Звездолет еще плыл в пустоте, подвешенный на воображаемой, но крепкой проволоке, носящей условное название «орбита», голубая планета вращалась на абстрактной, но очень надежной оси, которую ее географы еще не придумали, но обязательно придумают, и никто из ее обитателей даже не представлял, что…
Единственным, кто не интересовался планетой, оставался капитан Никсон. Вместо того чтобы пялиться в экран, он подозвал к себе младшего инженера.
— Ник, — начал он, обозначив тем самым степень неофициальности разговора, — а ты действительно смог бы подделать запись в бортжурнале?
Младший инженер явно почувствовал себя не в своей тарелке.
— Да, сэр, — ответил он.
— А почему ты так думаешь?
— Ну… — начал младший инженер. — Я вообще мог бы стать неплохим хакером.
— В самом деле? — переспросил капитан. — Мог бы быть или был?
Младший инженер колебался.
— В юности я неплохо ломал компьютерные программы, сэр, — признался он. — И даже как-то запустил вирус на специальный сайт нашей мэрии.
— Понятно, — сказал капитан Никсон, — Это хорошо, что ты мне признался. Только у меня к тебе просьба. А также добрый совет. Никому больше об этом не говори. Обещаешь мне это, сынок?
Гейзер тем временем определился с местом посадки. Оставив без внимания пустыни и отказавшись от покрытого ледниками полярного континента, он остановил свой выбор на затерянном в просторах океана острове, лишенном каких-либо признаков разумной жизни.
2. Остров, который выбрал лейтенант Гейзер…
Остров, который выбрал лейтенант Гейзер… Ах, вам интересно, что случилось на плывущем в никуда галеоне? О'кей!
Дон Англаденцио Гегоронциаллес как раз зашиб себе указательный палец, когда из-за сдвинутых бочек прозвучал низкий испитой голос.
— Эй, сеньор! — возвестил голос— Команда хочет вступить в переговоры!
При слове «переговоры» капитан Магруз импульсивно схватился за аркебузу. И не только схватился, но даже выставил ее дуло в узкую стрелковую амбразуру.
— Мне показалось, что я слышу голос! — громко сказал он. — Но я не уверен, что правильно угадал, кому он принадлежит. Встань же в полный рост, матрос, чтобы я мог видеть, с кем говорю.
Капитан Магруз немного покривил душой. Голос-то он узнал безошибочно. Он принадлежал помощнику корабельного плотника, низкорослому, нездорово грузному сутулому человечку, кожу которого из-за наследственной болезни всегда покрывали гнилостного вида волдыри. Эти волдыри, а также угрюмый исподлобья взгляд, говорящий о неподавленном чувстве собственного достоинства, помешали ему стать старшим корабельным плотником. Ремесло свое он знал куда лучше того, кто занимал эту должность. И тем более был умнее, хотя бы потому, что за двадцать лет службы на морях и океанах старший плотник ни разу не додумался до гениальной мысли проделать дополнительную дверь в винный трюм.
Именно как умный человек, он не спешил выпрямляться в полный рост. Кстати, его звали Рурдхауз. Это имя, а фамилии он не имел по причине низкого происхождения.
— Милостливый сеньор, — вежливо начал он, — я бы поднялся, но боюсь, что вы станете стрелять.
— Я человек чести! — с достоинством ответил капитан Магруз. — Если тебе это неизвестно, так знай, что обычаи моего рода запрещают вести переговоры с противником, не видя его лица.
Такая заповедь действительно существовала у младшей ветви рода Магрузов. Дело в том, что все мужчины этого рода, по крайней мере в трех последних поколениях, были туги на ухо и совершенно лишены музыкального слуха. Когда противник пытался заговорить с ними, не поднимая забрала, Магрузы слышали все, что угодно, кроме того, что тот хотел бы сказать. Родовая заповедь возникла после случая, когда Зигбуль Магруз по прозвищу Трижды Несчастливый разрубил пополам незнакомого рыцаря: ему показалось, что этот рыцарь назвал его «лопоухим щенком, недостойным носить шпоры». На самом же деле рыцарь просто поинтересовался, сколько времени. «О! Как будто он не мог сам посмотреть на солнце!» — воскликнул Магруз Трижды Несчастливый, когда ему объяснили ошибку. И снова ошибся. Незнакомый рыцарь действительно не мог посмотреть на солнце. У него были повреждены шейные позвонки. Кажется, ударом булавы на каком-то турнире.
