когда дверь широко распахнулась, и я увидела Бо. На нем была белая мягкая рубашка из хлопка и брюки из дорогой темно-синей шерсти. Он часто моргал, как будто пытался сосредоточиться и поверить, что это действительно я.– Руби, – сказал он тихо, – извини, я, должно быть, заснул в кресле, мечтая о тебе. Я думал, ты не придешь.– Я сомневаюсь даже сейчас, когда ты уже пришла сюда.– Но ты – здесь. Ты все-таки пришла. Заходи. Пожалуйста. – Он сделал шаг назад, и я вошла в маленькую квартирку. Там была одна спальня, крошечная кухня и гостиная, в которой французские двери выходили на балкон. Мебель и убранство были очень простые, современные и слегка потрепанные, как это бывает в отелях. Стены украшали редкие литографии, на которых были изображены фрукты и цветы.– Ничего особенного, – сказал он, смущенно оглядываясь вместе со мной. – Просто – тихая норка.– Странная. Здесь не хватает тепла. Он засмеялся.– Я точно знал, что ты сразу же посмотришь на это глазами художницы. Садись, – сказал он, указывая на маленькую софу. – Ты легко доехала до города?– Да. Я становлюсь искушенной путешественницей. – Забавно, мы оба вели себя так, будто встретились в первый раз, а он… он был отцом моего ребенка. Но обстоятельства, время, расстояния превратили нас в незнакомцев.– Ты здесь одна? – спросил он осторожно.– Да. Я остановилась в Фейрмонте. Собираюсь отвезти свою новую серию к Доминику. Он хочет устроить мою выставку.– Здорово. Но предупреждаю тебя, я никому не позволю купить эти картины. Какова бы ни была цена, я их заполучу, – поклялся он. Я засмеялась. – Ты не хочешь выпить чего-нибудь прохладного? Есть охлажденное белое вино.– Пожалуй, – сказала я. Он пошел на кухню.– Итак, Поль знает, что ты приехала в Новый Орлеан? – спросил он, наливая вино.– Да. Он уехал в Даллас на какие-то встречи.– А ребенок? – спросил Бо, возвращаясь.– С миссис Флемминг. Она чудесно заботится о Перл.– Я заметил это. Тебе повезло, что ты нашла такого человека в наше время. – Он протянул мне бокал, и я отпила немного, он тоже пригубил вино, и оба мы не отрываясь смотрели друг на друга поверх своих бокалов. – Ты никогда еще не была такой красивой, Руби, – сказал он тихо. – Став матерью, ты расцвела.– Мне повезло, Бо. Я легко могла бы стать падшей женщиной, борющейся за жалкое существование в бухте… Пока дождалась бы своего наследства, вот так-то.– Я знаю, – ответил он. – Руби, чем же я могу возместить тебе все это? Как мне найти извинение, которое ты могла бы принять?– Я уже говорила тебе, Бо. Я не виню тебя ни в чем.– Но должна. Я чуть не разрушил наши жизни, – сказал он, глотнул немного вина и сел рядом со мной.– Где Жизель? – спросила я.– Наверное, развлекается с кем-нибудь из своих старых друзей. Какое-то время она была другой, особенно когда приехала во Францию. Она убедила меня, что повзрослела из-за всех неприятностей и бед в семье. Она была уязвимая, милая и, хочешь верь, хочешь – нет, чуткая. Правда заключается в том, что она меня подцепила или, может быть, я… может быть, я позволил ей это сделать. Я чувствовал себя очень одиноким и подавленным, после того как ты вышла замуж, понял, что потерял единственного человека, с которым жизнь моя была бы полноценной. Я чувствовал себя маленьким мальчиком, который упустил шнур от бумажного змея и напрасно бежал за ним. Он видел, как ветер уносит его, только это – твое лицо уносил от меня ветер.– Я стал больше пить, чаще бывал на людях, пытался все забыть. Потом явилась Жизель, и передо мной вновь возникло твое прекрасное лицо… Твои волосы, твои глаза, твой нос, хотя Жизель по сей день полагает, что ее нос – меньше, а глаза – ярче.– Собственно говоря, – продолжал он, пристально глядя в свой бокал, – один из моих школьных друзей в Париже, который изучал философию, говорил мне, что большинство мужчин влюбляются в женщин, напоминающих им первую любовь, похожих на ту, которая покорила их в юности, которую они не смогли удержать и потом всю жизнь пытались завоевать. Это было похоже на правду, и я позволил себе сблизиться с Жизель опять.