А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


После обмена несколькими ничего не значащими любезностями между ними возникла приятно волновавшая близость. Жале с удовольствием отметила про себя, что незнакомец вблизи ещё более привлекателен. Да, это был настоящий мужчина!
– Что желает выпить уважаемая ханым? – спросил Мазхар.
– Вина!
Она переглянулась с хозяином. В его взгляде не было обычной суровости. По каким-то едва уловимым признакам Жале поняла, что хозяин приказывал ей: «Сделай всё, чтобы гость остался доволен. У нас с ним есть дела». Жале взмахнула ресницами, давая понять хозяину, что всё сделает как надо.
Как только они остались вдвоём, девица придвинула свой стул к стулу гостя.
– А не лучше ли нам перейти в один из кабинетов?
Он кивнул. Стоявший неподалёку с дежурной улыбкой на лице расторопный гарсон тотчас стал переносить приборы.
Когда хозяин бара вернулся, в зале уже никого не было. «Значит, девица пришлась адвокату по вкусу», – решил он. Это устраивало его во всех отношениях. Если будет на то воля аллаха, Мазхар-бей влюбится в Жале. А уж она сумеет сделать его завсегдатаем бара.
– Вам не нравится вино? Я вижу, вы пьёте без всякой охоты, – сказал Мазхар, поглаживая руку Жале. Она отняла руку и прижала её к сердцу.
– Я не хотела бы вводить вас в излишние расходы.
«Да, может, хозяин не возьмёт с меня ни куруша, ведь я взялся вести его дело», – мелькнуло в голове у Мазхара. Однако гордость мгновенно заставила его отказаться от этой мысли.
– Ну а вам-то от этого какой ущерб?
– Мерси! Но я вообще не люблю вино. По-моему, король всех напитков – ракы.
– О, ракы! – встрепенулся Мазхар и хотел было подняться.
– Не торопитесь, – потянула его за рукав Жале. – У нашего хозяина всегда один ответ: «запрещено!»
– Я адвокат вашего хозяина, – доверительно сказал Мазхар.
– Ах, вот как! – протянула Жале и сразу сменила тему разговора: – Вы, надеюсь, женаты?
– К сожалению, – поморщился Мазхар.
– К сожалению? Странно! Вы недовольны своей женой?
Мазхар спохватился. Было просто неловко посвящать женщину, с которой он только что познакомился, в свои домашние дела…
– Гарсон, дружок!
– Что прикажете, эфенди? – мгновенно подлетел тот.
– Не сможешь ли ты достать для нас бутылочку ракы?
– В нашем баре запрещается… Но только не для вас, конечно… Одним словом, будет исполнено, – сказал он, подобострастно улыбаясь. И, наклонясь к уху Мазхара, прошептал:
– Я приятель Рызы.
– Какого Рызы? – не сразу понял Мазхар.
– Да того самого, который живёт напротив вашего дома.
– А-а! Рыза-эфенди! Так что же?
– Поскольку вы у нас, эфенди, не забудьте, пожалуйста, переговорить с хозяином. Ведь вы обещали. А у нас как раз есть одно свободное место.
– Хорошо! Только напомни мне ещё разок.
– Слушаюсь, эфенди!
Гарсон опрометью кинулся выполнять заказ. Жале не забыла о том, что не получила ответа на свой вопрос.
– Простите, вы, кажется, сказали, что не совсем довольны своей супругой?
Долгие годы Мазхар запрещал себе говорить с кем-нибудь о своих семейных делах. Но сейчас, под влиянием выпитого, подумал, что можно нарушить этот запрет.