— Значит, вы не будете стрелять, сеньор? — на всякий случай уточнил помощник корабельного плотника.
— Я же сказал тебе, — раздраженно ответил капитан Магруз, — что я человек чести!
Возникла пауза. Помощник корабельного плотника тихо совещался с товарищами. Мнения разделились, причем приблизительно поровну. Окончательно не определился только сам помощник плотника.
— А если ты не покажешься, — внушительно добавил капитан Магруз, слышавший все речи до последнего слова, — то никаких переговоров не будет! Клянусь густотой святого дыма! Ибо этого не велит делать заповедь моего рода!
Несмотря на наследственную тугоухость, сам капитан мог расслышать даже полет бабочки. Может быть, дело в том, что за несколько месяцев до его рождения родовую усадьбу Магрузов посетил некий молодой человек, ее хозяину не представленный. Исполняя вассальный долг, тот как раз отправился в поход. Так что ловкому молодому человеку пришлось несколько раз обойти общепринятые формальности, когда перемахивая через забор, а когда открывая калитку сделанным по слепку ключом. Потом он навсегда прекратил визиты — после того как на полпути к усадьбе услышал скрип заряжаемого в ночной темноте арбалета.
Укрепившиеся в квартердеке офицеры переглянулись.
— Не встанет! — уверенно заявил один.
— Не такой он дурак! — подтвердил другой.
Что же касается капитана Магруза, то, как более тонкий знаток человеческих душ, он промолчал. И правильно сделал, потому что в следующее мгновение помощник корабельного плотника поднялся из-за бочки. Он был не только умней, чем положено по должности и происхождению, но и не лишен чувства альтруизма, — правда, не зная, что это такое, — ибо только альтруист способен, проделав потайной ход в винный погреб, пригласить к участию в выпивке почти весь экипаж.
— Давайте говорить, сеньор капитан, — сказал он, встав в полный рост. — Команда хочет решить дело миром.
— Ага!! — злорадно выдохнул капитан Магруз.
В этот момент он совершенно забыл о теории приоритета человеческого разума, зато ощутил, как в его жилах вскипает кровь рыцарственных предков. Среди неиспользуемых, но юридически не отмененных феодальных привилегий его рода до сих пор числились право первой ночи, а также право в морозный зимний день распороть живот ближайшему простолюдину, чтобы погреть в нем замерзшие ноги.
— Давно пора, — продолжил капитан. — Я вот что думаю, ребята. Если вы вернете на место мечи и копья, которые все равно взяли без разрешения каптенармуса, закуете. в кандалы зачинщиков бунта и выдадите их мне для суда справедливого и скорого, после чего вернетесь к исполнению своих прямых обязанностей, я постараюсь забыть все то, что не лежит у меня на сердце. Клянусь мозолью Чистоплотной Девы!
Помощники капитана Магруза переглянулись. Их предки тоже были не лыком шиты по части изобретения феодальных привилегий, но сейчас капитан явно хватил лишку. Рурдхауз кашлянул. У него запершило в горле.
— Наверное, я как-то не так все объяснил, сеньор капитан, — почтительным тоном сказал он. — Команда хочет сказать, что если вы вернетесь к командованию судном, поклявшись бедренным суставом святого Мольберта, что простили нам то, в чем мы, может быть, по своему невежеству и неотесанности согрешили против вашей милости, повернете корабль в сторону тех берегов, которые мы покинули в последний раз, то она будет рада оказать вам услугу, спустив вас на землю и снабдив всем, чего только ваша душа пожелает. — Помощник плотника снова кашлянул. — И что поместится в любом из вельботов, который больше понравится вашей милости, — добавил он.
Несмотря на смиренный тон, его речь тоже прозвучала достаточно внушительно. Может быть, помощник плотника и не был альтруистом. Возможно, в нем проснулись задатки не востребованного историей планеты великого лидера, а открытый команде доступ к винному трюму был просто гениальным популистским ходом.
Вопреки ожиданиям, капитан Магруз выслушал ответное предложение, не высказав ни толики гнева. Полным глубокой задумчивости движением он лишь подсыпал щепоть пороха на запальную полку аркебузы.
— А куда исчез наш каптенармус? — спросил он.
— Он упал за борт, ваша милость, — честно ответил помощник плотника. — Сами понимаете, при таком попутном ветре, да еще в той кутерьме, которая началась, когда вы приказали вздернуть бедного Сигеля Недотымку… Спасти его было никак нельзя. Мы кинули ему спасательный бочонок.
