- Хорошо готовит, отлично играет в теннис. - В постели... - Он прищурился и неопределенно поводил в воздухе рукой. - С серединки на половинку. Сотте а сотте са". Мне нравится, чтобы это тянулось подольше, желательно бесконечно: глотнуть винца, потом еще, подурачиться, попробовать так и эдак - сами знаете... В общем, чтобы все было по-человечески. Но она быстро кончает, потому что торопится назад, к домашним делам. Я подарил ей на Рождество "Камасутру", но она даже не посмотрела картинки. Сосет она в порядке исключения. А что на этот счет говорил великий бард? Трахаться - это по-людски, зато в рот - божественно.
Фредди, как водится, наплевал на все приличия. Смиты и Эпплби мечтали о бегстве. Джанет встала и выбросила содержимое своей пепельницы в тлеющий камин. Фрэнк собрал карты. Гарольд перекинул ноги через подлокотник дивана и усердно прикидывался спящим. Одна Марсия крутила серьгу и сохраняла видимость интереса. Фредди прирос взглядом к пыльной паутине в углу под потолком, над часами с кукушкой. Сейчас он походил на призрак или на отражение в воде.
- Я получил откровение свыше, - заявил он. - Знаете, зачем мы топчем землю?
- Зачем? - спросил спящий Гарольд.
- Меня только что осенило. Наша задача - очеловечить друг дружку.
- Фредди, ты неисправимый глупец! - воскликнула Марсия. - Зато ты неравнодушный. Это и есть твой секрет. Неравнодушие.
- Мы - подрывные элементы, - продолжал Фредди. - Как первые христиане из катакомб. Только они пытались порвать с гедонизмом, а мы пытаемся к нему вернуться. Нелегкое дело!
Джанет хихикнула и зажала Фрэнку рот, чтобы он не смог произнести заготовленное "зрелость - вот ответ!"
Потом всех сломила усталость. В комнате стало зябко, тишина надавила на уши. Фредди лениво поднялся.
- Увидимся на спуске, - пробормотал он, вывалился в дверь и потащился к своему домику.
Черное озеро позади бледных берез напоминало разинутый рот, дожидающийся дантиста. Похотливый пот у него на груди замерз, превратился в рыцарские латы. Голый череп сводило судорогой. Он заторопился к Джорджине, всегда готовой его простить.
Две пары, оставшиеся у остывающего камина, не спешили подниматься наверх. Печальное бесстыдство Фредди взбудоражило всех четверых. Марсия и Джанет покрутились, расставили стаканы, разложили журналы и опять уселись. Фрэнк откашлялся; у него щипало глаза. Гарольд долго не мог решить, как устроить ноги, а решив, сказал, обращаясь вроде бы к Фрэнку:
- Фредди болен. Tres malade**.
Угли позади экрана образовали созвездие, гаснущее на глазах. Тишина становилась липкой, нестерпимой. Марсия оттолкнулась от дивана и встала. Джанет, стройная в своем персиковом свитере и белых брючках, поспешила вверх по лестнице следом за ней. Обе пары поселились на втором этаже. Фрэнк и Гарольд немного послушали гудение канализационных труб, потом выключили оставшийся свет. Фрэнк еще раз откашлялся, но снова ничего не сказал.
Наверху, уже перед дверями спален, Гарольд почувствовал прикосновение к своей руке. Он этого ждал. Фрэнк, охрипший от унижения, спросил:
- Мы не спутали комнаты?
- Наша девятая, ваша одиннадцатая, - поспешил с ответом Гарольд.
- Может, нам с тобой стоит поменяться?
Гарольд был готов высокомерно посочувствовать этому неуклюжему человеку, истерзанному похотью. Он издевательски помедлил и ответил:
- Может, сперва посоветоваться с дамами? Вдруг они не согласятся?
Коридор был освещен одной-единственной лампой. В ее тусклом свете казалось, что у Фрэнка, старающегося не сболтнуть лишнее, вот-вот лопнет от напряжения голова.
- Все будет в порядке, - раздался его рыхлый шепот. - Джанет твердит, что ее к тебе влечет. Вот и бери ее. Я даю вам свое благословение.
Гарольд изобразил безмерное изумление.
- А как же Марсия? Она тебя примет? Фрэнк закивал, как китайский болванчик.
- Можешь не беспокоиться.
Двери комнат 9 и 11 были чуть приоткрыты. Гарольд вспомнил голые руки Джанет и душный летний Бостон, но не смог отказать себе в удовольствии еще немного помучить соперника.
- Вы с Джанет часто?.. - Он выразительно повертел пальцами.
- Никогда! Это первый раз. Так да или нет? Не надо сцен. Мне хочется спать, болит желудок...