– Такова моя история, – сказал он улыбаясь. – Ну а твоя?– Моя проще, Бо. Я была одна с ребенком, напугана. Поль всегда был рядом, помогал. Все в бухте знали, как мы были увлечены друг другом раньше, и полагали, что Перл – его ребенок. Поль предан мне и, несмотря на мои протесты, готов приносить жертвы. Я не хочу причинять ему боль, если мне это удастся.– Конечно, нет, – сказал Бо. – Он – очень приятный человек. Я получил большое удовольствие от общения с ним, и я завидую ему.Я засмеялась.– Что такое?– Это именно то, что он мне сказал о тебе.– Почему?Я, не мигая, смотрела ему в глаза, повернув время вспять.– Потому что он знает, как сильно я тебя люблю, как всегда тебя любила и буду любить, – произнесла я.Этого было достаточно, чтобы разрушить стену неловкости между нами. Его глаза вспыхнули, и он поставил стакан, чтобы обнять меня. Наш страстный поцелуй после бесконечной разлуки так сильно ошеломил и потряс меня, как будто это был наш первый поцелуй.– О Руби, моя Руби, я думал, что навсегда потерял тебя. – Он касался губами моих волос, глаз, носа. Он целовал мою шею, подбородок, осыпая меня поцелуями, как будто изголодался по любви так же, как и я, и как будто боялся, что я – иллюзия и в любой момент могу снова исчезнуть.– Бо, – прошептала я. Я хотела беспрестанно повторять его имя. Слетая с моих губ, оно восстанавливало мои силы, наполняло счастьем, подтверждало, что это не сон, что я на самом деле здесь, в его объятиях.Он встал, держа меня за руку, и повел в маленькую уютную спальню. Полуденное солнце проникало сквозь тонкие занавески из хлопка, заливая комнату светом и теплом. Я не открывала глаз, пока он раздевал меня. И вот мы уже были рядом в постели, и тела наши сплетались, как по волшебству. Мы стонали, шептали слова любви и обещания, которые уносились в вечность.Сначала наши ласки были лихорадочны, но постепенно они становились спокойнее, мягче. Он прижал свои губы к моей груди и скользнул вниз, покрывая поцелуями живот. Я уронила голову на подушку и почувствовала, как погружаюсь в мягкий матрас под тяжестью его тела. Я вскрикнула, почувствовав, как его мужское естество проникает в меня, а он успокаивал меня ласковыми и нежными словами.Потом мы двигались в едином ритме, насыщая друг друга своей любовью, поднимаясь к вершинам страсти, пока сумасшедшее крещендо экстаза не закружило нас в бешеном вихре. Мы неслись в космическом пространстве, и не было ничего, кроме его губ, голоса и тела.– Руби! – позвал он. – Руби, ты в порядке?Я не хотела спускаться с тех заоблачных райских высот, куда занесла меня наша любовь. Как человек, который видит чудесный сон и не хочет пробуждаться от грез. Мой анабиоз испугал его и он повысил голос:– Руби!Я открыла глаза и увидела его озабоченное лицо.– Со мной все в порядке, Бо. Я просто куда-то унеслась.Он улыбнулся.– Я люблю тебя, – сказал он. – И никогда не перестану любить.– Я знаю, Бо. Я тоже никогда не перестану тебя любить.– Это будет наше любовное гнездышко, наш рай. – Он перевернулся, чтобы лечь рядом, взял меня за руку, и так мы лежали, глядя в потолок. – Ты можешь обставить ее как хочешь. Сегодня же пойдем и купим все, что нужно, хорошо? И я повешу на стены твои картины. Мы купим новое постельное белье и коврик, и…Я не могла удержаться от смеха.– Что? – спросил он возмущенно. – Думаешь, я говорю глупости?– Да нет, что ты, Бо. Я смеюсь над твоей неуемностью. Ты уносишь меня в свои мечты так быстро, что я едва могу перевести дух.– Ну и что? Мне все равно. Мне все остальное – безразлично. – Он повернулся и облокотился на подушку, подперев голову рукой, чтобы видеть мое лицо. – Может быть, в следующий раз ты могла бы привезти Перл в Новый Орлеан и мы провели бы чудесный день втроем.– Может быть, – сказала я без особой уверенности.– А в чем дело?– Я просто не хочу сбивать ее с толку. Сейчас она верит, что Поль – ее отец.