Услышав его исповедь, Жале воскликнула:
– Как похожи наши судьбы, Мазхар-бей! – И, глубоко вздохнув, продолжала: – Я, как и вы, не смогла поймать птицу счастья… Мой муж был маленьким, тщедушным, трусливым. Муравья не обидит. Вся радость жизни для него состояла в том, чтобы в одной из самых больших мечетей Стамбула ежедневно совершать все пять намазов. Да ещё поиграть в тавла. Всему остальному он не придавал никакого значения. Я была для него служанкой и значила для него не больше, чем стол, стул, сундук – словом, чем какая-нибудь мебель. Я была товаром, за который он заплатил деньги, и мне надлежало делать только то, что прикажут.
Представьте себе жизнь затворницы. Даже окна наши были забраны решёткой. Выходить на улицу мне разрешалось лишь изредка и, конечно, закутанной с головы до пят в чаршаф. Меня всегда сопровождала свекровь, и была она такой же, как и её сын. Направо не смотри – грех, налево не смотри – грех! Лица не открывай! Не смейся! А между тем я… Я была создана человеком, жаждавшим общения с людьми, жаждавшим свободы.
Конец вы можете себе представить без труда, Мазхар-бей.
– Почему же вы не вернулись к своему отцу?
– Я вернулась, – сказала Жале, и по её щекам скатились две прозрачные капли. – Но дверь захлопнули перед моим носом. Отец ничем не отличался от мужа, если дело касалось религии или семейной чести.
Они проговорили до поздней ночи, забыв об окружающем, и даже ни разу не потанцевали.
Наконец Мазхар решился задать вопрос, который долго вертелся у него на языке:
– Как вы попали сюда?
В огромным зелёных глазах Жале вспыхнули огоньки.
– Попала? О нет, – запротестовала она. – Я поступила в бар по собственному желанию.
– В таком случае простите, беру свои слова на зад. Но скажите, однако, что побудило вас…
– Возможно, сыграло роль желание вознаградить себя за те годы, которые я прожила со своим никчемным, немилым мужем… Но, вообще говоря, то была простая случайность.
Жале отпила немного из рюмки. Её глаза подёрнулись дымкой, взгляд стал рассеянным. Думая о чём-то своём, она принялась расправлять складки измявшегося платья и провела рукой по груди. По телу Мазхара пробежала огненная волна.
– А что было потом? – спросил он глухим, прерывающимся голосом.
– Потом?.. Даже не знаю… Иногда мне становится грустно. Особенно по ночам, когда я прихожу из бара в свою комнату. Я бросаюсь на кровать и плачу. Нет, не о такой жизни я мечтала! Моя бедная мамочка частенько говорила: «Стисни зубы, дитя моё, Нериман! Аллах милостив, всё кончится хорошо».
– Так ваше настоящее имя Нериман?
– Да.
– Разрешите мне называть вас этим именем.
– Прошу вас. Это доставит мне удовольствие.
– Однако вы ещё не рассказали, как же кончилась ваша семейная жизнь.
– Я долго слушалась материнских советов и старалась покрепче стиснуть зубы. Терпела недели, месяцы, годы… Потом поняла, что можно сломать зубы, но судьбы этим не изменишь. От неё нечего было ждать. И однажды восстала. Вот как случилось, что я покинула мужа…
– Чем занимался ваш муж?
– Муж был очень богат. Он держал в Султанхамаме большой магазин тканей. И работал, работал, не покладая рук, чтобы стать ещё богаче. Для чего? Вряд ли он мог бы ответить на этот вопрос. А к чему мне было это богатство? Для меня счастье заключалось не в деньгах. Ведь я любила жизнь и тянулась к её радостям. Я мечтала о том, чтобы муж заключил меня в объятия, от которых захватило бы дух. А он… с первой брачной ночи, едва ложился в постель, как поворачивался ко мне спиной и храпел до рассвета.
– Он был стар?
– Вовсе нет! Ему не было и тридцати. Уж таким, видно, он на свет родился. Но я поняла всё это много позднее…
Их взгляды встретились.
– Да, это была женщина в образе мужчины, – словно читая его мысли, сказала Жале и залпом выпила рюмку.