В интонации Фрэнка звучало превосходство. Гарольд этого побаивался. Его голова пухла от тайн, банковских и семейных. Фрэнк склонил свою большую рогатую голову. В обеих дверях зияли выжидательные щели. За одной находилась Марсия, рядом с которой Гарольд привык ночевать, за другой - ароматная Джанет. Гарольд чувствовал, что их совместная уловка теперь утратит всякую ценность. Но как брокер он знал, что продажа никогда не заказана, главное уловить нужный момент. Джанет была как пакет акций, способный принести прибыль. Он осторожно пожал плечами.
- Почему бы и нет? Pourquoi past Я за. Смотри, не жалей ласки.
Последние слова прозвучали странно. Здесь, в тесном коридорчике, застеленном линолеумом, чувствуя смрадное дыхание Фрэнка, его тяжесть, он испугался, что его нервная жена этой тяжести не выдержит, а потом вспомнил, как она к этому стремилась. Вид Фрэнка - по-ослиному выпирающие зубы, красные глаза превратился в оскорбление. Гарольд повернулся к двери одиннадцатого номера и легонько ее толкнул. Дверь сама распахнулась настежь, словно темнота за дверью заждалась его появления.
В комнату проникал лишь тусклый свет фонаря из-под карниза крыши, заваленной снегом. Джанет села в постели. Ее короткие слова были как спички, опасно вспыхивающие во тьме.
- Ты? Зачем? Почему сейчас? Гарольд, так нельзя!
Он нащупал угол кровати, сел на самый край. Поверх ночной рубашки Джанет натянула свитер.
- Это все придумал твой муж. Я всего лишь уступил его уговорам. Они подумают, что мы впервые вместе.
- Теперь они все узнают. За нами будут следить. Как ты не понимаешь? Тебе надо было разыграть недоумение, сказать, что тебе ничего подобного и в голову не приходило! Фрэнк покладистый, когда пьяный, он бы не сопротивлялся. Уверена, он ждал, что ты откажешься. Господи, Гарольд!
Она прижалась к нему без всякой мысли о сексе. Он обнял ее круглую спину. Свитер делал ее похожей на больную.
- Мне хотелось к тебе, Джанет.
- Я всегда в твоем распоряжении.
- Нет, не всегда. Когда еще я мог бы провести с тобой всю ночь?
- Разве ты можешь получать удовольствие, когда через дверь они?
- Меня это не трогает. Я хорошо отношусь к обоим. Пусть урвут немного счастья.
- Для меня это невыносимо. Я не такая железная, как ты, Гарольд. Сейчас пойду к ним и все порушу.
- Не смей!
- Это ты не смей мной командовать. Ты мне не отец. Я вся трясусь...
- Полежи спокойно. Совсем не обязательно заниматься любовью. Можешь просто уснуть со мной в обнимку.
- Неужели ты не чувствуешь, что это нехорошо? Это уже настоящий разврат.
Он лег с ней рядом поверх одеяла. Снег за окном стал белее.
- По-твоему, на Луне это имеет значение? - спросил он.
- Это все она, - сказала Джанет. - Теперь у нее есть против меня оружие.
- У Марсии? Такое же, как у тебя против нее.
- Она закончила колледж, а я нет. Он рассмеялся.
- Понятно. Она закончила колледж и поэтому лучше разбирается в технике эротики, а значит, может больше получить от Фрэнка, чем ты от меня. Сейчас она выполняет "рыбий прикус", а потом примет позу верхом, рекомендованную факультетом гигиены Брин-Морского колледжа.
Джанет убрала руки под одеяло и фыркнула.
- Ничего подобного! Но в чем-то ты прав.
Он подумал, что, раздраженный вялостью Джанет, оскорбил ее чувства, и растерянно задышал носом. Через некоторое время она спросила с робостью продавщицы, обращающейся к нерешительному покупателю:
- Почему бы тебе не лечь под одеяло?
И он совершил путешествие сквозь одежды, проскользни вверх, к источнику ароматов, брызгавших на него под дюжиной углов, к свету и теплу. Радиатор рядом с умывальником урчал семью параллельными глотками, у Джанет тоже было семь равноценных свойств: она была непроницаема, бледна, рассыпчата, тяжела, ласкова, по-матерински уютна, вязала по рукам и ногам; она предоставила ему отдых, позволив упасть узким лицом в овраг между ее грудями и вывалить язык, как парализованная ящерица.
Что касается Фрэнка, то Марсия была для него прозрачной и легкой, как тени, скользящие по комнате; он раздувался до тех пор, пока она не исчезла, пока темнота не обрела вещественность. Потом раздался ее серебристый бездыханный голосок:
- Ой, как хорошо! Давай! Хорошо! Еще!