«А почему не реликвию с резцом святого Спаниеля?» мог бы спросить капитан Магруз. Даже будучи передовым мыслителем и твердо зная, что ближайшая земная твердь находится прямо по курсу галеона, он все же считал, что с помощью святой реликвии в океане спастись легче, чем при помощи добротно просмоленного бочонка.
— А гардемарин Мириго? — поинтересовался капитан после этого.
Тут его голос впервые дрогнул, но помощник плотника не придал значения этой запинке. Так что глубинный смысл вопроса был им понят лишь неделю спустя.
— Он куда-то исчез, ваша милость. Может быть, тоже оступился за борт. Вы сами помните, как шумно стало, когда профос вздернул беднягу Сигеля.
Это была не только грубая ложь, но и фатальная ошибка. Вместо того чтобы спросить, что сталось с лейтенантом Мармедо или мичманом Бузино, капитан Магруз спокойно поправил фитиль аркебузы, после чего его палец…
Но мы рискуем пропустить более важные события. Остров, выбранный лейтенантом Гейзером…
А в общем, выбранный лейтенантом Гейзером остров казался типичным необитаемым островом. Имелись на нем луга, заросшие деревьями холмы, пара лесов, пара мелководных бухт. Пробыв таким тысячелетия, он не собирался вносить в свое бытие крутых перемен. Каким-то образом его берега обошли стороной как флотилии дикарских пирог, так и парусники местных конкистадоров. И уж наверняка никогда он не видел спускающегося с небес темно-матового корабля, скроенные под особыми углами поверхности которого будто впитывали в себя почти весь перепадавший им свет.
Местом приземления избрали поляну, заросшую, по определению корабельного биолога, «некоей разновидностью дикорастущего овса». До земли оставалось метров пятьдесят, когда в динамиках командного отсека раздался тихий щелчок.
— Сэр! — доложил кто-то. — На острове есть люди! Голос принадлежал человеку, которому легче даются решительные действия, чем глубокие размышления. Лейтенант Гейзер сразу узнал его.
— Бричард, дай изображение! — быстро распорядился он. Изображение на экране дрогнуло. Ничего не изменилось, разве чуть сместился угол обзора. Самые догадливые, вроде лейтенанта Гейзера, тут же включили поисковые фильтры. — Ну и… — начал тот, но сержант Бричард заговорил одновременно с ним.
— Их уже не видно, сэр! — доложил он. Учитывая скорость снижения, это было естественно.
— Отправь запись! — бросил Гейзер.
— Запись не велась, — прозвучало из динамика. — Откуда ты их разглядел?
До поверхности овсяного поля оставалось метров двадцать.
— Со своего личного мони…
— Это я понял! — прорычал Гейзер. — С какой камеры?
— Тридцать девятой, сэр!
Рука Гейзера молниеносно метнулась к командной панели.
— Гм! — процедил он. Она стоит на бортовой консоли. Запись с нее не ведется по умолчанию.
Опорные стойки корабля коснулись земли и углубились в почву, примяв «дикорастущий овес», чего никто в командном отсеке не заметил.
— Насколько я помню, мне говорили, что на этом острове нет людей? — заметил капитан Никсон, и голос его был бархатен, как крупнозернистая наждачная бумага.
Откинувшись в кресле, Гейзер скрестил на груди руки и вызывающе задрал бородку.
— Ни черта не понимаю! — заявил он. — Не может здесь быть никаких людей! Я же…
Если кто-то и слушал его, то вовсе не капитан Никсон.
— Сержант, сколько именно людей вы видели? — спросил он в микрофон.
— Одного человека, сэр, — прозвучал ответ. Лейтенант Гейзер подскочил в кресле.
— Одного?! — азартно уточнил он. — Помнится мне, речь шла о множественном числе.
Тем временем почти все офицеры корабля, не сговариваясь, приняли участие в необъявленной викторине под девизом: «Кто быстрее найдет аборигенов, которых проворонил наш старина Гейзер». В течение последующей минуты окружающее пространство было исследовано во всех спектральных диапазонах, просвечено десятком специальных излучений (может быть, это только совпадение, но в следующем году на окружающих полях предстояло возникнуть новой популяции восьминогих кузнечиков). Кроме того, Моргенштерн и третий лейтенант, не сговариваясь и не спрашивая разрешения, запустили в атмосферу по одному разведывательному зонду.