Улыбка Бо погасла, и лицо помрачнело. Он кивнул и откинулся на подушку. Минуту он молчал.– Ты права, – наконец сказал он. – Давай двигаться потихоньку. Мне нужно научиться контролировать свое нетерпение.– Извини, Бо. Я не хотела…– Нет, ты права. Все нормально. Мне не следует быть жадным. Я не имею права просить у тебя больше, чем ты можешь мне дать. – Он повернулся, чтобы нежно поцеловать меня, и мы опять улыбнулись друг другу. – Проголодалась?– Умираю от голода. Я забыла съесть ленч.– Отлично. Я знаю чудное маленькое кафе недалеко отсюда, там делают самые лучшие сандвичи в Новом Орлеане.– Потом мне действительно надо повидать Доминика.– Конечно, я пойду с тобой, если хочешь.– Думаю, мне следует пойти туда одной. Доминик встречал Поля и…– Понимаю, – быстро сказал Бо. – Давай оденемся и пойдем поедим.Бо был прав относительно сандвичей. Я съела один с разными добавками: соте из креветок, сыр, жареные устрицы, кружочки томата и лука. Мы сидели в патио, ели и наблюдали, как мимо шагают туристы с фотоаппаратами, восхищаясь архитектурой, витринами магазинов и ресторанов. Потом мы немного погуляли, и я вернулась в отель, чтобы позвонить домой и справиться о Перл. Миссис Флемминг сказала, что все прекрасно. Я вызвала свою машину и отвезла серию «Конфедерация» Доминику, который нашел картины замечательными.– Теперь ты вполне готова, чтобы официально войти в новоорлеанский мир искусства, – заявил он, и мы начали планировать мою выставку. Потом я вернулась в отель принять душ и переодеться, чтобы встретиться с Бо и пойти ужинать. Меня ожидала информация от Поля, в которой он сообщал, как с ним связаться.– Как у тебя дела? – спросил он, когда я позвонила.– Прекрасно. Ты был прав. Доминик считает, что мне следует устроить выставку. Мы как раз сейчас ее готовим, – сказала я так, будто только этим и занималась в Новом Орлеане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
В Новом Орлеане был изумительный день. Дождь, моросивший всю ночь, прекратился, и по нежно-голубому небу бежали маленькие пушистые молочно-белые облака. Как только я подрулила ко входу в отель и швейцар вылетел, чтобы приветствовать меня, я почувствовала возбуждение, которое всегда охватывало меня в городе. Чувства мои были обострены до предела, и я остро ощутила каждый звук и каждый новый запах. Когда я вошла в отель, мне показалось, что все смотрят только на меня, а каблуки мои слишком громко цокают по мраморному полу. Я распорядилась, чтобы вещи принесли ко мне в комнату, села к туалетному столику, расчесала волосы и освежила губную помаду, а потом решила почистить зубы.Мне стало смешно. Я вела себя, как подросток перед первым свиданием, но сердце мое билось в бешеном ритме и щеки окрасил яркий румянец. Из зеркала на меня смотрели испуганные, лихорадочно блестящие глаза, и я подумала: «Интересно, можно ли определить по моему виду, что я – женщина, осторожно ступающая по туго натянутому канату, замужняя женщина, готовая встретиться со своим бывшим возлюбленным». Я постоянно смотрела на часы и трижды переоделась, прежде чем пришла к выводу, что туалет, который надела первым, – самый лучший. Наконец пора было идти. Пальцы мои дрожали, когда я взялась за ручку двери. Я сделала глубокий вдох, широко распахнула дверь и быстро пошла к лифту.Я решила, что всю дорогу на наше свидание пройду пешком. Канал-стрит, как всегда, кишела людьми, но мне стало легче, когда я растворилась в толпе, быстро катящейся в сторону Французского квартала. Она как бы несла меня с собой, то замедляя, то ускоряя свое течение. Я свернула на Бурбон-стрит и пошла по направлению к Дюмейн.Зазывалы орали во всю глотку, выкрикивая цены, приглашая туристов зайти в их рестораны и бары. Я уловила дразнящий запах речных раков «этуфэ», свежевыпеченного хлеба и крепкого кофе. Торговцы разложили на тротуарах фрукты и овощи на продажу. На углу, из широко раскрытых дверей ресторана на меня пахнуло ароматом соте из креветок, и у меня свело желудок. Я почти ничего не ела за завтраком и слишком нервничала, чтобы вспомнить о ленче. Из одного кафе доносились звуки джаз-банды, а заглянув в открытую дверь другого, я увидела четырех мужчин в соломенных шляпах, играющих на гитаре, мандолине, скрипке и аккордеоне.