Известно ли вам, что он ярый роялист? Возможно, он возвратится с добрыми вестями.
Мариса не знала, является ли последнее заявление завуалированной угрозой, и уговорила себя ничего не опасаться. После герцогского дома Лондон станет для нее глотком свежего воздуха! Филип как будто разделял ее ожидания: без дяди он сразу становился беззаботным молодым человеком, каким был в начале их знакомства. Она подозревала, что герцог делал ему такое же бесстыдное предложение, и гадала, каким был ответ Филипа…
Уже на следующий день, уносясь в карете прочь от крутых скал Корнуолла, оставшихся в ее памяти почерневшими старческими зубами, и от вечных туманов, Мариса не могла себе представить, что все эти разговоры имели место в действительности. Она торопилась обо всем забыть и просто наслаждаться жизнью. «Как я устала быть марионеткой в чужих руках! – думала она по дороге в Сомерсет, а оттуда – в Лондон. – Отныне я буду принадлежать только себе самой».
Однако это решение было легко принять, но очень трудно выполнить. В Лондоне Марису ждало сразу несколько сюрпризов.
Первый сюрприз именовался бароном Лидоном. Папаша Филипа, долго закрывавший глаза на существование Марисы, на следующее же утро после ее возвращения в Лондон нанес ей визит и, рассыпаясь в любезностях, уведомил, что его брат, сиятельный герцог, распорядился предоставить Марисе свой роскошный лондонский особняк. Кроме того, на ее имя был выписан банковский чек, превращавший ее в обладательницу колоссальной суммы. Отныне отпадала необходимость пользоваться тетушкиным гостеприимством: виконтесса Стэнбери становилась состоятельной дамой, пользуясь помощью некоей миссис Уиллоуби, благородной дамы, оказавшейся волею судьбы в стесненных обстоятельствах.
Не успела Мариса оправиться от первой неожиданности, как перед ней выросла леди Хезер Бомон, сестра Ройса и тетка Филипа, предложившая ей свою помощь в устройстве.
Напрасно она мечтала ни от кого не зависеть! Рассчитывать на тетушкину помощь более не приходилось: Эдме, изумленная богатством, свалившимся на племянницу, настоятельно советовала ей не противиться судьбе.
– В конце концов, дорогая, разве все это не принадлежит тебе по праву? Ты настоящая виконтесса Стэнбери, и, как я поняла со слов де Ландри, этот титул подразумевает осязаемое подтверждение. Правда, мне не совсем ясно, что подвигло Ройса на такой шаг. Теперь твое положение в свете не вызывает сомнений: перед тобой откроются все двери! Если бы ты только знала, как я рада за тебя! Даже твой отец не станет против этого возражать. Теперь мы сможем ему написать, не боясь упреков старика. Ах, ma chere, – Эдме промокнула глаза платочком, – оставь этот несчастный вид! К чему переживания? Мы будем жить по соседству – какая прелесть!
Мариса хорошо понимала, что означает этот внезапный широкий жест герцога, хоть и не находила сил признаться в этом тете. Таким образом он напомнил ей об их негласном сговоре, об обещании, которого она, в сущности, не давала; он осыпал ее благами, рассчитывая привязать к роскоши. Однако как бы трезво она ни взирала на происходящее, ей было не под силу противостоять волне захлестнувших ее событий.
Имени и влияния Ройса оказалось достаточно, чтобы она была принята во всех кругах, даже самых консервативных. Несмотря на уход Ройса на покой, он оставался влиятельной фигурой в политике; если бы не его внезапный недуг, премьером был бы он, а не Аддингтон.
Ее покровителем выступал отец Филипа, барон Лидон, что тоже открывало перед ней все двери. Даже великосветский законодатель мистер Браммелл скрепя сердце признал, что она достойна наивысшего почтения, и несколько раз выступил ее кавалером в «Олмэке», после чего отпали последние сомнения насчет вхожести виконтессы Стэнбери в высший свет.
