— Я знаю, что привело тебя сюда, и сочувствую твоему отцу, оказавшемуся в трудном положении.— Вы знаете, какие ему предъявлены обвинения? — спросила Рина.— Да, я просмотрел все документы.— И вы считаете, что он виновен?Губернатор внимательно посмотрел на нее.— Банковское дело то же самое, что и политика. Тут есть много вещей правильных с точки зрения морали, но незаконных с точки зрения закона. И не важно, какую цель человек преследует, оценивается только конечный результат его поступков.— Вы имеете в виду, что главное — не попадаться?Губернатор был доволен, что его поняли, потому что любил быстро соображающих людей, любил свободный обмен мнениями. Как жаль, что политики сторонятся этого.— Все не так просто. Закон не может быть гибким, он существует, чтобы отражать надежды и желания людей, поэтому законы так часто меняют и исправляют. Мы все надеемся, что в конечном итоге эти две параллельные линии: закон и мораль — сольются.— У людей такого возраста, как мой отец, нет времени ждать этого «конечного итога». И ни у кого нет времени, даже у вас, хотя вы собираетесь дожить до ста двадцати пяти лет.— К сожалению, принятие решения — это тяжкое бремя любого руководителя. Твой отец взял на себя всю ответственность, когда распорядился выдать эти ссуды. Он оправдывал свой поступок тем, что без них закрылись бы некоторые предприятия и многие люди остались бы без работы, а другие потеряли бы свои вклады и остались бы без средств к существованию. С точки зрения морали, его решение было абсолютно верным. Но с точки зрения закона, все видится по-другому. У банка есть определенная ответственность перед своими вкладчиками, закон учитывает это, и для выдачи подобных ссуд существуют определенные правила. По закону, твой отец не имел права выдавать ссуды без достаточного обеспечения. Конечно, если бы предприятия не закрылись и ссуды были бы погашены, то его называли бы благодетелем и дальновидным бизнесменом. Но случилось обратное, и сейчас те же люди, которые должны были бы благодарить его, требуют его головы.— А разве не имеет значения, что он потерял все свое состояние, пытаясь спасти банк? — спросила Рина.— К сожалению, нет, — покачал головой губернатор.— И вы ничего не можете сделать для него? — упавшим голосом спросила она.— Хорошие политики никогда не идут против общественного мнения, а сейчас публике нужна жертва. Если твой отец начнет яростно защищаться, то он проиграет, а ему грозит от десяти до пятнадцати лет. И я на своем посту уже не дождусь его досрочного освобождения. — Губернатор взял из пепельницы сигару и начал крутить ее между пальцев. — Если сможешь, убеди отца полностью признать свою вину, чтобы не доводить дело до жюри присяжных, а я договорюсь с судьей, чтобы ему дали от года до трех, скажем, года полтора, а потом освобожу своей властью.— А если с вами что-нибудь случится?— Я собираюсь прожить до ста двадцати пяти лет, помнишь? Но даже если меня не будет, все равно отца освободят досрочно.Рина поднялась и протянула губернатору руку.— Большое спасибо, что приняли меня. И что бы ни случилось, я не сомневаюсь, что вы доживете до ста двадцати пяти лет. * * * Через решетчатую перегородку она увидела приближавшегося отца. Взгляд его был безжизненным, волосы совсем поседели, лицо тоже казалось серым, под цвет тюремной одежды.— Здравствуй, папа, — сказала Рина, когда он уселся напротив нее на стул.— Здравствуй, Рина, — вымученно улыбнулся он.— Все в порядке, папа? — тревожно спросила она. — Они...— Они относятся ко мне хорошо, — быстро ответил он. — Я работаю в библиотеке, провожу инвентаризацию. Утеряно много книг.Рина посмотрела на отца. Наверное, он просто шутит. Некоторое время они молчали.— Я получил письмо от Стэна Уайта, — заговорил наконец отец. — Он предложил за дом шестьдесят тысяч.Стэн Уайт был адвокатом отца.— Хорошо, — ответила Рина. — Насколько я знаю, за него больше и не получишь. Сейчас продается много таких больших домов.— Его хотят купить какие-то евреи, поэтому цена достаточно высокая.— Все равно он слишком велик для нас, и мы не будем жить там после твоего возвращения.— Но денег от продажи останется не так уж много, думаю, коло десяти тысяч, после того, как мы рассчитаемся с кредиторами и Стэном.