Здесь всегда царило оживление. Как будто продолжался всеобщий нескончаемый праздник. Люди чувствовали себя раскованно. Они много ели, пили, танцевали и пели громко и допоздна. Как будто я перешла из мира ответственности и обязательств в мир без сдерживающих центров, законов и правил. Все сходило с рук, если это доставляло удовольствие. «Неудивительно, что Бо выбрал Французский квартал», – подумала я.Наконец я пришла по адресу, который он написал в записке. Квартира была в двухэтажном оштукатуренном здании с прямоугольным двориком и маленькими железными балконами. Я почувствовала аромат мяты, растущей вдоль стен. Это было тихое место, достаточно удаленное от центральных улиц и все же находящееся в двух шагах от них, если обитателям захотелось бы вдруг погрузиться в музыку или насладиться едой. Я заколебалась.Может быть, его там и не будет. Может быть, он тоже передумал. В окнах не было никакого признака, что в квартире кто-нибудь есть. Портьеры не шевелились. Я глубоко вздохнула и оглянулась. Если я уйду, буду ли я счастливее или начну бесконечно думать о том, как бы это было, если бы я вошла в этот дом и встретила Бо. Может быть, мы бы просто проговорили. Может быть, оба проявили рассудительность. Я закрыла глаза, как перед прыжком в воду, и вошла во двор. Я подошла к парадной двери, набрала код на табло, поднялась по узкой лестнице на площадку, нашла нужную дверь и остановилась… еще раз глубоко вдохнула и постучала.Несколько мгновений я ничего не слышала и подумала, что его там нет. Он и в самом деле передумал. Я испытала смесь облегчения и разочарования. Внутренний голос кричал мне, чтобы я повернулась и бросилась прочь, бегом бежала назад в отель; но моя вторая половина, та, которая томилась по состоявшейся любви, наполняла меня таким отчаянием, что сердце мое готово было разорваться в груди.Я уже было повернулась, чтобы уйти, когда дверь широко распахнулась, и я увидела Бо. На нем была белая мягкая рубашка из хлопка и брюки из дорогой темно-синей шерсти. Он часто моргал, как будто пытался сосредоточиться и поверить, что это действительно я.– Руби, – сказал он тихо, – извини, я, должно быть, заснул в кресле, мечтая о тебе. Я думал, ты не придешь.– Я сомневаюсь даже сейчас, когда ты уже пришла сюда.– Но ты – здесь. Ты все-таки пришла. Заходи. Пожалуйста. – Он сделал шаг назад, и я вошла в маленькую квартирку. Там была одна спальня, крошечная кухня и гостиная, в которой французские двери выходили на балкон. Мебель и убранство были очень простые, современные и слегка потрепанные, как это бывает в отелях. Стены украшали редкие литографии, на которых были изображены фрукты и цветы.– Ничего особенного, – сказал он, смущенно оглядываясь вместе со мной. – Просто – тихая норка.– Странная. Здесь не хватает тепла. Он засмеялся.– Я точно знал, что ты сразу же посмотришь на это глазами художницы. Садись, – сказал он, указывая на маленькую софу. – Ты легко доехала до города?– Да. Я становлюсь искушенной путешественницей. – Забавно, мы оба вели себя так, будто встретились в первый раз, а он… он был отцом моего ребенка. Но обстоятельства, время, расстояния превратили нас в незнакомцев.– Ты здесь одна? – спросил он осторожно.– Да. Я остановилась в Фейрмонте. Собираюсь отвезти свою новую серию к Доминику. Он хочет устроить мою выставку.– Здорово. Но предупреждаю тебя, я никому не позволю купить эти картины. Какова бы ни была цена, я их заполучу, – поклялся он. Я засмеялась. – Ты не хочешь выпить чего-нибудь прохладного? Есть охлажденное белое вино.– Пожалуй, – сказала я. Он пошел на кухню.– Итак, Поль знает, что ты приехала в Новый Орлеан? – спросил он, наливая вино.– Да. Он уехал в Даллас на какие-то встречи.– А ребенок? – спросил Бо, возвращаясь.