В который раз Мариса, несмотря на всю свою решимость, оказалась игрушкой в чужих руках. Она не питала никаких иллюзий по поводу причин внезапной герцогской щедрости. Не питал их и Филип, с некоторых пор надевший на себя маску величайшей сдержанности. Это говорило о нежелании его становиться марионеткой в чужих руках и только укрепило ее в симпатиях к Филипу.
А между тем она уже начала тяготиться скукой светской жизни. Одно дело – вхожесть в знатные дома, и совсем другое – путы условностей. Она смертельно устала от роли модной леди и была только рада, когда Филип, смущаясь, напомнил ей об их намерениях, осуществлению которых помешал отъезд из Лондона. Она едва не бросилась к нему на шею. Это произошло во время прогулки верхом в Гайд-парке, когда им удалось ненадолго остаться наедине.
– О Филип! Вы серьезно? Но как?..
Он ответил ей неуверенной усмешкой начинающего конспиратора:
– Ради того чтобы побыть с вами вдвоем, без благонравной миссис Уиллоуби, дышащей нам в затылок, я готов на что угодно! Я сговорился с Салли Рептон, и она пообещала все устроить. Она заедет за вами завтра вечером и привезет к себе, где буду ждать я. Мы отправимся в клуб целой компанией. Если вы, конечно, не передумаете.
– Конечно, не передумаю, какие могут быть сомнения? Я так отчаянно скучаю!
Сославшись на головную боль, она уклонилась от совместного с тетушкой посещения театра на Друри-лейн. Миссис Уиллоуби, видевшая, кто приехал за Марисой, была готова ее выгородить. Покидая дом, молодая леди чувствовала себя вырвавшейся на свободу – восхитительное ощущение. Теперь она ни за что не отказалась бы от рискованного замысла, хотя в карете в момент примерки дамами масок Филип еще раз усомнился в ее решимости:
– Вы хорошенько подумали, Мариса? Все-таки это не просто игорный клуб. Кое-что может вас скандализировать…
– Неужели вы воображаете, что по-прежнему существует нечто такое, что могло бы меня неприятно удивить? Мне случается о чем-то сожалеть, но я уже переступила этот порог. Кому знать об этом лучше, чем вам, дорогой Филип?
– Я знаю одно: мне не нравится, когда вы так говорите. Весь вечер я буду рядом с вами. И потом, и всегда, если вы мне только позволите!
Она едва успела изумленно покоситься на него: карета резко остановилась. Они вышли на тихую улочку на лондонской окраине и оказались перед респектабельным с виду домом с темными окнами.
Лорд Драммонд, приехавший вместе с ними, постучал в дверь. В двери тотчас открылся глазок.
– Кто здесь?
– Драммонд с друзьями. Нас ждут. Впустите нас! Тут собачий холод!
Мариса обратила внимание на театральность и загадочность происходящего. Массивная дубовая дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы они могли юркнуть внутрь.
Мариса не знала, чего ждать. Пока она оказалась в обычном игорном зале, разве что более роскошном, чем остальные. Она увидела много знакомых лиц: эмигрантов, иностранных дипломатов. Почти все дамы были в масках, некоторые мужчины тоже скрывали свои лица. Мариса узнала тем не менее нескольких герцогов королевской крови. Первое впечатление слегка разочаровало ее. Порадовали только карточные столики в элегантно обставленных комнатах, через которые они проходили.
– Идемте! – поторопил ее лорд Драммонд. – С вами желает встретиться madame la Marquise. Она придерживается правила лично приветствовать всех своих гостей.
– Madame la Marquise?
Лорд Драммонд усмехнулся:
– Ее называют так за старомодность: она одевается по моде прошлого века и носит пудреный парик. Она зовет себя просто мадам де л’Эгль, однако, как я слышал, на самом деле она происходит из старого и весьма уважаемого семейства.
Заинтригованная Мариса позволила проводить ее в одну из уютных гостиных первого этажа, где встречала гостей мадам де л’Эгль. Преобладающими цветами были здесь алый и золотой, что еще больше подчеркивало белизну парика и бледность кожи хозяйки. Она принадлежала к редкому типу женщин без возраста. Лицо под густым слоем грима не было изборождено морщинами, зеленовато-синие глаза смотрели прямо и твердо.
