«Ну, а что это даст? А если я совсем потеряю Мазхара?» Хаджер-ханым вздрогнула. Ведь она и в самом деле может его потерять. И тогда та, другая, полностью завладеет им…
Кто знает, что тогда будет. Её перестанут уважать, никто не назовёт её «мать господина адвоката». Чего доброго, с ней опять начнут обращаться как с прачкой…
Нет, нет, в этом городе никто не знает, что она стирала чужое бельё! Но сама она этого не забыла. Она хорошо помнит, что ей пришлось испытать в те дни… И это уже не повторится! Никогда она не вернётся к корыту, никогда не будет жить в каморке с подслеповатым окошком, в подвале чужого дома!
Разве мало тех мук, которые она перенесла ради своего сына? Она отдала ему всё, всё… И что же?
Затесалась к ним в дом эта девица без роду и племени, и всё пошло прахом. Каким почтительным, нежным, ласковым сыном был Мазхар. Бывало скажет «мамочка», и кажется, будто пролетела стая щебечущих ласточек. А уж когда улыбнётся, сердце так и растает… Всем делился он с матерью. Она знала о том, какие дела он вёл, сколько зарабатывал, знала его планы… Сын не делал ни одного шага, не посоветовавшись с ней. Мусорного ведра и то бывало не купит без её согласия… Но как-то всё изменилось.
Теперь он глаз не сводит с этой ничтожной женщины и только думает, как бы остаться с ней наедине… И зачем он только женился!
Дверь распахнулась. Хаджер-ханым уголком глаза взглянула в зеркало. Это был сын. Он улыбался и протягивал к ней руки.
Нет, нет, она так легко не сдастся!
– Оставь меня! – взвизгнула Хаджер-ханым и с плачем бросилась на тахту.
Мазхар подождал, пока она успокоится, присел на край тахты и положил голову ей на плечо.
Хаджер-ханым с раздражением оттолкнула сына:
– Не мать я тебе! Нет у меня сына! Никого, ни кого у меня нет на этом свете! Иди к своей любимой жене и сыночку. Зачем тебе мать? Ведь это она, же на, тебя родила и вырастила, вот и иди к ней! А меня оставь на волю аллаха. Давно вижу, что лишняя в этом доме. Торчу, словно пень, между вами.
В комнату неслышно вошёл Халдун и осторожно прижался к бабушке. Назан стояла у приоткрытой двери, не решаясь войти: а вдруг свекровь прогонит? Она робко взглянула на мужа. Тот кивнул «входи». Пересилив себя, Назан переступила порог.
– Мамочка, позвольте… – едва слышно прошептала она, припадая к руке свекрови.
Хаджер-ханым метнула на неё взгляд, полный злобы, и закричала:
– Прочь отсюда, потаскуха! Не постеснялась ко мне вломиться да ещё руку целовать хочешь!
В глазах у Назан потемнело. Глотая слёзы, она вышла из комнаты.
Мазхар не знал, как поступить: остаться или уйти.
– Ну что, довольна? – с горечью спросил он, холодно взглянув на мать.
– Да, довольна!
– Жаль. Не к лицу тебе такие поступки!
– Ну вот, теперь он учить меня вздумал.
Оставшись одна, Хаджер-ханым дала волю злорадству. Наконец-то ей удалось при сыне сказать невестке слова, которые столько раз были готовы сорваться с языка! Теперь она облегчила сердце.
Старуха подошла к застеклённой двери и приподняла занавеску. Ей было видно всё, что происходит в столовой. Мазхар сидел за столом, обхватив голову руками.
«Ага, задумался! Верно, крепко задело. Так тебе и надо!» Она взглянула на невестку. Печальное лицо Назан, казалось, стало ещё красивее. И всё закипело в груди у Хаджер-ханым.
«Да разве она красивая? – попыталась старуха успокоить себя. – Это глаза меня обманывают. Вот я действительно была красавицей! Сколько лет заставляла бегать за собой судью и мужа! А как был влюблён в меня белокурый офицер! Да если бы я не была так хороша, разве муж принял бы меня назад?»
Она ещё немного приподняла край занавески. «Ишь как обхаживает мужа! А он тоже хорош! Ведь не маленький, мог бы обождать, пока не подадут ребёнку. Я бы на его месте не дотронулась до еды, пока не положат ребёнку. Эх-хе-хе! Мужчина – всегда мужчина. Нет, вы только посмотрите, до сих пор ребёнку не положила! Ну и мать! Чтоб ей сквозь землю провалиться!»
Обед проходил в тягостном молчании. Но и муж и жена думали об одном и том же. Разве это жизнь? Ради чего они должны так страдать? Ведь весь этот скандал не стоил и выеденного яйца. Что за беда, если они пошли поговорить в спальню?