Между двумя парами, в комнате номер 10, Пайт и Анджела Хейнема спали спиной друг к другу, друг о друге не помня. Пай-ту снились премудрости последнего лыжного урока, Анджеле не снилось ничего, то есть снились безымянные дети, снег, заваливающий горную деревушку, в которой она никогда не бывала, огромный стол с ножками в форме львов и пустая синяя ваза на столе - сны, которых она уже не вспомнит, когда проснется.
Зато Гарольду никогда не забыть холодного величия Джанет, пятна света на ее полном плече, возвышавшегося над ним, ее изящества и покорности, пока он долго трудился, добиваясь второго оргазма. Она уже лежала под ним с жертвенной покорностью. Удлинившаяся шея, плечи в тени. . - Прости, - сказал он. - Никак...
- Ничего, мне нравится.
- Может, мне остановиться?
- Не надо. Нет!
В ее голосе было столько скорби, что это ускорило развязку. Он опустошенно плюхнулся на нее, возвещая об освобождении. Она отвернулась и уснула. Постель превратилась в качели: коль скоро она провалилась в сон, ему пришлось мучиться бессонницей. Снег за окном сверкал все ярче. Подушка с ее всклокоченными волосами тоже казалась снежной. Всякий раз, закрывая глаза, Гарольд видел горный склон, заледеневшие сосны на вершине, бугры на лыжне, превращенные многочисленными лыжниками в камни, слышал скрип лыж. У него ломило ноги. В промежутках между вдохами и выдохами он внимал музыке, как будто Дебюсси. Он повернулся, прижался к Джанет.
- Нет, дорогой, не сейчас, - пропищала она детским голоском.
Ближе к рассвету он очнулся. Из коридора доносились шаги. Марсия! Брошенная жена, оскорбленная, близкая к безумию, ищет его... Рядом ворочалось во сне незнакомое тело. Гарольд взмок. Как шпион, распечатывающий конверт, он выбрался из-под одеяла. Ткань ночи стала рыхлой, распалась на частицы, бросающиеся в глаза: грязь, застрявшая между половицами, его собственные ноги, переступающие через лыжные ботинки, шелковая подкладка лыжных перчаток, сохнущих на батарее, как маленькие осьминоги, баночка с кремом для рук на пустом столике, отражающая свет луны. Он успел натянуть только штаны и свитер. Пол предательски заскрипел. Он приоткрыл дверь и придал лицу нежное выражение.
Из туалета возвращался Фрэнк: глаза навыкате, весь крапчатый под тусклой лампочкой. При виде Гарольда его взгляд болезненно изменился: стал дерзким и одновременно бегающим, стыдливым, беззащитным.
- В чем дело? - шепотом спросил Гарольд.
- Желудок. Не надо было пить.
- Et mafemme ? Dort-elle T
- И очень крепко. Как там Джан-Джан?
- La тете**.
Фрэнк задумался о своем новом положении.
- Такое ощущение, будто у меня внутри ком смолы. Меня только что вырвало. Вроде бы полегчало. Наверное, нервы...
- Хочешь вернуться к себе в комнату?
- Так, наверное, будет лучше. Скоро дети проснутся.
- Спокойной ночи, милый принц. Пусть ангелов полет... И так далее.
- Спасибо. Увидимся на спуске. - Гарольд хотел вспомнить, как будет по-французски "спуск", не вспомнил и усмехнулся, словно ирония ситуации только сейчас вылезла наружу.
Своим уходом Гарольд разбудил Джанет. Она слышала шепот в коридоре и знала, что сейчас в комнате появится Фрэнк. Она прикинулась спящей. Тогда она, наверное, и пришла к убеждению, что ее позорят. Ранняя красота заронила в нее большие надежды, раннее разочарование породило желчный идеализм, склонность находить в окружающем изъяны. Поведение Гарольда она сочла предательством. Марсия свободно избрала адюльтер, а она, Джанет, набросилась на Гарольда, чтобы погасить свое и его отчаяние. Циничный расклад уходящей ночи украл у нее это оправдание. Встречаясь с Гарольдом, она совершала акт мести, восстанавливала справедливость. Теперь получалось, что их связь - не мщение, а удобство. Идеалистка Джанет требовала от жизни большего, чем грубое самоуспокоение и секс. Моральные ограничения моральными ограничениями, но как быть с подозрением, что Марсия чувственнее ее, соблазнительнее в постели? Зачем ей повиноваться двум недостойным самцам и позволять Марсии респектабельно предаваться нимфомании? Женщина, которую она всегда считала сухой и неряшливой, оказалась дьяволом в юбке. Джанет предвидела, что в случае скандала - а избежать его будет трудно - Марсия удостоится сочувствия, а она соберет все плевки.