В дверях появилась физиономия улыбающегося гарсона.
– Не надо ли чего господину?
Мазхар вспомнил о Рызе и сказал:
– Я не забыл о твоей просьбе.
Гарсон удалился.
– Наши судьбы очень схожи, – повернулся Мазхар к Жале. – То, чего вы не нашли в своём муже, я искал и тоже не нашёл в своей жене. Но вот вы, вы та женщина, о которой я мечтал.
– Мерси!
Дверь снова приоткрылась, показалась коротенькая сухонькая фигурка хозяина бара. Не успел он усесться за их столик, как опять появился гарсон. «Этот малый выбрал подходящее время», – подумал Мазхар и повернулся к хозяину:
– Послушай, я хотел обратиться к тебе с просьбой.
– С просьбой? – с деланным изумлением спросил смуглый сухощавый человечек. – Ко мне? Ну и скажете! Приказывайте, дорогой!
– Благодарю! Так вот, есть у меня сосед. Человек хороший. Вполне заслуживает доверия. Недавно попросил он меня помочь ему в одном деле. Говорит, будто у тебя свободно место гарсона.
– Это не Рыза ли? – засмеялся хозяин.
– Откуда ты знаешь?
– Есть дружки у него в моём баре. Они мне все уши прожужжали. А теперь, значит, и до вас добрались?
– Но он хороший человек.
– Да хоть бы и плохой, достаточно того, что вы печётесь о нём.
– Спасибо тебе. Так можно сказать, чтобы он завтра пришёл?
– Пусть приходит когда угодно и приступает к работе.
Мазхар подмигнул вертевшемуся вокруг них гарсону: дело, мол, сделано. Того тут же как ветром сдуло – помчался поделиться новостью со своими дружками.
Мазхар выпил рюмку с хозяином бара. Совсем захмелев, он решил, что пора уходить. К тому же было очень поздно.
На улицу он вышел в самом радостном настроении. В сердце его водворилась прелестная Жале, а от головной боли и тоски не осталось и следа.
– Домой! – крикнул Мазхар, прыгнув в свободный фаэтон.
– Слушаюсь, Мазхар-бей!
Дорогой он размечтался. Вот если бы его женой была Жале, то есть Нериман! Она встречала бы его у дверей и заключала в объятия. О… Нериман необыкновенная женщина! Не то что жена, которая, кажется, не знает других слов, кроме: «как прикажете», «что вам будет угодно». Хоть бы раз попыталась проявить свою волю, возмутиться наконец, когда несправедливо обижают… И на женщину-то не похожа. Ни кокетства, ни капризов… Даже никаких желаний нет…
Мазхар закурил. Ах, если бы его женой была Жале! Она-то сумела бы поладить с матерью, а та не смогла бы устоять перед красотой Жале и полюбила бы её… Как знать, быть может, мать плохо обращается с Назан потому, что она безответна и покорна до отвращения?
У дома Рызы Мазхар остановил фаэтон и, рассчитавшись, направился к двери соседа. «А прилично ли в такой поздний час будить людей?» – усомнился было он, собираясь постучать. Однако тут же упрекнул себя: «Ну что я за человек? Вечные сомнения: правильно – неправильно, хорошо – нехорошо. Хорошая весть всегда ко времени!» – И он с силой застучал кулаком в ветхую дверцу.
Никакого ответа. Но вот в окошке, завешенном тряпкой, появился слабый свет. Женский осипший голос спросил:
– Кто там?
– Это я, ваш сосед, Мазхар.
Покосившийся домишко, казалось, заходил ходуном. Послышался топот босых ног и какой-то шум. Должно быть, торопились убрать постель.
Вскоре тяжело дышавший Рыза распахнул дверь:
– Пожалуйте, эфенди! Прошу вас! – суетился он вокруг гостя. – Сейчас приготовим кофе…
– Нет! – отмахнулся Мазхар. – Не нужно. Поздно уже, спать хочется. Но я не был уверен, что утром увижу тебя, вот и решил разбудить сейчас. Прошу прощения за беспокойство!