К концу обеда настроение у Мазхара совсем испортилось, и он предложил Назан прогуляться, подышать свежим воздухом.
По лицу жены пробежала тень сомнения.
– Было бы неплохо пригласить на прогулку… – неуверенно проговорила Назан и показала глазами на комнату свекрови.
– С какой стати? Уж не за то ли, что она так вела себя с нами?
– Тише! Услышать может.
– И пусть услышит! Мы ведь с ней пуповиной не связаны, – отрезал Мазхар, поднимаясь из-за стола.
Немного погодя, не сказав матери ни слова, они вышли из дому. Хаджер-ханым едва не задохнулась от ярости. Подбежав к окну, выходившему на улицу, она увидела, что сын и невестка садятся в фаэтон. Вот Мазхар взял Халдуна на колени, извозчик опустил верх и, усевшись на козлы, стегнул лошадей. «Какая наглость! Даже не попрощались!.. Конечно, чего и ждать мне впредь, если невестка научилась так ловко настраивать сына против матери. Но она у меня дождется! Я ей покажу – этой…»
Когда фаэтон скрылся из виду, Хаджер-ханым вновь возвратилась к занимавшей её мысли: «Зачем всё-таки они закрывались в спальне средь бела дня? Неужто так сильно любят друг друга? А может, что-то скрывают или прячут?»
На цыпочках, словно в пустом доме её мог кто-то услышать, Хаджер-ханым вышла из комнаты, прошла через переднюю и толкнула дверь спальни. В нос ей ударил запах духов. «Можно подумать, что в своей хибарке в районе Сулеймание она только и делала, что душилась, эта голодранка!» – прошипела Хаджер-ханым и внимательно оглядела комнату: широкая двуспальная кровать, яркое пикейное покрывало, на стене, рядом с кроватью, фотография Назан-невесты. От всего веяло покоем и уютом.
Но вот взгляд её остановился на сундуке, обтянутом верблюжьей кожей. И сердце словно ножом полоснула ревность. Этот красивый сундук сын ещё в прошлом году привёз жене из Стамбула. Хаджер-ханым погладила ладонью шероховатую обивку. Если бы не было ненавистной невестки, сундук принадлежал бы ей. Она попыталась приподнять крышку. «Заперт? Нет, открыт!»
Сундук был полон: свёртки, узлы, разноцветные шёлковые и ситцевые ткани с яркими цветами… Но ей были знакомы все эти вещи. Надо посмотреть получше, может, они что-нибудь купили и скрыли от неё? Возможно, сын делал это уже не раз, а она и не подозревала.
Хаджер-ханым потрогала один из свёртков и уже собралась было вытащить его, но вдруг остановилась: «Не нарочно ли невестка оставила сундук незапертым? Наверно, сказала Мазхару: «Посмотри, как здесь всё уложено. А когда вернёмся, давай проверим, не шарит ли у нас в сундуке мать?»
Хаджер-ханым отдёрнула руку. От такой дряни всего можно ожидать! Умеет прикидываться. Когда её ругают, опустит голову и молчит. «Смотри, мол, какая плохая у тебя мать. Оскорбляет меня, а я всё терплю».
Хаджер-ханым снова взорвалась: «Значит, невестка нарочно оставила сундук открытым? Ну и пусть!» Разве она боится этой твари? Выхватив из сундука первый попавшийся свёрток, она отстегнула булавку и развернула его. Блузки, бельё, полотенца… Точно такие же сын покупал и ей. Она вытянула другой узелок. Что-то брякнуло об пол. Синий бархатный футляр? Хаджер-ханым быстро открыла крышку: на золотом перстне, вложенном в лунку, сверкал и переливался всеми цветами радуги крупный бриллиант.
Ей стало дурно, и она грузно осела на пол подле раскрытого сундука. Значит, сын тайно купил драгоценный перстень этой голодранке, этой ленивой размазне, которая не может связать двух слов!
Хаджер-ханым не могла оторвать взгляда от камня, голова её кружилась, в глазах плыли круги. Теперь она не сомневалась, что невестка совсем завладела её сыном. Не сегодня-завтра она станет здесь полновластной хозяйкой и вытравит из сердца сына любовь и уважение к матери…
Глаза Хаджер-ханым наполнились слёзами. Сколько Мазхар заплатил за перстень? Наверно, он стоит уйму денег. «Выклянчила у мужа, бесстыжая!.. А может, он сам ей подарил? Будет теперь похваляться перед всеми: «Вот как муж меня любит! Я для него – всё, а мать – ничто!»
Она попыталась надеть перстень на безымянный палец. Но палец был слишком толст. Тогда она примерила перстень на мизинец. В самый раз! Сердце её зашлось от зависти. Значит, у невестки безымянный палец не толще её мизинца!.. Какой, однако, красивый перстень!