Протянув руку, унизанную кольцами, она негромко проговорила низким глубоким голосом:
– Итак, вы и есть та очаровательная юная виконтесса, о которой все только и твердят? Простите мне мою привычку обо всем говорить без обиняков. Жизнь научила. Слышала, что у вас удивительные глаза… Так и есть! В этом отношении слухи не оказались преувеличением. Рада, что вы решили побывать сегодня в моем доме, виконтесса. Надеюсь, вы сюда вернетесь.
Мариса едва удержалась, чтобы не присесть в реверансе, и осторожно пожала протянутую руку. Филипу была адресована улыбка и какая-то произнесенная шепотом шутка, от которой он покраснел как мальчишка. Удаляясь рука об руку с ним, Мариса гадала, как часто он здесь бывает и почему ни словом не обмолвился об этом месте раньше. Пока она не видела ничего, что оправдывало бы название клуба.
Они уединились. Филип водил Марису по комнатам. Все, кто не играл в карты, слонялись по клубу. Даже дамы перемещались с бокалами, которые время от времени наполняли вышколенные, бесшумные лакеи. Над лестницей располагалась прикрытая ширмой галерея с оркестром. В розовом свете танцевали пары; танцующие прижимались друг к другу, позабыв обо всем на свете.
Филип смолк. Мариса не сдержалась и нарушила молчание, спросив со смехом:
– Чему же клуб «Дамнейшн» обязан своим названием? Я слышала, что в «Воксхолл гарденс», к примеру…
– Там нет и половины здешней изысканности! – грубовато оборвал ее Филип. Это так противоречило его обычной продуманной сдержанности, что она удивленно подняла на него глаза.
– В каком смысле?
– Мне не следовало приводить вас сюда сегодня, – объяснил он тихо, стараясь унять волнение. – Но лучше, чтобы вы побывали здесь со мной, чем с кем-то еще. Ваша приятельница Салли уже давно хотела вас сюда привести, но ее привлекает здесь только игра по-крупному и непринужденная обстановка… – Он сильно сжал ей руку, заставив задержаться перед закрытым занавеской альковом. – Не знаю, как это объяснить, не нарушая приличий… Как видите, сюда приходят играть, но не только. Здесь доступны и иные формы удовольствия. Книга пари здесь потолще, чем в «Уайтсе», но держится в секрете. Здесь не принято играть в кредит: проигравший платит на месте – наличными, драгоценностями или иным способом, определяемым выигравшим. Наверху… Нет, не перебивайте меня, Мариса, иначе мне не хватит духу продолжать… Одним словом, наверху гости уединяются парами, не опасаясь, что их побеспокоят. Одному Богу известно, сколько здесь было выношено роялистских заговоров, сколько разработано правительственных стратегий! Мой отец – член этого клуба, принц Уэльский – тоже; но членство сугубо выборочное, ошибка исключена. Место безопасное: здесь пускаются во все тяжкие самые богатые и могущественные люди, не боясь, что слухи об этом просочатся за пределы этих стен. Надо ли продолжать? – Он почти застонал. – Вы окончательно заинтригованы – я читаю это в ваших глазах. Но умоляю – осторожнее! Дайте мне слово, что не вернетесь сюда без меня, Мариса…
Пока он сбивчиво произносил свою речь, она стояла, широко раскрыв глаза, с трудом сдерживаясь, чтобы не вскрикнуть, – с такой силой он сжимал ей руку. Потом она опустила ресницы и сказала тихо и задумчиво:
– Зачем вы привели меня сюда? Могли бы предупредить заранее. Вам ничего не стоило…
Он так и не узнал, что она собиралась сказать: в этот самый момент в одном из игорных залов напротив алькова раздались аплодисменты и выкрики. Оба обернулись на шум. Мариса не поверила своим глазам: высокая, прекрасно одетая дама, которая незадолго до того была увлечена игрой, стояла теперь посреди зала и раздевалась. Ее лицо и волосы скрывала маска, но когда она избавилась от последнего призрачного элемента туалета и предстала в чем мать родила, ярко-рыжий треугольник курчавых волос выдал ее природу. Она слегка дрожала – то ли от смущения, то ли от возбуждения. Один из игроков встал из-за стола и подошел к ней. Она так сильно вспыхнула, что покраснела всем телом.