Порочность самцов проявилась сразу, стоило Джанет начать сопротивляться. В первый уик-энд после обмена они сидели в гостиной Эпплби, за все тем же круглым кофейным столиком, под полками с батареями томов, доставшихся Фрэнку по наследству: красным Бальзаком, желтым Скоттом, Д'Аннунцио в белой телячьей коже с золотым теснением, Манном (черное издание Кнопфа), зеленым Шоу. Стена неприкасаемых книг впитывала их сигаретный дым, их разговоры. Из-за метели, первой в Тарбоксе за эту зиму, они никак не могли разойтись. Фрэнк сварил горячий ромовый пунш, и теперь все были пьяны. В полночь он сказал: -а - Идемте наверх.
- Нет! - отрезала Джанет.
- Можешь пойти с ним, - разрешил Фрэнк.
- Вы оба мне одинаково противны.
- Джанет! - подал голос Гарольд. Он не удивился ее ответу, потому что переспал с ней в среду и знал, как она ко всему относится.
- По-моему, это грязный разврат, - сказала она. - А по-твоему, Марсия?
Марсия зажала пальцами свою левую серьгу, словно из нее прозвучал звуковой сигнал.
- По-моему, главное - это уважение друг к другу.
- Извините, - сказала тогда Джанет, - но я никого из вас не уважаю. Особенно женщину, которой подавай целый взвод мужиков.
- Всего двоих, - возразил Фрэнк.
- Извини, Марсия, но я серьезно считаю, что тебе стоит проконсультироваться у врача.
- Тогда мужчин получится уже трое, - сказал Гарольд. Он был уверен, что сопротивление Джанет - как туман на поле для гольфа, кажущийся на расстоянии сплошной стеной, а вблизи превращающийся в неосязаемую дымку.
- Ты хочешь сказать, что меня надо лечить? - спросила Марсия.
- Я имею в виду психотерапевта. Фрэнк все мне про вас рассказал. По-моему, то, как ты его добивалась, - это ненормальность. Я говорю не как обманутая жена. То же самое я бы сказала, если бы это был не Фрэнк, а чужой человек. Видимо, на его месте действительно мог оказаться любой.
- Дорогая Джанет, - отвечала Марсия, - я благодарна тебе за заботу. Но я Фрэнка не добивалась. Мы сошлись, потому что ему было с тобой плохо. Из-за тебя у него язва.
- За последние месяцы ему стало в десять раз хуже.
- Тебе, наверное, тоже. Гарольд рассказал мне про стриптиз, который ты устроила в его прачечной. Странно слышать теперь, что ты, оказывается, такая утонченная натура!
Джанет обернулась Гарольду.
- Ты ей рассказал?..
Он пожал плечами, потеребил мочку левого уха.
- Она тоже все мне рассказывает. Не хочу, чтобы она чувствовала себя виноватой.
Джанет заплакала, оставаясь неподвижной. Марсия закурила и посмотрела на Джанет. Ее глаза были сухи.
- Не волнуйся. Если ты попросишь, я откажусь от Фрэнка. И сегодня, и вообще. Забери его себе и размолоти в полное ничто. Благодаря мне он целых полгода оставался наплаву, и, честно говоря, я порядком устала. Но никакой благодарности от тебя я, конечно, не жду.
Джанет ничего не ответила. Оба мужчины выступили в ее защиту.
- Язва у меня от колебаний на рынке, а не из-за Джан-Джан, - уточнил Фрэнк.
- И в постели она хороша, - сказал Гарольд своей жене. - Belle en lit.
- Ну и спи с ней, сколько влезет! - крикнула Марсия Фрэнку. - Веди наверх и трахай, только не приползай потом ко мне со своими третьесортными огрызками Шекспира. Мне реветь хочется от дур, которые только тем и заняты, что заставляют весь мир лизать их роскошные зады. Разведись со мной! предложила она Гарольду. - Женись на ней, раз у нее такие горячие сиськи! И не надо морочить мне голову всякими препятствиями. Все, конец! Мне, вам, всему этому проклятому миру.
Она встала и посмотрела сверху вниз на три испуганные физиономии.
- Марсия, - сказал Гарольд, - прекрати изводить Джанет грязными выражениями.
- Ничего, - сказала Джанет. - Я с ней согласна.
- Пойду подогрею пунш, - сказал Фрэнк. - Или кто-то предпочитает пиво?
- Фрэнк, ты - вылитый принц датский, - сказал Гарольд. - Что, никто не собирается спать? А я бы поспал. Мы оставили с детьми студентку Бостонского университета.