Никогда в жизни у неё самой не было ничего подобного. Ни муж, ни любовники, ни даже сын не покупали ей таких драгоценностей. Ах, как же захотелось Хаджер-ханым, чтобы этот перстень подарили ей…
Внезапно раздался стук – кто-то барабанил кольцом во входную дверь. Хаджер-ханым быстро сунула перстень в футляр, захлопнула крышку и швырнула его в сундук. Потом побросала туда свёртки и узлы и вышла из спальни.
Кто бы это мог быть? Она выглянула в окно. Ах, да это соседка Наджие… Хаджер-ханым сразу успокоилась и открыла дверь.
Наджие, прибежавшая в шлёпанцах на босу ногу, не захотела подниматься наверх.
– Я увидела, – сказала она, жуя сакыз, – что ваш сын и невестка поехали на прогулку, и очень удивилась: почему они оставили вас дома?
Хаджер-ханым вновь почувствовала укол ревности.
– Они приглашали меня, но я сама не захотела.
– Почему же, госпожа? Погуляли, развлеклись бы немного…
– Аллах с тобой! Я и так не скучаю, моя милая. Это не в моих правилах. Да ты поднимись, Наджие, посиди у меня.
– Нет уж, вы извините, я пойду.
– Конечно, дорогая, пойдёшь… Только поднимись на минутку.
Наджие зашлёпала босыми ногами по ступенькам. Они вошли в гостиную. Хаджер-ханым усадила соседку и уселась сама.
– Вот что, дочь моя…
– Простите, Хаджер-ханым, Мазхар-бей уже обещал помочь моему мужу…
– Ах да! Но я даже не успела поговорить с сыном. Тут у нас ссора произошла… Скажи, дочь моя, ты, например, средь бела дня пошла бы в спальню со своим мужем? Виданное ли это дело? Как же надо низко пасть женщине, чтобы допустить…
«Конечно, пошла бы, – усмехнулась про себя Наджие. – А почему бы и нет? Разве спальня днём запирается на замок?» Но вслух сказала:
– Да, мой говорил об этом. Какой позор! На глазах у свекрови, средь бела дня войти в спальню! Просто немыслимо!
– Но думаешь, они просто так? Я выведала, в чём тут дело, меня не проведешь!
– А что же за причина такая? – вкрадчиво спросила Наджие.
– Причина? Пойдём – увидишь!
Охваченная любопытством Наджие последовала за старухой. Они вошли в спальню. Здесь было очень уютно. Кровать, покрытая нарядным одеялом, на полу ворсистые паласы… Именно о такой красиво убранной опрятной комнате мечтала Наджие. У неё даже под ложечкой засосало от зависти.
Хаджер-ханым откинула крышку сундука и вытащила из вороха узлов синий бархатный футляр.
– Вот смотри! – она протянула футляр Наджие на дрожащей от волнения ладони.
Наджие ослепил блеск драгоценного камня. Она более не видела ни нарядной комнаты с роскошной кроватью и паласами, ни старухи.
– Как же Мазхар-бей любит свою жену! – только и могла прошептать она.
По лицу Хаджер-ханым пошли бурые пятна. Только сейчас она спохватилась: зачем было показывать перстень посторонней женщине? Ведь Наджие наверняка подумает, что Мазхар больше любит жену, чем мать.
Старуха захлопнула футляр и с сердцем швырнула его в сундук.
«Нет, – думала Наджие, перед глазами которой всё ещё сверкал драгоценный камень, – что бы ты ни говорила, старая госпожа, а сын твой, видно, крепко любит свою жену». И она вздохнула – ведь её никогда так не любили… А чего в ней недоставало? Если она и не так красива, как Назан, то всё же молода и совсем, совсем не дурна. Правда, немного худовата… Но что из того? А ведь муж ей не только бриллиантового перстня, но даже колечка с простым камушком никогда не купил…
Хаджер-ханым продолжала о чём-то с жаром говорить. Наджие видела, как на её полной шее вздувались синие жилы, но ничего не слышала. Ею безраздельно владели мысли о богатом подарке, сделанном другой женщине. Ах, почему же её муж не приносил такие подарки?.. Почему она должна довольствоваться только его ласками? Да и что это были за ласки?..
Она вспомнила тонкие, словно плети, руки мужа с набухшими венами. Обычно он возвращался домой поздно ночью совсем пьяненький. Пошатываясь, он едва добирался до кровати, валился, как сноп, отворачивался к стене и тотчас засыпал. А ведь Рызе нет ещё и сорока. Что же будет, когда ему стукнет шестьдесят?
– Так-то вот! – услыхала она вдруг голос Хаджер-ханым и быстро спохватилась.
– Ваша правда.