– С миссис Флемминг. Она чудесно заботится о Перл.– Я заметил это. Тебе повезло, что ты нашла такого человека в наше время. – Он протянул мне бокал, и я отпила немного, он тоже пригубил вино, и оба мы не отрываясь смотрели друг на друга поверх своих бокалов. – Ты никогда еще не была такой красивой, Руби, – сказал он тихо. – Став матерью, ты расцвела.– Мне повезло, Бо. Я легко могла бы стать падшей женщиной, борющейся за жалкое существование в бухте… Пока дождалась бы своего наследства, вот так-то.– Я знаю, – ответил он. – Руби, чем же я могу возместить тебе все это? Как мне найти извинение, которое ты могла бы принять?– Я уже говорила тебе, Бо. Я не виню тебя ни в чем.– Но должна. Я чуть не разрушил наши жизни, – сказал он, глотнул немного вина и сел рядом со мной.– Где Жизель? – спросила я.– Наверное, развлекается с кем-нибудь из своих старых друзей. Какое-то время она была другой, особенно когда приехала во Францию. Она убедила меня, что повзрослела из-за всех неприятностей и бед в семье. Она была уязвимая, милая и, хочешь верь, хочешь – нет, чуткая. Правда заключается в том, что она меня подцепила или, может быть, я… может быть, я позволил ей это сделать. Я чувствовал себя очень одиноким и подавленным, после того как ты вышла замуж, понял, что потерял единственного человека, с которым жизнь моя была бы полноценной. Я чувствовал себя маленьким мальчиком, который упустил шнур от бумажного змея и напрасно бежал за ним. Он видел, как ветер уносит его, только это – твое лицо уносил от меня ветер.– Я стал больше пить, чаще бывал на людях, пытался все забыть. Потом явилась Жизель, и передо мной вновь возникло твое прекрасное лицо… Твои волосы, твои глаза, твой нос, хотя Жизель по сей день полагает, что ее нос – меньше, а глаза – ярче.– Собственно говоря, – продолжал он, пристально глядя в свой бокал, – один из моих школьных друзей в Париже, который изучал философию, говорил мне, что большинство мужчин влюбляются в женщин, напоминающих им первую любовь, похожих на ту, которая покорила их в юности, которую они не смогли удержать и потом всю жизнь пытались завоевать. Это было похоже на правду, и я позволил себе сблизиться с Жизель опять.– Такова моя история, – сказал он улыбаясь. – Ну а твоя?– Моя проще, Бо. Я была одна с ребенком, напугана. Поль всегда был рядом, помогал. Все в бухте знали, как мы были увлечены друг другом раньше, и полагали, что Перл – его ребенок. Поль предан мне и, несмотря на мои протесты, готов приносить жертвы. Я не хочу причинять ему боль, если мне это удастся.– Конечно, нет, – сказал Бо. – Он – очень приятный человек. Я получил большое удовольствие от общения с ним, и я завидую ему.Я засмеялась.– Что такое?– Это именно то, что он мне сказал о тебе.– Почему?Я, не мигая, смотрела ему в глаза, повернув время вспять.– Потому что он знает, как сильно я тебя люблю, как всегда тебя любила и буду любить, – произнесла я.Этого было достаточно, чтобы разрушить стену неловкости между нами. Его глаза вспыхнули, и он поставил стакан, чтобы обнять меня. Наш страстный поцелуй после бесконечной разлуки так сильно ошеломил и потряс меня, как будто это был наш первый поцелуй.– О Руби, моя Руби, я думал, что навсегда потерял тебя. – Он касался губами моих волос, глаз, носа. Он целовал мою шею, подбородок, осыпая меня поцелуями, как будто изголодался по любви так же, как и я, и как будто боялся, что я – иллюзия и в любой момент могу снова исчезнуть.– Бо, – прошептала я. Я хотела беспрестанно повторять его имя. Слетая с моих губ, оно восстанавливало мои силы, наполняло счастьем, подтверждало, что это не сон, что я на самом деле здесь, в его объятиях.Он встал, держа меня за руку, и повел в маленькую уютную спальню. Полуденное солнце проникало сквозь тонкие занавески из хлопка, заливая комнату светом и теплом. Я не открывала глаз, пока он раздевал меня. И вот мы уже были рядом в постели, и тела наши сплетались, как по волшебству. Мы стонали, шептали слова любви и обещания, которые уносились в вечность.