— Я сказал «люди» второпях, сэр, — поправился сержант Бричард. — Если точно, то я разглядел одного человека. И лошадь.
— И лошадь? — переспросил Гейзер.
— Да, — подтвердил сержант Бричард. В его голосе впервые прозвучало что-то вроде неуверенности. — И лошадь. Это такое животное с копытами. На нем когда-то верхом ездили.
Как ни удивительно, но в этот момент капитан Никсон вздохнул. И посмотрел на экран. Зеленая надпись извещала, что посадка благополучно завершена.
— Значит, человек и лошадь, — резюмировал он. — Вот что… Лейтенант Селленджер, чем вы там занимаетесь?
— Изучаю лес, сэр! — бодро ответил тот.
Голос капитана Никсона вновь возродил в сознании присутствующих неприятные ассоциации с наждачной бумагой.
— А как идет дело со стабилизацией бугелей? — поинтересовался он.
— Виноват, сэр!
Бортинженер вскочил и, бросив расцвеченный красно-коричневыми пятнами экран, рванулся к выходу, на ходу хлопнув по плечу младшего коллегу.
— Как бы то ни было, — высказался Моргенштерн, следя за показателями парящего над лесом зонда, — ничего страшного не произошло. Ну и пускай здесь обитают несколько туземцев. Одной красивой легендой больше, одной меньше. Или нет? — тут же засомневался он, посмотрев на Никсона и Гейзера.
— Сержант Бричард, — приказал капитан Никсон,—будьте добры, поднимитесь в командную рубку.
— Есть, сэр! — прозвучало в динамиках. Третий лейтенант издал радостный вопль.
— Я нашел! — восторженно сообщил он.
— Где?
— Что?
— Кого?
В общем хоре голосов принял участие даже капитан Никсон.
— Летающий аппарат! — объявил третий лейтенант. — Небольшой. Судя по всему, беспилотный ав… — Он осекся. Это наш зонд, — продолжил он упавшим голосом. — Кто запустил зонд?
— Я! — сказал Моргенштерн.
— Я! — сказал второй лейтенант. Они посмотрели друг на друга.
— Все понятно, — сказал капитан Никсон. — Джентльмены, поскольку у всех разыгрались эмоции, то вплоть до дальнейших распоряжений приказываю не запускать зонды и вообще прекратить любые формы активной разведки. Даже если кому-нибудь вдруг покажется, что кораблю угрожает опасность, советую хорошо подумать, прежде чем открывать огонь. Полагаю, я внятен? Лейтенант Гейзер!
— Да, сэр!
— Вывести автоматическую защиту на минимум.
— Есть, сэр!
Посмотрев на подчиненных, капитан Никсон внес еще одно уточнение:
— Ложную тревогу поднимать не запрещается.
В этот момент в командном отсеке появился сержант Бричард. Это был невысокий, белобрысый, коротко стриженный крепыш, которого природа, судя по всему, хотела слепить по образу и подобию майора Моргенштерна, но ошиблась с количеством исходного материала. В результате вышел человек на голову ниже майора, лишенный скульптурных бицепсов, зато крепкий, жилистый и с запасом самолюбия, оптимальным для звания старшего сержанта рейнджеров космического флота Межзвездной Федерации.
Как и всякий приличный сержант, под перекрестными взглядами офицеров он окаменел лицом и стал казаться более тупым, чем был на самом деле.
— Сержант Бричард, — приказал капитан Никсон, — расскажи-ка подробнее, что именно ты увидел.
— Я видел человека, сэр, — сказал Бричард. — Он стоял на прогалине… — Сделав паузу, сержант посмотрел на экран. — И смотрел на наш корабль. Рядом с ним стояла лошадь.
— Про лошадь мы уже слы… — начал было Гейзер.
— А ты не помнишь, как выглядел этот человек, сержант? — спросил капитан Никсон.
— Не могу сказать, сэр. Я не разглядел подробностей.
— Совсем никаких?
— Нет, сэр.
— То есть ты не можешь вспомнить, в какой позе этот человек стоял, была ли на нем шляпа, держал ли он что-нибудь в руках?
— Нет, сэр.
— Но ты уверен, что он стоял и смотрел на корабль? Почему?
Сержант смешался.
— Не знаю, сэр, — сказал он. — Просто я уверен, что он смотрел. Мне так показалось, сэр.