– …и если я не внушу сыну, что его жена никудышная бабёнка, пусть никто не назовёт меня больше Хаджер-ханым! Пришла к нам в дом эта голодранка, эта потаскушка из Сулеймание и госпожу из себя корчит. А ведь не она, а я родила Мазхара, я растила его, не жалея сил, выкормила его, сама недоедала. Я, я, а не она!
– Правильно, тётушка.
– Можно подумать, что она привыкла носить бриллиантовые перстни в отчем доме! Ха-ха! Да и во сне-то она их там не видела! И чем только приворожили моего сыночка? Мало всего, так он теперь и в долги, наверно, залез. Я тоже женщина. И у меня были мужья. Настоящие мужчины. Из таких, что и в дверь не пройдут! Но я никогда не заставляла их залезать в долги!
Хаджер-ханым разволновалась, сердце гулко стучало у неё в груди. Она пошла в кухню и жадно выпила стакан холодной воды.
– Уж не околдовала ли она вашего сына? – стоя за её спиной, вкрадчиво спросила Наджие.
Выражение лица у Хаджер-ханым мгновенно изменилось. Она часто закивала головой.
– Дело говоришь, Наджие. Так оно, должно быть, и есть! Ну и умница же ты! А я вот не додумалась…
– Одна моя знакомая повитуха – её зовут Хюсне – говорит, что в городе есть какой-то ходжа, амулеты заговорённые продаёт, по пятьдесят курушей. Может, ваша невестка и водится с колдунами? Ведь так, ни с того ни с сего не заставишь человека залезть в долги, купить дорогой перстень, да ещё прятать его от матери.
У Хаджер-ханым заблестели глаза.
– Ты права, Наджие. Мазхар никогда не был таким. Мне ли не знать своё дитя. Он без меня бывало куска хлеба в рот не возьмёт!
– По-моему, надо скорее разыскать Хюсне. Сунуть ей пару лир – пусть сходит к этому ходже. Может, он научит, как разрушить чары, которыми невестка околдовала вашего сына?
– А ты возьмёшься за это дело?
– О тётушка, конечно! Вы не беспокойтесь. Если согласны, считайте, что дело сделано.
– Ты уж постарайся, Наджие. Мне бы и самой хотелось повидать бабку Хюсне…
– Ну, это уж лишнее. Она боится полиции. Я с ней поговорю, с глазу на глаз.
– Сколько бы это ни стоило, я согласна. Мой долг – спасти своё дитя от мотовства, от бессовестной жены. Наверно, она уже немало повытянула у него. А там, глядишь, в один прекрасный день скажет: «Прощайте! Оставляю вас на волю аллаха!» И пойдёт гулять по белу свету…
Наджие промолчала.
– Нет. Я не допущу грабежа в своём доме, не позволю ободрать моего сына, как луковицу! Просто грешно залезать в долги из-за какой-то голодранки.
5
– Надеюсь, что вам не пришлось залезать в долги, чтобы купить этот перстень? – спросила Назан.
– Нет, – ответил Мазхар. – Я давно хотел его купить, но ждал, пока в руках окажется достаточная сумма. Теперь дело сделано. Ну и пусть лежит себе в сундуке. Нечего беспокоиться. Ты-то мне досталась так дёшево! Вот этот перстень и будет тебе моим свадебным подарком…
Мазхар отпил глоток чаю.
Они сидели друг против друга в одном из семейных казино, которые начинали входить в моду.
Мазхар быстро воспринимал всё новое. Поэтому ему не казалось предосудительным прийти с женой в летний ресторанчик или в казино и выпить там чаю, кофе или даже ракы. Правда, многим это казалось ещё чем-то диким.
Люди, заходившие в казино, косо поглядывали на адвоката. Зачем приводить жену в такие места, где сидят мужчины? Виданное ли это дело?
Назан ощущала на себе косые взгляды и понимала, что их осуждают. Но она старалась не обращать ни на кого внимания. Раз так угодно мужу, она готова пойти не только в казино, а хоть на край света.
Назан радовалась подарку. Но она не привыкла проявлять свои чувства и сидела молча, потупив взгляд. Мазхар потерял всякую надежду как-то развеселить жену, увидеть на её лице выражение радости. Слишком уж она была сдержанной!
– Было бы лучше, – только и сказала Назан, – если бы вы показали перстень матери.
– Почему лучше? – строго спросил Мазхар.
– Не знаю… Она ведь всё-таки мать.
– Прежде всего, перестань обращаться ко мне на «вы». Я уже тысячу раз просил тебя об этом. И перестань заступаться за мою мать. Я знаю её лучше, чем ты.
Мазхар разнервничался, у него разболелась голова.