- Мой знакомый из Экзетера, тот, что покупает дом Робинсонов, там преподает, - сказал Фрэнк.
- Говорят, он красавчик, - вставила Джанет. Марсия, чувствуя, что зря закатила сцену, сказала:
- Ненавижу всех вас и этот мрачный дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Фредди, как водится, наплевал на все приличия. Смиты и Эпплби мечтали о бегстве. Джанет встала и выбросила содержимое своей пепельницы в тлеющий камин. Фрэнк собрал карты. Гарольд перекинул ноги через подлокотник дивана и усердно прикидывался спящим. Одна Марсия крутила серьгу и сохраняла видимость интереса. Фредди прирос взглядом к пыльной паутине в углу под потолком, над часами с кукушкой. Сейчас он походил на призрак или на отражение в воде.
- Я получил откровение свыше, - заявил он. - Знаете, зачем мы топчем землю?
- Зачем? - спросил спящий Гарольд.
- Меня только что осенило. Наша задача - очеловечить друг дружку.
- Фредди, ты неисправимый глупец! - воскликнула Марсия. - Зато ты неравнодушный. Это и есть твой секрет. Неравнодушие.
- Мы - подрывные элементы, - продолжал Фредди. - Как первые христиане из катакомб. Только они пытались порвать с гедонизмом, а мы пытаемся к нему вернуться. Нелегкое дело!
Джанет хихикнула и зажала Фрэнку рот, чтобы он не смог произнести заготовленное "зрелость - вот ответ!"
Потом всех сломила усталость. В комнате стало зябко, тишина надавила на уши. Фредди лениво поднялся.
- Увидимся на спуске, - пробормотал он, вывалился в дверь и потащился к своему домику.
Черное озеро позади бледных берез напоминало разинутый рот, дожидающийся дантиста. Похотливый пот у него на груди замерз, превратился в рыцарские латы. Голый череп сводило судорогой. Он заторопился к Джорджине, всегда готовой его простить.
Две пары, оставшиеся у остывающего камина, не спешили подниматься наверх. Печальное бесстыдство Фредди взбудоражило всех четверых. Марсия и Джанет покрутились, расставили стаканы, разложили журналы и опять уселись. Фрэнк откашлялся; у него щипало глаза. Гарольд долго не мог решить, как устроить ноги, а решив, сказал, обращаясь вроде бы к Фрэнку:
- Фредди болен. Tres malade**.
Угли позади экрана образовали созвездие, гаснущее на глазах. Тишина становилась липкой, нестерпимой. Марсия оттолкнулась от дивана и встала. Джанет, стройная в своем персиковом свитере и белых брючках, поспешила вверх по лестнице следом за ней. Обе пары поселились на втором этаже. Фрэнк и Гарольд немного послушали гудение канализационных труб, потом выключили оставшийся свет. Фрэнк еще раз откашлялся, но снова ничего не сказал.
Наверху, уже перед дверями спален, Гарольд почувствовал прикосновение к своей руке. Он этого ждал. Фрэнк, охрипший от унижения, спросил:
- Мы не спутали комнаты?
- Наша девятая, ваша одиннадцатая, - поспешил с ответом Гарольд.
- Может, нам с тобой стоит поменяться?
Гарольд был готов высокомерно посочувствовать этому неуклюжему человеку, истерзанному похотью. Он издевательски помедлил и ответил:
- Может, сперва посоветоваться с дамами? Вдруг они не согласятся?
Коридор был освещен одной-единственной лампой. В ее тусклом свете казалось, что у Фрэнка, старающегося не сболтнуть лишнее, вот-вот лопнет от напряжения голова.
- Все будет в порядке, - раздался его рыхлый шепот. - Джанет твердит, что ее к тебе влечет. Вот и бери ее. Я даю вам свое благословение.
Гарольд изобразил безмерное изумление.
- А как же Марсия? Она тебя примет? Фрэнк закивал, как китайский болванчик.
- Можешь не беспокоиться.
Двери комнат 9 и 11 были чуть приоткрыты. Гарольд вспомнил голые руки Джанет и душный летний Бостон, но не смог отказать себе в удовольствии еще немного помучить соперника.
- Вы с Джанет часто?.. - Он выразительно повертел пальцами.
- Никогда! Это первый раз. Так да или нет? Не надо сцен. Мне хочется спать, болит желудок...
В интонации Фрэнка звучало превосходство. Гарольд этого побаивался. Его голова пухла от тайн, банковских и семейных. Фрэнк склонил свою большую рогатую голову. В обеих дверях зияли выжидательные щели. За одной находилась Марсия, рядом с которой Гарольд привык ночевать, за другой - ароматная Джанет. Гарольд чувствовал, что их совместная уловка теперь утратит всякую ценность. Но как брокер он знал, что продажа никогда не заказана, главное уловить нужный момент. Джанет была как пакет акций, способный принести прибыль. Он осторожно пожал плечами.