– Вы заплатили первый свой долг, миледи! – провозгласил он низким голосом и намеренно провел рукой по ее груди, не стесняясь присутствующих. После этого он подхватил ее на руки и торжествующе закончил: – А теперь вы заплатите остальное.
Подбадриваемый ее хихиканьем, он потащил ее наверх, в комнату по соседству с галереей. Игравшие на галерее музыканты как будто ничего не видели.
– Теперь вы собственными глазами увидели то, о чем я пытался вам рассказать, – услышала Мариса неуверенный голос Филипа. – Здесь действует неукоснительное правило: никто не рассказывает о том, что видел и слышал. Сиятельная герцогиня может на одну ночь превратиться в проститутку, а уже назавтра снова предстать холодной как лед леди. Мужчина, славящийся своей сдержанностью, может превратиться здесь в ненасытного сатира. Не довольно ли с вас, Мариса?
Мариса все еще не до конца поверила в происшедшее у нее на глазах. Игроки снова взялись за карты; некоторые были явно возбуждены. Вот какие здесь держат пари! Мариса испытывала странное чувство: она была наполовину шокирована, наполовину зачарована этой сценой. Кроме того, ей было немного страшно. Впрочем, с ней этого случиться не могло. Она никогда не увлеклась бы настолько, чтобы поставить на карту самое себя.
– Мариса! – позвал Филип и слегка тряхнул ее, чтобы привести в чувство. – Мне очень жаль, что вам пришлось стать свидетельницей подобной сцены. Впрочем, это, возможно, только к лучшему. Знаю, теперь вы сюда не пожалуете. Позвольте мне отвезти вас домой.
Мариса была благодарна маске: он не мог видеть, как густо она покраснела.
Неужели Филип привез ее сюда с намерением соблазнить, а потом передумал? Как далеко он способен зайти, повинуясь дядиным желаниям? Ей самой требовалось время на размышление. Не воспринимается ли ее согласие пользоваться нежданными щедротами герцога Ройса как безмолвная покорность? Что думает об этом бездушном расчете сам Филип? Он утверждал, что она ему небезразлична, и не раз доказывал это. Но способен ли он ее уважать?
На обратном пути они сидели в карете напротив друг друга. Их спутники остались в клубе. Несколько раз Марисе казалось, что Филип собирается с ней заговорить, но он делал над собой усилие и сохранял молчание. Почти всю дорогу до Дьюк-стрит они молчали.
Глава 23
При всей своей решительности Мариса никак не могла выкроить время в последующие дни, чтобы предаться раздумьям. Она вела бурную светскую жизнь: с каждым днем у нее на столике скапливалось все больше визитных карточек, и она уже подумывала, не нанять ли секретаря. Она ложилась спать в ранние утренние часы и по возможности вставала за полдень. Неожиданно ей перестало хватать суток. О том, чтобы уделить минутку себе, не приходилось и мечтать.
На душе у нее было тревожно: помимо воли она оказалась вовлечена, сама не до конца отдавая себе в этом отчет, в смертельно опасную игру, политическую интригу. Осознав происходящее, она испытала сильный страх, но отступать было поздно. Вихрь новой жизни подхватил ее как пушинку и понес навстречу неизвестности.
Иногда Мариса устало думала, что намеренно доводит себя до изнеможения, боясь тревожных мыслей о возможных последствиях. Она почти забыла о Филипе. Ни Филип, ни сам герцог Ройс не смогли бы ей помочь. Она находилась под постоянным наблюдением, ее ежеминутно проверяли, но хоть как-то изменить положение было отнюдь не в ее силах. Невинное приключение, доказательство преданности старым друзьям давно уже не походило на забавную и сложную игру.