Капитан Никсон кивнул.
— Послушай меня, сержант, — проникновенно сказал он, — хорошо подумай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Единственным, кто не интересовался планетой, оставался капитан Никсон. Вместо того чтобы пялиться в экран, он подозвал к себе младшего инженера.
— Ник, — начал он, обозначив тем самым степень неофициальности разговора, — а ты действительно смог бы подделать запись в бортжурнале?
Младший инженер явно почувствовал себя не в своей тарелке.
— Да, сэр, — ответил он.
— А почему ты так думаешь?
— Ну… — начал младший инженер. — Я вообще мог бы стать неплохим хакером.
— В самом деле? — переспросил капитан. — Мог бы быть или был?
Младший инженер колебался.
— В юности я неплохо ломал компьютерные программы, сэр, — признался он. — И даже как-то запустил вирус на специальный сайт нашей мэрии.
— Понятно, — сказал капитан Никсон, — Это хорошо, что ты мне признался. Только у меня к тебе просьба. А также добрый совет. Никому больше об этом не говори. Обещаешь мне это, сынок?
Гейзер тем временем определился с местом посадки. Оставив без внимания пустыни и отказавшись от покрытого ледниками полярного континента, он остановил свой выбор на затерянном в просторах океана острове, лишенном каких-либо признаков разумной жизни.
2. Остров, который выбрал лейтенант Гейзер…
Остров, который выбрал лейтенант Гейзер… Ах, вам интересно, что случилось на плывущем в никуда галеоне? О'кей!
Дон Англаденцио Гегоронциаллес как раз зашиб себе указательный палец, когда из-за сдвинутых бочек прозвучал низкий испитой голос.
— Эй, сеньор! — возвестил голос— Команда хочет вступить в переговоры!
При слове «переговоры» капитан Магруз импульсивно схватился за аркебузу. И не только схватился, но даже выставил ее дуло в узкую стрелковую амбразуру.
— Мне показалось, что я слышу голос! — громко сказал он. — Но я не уверен, что правильно угадал, кому он принадлежит. Встань же в полный рост, матрос, чтобы я мог видеть, с кем говорю.
Капитан Магруз немного покривил душой. Голос-то он узнал безошибочно. Он принадлежал помощнику корабельного плотника, низкорослому, нездорово грузному сутулому человечку, кожу которого из-за наследственной болезни всегда покрывали гнилостного вида волдыри. Эти волдыри, а также угрюмый исподлобья взгляд, говорящий о неподавленном чувстве собственного достоинства, помешали ему стать старшим корабельным плотником. Ремесло свое он знал куда лучше того, кто занимал эту должность. И тем более был умнее, хотя бы потому, что за двадцать лет службы на морях и океанах старший плотник ни разу не додумался до гениальной мысли проделать дополнительную дверь в винный трюм.
Именно как умный человек, он не спешил выпрямляться в полный рост. Кстати, его звали Рурдхауз. Это имя, а фамилии он не имел по причине низкого происхождения.
— Милостливый сеньор, — вежливо начал он, — я бы поднялся, но боюсь, что вы станете стрелять.
— Я человек чести! — с достоинством ответил капитан Магруз. — Если тебе это неизвестно, так знай, что обычаи моего рода запрещают вести переговоры с противником, не видя его лица.
Такая заповедь действительно существовала у младшей ветви рода Магрузов. Дело в том, что все мужчины этого рода, по крайней мере в трех последних поколениях, были туги на ухо и совершенно лишены музыкального слуха. Когда противник пытался заговорить с ними, не поднимая забрала, Магрузы слышали все, что угодно, кроме того, что тот хотел бы сказать. Родовая заповедь возникла после случая, когда Зигбуль Магруз по прозвищу Трижды Несчастливый разрубил пополам незнакомого рыцаря: ему показалось, что этот рыцарь назвал его «лопоухим щенком, недостойным носить шпоры». На самом же деле рыцарь просто поинтересовался, сколько времени. «О! Как будто он не мог сам посмотреть на солнце!» — воскликнул Магруз Трижды Несчастливый, когда ему объяснили ошибку. И снова ошибся. Незнакомый рыцарь действительно не мог посмотреть на солнце. У него были повреждены шейные позвонки. Кажется, ударом булавы на каком-то турнире.
— Значит, вы не будете стрелять, сеньор? — на всякий случай уточнил помощник корабельного плотника.