Сначала наши ласки были лихорадочны, но постепенно они становились спокойнее, мягче. Он прижал свои губы к моей груди и скользнул вниз, покрывая поцелуями живот. Я уронила голову на подушку и почувствовала, как погружаюсь в мягкий матрас под тяжестью его тела. Я вскрикнула, почувствовав, как его мужское естество проникает в меня, а он успокаивал меня ласковыми и нежными словами.Потом мы двигались в едином ритме, насыщая друг друга своей любовью, поднимаясь к вершинам страсти, пока сумасшедшее крещендо экстаза не закружило нас в бешеном вихре. Мы неслись в космическом пространстве, и не было ничего, кроме его губ, голоса и тела.– Руби! – позвал он. – Руби, ты в порядке?Я не хотела спускаться с тех заоблачных райских высот, куда занесла меня наша любовь. Как человек, который видит чудесный сон и не хочет пробуждаться от грез. Мой анабиоз испугал его и он повысил голос:– Руби!Я открыла глаза и увидела его озабоченное лицо.– Со мной все в порядке, Бо. Я просто куда-то унеслась.Он улыбнулся.– Я люблю тебя, – сказал он. – И никогда не перестану любить.– Я знаю, Бо. Я тоже никогда не перестану тебя любить.– Это будет наше любовное гнездышко, наш рай. – Он перевернулся, чтобы лечь рядом, взял меня за руку, и так мы лежали, глядя в потолок. – Ты можешь обставить ее как хочешь. Сегодня же пойдем и купим все, что нужно, хорошо? И я повешу на стены твои картины. Мы купим новое постельное белье и коврик, и…Я не могла удержаться от смеха.– Что? – спросил он возмущенно. – Думаешь, я говорю глупости?– Да нет, что ты, Бо. Я смеюсь над твоей неуемностью. Ты уносишь меня в свои мечты так быстро, что я едва могу перевести дух.– Ну и что? Мне все равно. Мне все остальное – безразлично. – Он повернулся и облокотился на подушку, подперев голову рукой, чтобы видеть мое лицо. – Может быть, в следующий раз ты могла бы привезти Перл в Новый Орлеан и мы провели бы чудесный день втроем.– Может быть, – сказала я без особой уверенности.– А в чем дело?– Я просто не хочу сбивать ее с толку. Сейчас она верит, что Поль – ее отец.Улыбка Бо погасла, и лицо помрачнело. Он кивнул и откинулся на подушку. Минуту он молчал.– Ты права, – наконец сказал он. – Давай двигаться потихоньку. Мне нужно научиться контролировать свое нетерпение.– Извини, Бо. Я не хотела…– Нет, ты права. Все нормально. Мне не следует быть жадным. Я не имею права просить у тебя больше, чем ты можешь мне дать. – Он повернулся, чтобы нежно поцеловать меня, и мы опять улыбнулись друг другу. – Проголодалась?– Умираю от голода. Я забыла съесть ленч.– Отлично. Я знаю чудное маленькое кафе недалеко отсюда, там делают самые лучшие сандвичи в Новом Орлеане.– Потом мне действительно надо повидать Доминика.– Конечно, я пойду с тобой, если хочешь.– Думаю, мне следует пойти туда одной. Доминик встречал Поля и…– Понимаю, – быстро сказал Бо. – Давай оденемся и пойдем поедим.Бо был прав относительно сандвичей. Я съела один с разными добавками: соте из креветок, сыр, жареные устрицы, кружочки томата и лука. Мы сидели в патио, ели и наблюдали, как мимо шагают туристы с фотоаппаратами, восхищаясь архитектурой, витринами магазинов и ресторанов. Потом мы немного погуляли, и я вернулась в отель, чтобы позвонить домой и справиться о Перл. Миссис Флемминг сказала, что все прекрасно. Я вызвала свою машину и отвезла серию «Конфедерация» Доминику, который нашел картины замечательными.– Теперь ты вполне готова, чтобы официально войти в новоорлеанский мир искусства, – заявил он, и мы начали планировать мою выставку. Потом я вернулась в отель принять душ и переодеться, чтобы встретиться с Бо и пойти ужинать. Меня ожидала информация от Поля, в которой он сообщал, как с ним связаться.– Как у тебя дела? – спросил он, когда я позвонила.– Прекрасно. Ты был прав. Доминик считает, что мне следует устроить выставку. Мы как раз сейчас ее готовим, – сказала я так, будто только этим и занималась в Новом Орлеане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35