Всякий раз, когда он слышал от жены это «вы», ему начинало казаться, что между ними вырастает какая-то невидимая стена отчуждения. Зачем она это делала? Мазхар не видел в этом никакого умысла, но в то же время не мог подавить в себе чувство досады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Кто знает, что тогда будет. Её перестанут уважать, никто не назовёт её «мать господина адвоката». Чего доброго, с ней опять начнут обращаться как с прачкой…
Нет, нет, в этом городе никто не знает, что она стирала чужое бельё! Но сама она этого не забыла. Она хорошо помнит, что ей пришлось испытать в те дни… И это уже не повторится! Никогда она не вернётся к корыту, никогда не будет жить в каморке с подслеповатым окошком, в подвале чужого дома!
Разве мало тех мук, которые она перенесла ради своего сына? Она отдала ему всё, всё… И что же?
Затесалась к ним в дом эта девица без роду и племени, и всё пошло прахом. Каким почтительным, нежным, ласковым сыном был Мазхар. Бывало скажет «мамочка», и кажется, будто пролетела стая щебечущих ласточек. А уж когда улыбнётся, сердце так и растает… Всем делился он с матерью. Она знала о том, какие дела он вёл, сколько зарабатывал, знала его планы… Сын не делал ни одного шага, не посоветовавшись с ней. Мусорного ведра и то бывало не купит без её согласия… Но как-то всё изменилось.
Теперь он глаз не сводит с этой ничтожной женщины и только думает, как бы остаться с ней наедине… И зачем он только женился!
Дверь распахнулась. Хаджер-ханым уголком глаза взглянула в зеркало. Это был сын. Он улыбался и протягивал к ней руки.
Нет, нет, она так легко не сдастся!
– Оставь меня! – взвизгнула Хаджер-ханым и с плачем бросилась на тахту.
Мазхар подождал, пока она успокоится, присел на край тахты и положил голову ей на плечо.
Хаджер-ханым с раздражением оттолкнула сына:
– Не мать я тебе! Нет у меня сына! Никого, ни кого у меня нет на этом свете! Иди к своей любимой жене и сыночку. Зачем тебе мать? Ведь это она, же на, тебя родила и вырастила, вот и иди к ней! А меня оставь на волю аллаха. Давно вижу, что лишняя в этом доме. Торчу, словно пень, между вами.
В комнату неслышно вошёл Халдун и осторожно прижался к бабушке. Назан стояла у приоткрытой двери, не решаясь войти: а вдруг свекровь прогонит? Она робко взглянула на мужа. Тот кивнул «входи». Пересилив себя, Назан переступила порог.
– Мамочка, позвольте… – едва слышно прошептала она, припадая к руке свекрови.
Хаджер-ханым метнула на неё взгляд, полный злобы, и закричала:
– Прочь отсюда, потаскуха! Не постеснялась ко мне вломиться да ещё руку целовать хочешь!
В глазах у Назан потемнело. Глотая слёзы, она вышла из комнаты.
Мазхар не знал, как поступить: остаться или уйти.
– Ну что, довольна? – с горечью спросил он, холодно взглянув на мать.
– Да, довольна!
– Жаль. Не к лицу тебе такие поступки!
– Ну вот, теперь он учить меня вздумал.
Оставшись одна, Хаджер-ханым дала волю злорадству. Наконец-то ей удалось при сыне сказать невестке слова, которые столько раз были готовы сорваться с языка! Теперь она облегчила сердце.
Старуха подошла к застеклённой двери и приподняла занавеску. Ей было видно всё, что происходит в столовой. Мазхар сидел за столом, обхватив голову руками.
«Ага, задумался! Верно, крепко задело. Так тебе и надо!» Она взглянула на невестку. Печальное лицо Назан, казалось, стало ещё красивее. И всё закипело в груди у Хаджер-ханым.
«Да разве она красивая? – попыталась старуха успокоить себя. – Это глаза меня обманывают. Вот я действительно была красавицей! Сколько лет заставляла бегать за собой судью и мужа! А как был влюблён в меня белокурый офицер! Да если бы я не была так хороша, разве муж принял бы меня назад?»
Она ещё немного приподняла край занавески. «Ишь как обхаживает мужа! А он тоже хорош! Ведь не маленький, мог бы обождать, пока не подадут ребёнку. Я бы на его месте не дотронулась до еды, пока не положат ребёнку. Эх-хе-хе! Мужчина – всегда мужчина. Нет, вы только посмотрите, до сих пор ребёнку не положила! Ну и мать! Чтоб ей сквозь землю провалиться!»
Обед проходил в тягостном молчании. Но и муж и жена думали об одном и том же. Разве это жизнь? Ради чего они должны так страдать? Ведь весь этот скандал не стоил и выеденного яйца. Что за беда, если они пошли поговорить в спальню?
К концу обеда настроение у Мазхара совсем испортилось, и он предложил Назан прогуляться, подышать свежим воздухом.