— Я же сказал тебе, — раздраженно ответил капитан Магруз, — что я человек чести!
Возникла пауза. Помощник корабельного плотника тихо совещался с товарищами. Мнения разделились, причем приблизительно поровну. Окончательно не определился только сам помощник плотника.
— А если ты не покажешься, — внушительно добавил капитан Магруз, слышавший все речи до последнего слова, — то никаких переговоров не будет! Клянусь густотой святого дыма! Ибо этого не велит делать заповедь моего рода!
Несмотря на наследственную тугоухость, сам капитан мог расслышать даже полет бабочки. Может быть, дело в том, что за несколько месяцев до его рождения родовую усадьбу Магрузов посетил некий молодой человек, ее хозяину не представленный. Исполняя вассальный долг, тот как раз отправился в поход. Так что ловкому молодому человеку пришлось несколько раз обойти общепринятые формальности, когда перемахивая через забор, а когда открывая калитку сделанным по слепку ключом. Потом он навсегда прекратил визиты — после того как на полпути к усадьбе услышал скрип заряжаемого в ночной темноте арбалета.
Укрепившиеся в квартердеке офицеры переглянулись.
— Не встанет! — уверенно заявил один.
— Не такой он дурак! — подтвердил другой.
Что же касается капитана Магруза, то, как более тонкий знаток человеческих душ, он промолчал. И правильно сделал, потому что в следующее мгновение помощник корабельного плотника поднялся из-за бочки. Он был не только умней, чем положено по должности и происхождению, но и не лишен чувства альтруизма, — правда, не зная, что это такое, — ибо только альтруист способен, проделав потайной ход в винный погреб, пригласить к участию в выпивке почти весь экипаж.
— Давайте говорить, сеньор капитан, — сказал он, встав в полный рост. — Команда хочет решить дело миром.
— Ага!! — злорадно выдохнул капитан Магруз.
В этот момент он совершенно забыл о теории приоритета человеческого разума, зато ощутил, как в его жилах вскипает кровь рыцарственных предков. Среди неиспользуемых, но юридически не отмененных феодальных привилегий его рода до сих пор числились право первой ночи, а также право в морозный зимний день распороть живот ближайшему простолюдину, чтобы погреть в нем замерзшие ноги.
— Давно пора, — продолжил капитан. — Я вот что думаю, ребята. Если вы вернете на место мечи и копья, которые все равно взяли без разрешения каптенармуса, закуете. в кандалы зачинщиков бунта и выдадите их мне для суда справедливого и скорого, после чего вернетесь к исполнению своих прямых обязанностей, я постараюсь забыть все то, что не лежит у меня на сердце. Клянусь мозолью Чистоплотной Девы!
Помощники капитана Магруза переглянулись. Их предки тоже были не лыком шиты по части изобретения феодальных привилегий, но сейчас капитан явно хватил лишку. Рурдхауз кашлянул. У него запершило в горле.
— Наверное, я как-то не так все объяснил, сеньор капитан, — почтительным тоном сказал он. — Команда хочет сказать, что если вы вернетесь к командованию судном, поклявшись бедренным суставом святого Мольберта, что простили нам то, в чем мы, может быть, по своему невежеству и неотесанности согрешили против вашей милости, повернете корабль в сторону тех берегов, которые мы покинули в последний раз, то она будет рада оказать вам услугу, спустив вас на землю и снабдив всем, чего только ваша душа пожелает. — Помощник плотника снова кашлянул. — И что поместится в любом из вельботов, который больше понравится вашей милости, — добавил он.
Несмотря на смиренный тон, его речь тоже прозвучала достаточно внушительно. Может быть, помощник плотника и не был альтруистом. Возможно, в нем проснулись задатки не востребованного историей планеты великого лидера, а открытый команде доступ к винному трюму был просто гениальным популистским ходом.
Вопреки ожиданиям, капитан Магруз выслушал ответное предложение, не высказав ни толики гнева. Полным глубокой задумчивости движением он лишь подсыпал щепоть пороха на запальную полку аркебузы.
— А куда исчез наш каптенармус? — спросил он.
— Он упал за борт, ваша милость, — честно ответил помощник плотника. — Сами понимаете, при таком попутном ветре, да еще в той кутерьме, которая началась, когда вы приказали вздернуть бедного Сигеля Недотымку… Спасти его было никак нельзя. Мы кинули ему спасательный бочонок.