Французы-роялисты, бежавшие от террора, в большинстве своем не смогли прихватить с собой ничего, кроме имен и древних титулов; они были далеко не так жизнерадостны и значительны, как она их себе представляла. Это были отчаявшиеся люди, потерявшие все и готовые рисковать жизнью ради победы. Английское правительство поддерживало их и оказывало им помощь, исходя из собственных интересов. Мариса не могла рассчитывать на его помощь. Почему она с самого начала не поняла, какой опасности себя подвергает? Зато теперь она понимала другое: очень многим могло не понравиться ее внезапное бегство в Лондон перед самым началом военных действий.
Некоторые эмигранты-аристократы были друзьями ее матери; они приняли ее с распростертыми объятиями – или то было простое притворство? Она терялась в догадках.
Передача отрывочных сведений незаметному французику в передвижной библиотеке оставалась смешным приключением вплоть до событий на следующий день после посещения клуба «Дамнейшн»…
Она заглянула в библиотеку по пути к тете, чтобы вернуть книгу и осведомиться о другой, которую библиотекарь обещал для нее оставить. К ней вышел сам хозяин библиотеки, бледный и расстроенный. Он извинился. Неужели она ничего не слышала?.. Беднягу месье Бертрана нашли у него в комнате убитым! Хуже того, библиотекарь понизил голос, перед смертью его пытали, желая, как видно, вытянуть тайну денежного клада, которой он, разумеется, не владел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Мариса не знала, является ли последнее заявление завуалированной угрозой, и уговорила себя ничего не опасаться. После герцогского дома Лондон станет для нее глотком свежего воздуха! Филип как будто разделял ее ожидания: без дяди он сразу становился беззаботным молодым человеком, каким был в начале их знакомства. Она подозревала, что герцог делал ему такое же бесстыдное предложение, и гадала, каким был ответ Филипа…
Уже на следующий день, уносясь в карете прочь от крутых скал Корнуолла, оставшихся в ее памяти почерневшими старческими зубами, и от вечных туманов, Мариса не могла себе представить, что все эти разговоры имели место в действительности. Она торопилась обо всем забыть и просто наслаждаться жизнью. «Как я устала быть марионеткой в чужих руках! – думала она по дороге в Сомерсет, а оттуда – в Лондон. – Отныне я буду принадлежать только себе самой».
Однако это решение было легко принять, но очень трудно выполнить. В Лондоне Марису ждало сразу несколько сюрпризов.
Первый сюрприз именовался бароном Лидоном. Папаша Филипа, долго закрывавший глаза на существование Марисы, на следующее же утро после ее возвращения в Лондон нанес ей визит и, рассыпаясь в любезностях, уведомил, что его брат, сиятельный герцог, распорядился предоставить Марисе свой роскошный лондонский особняк. Кроме того, на ее имя был выписан банковский чек, превращавший ее в обладательницу колоссальной суммы. Отныне отпадала необходимость пользоваться тетушкиным гостеприимством: виконтесса Стэнбери становилась состоятельной дамой, пользуясь помощью некоей миссис Уиллоуби, благородной дамы, оказавшейся волею судьбы в стесненных обстоятельствах.
Не успела Мариса оправиться от первой неожиданности, как перед ней выросла леди Хезер Бомон, сестра Ройса и тетка Филипа, предложившая ей свою помощь в устройстве.
Напрасно она мечтала ни от кого не зависеть! Рассчитывать на тетушкину помощь более не приходилось: Эдме, изумленная богатством, свалившимся на племянницу, настоятельно советовала ей не противиться судьбе.
– В конце концов, дорогая, разве все это не принадлежит тебе по праву? Ты настоящая виконтесса Стэнбери, и, как я поняла со слов де Ландри, этот титул подразумевает осязаемое подтверждение. Правда, мне не совсем ясно, что подвигло Ройса на такой шаг. Теперь твое положение в свете не вызывает сомнений: перед тобой откроются все двери! Если бы ты только знала, как я рада за тебя! Даже твой отец не станет против этого возражать. Теперь мы сможем ему написать, не боясь упреков старика. Ах, ma chere, – Эдме промокнула глаза платочком, – оставь этот несчастный вид! К чему переживания? Мы будем жить по соседству – какая прелесть!