По лицу жены пробежала тень сомнения.
– Было бы неплохо пригласить на прогулку… – неуверенно проговорила Назан и показала глазами на комнату свекрови.
– С какой стати? Уж не за то ли, что она так вела себя с нами?
– Тише! Услышать может.
– И пусть услышит! Мы ведь с ней пуповиной не связаны, – отрезал Мазхар, поднимаясь из-за стола.
Немного погодя, не сказав матери ни слова, они вышли из дому. Хаджер-ханым едва не задохнулась от ярости. Подбежав к окну, выходившему на улицу, она увидела, что сын и невестка садятся в фаэтон. Вот Мазхар взял Халдуна на колени, извозчик опустил верх и, усевшись на козлы, стегнул лошадей. «Какая наглость! Даже не попрощались!.. Конечно, чего и ждать мне впредь, если невестка научилась так ловко настраивать сына против матери. Но она у меня дождется! Я ей покажу – этой…»
Когда фаэтон скрылся из виду, Хаджер-ханым вновь возвратилась к занимавшей её мысли: «Зачем всё-таки они закрывались в спальне средь бела дня? Неужто так сильно любят друг друга? А может, что-то скрывают или прячут?»
На цыпочках, словно в пустом доме её мог кто-то услышать, Хаджер-ханым вышла из комнаты, прошла через переднюю и толкнула дверь спальни. В нос ей ударил запах духов. «Можно подумать, что в своей хибарке в районе Сулеймание она только и делала, что душилась, эта голодранка!» – прошипела Хаджер-ханым и внимательно оглядела комнату: широкая двуспальная кровать, яркое пикейное покрывало, на стене, рядом с кроватью, фотография Назан-невесты. От всего веяло покоем и уютом.
Но вот взгляд её остановился на сундуке, обтянутом верблюжьей кожей. И сердце словно ножом полоснула ревность. Этот красивый сундук сын ещё в прошлом году привёз жене из Стамбула. Хаджер-ханым погладила ладонью шероховатую обивку. Если бы не было ненавистной невестки, сундук принадлежал бы ей. Она попыталась приподнять крышку. «Заперт? Нет, открыт!»
Сундук был полон: свёртки, узлы, разноцветные шёлковые и ситцевые ткани с яркими цветами… Но ей были знакомы все эти вещи. Надо посмотреть получше, может, они что-нибудь купили и скрыли от неё? Возможно, сын делал это уже не раз, а она и не подозревала.
Хаджер-ханым потрогала один из свёртков и уже собралась было вытащить его, но вдруг остановилась: «Не нарочно ли невестка оставила сундук незапертым? Наверно, сказала Мазхару: «Посмотри, как здесь всё уложено. А когда вернёмся, давай проверим, не шарит ли у нас в сундуке мать?»
Хаджер-ханым отдёрнула руку. От такой дряни всего можно ожидать! Умеет прикидываться. Когда её ругают, опустит голову и молчит. «Смотри, мол, какая плохая у тебя мать. Оскорбляет меня, а я всё терплю».
Хаджер-ханым снова взорвалась: «Значит, невестка нарочно оставила сундук открытым? Ну и пусть!» Разве она боится этой твари? Выхватив из сундука первый попавшийся свёрток, она отстегнула булавку и развернула его. Блузки, бельё, полотенца… Точно такие же сын покупал и ей. Она вытянула другой узелок. Что-то брякнуло об пол. Синий бархатный футляр? Хаджер-ханым быстро открыла крышку: на золотом перстне, вложенном в лунку, сверкал и переливался всеми цветами радуги крупный бриллиант.
Ей стало дурно, и она грузно осела на пол подле раскрытого сундука. Значит, сын тайно купил драгоценный перстень этой голодранке, этой ленивой размазне, которая не может связать двух слов!
Хаджер-ханым не могла оторвать взгляда от камня, голова её кружилась, в глазах плыли круги. Теперь она не сомневалась, что невестка совсем завладела её сыном. Не сегодня-завтра она станет здесь полновластной хозяйкой и вытравит из сердца сына любовь и уважение к матери…
Глаза Хаджер-ханым наполнились слёзами. Сколько Мазхар заплатил за перстень? Наверно, он стоит уйму денег. «Выклянчила у мужа, бесстыжая!.. А может, он сам ей подарил? Будет теперь похваляться перед всеми: «Вот как муж меня любит! Я для него – всё, а мать – ничто!»
Она попыталась надеть перстень на безымянный палец. Но палец был слишком толст. Тогда она примерила перстень на мизинец. В самый раз! Сердце её зашлось от зависти. Значит, у невестки безымянный палец не толще её мизинца!.. Какой, однако, красивый перстень!