«А почему не реликвию с резцом святого Спаниеля?» мог бы спросить капитан Магруз. Даже будучи передовым мыслителем и твердо зная, что ближайшая земная твердь находится прямо по курсу галеона, он все же считал, что с помощью святой реликвии в океане спастись легче, чем при помощи добротно просмоленного бочонка.
— А гардемарин Мириго? — поинтересовался капитан после этого.
Тут его голос впервые дрогнул, но помощник плотника не придал значения этой запинке. Так что глубинный смысл вопроса был им понят лишь неделю спустя.
— Он куда-то исчез, ваша милость. Может быть, тоже оступился за борт. Вы сами помните, как шумно стало, когда профос вздернул беднягу Сигеля.
Это была не только грубая ложь, но и фатальная ошибка. Вместо того чтобы спросить, что сталось с лейтенантом Мармедо или мичманом Бузино, капитан Магруз спокойно поправил фитиль аркебузы, после чего его палец…
Но мы рискуем пропустить более важные события. Остров, выбранный лейтенантом Гейзером…
А в общем, выбранный лейтенантом Гейзером остров казался типичным необитаемым островом. Имелись на нем луга, заросшие деревьями холмы, пара лесов, пара мелководных бухт. Пробыв таким тысячелетия, он не собирался вносить в свое бытие крутых перемен. Каким-то образом его берега обошли стороной как флотилии дикарских пирог, так и парусники местных конкистадоров. И уж наверняка никогда он не видел спускающегося с небес темно-матового корабля, скроенные под особыми углами поверхности которого будто впитывали в себя почти весь перепадавший им свет.
Местом приземления избрали поляну, заросшую, по определению корабельного биолога, «некоей разновидностью дикорастущего овса». До земли оставалось метров пятьдесят, когда в динамиках командного отсека раздался тихий щелчок.
— Сэр! — доложил кто-то. — На острове есть люди! Голос принадлежал человеку, которому легче даются решительные действия, чем глубокие размышления. Лейтенант Гейзер сразу узнал его.
— Бричард, дай изображение! — быстро распорядился он. Изображение на экране дрогнуло. Ничего не изменилось, разве чуть сместился угол обзора. Самые догадливые, вроде лейтенанта Гейзера, тут же включили поисковые фильтры. — Ну и… — начал тот, но сержант Бричард заговорил одновременно с ним.
— Их уже не видно, сэр! — доложил он. Учитывая скорость снижения, это было естественно.
— Отправь запись! — бросил Гейзер.
— Запись не велась, — прозвучало из динамика. — Откуда ты их разглядел?
До поверхности овсяного поля оставалось метров двадцать.
— Со своего личного мони…
— Это я понял! — прорычал Гейзер. — С какой камеры?
— Тридцать девятой, сэр!
Рука Гейзера молниеносно метнулась к командной панели.
— Гм! — процедил он. Она стоит на бортовой консоли. Запись с нее не ведется по умолчанию.
Опорные стойки корабля коснулись земли и углубились в почву, примяв «дикорастущий овес», чего никто в командном отсеке не заметил.
— Насколько я помню, мне говорили, что на этом острове нет людей? — заметил капитан Никсон, и голос его был бархатен, как крупнозернистая наждачная бумага.
Откинувшись в кресле, Гейзер скрестил на груди руки и вызывающе задрал бородку.
— Ни черта не понимаю! — заявил он. — Не может здесь быть никаких людей! Я же…
Если кто-то и слушал его, то вовсе не капитан Никсон.
— Сержант, сколько именно людей вы видели? — спросил он в микрофон.
— Одного человека, сэр, — прозвучал ответ. Лейтенант Гейзер подскочил в кресле.
— Одного?! — азартно уточнил он. — Помнится мне, речь шла о множественном числе.
Тем временем почти все офицеры корабля, не сговариваясь, приняли участие в необъявленной викторине под девизом: «Кто быстрее найдет аборигенов, которых проворонил наш старина Гейзер». В течение последующей минуты окружающее пространство было исследовано во всех спектральных диапазонах, просвечено десятком специальных излучений (может быть, это только совпадение, но в следующем году на окружающих полях предстояло возникнуть новой популяции восьминогих кузнечиков). Кроме того, Моргенштерн и третий лейтенант, не сговариваясь и не спрашивая разрешения, запустили в атмосферу по одному разведывательному зонду.