Мариса хорошо понимала, что означает этот внезапный широкий жест герцога, хоть и не находила сил признаться в этом тете. Таким образом он напомнил ей об их негласном сговоре, об обещании, которого она, в сущности, не давала; он осыпал ее благами, рассчитывая привязать к роскоши. Однако как бы трезво она ни взирала на происходящее, ей было не под силу противостоять волне захлестнувших ее событий.
Имени и влияния Ройса оказалось достаточно, чтобы она была принята во всех кругах, даже самых консервативных. Несмотря на уход Ройса на покой, он оставался влиятельной фигурой в политике; если бы не его внезапный недуг, премьером был бы он, а не Аддингтон.
Ее покровителем выступал отец Филипа, барон Лидон, что тоже открывало перед ней все двери. Даже великосветский законодатель мистер Браммелл скрепя сердце признал, что она достойна наивысшего почтения, и несколько раз выступил ее кавалером в «Олмэке», после чего отпали последние сомнения насчет вхожести виконтессы Стэнбери в высший свет.
В который раз Мариса, несмотря на всю свою решимость, оказалась игрушкой в чужих руках. Она не питала никаких иллюзий по поводу причин внезапной герцогской щедрости. Не питал их и Филип, с некоторых пор надевший на себя маску величайшей сдержанности. Это говорило о нежелании его становиться марионеткой в чужих руках и только укрепило ее в симпатиях к Филипу.
А между тем она уже начала тяготиться скукой светской жизни. Одно дело – вхожесть в знатные дома, и совсем другое – путы условностей. Она смертельно устала от роли модной леди и была только рада, когда Филип, смущаясь, напомнил ей об их намерениях, осуществлению которых помешал отъезд из Лондона. Она едва не бросилась к нему на шею. Это произошло во время прогулки верхом в Гайд-парке, когда им удалось ненадолго остаться наедине.
– О Филип! Вы серьезно? Но как?..
Он ответил ей неуверенной усмешкой начинающего конспиратора:
– Ради того чтобы побыть с вами вдвоем, без благонравной миссис Уиллоуби, дышащей нам в затылок, я готов на что угодно! Я сговорился с Салли Рептон, и она пообещала все устроить. Она заедет за вами завтра вечером и привезет к себе, где буду ждать я. Мы отправимся в клуб целой компанией. Если вы, конечно, не передумаете.
– Конечно, не передумаю, какие могут быть сомнения? Я так отчаянно скучаю!
Сославшись на головную боль, она уклонилась от совместного с тетушкой посещения театра на Друри-лейн. Миссис Уиллоуби, видевшая, кто приехал за Марисой, была готова ее выгородить. Покидая дом, молодая леди чувствовала себя вырвавшейся на свободу – восхитительное ощущение. Теперь она ни за что не отказалась бы от рискованного замысла, хотя в карете в момент примерки дамами масок Филип еще раз усомнился в ее решимости:
– Вы хорошенько подумали, Мариса? Все-таки это не просто игорный клуб. Кое-что может вас скандализировать…
– Неужели вы воображаете, что по-прежнему существует нечто такое, что могло бы меня неприятно удивить? Мне случается о чем-то сожалеть, но я уже переступила этот порог. Кому знать об этом лучше, чем вам, дорогой Филип?
– Я знаю одно: мне не нравится, когда вы так говорите. Весь вечер я буду рядом с вами. И потом, и всегда, если вы мне только позволите!
Она едва успела изумленно покоситься на него: карета резко остановилась. Они вышли на тихую улочку на лондонской окраине и оказались перед респектабельным с виду домом с темными окнами.
Лорд Драммонд, приехавший вместе с ними, постучал в дверь. В двери тотчас открылся глазок.
– Кто здесь?
– Драммонд с друзьями. Нас ждут. Впустите нас! Тут собачий холод!
Мариса обратила внимание на театральность и загадочность происходящего. Массивная дубовая дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы они могли юркнуть внутрь.
Мариса не знала, чего ждать. Пока она оказалась в обычном игорном зале, разве что более роскошном, чем остальные. Она увидела много знакомых лиц: эмигрантов, иностранных дипломатов. Почти все дамы были в масках, некоторые мужчины тоже скрывали свои лица. Мариса узнала тем не менее нескольких герцогов королевской крови. Первое впечатление слегка разочаровало ее. Порадовали только карточные столики в элегантно обставленных комнатах, через которые они проходили.