– Помилуйте, эфенди! Какое беспокойство? Спасибо за честь, – бормотал всё ещё тяжело дышавший Рыза, подобострастно кланяясь.
– Завтра можешь приступать к работе в баре. Твоё дело улажено.
– Да пошлёт вам аллах счастья, эфенди! Да обратит он камень в руке вашей в золото!..
– Это было не так уж трудно, дорогой! – сказал Мазхар. – Ну а теперь спокойной ночи!
– До свидания, эфенди! Да пошлёт аллах счастья вашим детям! Да превратит он камень в руках ваших…
Но Мазхар уже шагал к своему дому. Он вошёл в переднюю, поднялся по лестнице. В комнате матери ещё горел свет. Мазхар замедлил шаги и остановился. «Может, зайти, попробовать помириться?» Но он тут же отказался от этой мысли: «Нет, не время». Сердце его было переполнено счастьем от встречи с Жале. Он побрёл в спальню и не успел переступить порога, как – о чудо! – Назан повисла у него на шее…
6
Назан и сама не понимала, как это случилось. Она так боялась, что муж осудит её порыв. Вдруг он подумает: «Какая навязчивая женщина!»
Она была убеждена, что всё дозволено только мужчине. А женщина должна безропотно исполнять любые его желания. Ведь мужчина, муж – это маленький бог… Вот он лежит рядом с ней. В тусклом свете привернутой лампы она видит его улыбающееся лицо и мерно вздымающуюся грудь… Он спокоен, а её грызут сомнения. Эх, если бы можно было узнать, что он подумал, когда она бросилась ему на шею.
Осторожно повернувшись спиной к мужу, Назан закрыла глаза. Что же она натворила? Ведь тётя не раз говорила ей: «Смотри, дочка, знай своё место, не надоедай мужу. Чем скромнее женщина, тем сильнее она привяжет к себе мужчину».
Назан вздохнула. Наверно, она допустила ошибку… Впрочем, он был пьян… До утра может забыть. А если не забудет? Если утром спросит: «Чего ты ко мне приставала?» Что ответить?..
Она уснула лишь на заре, когда запели петухи. Во сне Назан увидела Мазхара. Они были с ним в спальне. Тут же сидели свекровь и сынишка. Мазхар сердито спрашивает её: «Что это было с тобой ночью? Отвечай!» А свекровь спешит подлить масла в огонь: «Аллах, милостивый! Вот до чего довелось дожить! Да разве порядочная женщина станет вешаться мужу на шею?»
Вот они хватают её за руки и хотят выбросить из дому. Она плачет, умоляет пощадить… Но всё напрасно!
Вдруг слышится барабанный грохот… Она просыпается в холодном поту. В дверь стучат кулаками. Назан вскакивает, бежит. Свекровь!
– Что случилось? Чего ты вопишь на весь дом?
Покраснев до корней волос, Назан опускает голову.
– Значит, это был кошмарный сон? Она кричала…
– Я совершала намаз и вдруг слышу – кто-то кричит. Подумать только, из-за тебя мне пришлось прервать молитву…
– Что тут происходит? – просыпаясь, спросил Мазхар.
– Кто вас знает! Твоя жена голосила на весь дом, словно её рвут на части.
– Кого?
– Я же сказала – твою жену.
– Ах, это ты кричала, Назан?
– Да, наверно, я со сна, – тихо пролепетала Назан, готовая провалиться сквозь землю. – Мне снилось…
Мазхар взял с комода сигареты, закурил. Он тоже провёл неспокойную ночь. Ему пригрезилась Жале. Он был ещё весь во власти сна и даже не слыхал, как шипела мать:
– Безумная женщина! Орёт, словно её режут. Виданное ли это дело?
Мазхар продолжал курить.