— А нам много и не надо, — сказала Рина. — Вполне хватит до того времени, когда ты снова начнешь работать.— Кто захочет теперь иметь со мной дело? — упавшим голосом сказал отец. — Я больше не банкир, я преступник.— Не говори так, — резко возразила Рина. — Все знают, что ты ничего не взял себе.— А это еще хуже, — скривился отец. — Одно дело сидеть за кражу, а другое — за то, что ты дурак.— Я не поеду в Европу, а останусь с тобой дома, и все будет хорошо.— Я не выполнил свой долг по отношению к тебе.— Вовсе нет, папа.— Здесь у меня много времени, чтобы поразмыслить обо всем. Я не спал ночами, ломая голову над тем, как тебе теперь жить.— Не пропаду, папа, поступлю на работу.— И что ты будешь делать?— Не знаю, найду что-нибудь.— Это не так просто, у тебя ведь нет никакой специальности. — Он опустил глаза. — Я даже отнял у тебя шанс удачно выйти замуж.Рина рассмеялась.— Я совсем не думаю о замужестве. Молодые мужчины в Бостоне кажутся мальчишками, и я не обращаю на них внимания. Если уж я и выйду замуж, то за взрослого мужчину, как ты.— Тебе надо отдохнуть, ты выглядишь усталой.— Когда ты вернешься домой, мы вместе поедем в Европу. Я знаю одно местечко на Ривьере, где мы сможем прожить целый год меньше, чем за две тысячи долларов.— Это будет не скоро, а тебе нужно отдохнуть сейчас.— К чему ты клонишь, папа?— Я написал своему кузену Фостеру. Они с женой Бетти хотят, чтобы ты приехала к ним погостить. Они пишут, что у них очень хорошо, и ты можешь жить там до моего возвращения.— Но ведь тогда я не смогу навещать тебя, — сказала Рина, схватив руку отца, лежащую на прутьях решетки.Он крепко сжал ее пальцы.— Так будет лучше. Мы оба будем меньше страдать от воспоминаний.— Но папа... — запротестовала было Рина.Подошел охранник, и отец поднялся.— Я уже дал указания Стэну Уайту, — сказал он напоследок, — слушайся меня и уезжай отсюда.Он повернулся и направился к выходу, а Рина смотрела ему вслед. Глаза ее были полны слез. Она снова увидела его спустя несколько месяцев, когда ехала в свадебное путешествие в Европу. В тюрьму с собой она привела мужа.— Папа, — робко сказала она, — это Джонас Корд.Перед Гаррисоном Марлоу стоял человек его лет, а может, и старше, но моложавый и энергичный, что выдавало в нем жителя Запада.— Что мы можем сделать для тебя, папа? — спросила Рина.— Мы готовы на все, что в наших силах, мистер Марлоу, — добавил Джонас Корд.— Нет-нет, спасибо.Марлоу поймал на себе взгляд глубоко посаженных, пронизывающих голубых глаз.— Мой бизнес расширяется, мистер Марлоу, — сказал Корд. — Я хотел бы, чтобы вы поговорили со мной перед тем, как станете намечать планы на будущее после освобождения. Мне нужен финансист с вашим опытом.— Вы очень добры, мистер Корд.Джонас Корд повернулся к Рине:— Я понимаю, что тебе хочется побыть одной с отцом. Я подожду на улице.Рина кивнула, и мужчины попрощались. Некоторое время отец и дочь молча смотрели друг на друга, потом Рина заговорила:— Что ты о нем думаешь, папа?— Я в недоумении, ведь он такой же старик, как и я.Рина улыбнулась.— Но я же говорила, что выйду замуж за взрослого мужчину. Терпеть не могу мальчишек.— Но... но ты-то молодая женщина, — воскликнул отец, — и у тебя впереди вся жизнь. Почему ты вышла за него?— Он очень богатый и очень одинокий.— Ты хочешь сказать, что этого достаточно? — Вдруг до него дошел смысл предложения, сделанного ее мужем. — А-а, значит, он сможет позаботиться обо мне?— Нет, папа, — быстро сказала Рина, — я вовсе не поэтому вышла за него.— Тогда почему? Почему?— Чтобы он заботился обо мне, — просто ответила Рина.— Но Рина... — запротестовал Марлоу.Рина оборвала его.— Папа, ты же сам сказал, что я не в состоянии позаботиться о себе. Разве не поэтому ты отправил меня из Бостона?Марлоу нечего было возразить. После нескольких минут Молчания они попрощались. Придя в камеру, он вытянулся на узкой койке и уставился в потолок. Его начал бить озноб, и он закутал ноги одеялом. Когда он упустил ее? Что сделал не так?Марлоу уткнулся лицом в жесткую соломенную подушку, и горячие слезы покатились у него по щекам. Озноб становился все сильнее. Вечером с температурой сорок его отправили в тюремную больницу, где он через три дня умер от пневмонии. В это время Рина и Джонас Корд находились в открытом море на пути в Европу. 