— Я сказал «люди» второпях, сэр, — поправился сержант Бричард. — Если точно, то я разглядел одного человека. И лошадь.
— И лошадь? — переспросил Гейзер.
— Да, — подтвердил сержант Бричард. В его голосе впервые прозвучало что-то вроде неуверенности. — И лошадь. Это такое животное с копытами. На нем когда-то верхом ездили.
Как ни удивительно, но в этот момент капитан Никсон вздохнул. И посмотрел на экран. Зеленая надпись извещала, что посадка благополучно завершена.
— Значит, человек и лошадь, — резюмировал он. — Вот что… Лейтенант Селленджер, чем вы там занимаетесь?
— Изучаю лес, сэр! — бодро ответил тот.
Голос капитана Никсона вновь возродил в сознании присутствующих неприятные ассоциации с наждачной бумагой.
— А как идет дело со стабилизацией бугелей? — поинтересовался он.
— Виноват, сэр!
Бортинженер вскочил и, бросив расцвеченный красно-коричневыми пятнами экран, рванулся к выходу, на ходу хлопнув по плечу младшего коллегу.
— Как бы то ни было, — высказался Моргенштерн, следя за показателями парящего над лесом зонда, — ничего страшного не произошло. Ну и пускай здесь обитают несколько туземцев. Одной красивой легендой больше, одной меньше. Или нет? — тут же засомневался он, посмотрев на Никсона и Гейзера.
— Сержант Бричард, — приказал капитан Никсон,—будьте добры, поднимитесь в командную рубку.
— Есть, сэр! — прозвучало в динамиках. Третий лейтенант издал радостный вопль.
— Я нашел! — восторженно сообщил он.
— Где?
— Что?
— Кого?
В общем хоре голосов принял участие даже капитан Никсон.
— Летающий аппарат! — объявил третий лейтенант. — Небольшой. Судя по всему, беспилотный ав… — Он осекся. Это наш зонд, — продолжил он упавшим голосом. — Кто запустил зонд?
— Я! — сказал Моргенштерн.
— Я! — сказал второй лейтенант. Они посмотрели друг на друга.
— Все понятно, — сказал капитан Никсон. — Джентльмены, поскольку у всех разыгрались эмоции, то вплоть до дальнейших распоряжений приказываю не запускать зонды и вообще прекратить любые формы активной разведки. Даже если кому-нибудь вдруг покажется, что кораблю угрожает опасность, советую хорошо подумать, прежде чем открывать огонь. Полагаю, я внятен? Лейтенант Гейзер!
— Да, сэр!
— Вывести автоматическую защиту на минимум.
— Есть, сэр!
Посмотрев на подчиненных, капитан Никсон внес еще одно уточнение:
— Ложную тревогу поднимать не запрещается.
В этот момент в командном отсеке появился сержант Бричард. Это был невысокий, белобрысый, коротко стриженный крепыш, которого природа, судя по всему, хотела слепить по образу и подобию майора Моргенштерна, но ошиблась с количеством исходного материала. В результате вышел человек на голову ниже майора, лишенный скульптурных бицепсов, зато крепкий, жилистый и с запасом самолюбия, оптимальным для звания старшего сержанта рейнджеров космического флота Межзвездной Федерации.
Как и всякий приличный сержант, под перекрестными взглядами офицеров он окаменел лицом и стал казаться более тупым, чем был на самом деле.
— Сержант Бричард, — приказал капитан Никсон, — расскажи-ка подробнее, что именно ты увидел.
— Я видел человека, сэр, — сказал Бричард. — Он стоял на прогалине… — Сделав паузу, сержант посмотрел на экран. — И смотрел на наш корабль. Рядом с ним стояла лошадь.
— Про лошадь мы уже слы… — начал было Гейзер.
— А ты не помнишь, как выглядел этот человек, сержант? — спросил капитан Никсон.
— Не могу сказать, сэр. Я не разглядел подробностей.
— Совсем никаких?
— Нет, сэр.
— То есть ты не можешь вспомнить, в какой позе этот человек стоял, была ли на нем шляпа, держал ли он что-нибудь в руках?
— Нет, сэр.
— Но ты уверен, что он стоял и смотрел на корабль? Почему?
Сержант смешался.
— Не знаю, сэр, — сказал он. — Просто я уверен, что он смотрел. Мне так показалось, сэр.
Капитан Никсон кивнул.
— Послушай меня, сержант, — проникновенно сказал он, — хорошо подумай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55