«Ах, вот как! – рассердилась Хаджер-ханым. – Я стою у его постели, а он даже не предложит мне сесть!»
Возвратясь в свою комнату, Хаджер-ханым хлопнула дверью. В утренней тишине, казалось, грянул орудийный выстрел.
Вскоре из её комнаты послышались громкие вопли и проклятья. Хаджер-ханым выла, словно раненый зверь.
Мазхар вскочил с кровати.
– Что за утро! Чего она опять хочет?
– Да ослепит тебя аллах на оба глаза, – кричала Хаджер-ханым, – да сделает он тебя нищим! Стоять тебе возле мечети с протянутой за подаянием рукой! Пусть взыщет с тебя аллах за труды мои! Будь ты проклят!
У Мазхара лопнуло терпение. Загасив сигарету, он бросился в комнату матери.
– Что с тобой? Кто тебя обидел ни свет ни заря?
Хаджер-ханым скинула с ног шлёпанцы и запустила их в сына.
– Вон отсюда, бессовестный! Чтоб тебя скрючило!
Шлёпанцы стукнулись о косяк двери возле самой головы Мазхара.
– Несчастный! Ведь я твоя мать. Жену сможешь найти и другую – женщин сколько угодно. А мать у тебя одна! Будь ты хоть падишахом, а не адвокатом, всё равно вот эти руки стирали твои пелёнки…
– Да в чём же, наконец, я провинился?
– Он ещё спрашивает! Я стояла чуть не у самых твоих ног, говорила с тобой, а ты? Словно меня там и не было!
«Так вот оно что!» – горько усмехнулся про себя Мазхар. А он-то думал, что совершил какой-то серьёзный проступок.
– Клянусь аллахом, когда ты вошла, я ещё не совсем проснулся. Я не мог прийти в себя от удивительного сна… Прости меня!
Хаджер-ханым немного смягчилась.
– Конечно, я знаю, что ты виноват не столько сам сколько… Одним словом, ты находишься под влиянием… – Она понизила голос: – Закрой-ка дверь и присядь вот сюда. Я долго не решалась, всё говорила себе: «Не вмешивайся! Это ни к чему хорошему не приведёт». Но… болит у меня душа…
Прикрыв дверь, Мазхар сел рядом с матерью. Под глазами Хаджер-ханым растеклась тушь. Она посмотрела на сына долгим взглядом и наконец сказала:
– Мазхар! Такой матери, как я, больше нет!
– Да я и не сомневался…
– Нет, ты послушай! Бывало, палец ушибешь, а у меня уже сердце колет… Всегда обо всём подумаю, всё предусмотрю до мельчайших подробностей.
– Ну, это известно, дорогая.
– Помолчи, не перебивай меня! Сейчас услышишь то, о чём тебе ничего не известно.
Мазхар умолк.
– Вот вчера отправился ты на прогулку с женой и сыном. Хорошо! А обо мне подумал? Сидела я здесь в одиночестве, перебирала чётки и молила аллаха: да сделает он так, чтобы люди не осудили тебя… Все меня спрашивают: «Уважает ли тебя сын?» Я отвечаю: «Слава аллаху!» Но если бы я сказала, что мой сын вовсе и не думает ни о ком, кроме своей жены и ребёнка, тебя попросту освистали бы.
Говоря всё это, мать не сводила с него глаз. Мазхару было не по себе от этого неотступного взгляда, но он сдерживался, ожидая, чем всё это кончится.
Хаджер-ханым вновь принялась за свое:
– Я всё тебе скажу начистоту. Вот сижу со вчерашнего дня без еды. А ты, мой сын, даже не поинтересовался, как я себя чувствую, может, хочу есть или пить?
– Дорогая мамочка! Какой об этом может быть разговор? Ведь мы одна семья, мой дом – твой дом. Разве нас что-нибудь разделяет?
– Да, разделяет! Разделяет твоя жена, моя невестка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33