14 Боль сосредоточилась в висках, острым ножом врезаясь в сон. Рина почувствовала, как сон ускользает от нее и наступает ужас пробуждения. Она беспокойно шевельнулась, все исчезало, все — кроме нее. Рина задержала дыхание, борясь против возврата к действительности, но это не помогло. Исчез последний теплый след сна — она проснулась.Открыв глаза, она с недоумением осмотрела больничную палату, но потом вспомнила, где находится. На столике стояли свежие цветы, наверное, их принесли, пока она спала. Рина медленно повернула голову. В большом легком кресле у окна дремала Элен. За окном была ночь, должно быть, она проспала весь день.— У меня ужасно болит голова, — прошептала Рина, — дайте мне, пожалуйста, аспирин.Элен подалась вперед и вопросительно посмотрела на нее.— Я проспала целый день, — улыбнулась Рина.— Целый день? — с недоумением повторила за ней Элен.Впервые почти за неделю Рина пришла в сознание.— Целый день... Пожалуй.— Я так устала, — сказала Рина. — Стоит мне проспать весь день, как начинает болеть голова. Мне нужен аспирин.— Я позову сестру.— Не беспокойся, я сама позову. — Рина попыталась поднять руку, чтобы нажать кнопку, расположенную над головой, но не смогла. — Она опустила взгляд и увидела, что рука вытянута на кровати, а в вену вставлена игла, соединенная длинной трубкой с перевернутой бутылочкой, установленной на стойке. — Для чего это?— Доктор подумал, что лучше не беспокоить тебя во время сна для еды. — Элен подошла к кровати и нажала кнопку звонка.В дверях моментально появилась сестра. Она подошла к кровати и, остановившись рядом с Элен, посмотрела на Рину.— Вы проснулись? — с профессионально-бодрой улыбкой спросила она.— Мы проснулись, — слабо улыбнулась в ответ Рина. — Вы ведь новенькая, да? Я вас не помню.Сестра бросила быстрый взгляд на Элен. Она дежурила здесь все время с тех пор, как Рина поступила в больницу.— Я ночная сестра, — спокойно ответила она, — первый день, как устроилась сюда на работу.— У меня всегда болит голова, если я просплю целый день, — сказала Рина. — Может быть, вы дадите мне аспирин?— Я позову доктора, — ответила сестра.Рина повернула голову.— Ты, наверное, устала, — сказала она, обращаясь к Элен. — Почему ты не идешь домой отдыхать? Ведь ты пробыла здесь весь день.— Я совсем не устала.В палату вошел доктор.— Добрый вечер, мисс Марлоу. Хорошо отдохнули?— Слишком хорошо, даже голова разболелась.Доктор подошел к кровати и взял Рину за руку, щупая пульс.— Сильно болит? — спросил он, смотря на часы.— Особенно сильно, когда пытаюсь вспомнить имена. Я ведь хорошо знаю вас и мою подругу, но как зовут, не помню. Стоит начать вспоминать, и боль становится нестерпимой.— В этом нет ничего необычного, — засмеялся доктор. — Просто есть такая форма мигрени, когда люди забывают даже собственное имя. У вас ведь не так?— Нет, не так, — ответила Рина.Доктор достал из кармана офтальмоскоп и склонился над ней.— Хочу посмотреть ваши глаза, эта штука поможет глубоко заглянуть в них, и, возможно, окажется, что ваша головная боль не что иное, как чрезмерное напряжение глазного нерва. Не бойтесь.— Я не боюсь. Меня уже однажды так осматривал доктор в Париже. Он думал, что у меня шок, но я просто находилась под гипнозом.Доктор поднял Рине веко и нажал кнопку на инструменте. Из маленького отверстия показался тонкий луч света.— Как вас зовут? — как бы случайно спросил он.— Катрина Остерлааг, — последовал быстрый ответ. — Я же сказала, что головная боль не такова, чтобы я не помнила свое имя.— А как зовут вашего отца? — спросил доктор, поднося офтальмоскоп к другому глазу.— Гаррисон Марлоу. Вот видите, это я тоже помню.— Как вас зовут? — снова спросил доктор, медленно водя инструментом перед глазом.— Рина Марлоу, — ответила Рина и громко рассмеялась. — Вы шутите, доктор.— Ну что вы, — улыбнулся он.Он выключил свет в офтальмоскопе и выпрямился.В этот момент открылась дверь и два санитара, вкатив в палату большую квадратную машину, остановили ее рядом с кроватью.— Это энцефалограф, — пояснил доктор. — Он предназначен для измерения электрических импульсов мозга. Очень помогает при определении источника головной боли. Давайте попробуем.