Никогда в жизни у неё самой не было ничего подобного. Ни муж, ни любовники, ни даже сын не покупали ей таких драгоценностей. Ах, как же захотелось Хаджер-ханым, чтобы этот перстень подарили ей…
Внезапно раздался стук – кто-то барабанил кольцом во входную дверь. Хаджер-ханым быстро сунула перстень в футляр, захлопнула крышку и швырнула его в сундук. Потом побросала туда свёртки и узлы и вышла из спальни.
Кто бы это мог быть? Она выглянула в окно. Ах, да это соседка Наджие… Хаджер-ханым сразу успокоилась и открыла дверь.
Наджие, прибежавшая в шлёпанцах на босу ногу, не захотела подниматься наверх.
– Я увидела, – сказала она, жуя сакыз, – что ваш сын и невестка поехали на прогулку, и очень удивилась: почему они оставили вас дома?
Хаджер-ханым вновь почувствовала укол ревности.
– Они приглашали меня, но я сама не захотела.
– Почему же, госпожа? Погуляли, развлеклись бы немного…
– Аллах с тобой! Я и так не скучаю, моя милая. Это не в моих правилах. Да ты поднимись, Наджие, посиди у меня.
– Нет уж, вы извините, я пойду.
– Конечно, дорогая, пойдёшь… Только поднимись на минутку.
Наджие зашлёпала босыми ногами по ступенькам. Они вошли в гостиную. Хаджер-ханым усадила соседку и уселась сама.
– Вот что, дочь моя…
– Простите, Хаджер-ханым, Мазхар-бей уже обещал помочь моему мужу…
– Ах да! Но я даже не успела поговорить с сыном. Тут у нас ссора произошла… Скажи, дочь моя, ты, например, средь бела дня пошла бы в спальню со своим мужем? Виданное ли это дело? Как же надо низко пасть женщине, чтобы допустить…
«Конечно, пошла бы, – усмехнулась про себя Наджие. – А почему бы и нет? Разве спальня днём запирается на замок?» Но вслух сказала:
– Да, мой говорил об этом. Какой позор! На глазах у свекрови, средь бела дня войти в спальню! Просто немыслимо!
– Но думаешь, они просто так? Я выведала, в чём тут дело, меня не проведешь!
– А что же за причина такая? – вкрадчиво спросила Наджие.
– Причина? Пойдём – увидишь!
Охваченная любопытством Наджие последовала за старухой. Они вошли в спальню. Здесь было очень уютно. Кровать, покрытая нарядным одеялом, на полу ворсистые паласы… Именно о такой красиво убранной опрятной комнате мечтала Наджие. У неё даже под ложечкой засосало от зависти.
Хаджер-ханым откинула крышку сундука и вытащила из вороха узлов синий бархатный футляр.
– Вот смотри! – она протянула футляр Наджие на дрожащей от волнения ладони.
Наджие ослепил блеск драгоценного камня. Она более не видела ни нарядной комнаты с роскошной кроватью и паласами, ни старухи.
– Как же Мазхар-бей любит свою жену! – только и могла прошептать она.
По лицу Хаджер-ханым пошли бурые пятна. Только сейчас она спохватилась: зачем было показывать перстень посторонней женщине? Ведь Наджие наверняка подумает, что Мазхар больше любит жену, чем мать.
Старуха захлопнула футляр и с сердцем швырнула его в сундук.
«Нет, – думала Наджие, перед глазами которой всё ещё сверкал драгоценный камень, – что бы ты ни говорила, старая госпожа, а сын твой, видно, крепко любит свою жену». И она вздохнула – ведь её никогда так не любили… А чего в ней недоставало? Если она и не так красива, как Назан, то всё же молода и совсем, совсем не дурна. Правда, немного худовата… Но что из того? А ведь муж ей не только бриллиантового перстня, но даже колечка с простым камушком никогда не купил…
Хаджер-ханым продолжала о чём-то с жаром говорить. Наджие видела, как на её полной шее вздувались синие жилы, но ничего не слышала. Ею безраздельно владели мысли о богатом подарке, сделанном другой женщине. Ах, почему же её муж не приносил такие подарки?.. Почему она должна довольствоваться только его ласками? Да и что это были за ласки?..
Она вспомнила тонкие, словно плети, руки мужа с набухшими венами. Обычно он возвращался домой поздно ночью совсем пьяненький. Пошатываясь, он едва добирался до кровати, валился, как сноп, отворачивался к стене и тотчас засыпал. А ведь Рызе нет ещё и сорока. Что же будет, когда ему стукнет шестьдесят?
– Так-то вот! – услыхала она вдруг голос Хаджер-ханым и быстро спохватилась.
– Ваша правда.