- Почему бы и нет? Pourquoi past Я за. Смотри, не жалей ласки.
Последние слова прозвучали странно. Здесь, в тесном коридорчике, застеленном линолеумом, чувствуя смрадное дыхание Фрэнка, его тяжесть, он испугался, что его нервная жена этой тяжести не выдержит, а потом вспомнил, как она к этому стремилась. Вид Фрэнка - по-ослиному выпирающие зубы, красные глаза превратился в оскорбление. Гарольд повернулся к двери одиннадцатого номера и легонько ее толкнул. Дверь сама распахнулась настежь, словно темнота за дверью заждалась его появления.
В комнату проникал лишь тусклый свет фонаря из-под карниза крыши, заваленной снегом. Джанет села в постели. Ее короткие слова были как спички, опасно вспыхивающие во тьме.
- Ты? Зачем? Почему сейчас? Гарольд, так нельзя!
Он нащупал угол кровати, сел на самый край. Поверх ночной рубашки Джанет натянула свитер.
- Это все придумал твой муж. Я всего лишь уступил его уговорам. Они подумают, что мы впервые вместе.
- Теперь они все узнают. За нами будут следить. Как ты не понимаешь? Тебе надо было разыграть недоумение, сказать, что тебе ничего подобного и в голову не приходило! Фрэнк покладистый, когда пьяный, он бы не сопротивлялся. Уверена, он ждал, что ты откажешься. Господи, Гарольд!
Она прижалась к нему без всякой мысли о сексе. Он обнял ее круглую спину. Свитер делал ее похожей на больную.
- Мне хотелось к тебе, Джанет.
- Я всегда в твоем распоряжении.
- Нет, не всегда. Когда еще я мог бы провести с тобой всю ночь?
- Разве ты можешь получать удовольствие, когда через дверь они?
- Меня это не трогает. Я хорошо отношусь к обоим. Пусть урвут немного счастья.
- Для меня это невыносимо. Я не такая железная, как ты, Гарольд. Сейчас пойду к ним и все порушу.
- Не смей!
- Это ты не смей мной командовать. Ты мне не отец. Я вся трясусь...
- Полежи спокойно. Совсем не обязательно заниматься любовью. Можешь просто уснуть со мной в обнимку.
- Неужели ты не чувствуешь, что это нехорошо? Это уже настоящий разврат.
Он лег с ней рядом поверх одеяла. Снег за окном стал белее.
- По-твоему, на Луне это имеет значение? - спросил он.
- Это все она, - сказала Джанет. - Теперь у нее есть против меня оружие.
- У Марсии? Такое же, как у тебя против нее.
- Она закончила колледж, а я нет. Он рассмеялся.
- Понятно. Она закончила колледж и поэтому лучше разбирается в технике эротики, а значит, может больше получить от Фрэнка, чем ты от меня. Сейчас она выполняет "рыбий прикус", а потом примет позу верхом, рекомендованную факультетом гигиены Брин-Морского колледжа.
Джанет убрала руки под одеяло и фыркнула.
- Ничего подобного! Но в чем-то ты прав.
Он подумал, что, раздраженный вялостью Джанет, оскорбил ее чувства, и растерянно задышал носом. Через некоторое время она спросила с робостью продавщицы, обращающейся к нерешительному покупателю:
- Почему бы тебе не лечь под одеяло?
И он совершил путешествие сквозь одежды, проскользни вверх, к источнику ароматов, брызгавших на него под дюжиной углов, к свету и теплу. Радиатор рядом с умывальником урчал семью параллельными глотками, у Джанет тоже было семь равноценных свойств: она была непроницаема, бледна, рассыпчата, тяжела, ласкова, по-матерински уютна, вязала по рукам и ногам; она предоставила ему отдых, позволив упасть узким лицом в овраг между ее грудями и вывалить язык, как парализованная ящерица.
Что касается Фрэнка, то Марсия была для него прозрачной и легкой, как тени, скользящие по комнате; он раздувался до тех пор, пока она не исчезла, пока темнота не обрела вещественность. Потом раздался ее серебристый бездыханный голосок:
- Ой, как хорошо! Давай! Хорошо! Еще!
Между двумя парами, в комнате номер 10, Пайт и Анджела Хейнема спали спиной друг к другу, друг о друге не помня. Пай-ту снились премудрости последнего лыжного урока, Анджеле не снилось ничего, то есть снились безымянные дети, снег, заваливающий горную деревушку, в которой она никогда не бывала, огромный стол с ножками в форме львов и пустая синяя ваза на столе - сны, которых она уже не вспомнит, когда проснется.