— Он выглядит таким сложным, — сказала Рина.— На самом деле он очень прост. По ходу дела я буду вам все объяснять.— Я думаю, вам проще дать мне несколько таблеток аспирина.Доктор рассмеялся.— Вы же знаете нас, докторов. Как мы сможем оправдать свои гонорары, если станем прописывать пациенту лишь самые примитивные таблетки?Рина тоже засмеялась, а доктор повернулся к Элен и незаметным кивком попросил ее выйти. Элен направилась к двери.— Ты вернешься, да? — спросила Рина.Элен обернулась. Санитары готовили аппарат, а сестра с доктором хлопотали над Риной.— Конечно, вернусь, — пообещала Элен и вышла из палаты.Доктор появился через час. Он сел в кресло напротив Элен, достал из кармана пачку сигарет и предложил Элен. Она взяла сигарету, доктор чиркнул спичкой, дав прикурить ей, а потом прикурил сам.— Ну как? — спросила Элен.— Детали будут ясны после расшифровки энцефалограммы, но уже сейчас очевидны признаки разрушения некоторых важных зон.— Доктор, пожалуйста, говорите так, чтобы я поняла.— Конечно, — кивнул доктор и вздохнул. — Уже имеются признаки повреждения мозга. Из-за этого мисс Марлоу трудно вспоминать самые простые вещи: имена, места, даты. Чтобы вызвать их из памяти, требуются большие усилия, которые и вызывают сильную головную боль.— Но разве это не хороший признак? — с надеждой спросила Элен. — Впервые за всю неделю она выглядит почти нормально.— Я прекрасно понимаю ваши чувства и не собираюсь рисовать вещи в черном цвете. Хочу лишь, чтобы вы поняли — человеческий организм представляет собой обыкновенную машину. Мисс Марлоу держится пока только благодаря выносливости ее организма, ко она перенесла несколько приступов, сопровождавшихся очень высокой температурой, которая разрушает все на своем пути. Когда же температура слегка спадает, даже на небольшой промежуток времени, как сейчас, она приходит в сознание.— Вы имеете в виду, что она снова впадет в беспамятство?— Я имею в виду, что температура снова начала подниматься.Элен поднялась и поспешила к двери.— Можно мне поговорить с ней, прежде чем она снова уснет?— Извините, — доктор встал и покачал головой. — Температура начала подниматься через двадцать минут после вашего ухода, и, чтобы облегчить боль, я дал мисс Марлоу снотворное.— О Боже! — упавшим голосом произнесла Элен. — И сколько же она еще будет страдать?— Не знаю, — тихо ответил доктор и взял Элен за руку. — Почему вы не позволяете мне отвезти вас домой? Поверьте, что сейчас вы ничем не можете помочь. Она спит.— Я ... я просто хочу взглянуть на нее.— Хорошо, только пусть вас не пугает ее внешность. Для того, чтобы снять энцефалограмму, мы были вынуждены постричь ее почти наголо. * * * Элен закрыла дверь своего кабинета и подошла к столу, на котором лежали эскизы костюмов для нового фильма. Она должна была их утвердить. Она включила свет и подошла к бару. Достав бутылку, Элен кинула в стакан несколько кубиков льда и залила их виски. Потом вернулась к столу, села и стала рассматривать эскизы, потягивая виски. Она нажала кнопку в ручке кресла, и под потолком загорелась лампа, свет от которой падал прямо на рисунки. Она развернулась в кресле к манекену на возвышении слева от стола и стала представлять, как бы на нем выглядело платье.На глаза навернулись слезы. Казалось, что перед ней стоит Рина. Свет лампы падает на ее длинные белокурые волосы — те белокурые волосы, что были клочьями разбросаны на подушке рядом с ее стриженой головой.— Зачем ты сделал это, Господи! — сердито крикнула она в потолок. — Почему всегда гибнет красота, разве в мире мало уродства?Слезы ручьем лились из ее глаз, и сквозь них она видела Рину, стоящую на пьедестале в блестящем белом шелке.Это было давно, пять лет назад, а белый шелк был свадебным платьем. Вскоре после этого Рина вышла замуж за Неваду Смита. 15 Свадьба предполагалась скромной, но постепенно превратилась в грандиозное рекламное представление, доселе не виданное в Голливуде. И все из-за того, что Дэвид Вулф наконец затащил в кровать рыжеволосую статистку, у которой была небольшая роль в «Предателе».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69