– …и если я не внушу сыну, что его жена никудышная бабёнка, пусть никто не назовёт меня больше Хаджер-ханым! Пришла к нам в дом эта голодранка, эта потаскушка из Сулеймание и госпожу из себя корчит. А ведь не она, а я родила Мазхара, я растила его, не жалея сил, выкормила его, сама недоедала. Я, я, а не она!
– Правильно, тётушка.
– Можно подумать, что она привыкла носить бриллиантовые перстни в отчем доме! Ха-ха! Да и во сне-то она их там не видела! И чем только приворожили моего сыночка? Мало всего, так он теперь и в долги, наверно, залез. Я тоже женщина. И у меня были мужья. Настоящие мужчины. Из таких, что и в дверь не пройдут! Но я никогда не заставляла их залезать в долги!
Хаджер-ханым разволновалась, сердце гулко стучало у неё в груди. Она пошла в кухню и жадно выпила стакан холодной воды.
– Уж не околдовала ли она вашего сына? – стоя за её спиной, вкрадчиво спросила Наджие.
Выражение лица у Хаджер-ханым мгновенно изменилось. Она часто закивала головой.
– Дело говоришь, Наджие. Так оно, должно быть, и есть! Ну и умница же ты! А я вот не додумалась…
– Одна моя знакомая повитуха – её зовут Хюсне – говорит, что в городе есть какой-то ходжа, амулеты заговорённые продаёт, по пятьдесят курушей. Может, ваша невестка и водится с колдунами? Ведь так, ни с того ни с сего не заставишь человека залезть в долги, купить дорогой перстень, да ещё прятать его от матери.
У Хаджер-ханым заблестели глаза.
– Ты права, Наджие. Мазхар никогда не был таким. Мне ли не знать своё дитя. Он без меня бывало куска хлеба в рот не возьмёт!
– По-моему, надо скорее разыскать Хюсне. Сунуть ей пару лир – пусть сходит к этому ходже. Может, он научит, как разрушить чары, которыми невестка околдовала вашего сына?
– А ты возьмёшься за это дело?
– О тётушка, конечно! Вы не беспокойтесь. Если согласны, считайте, что дело сделано.
– Ты уж постарайся, Наджие. Мне бы и самой хотелось повидать бабку Хюсне…
– Ну, это уж лишнее. Она боится полиции. Я с ней поговорю, с глазу на глаз.
– Сколько бы это ни стоило, я согласна. Мой долг – спасти своё дитя от мотовства, от бессовестной жены. Наверно, она уже немало повытянула у него. А там, глядишь, в один прекрасный день скажет: «Прощайте! Оставляю вас на волю аллаха!» И пойдёт гулять по белу свету…
Наджие промолчала.
– Нет. Я не допущу грабежа в своём доме, не позволю ободрать моего сына, как луковицу! Просто грешно залезать в долги из-за какой-то голодранки.
5
– Надеюсь, что вам не пришлось залезать в долги, чтобы купить этот перстень? – спросила Назан.
– Нет, – ответил Мазхар. – Я давно хотел его купить, но ждал, пока в руках окажется достаточная сумма. Теперь дело сделано. Ну и пусть лежит себе в сундуке. Нечего беспокоиться. Ты-то мне досталась так дёшево! Вот этот перстень и будет тебе моим свадебным подарком…
Мазхар отпил глоток чаю.
Они сидели друг против друга в одном из семейных казино, которые начинали входить в моду.
Мазхар быстро воспринимал всё новое. Поэтому ему не казалось предосудительным прийти с женой в летний ресторанчик или в казино и выпить там чаю, кофе или даже ракы. Правда, многим это казалось ещё чем-то диким.
Люди, заходившие в казино, косо поглядывали на адвоката. Зачем приводить жену в такие места, где сидят мужчины? Виданное ли это дело?
Назан ощущала на себе косые взгляды и понимала, что их осуждают. Но она старалась не обращать ни на кого внимания. Раз так угодно мужу, она готова пойти не только в казино, а хоть на край света.
Назан радовалась подарку. Но она не привыкла проявлять свои чувства и сидела молча, потупив взгляд. Мазхар потерял всякую надежду как-то развеселить жену, увидеть на её лице выражение радости. Слишком уж она была сдержанной!
– Было бы лучше, – только и сказала Назан, – если бы вы показали перстень матери.
– Почему лучше? – строго спросил Мазхар.
– Не знаю… Она ведь всё-таки мать.
– Прежде всего, перестань обращаться ко мне на «вы». Я уже тысячу раз просил тебя об этом. И перестань заступаться за мою мать. Я знаю её лучше, чем ты.
Мазхар разнервничался, у него разболелась голова.
Всякий раз, когда он слышал от жены это «вы», ему начинало казаться, что между ними вырастает какая-то невидимая стена отчуждения. Зачем она это делала? Мазхар не видел в этом никакого умысла, но в то же время не мог подавить в себе чувство досады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33