Зато Гарольду никогда не забыть холодного величия Джанет, пятна света на ее полном плече, возвышавшегося над ним, ее изящества и покорности, пока он долго трудился, добиваясь второго оргазма. Она уже лежала под ним с жертвенной покорностью. Удлинившаяся шея, плечи в тени. . - Прости, - сказал он. - Никак...
- Ничего, мне нравится.
- Может, мне остановиться?
- Не надо. Нет!
В ее голосе было столько скорби, что это ускорило развязку. Он опустошенно плюхнулся на нее, возвещая об освобождении. Она отвернулась и уснула. Постель превратилась в качели: коль скоро она провалилась в сон, ему пришлось мучиться бессонницей. Снег за окном сверкал все ярче. Подушка с ее всклокоченными волосами тоже казалась снежной. Всякий раз, закрывая глаза, Гарольд видел горный склон, заледеневшие сосны на вершине, бугры на лыжне, превращенные многочисленными лыжниками в камни, слышал скрип лыж. У него ломило ноги. В промежутках между вдохами и выдохами он внимал музыке, как будто Дебюсси. Он повернулся, прижался к Джанет.
- Нет, дорогой, не сейчас, - пропищала она детским голоском.
Ближе к рассвету он очнулся. Из коридора доносились шаги. Марсия! Брошенная жена, оскорбленная, близкая к безумию, ищет его... Рядом ворочалось во сне незнакомое тело. Гарольд взмок. Как шпион, распечатывающий конверт, он выбрался из-под одеяла. Ткань ночи стала рыхлой, распалась на частицы, бросающиеся в глаза: грязь, застрявшая между половицами, его собственные ноги, переступающие через лыжные ботинки, шелковая подкладка лыжных перчаток, сохнущих на батарее, как маленькие осьминоги, баночка с кремом для рук на пустом столике, отражающая свет луны. Он успел натянуть только штаны и свитер. Пол предательски заскрипел. Он приоткрыл дверь и придал лицу нежное выражение.
Из туалета возвращался Фрэнк: глаза навыкате, весь крапчатый под тусклой лампочкой. При виде Гарольда его взгляд болезненно изменился: стал дерзким и одновременно бегающим, стыдливым, беззащитным.
- В чем дело? - шепотом спросил Гарольд.
- Желудок. Не надо было пить.
- Et mafemme ? Dort-elle T
- И очень крепко. Как там Джан-Джан?
- La тете**.
Фрэнк задумался о своем новом положении.
- Такое ощущение, будто у меня внутри ком смолы. Меня только что вырвало. Вроде бы полегчало. Наверное, нервы...
- Хочешь вернуться к себе в комнату?
- Так, наверное, будет лучше. Скоро дети проснутся.
- Спокойной ночи, милый принц. Пусть ангелов полет... И так далее.
- Спасибо. Увидимся на спуске. - Гарольд хотел вспомнить, как будет по-французски "спуск", не вспомнил и усмехнулся, словно ирония ситуации только сейчас вылезла наружу.
Своим уходом Гарольд разбудил Джанет. Она слышала шепот в коридоре и знала, что сейчас в комнате появится Фрэнк. Она прикинулась спящей. Тогда она, наверное, и пришла к убеждению, что ее позорят. Ранняя красота заронила в нее большие надежды, раннее разочарование породило желчный идеализм, склонность находить в окружающем изъяны. Поведение Гарольда она сочла предательством. Марсия свободно избрала адюльтер, а она, Джанет, набросилась на Гарольда, чтобы погасить свое и его отчаяние. Циничный расклад уходящей ночи украл у нее это оправдание. Встречаясь с Гарольдом, она совершала акт мести, восстанавливала справедливость. Теперь получалось, что их связь - не мщение, а удобство. Идеалистка Джанет требовала от жизни большего, чем грубое самоуспокоение и секс. Моральные ограничения моральными ограничениями, но как быть с подозрением, что Марсия чувственнее ее, соблазнительнее в постели? Зачем ей повиноваться двум недостойным самцам и позволять Марсии респектабельно предаваться нимфомании? Женщина, которую она всегда считала сухой и неряшливой, оказалась дьяволом в юбке. Джанет предвидела, что в случае скандала - а избежать его будет трудно - Марсия удостоится сочувствия, а она соберет все плевки.
Порочность самцов проявилась сразу, стоило Джанет начать сопротивляться. В первый уик-энд после обмена они сидели в гостиной Эпплби, за все тем же круглым кофейным столиком, под полками с батареями томов, доставшихся Фрэнку по наследству: красным Бальзаком, желтым Скоттом, Д'Аннунцио в белой телячьей коже с золотым теснением, Манном (черное издание Кнопфа), зеленым Шоу. Стена неприкасаемых книг впитывала их сигаретный дым, их разговоры. Из-за метели, первой в Тарбоксе за эту зиму, они никак не могли разойтись. Фрэнк сварил горячий ромовый пунш, и теперь все были пьяны. В полночь он сказал: -а - Идемте наверх.
- Нет! - отрезала Джанет.
- Можешь пойти с ним, - разрешил Фрэнк.
- Вы оба мне одинаково противны.
- Джанет! - подал голос Гарольд. Он не удивился ее ответу, потому что переспал с ней в среду и знал, как она ко всему относится.
- По-моему, это грязный разврат, - сказала она. - А по-твоему, Марсия?
Марсия зажала пальцами свою левую серьгу, словно из нее прозвучал звуковой сигнал.
- По-моему, главное - это уважение друг к другу.
- Извините, - сказала тогда Джанет, - но я никого из вас не уважаю. Особенно женщину, которой подавай целый взвод мужиков.
- Всего двоих, - возразил Фрэнк.
- Извини, Марсия, но я серьезно считаю, что тебе стоит проконсультироваться у врача.
- Тогда мужчин получится уже трое, - сказал Гарольд. Он был уверен, что сопротивление Джанет - как туман на поле для гольфа, кажущийся на расстоянии сплошной стеной, а вблизи превращающийся в неосязаемую дымку.
- Ты хочешь сказать, что меня надо лечить? - спросила Марсия.
- Я имею в виду психотерапевта. Фрэнк все мне про вас рассказал. По-моему, то, как ты его добивалась, - это ненормальность. Я говорю не как обманутая жена. То же самое я бы сказала, если бы это был не Фрэнк, а чужой человек. Видимо, на его месте действительно мог оказаться любой.
- Дорогая Джанет, - отвечала Марсия, - я благодарна тебе за заботу. Но я Фрэнка не добивалась. Мы сошлись, потому что ему было с тобой плохо. Из-за тебя у него язва.
- За последние месяцы ему стало в десять раз хуже.
- Тебе, наверное, тоже. Гарольд рассказал мне про стриптиз, который ты устроила в его прачечной. Странно слышать теперь, что ты, оказывается, такая утонченная натура!
Джанет обернулась Гарольду.
- Ты ей рассказал?..
Он пожал плечами, потеребил мочку левого уха.
- Она тоже все мне рассказывает. Не хочу, чтобы она чувствовала себя виноватой.
Джанет заплакала, оставаясь неподвижной. Марсия закурила и посмотрела на Джанет. Ее глаза были сухи.
- Не волнуйся. Если ты попросишь, я откажусь от Фрэнка. И сегодня, и вообще. Забери его себе и размолоти в полное ничто. Благодаря мне он целых полгода оставался наплаву, и, честно говоря, я порядком устала. Но никакой благодарности от тебя я, конечно, не жду.
Джанет ничего не ответила. Оба мужчины выступили в ее защиту.
- Язва у меня от колебаний на рынке, а не из-за Джан-Джан, - уточнил Фрэнк.
- И в постели она хороша, - сказал Гарольд своей жене. - Belle en lit.
- Ну и спи с ней, сколько влезет! - крикнула Марсия Фрэнку. - Веди наверх и трахай, только не приползай потом ко мне со своими третьесортными огрызками Шекспира. Мне реветь хочется от дур, которые только тем и заняты, что заставляют весь мир лизать их роскошные зады. Разведись со мной! предложила она Гарольду. - Женись на ней, раз у нее такие горячие сиськи! И не надо морочить мне голову всякими препятствиями. Все, конец! Мне, вам, всему этому проклятому миру.
Она встала и посмотрела сверху вниз на три испуганные физиономии.
- Марсия, - сказал Гарольд, - прекрати изводить Джанет грязными выражениями.
- Ничего, - сказала Джанет. - Я с ней согласна.
- Пойду подогрею пунш, - сказал Фрэнк. - Или кто-то предпочитает пиво?
- Фрэнк, ты - вылитый принц датский, - сказал Гарольд. - Что, никто не собирается спать? А я бы поспал. Мы оставили с детьми студентку Бостонского университета.
- Мой знакомый из Экзетера, тот, что покупает дом Робинсонов, там преподает, - сказал Фрэнк.
- Говорят, он красавчик, - вставила Джанет. Марсия, чувствуя, что зря закатила сцену, сказала:
- Ненавижу всех вас и этот мрачный дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36