– Идемте! – поторопил ее лорд Драммонд. – С вами желает встретиться madame la Marquise. Она придерживается правила лично приветствовать всех своих гостей.
– Madame la Marquise?
Лорд Драммонд усмехнулся:
– Ее называют так за старомодность: она одевается по моде прошлого века и носит пудреный парик. Она зовет себя просто мадам де л’Эгль, однако, как я слышал, на самом деле она происходит из старого и весьма уважаемого семейства.
Заинтригованная Мариса позволила проводить ее в одну из уютных гостиных первого этажа, где встречала гостей мадам де л’Эгль. Преобладающими цветами были здесь алый и золотой, что еще больше подчеркивало белизну парика и бледность кожи хозяйки. Она принадлежала к редкому типу женщин без возраста. Лицо под густым слоем грима не было изборождено морщинами, зеленовато-синие глаза смотрели прямо и твердо.
Протянув руку, унизанную кольцами, она негромко проговорила низким глубоким голосом:
– Итак, вы и есть та очаровательная юная виконтесса, о которой все только и твердят? Простите мне мою привычку обо всем говорить без обиняков. Жизнь научила. Слышала, что у вас удивительные глаза… Так и есть! В этом отношении слухи не оказались преувеличением. Рада, что вы решили побывать сегодня в моем доме, виконтесса. Надеюсь, вы сюда вернетесь.
Мариса едва удержалась, чтобы не присесть в реверансе, и осторожно пожала протянутую руку. Филипу была адресована улыбка и какая-то произнесенная шепотом шутка, от которой он покраснел как мальчишка. Удаляясь рука об руку с ним, Мариса гадала, как часто он здесь бывает и почему ни словом не обмолвился об этом месте раньше. Пока она не видела ничего, что оправдывало бы название клуба.
Они уединились. Филип водил Марису по комнатам. Все, кто не играл в карты, слонялись по клубу. Даже дамы перемещались с бокалами, которые время от времени наполняли вышколенные, бесшумные лакеи. Над лестницей располагалась прикрытая ширмой галерея с оркестром. В розовом свете танцевали пары; танцующие прижимались друг к другу, позабыв обо всем на свете.
Филип смолк. Мариса не сдержалась и нарушила молчание, спросив со смехом:
– Чему же клуб «Дамнейшн» обязан своим названием? Я слышала, что в «Воксхолл гарденс», к примеру…
– Там нет и половины здешней изысканности! – грубовато оборвал ее Филип. Это так противоречило его обычной продуманной сдержанности, что она удивленно подняла на него глаза.
– В каком смысле?
– Мне не следовало приводить вас сюда сегодня, – объяснил он тихо, стараясь унять волнение. – Но лучше, чтобы вы побывали здесь со мной, чем с кем-то еще. Ваша приятельница Салли уже давно хотела вас сюда привести, но ее привлекает здесь только игра по-крупному и непринужденная обстановка… – Он сильно сжал ей руку, заставив задержаться перед закрытым занавеской альковом. – Не знаю, как это объяснить, не нарушая приличий… Как видите, сюда приходят играть, но не только. Здесь доступны и иные формы удовольствия. Книга пари здесь потолще, чем в «Уайтсе», но держится в секрете. Здесь не принято играть в кредит: проигравший платит на месте – наличными, драгоценностями или иным способом, определяемым выигравшим. Наверху… Нет, не перебивайте меня, Мариса, иначе мне не хватит духу продолжать… Одним словом, наверху гости уединяются парами, не опасаясь, что их побеспокоят. Одному Богу известно, сколько здесь было выношено роялистских заговоров, сколько разработано правительственных стратегий! Мой отец – член этого клуба, принц Уэльский – тоже; но членство сугубо выборочное, ошибка исключена. Место безопасное: здесь пускаются во все тяжкие самые богатые и могущественные люди, не боясь, что слухи об этом просочатся за пределы этих стен. Надо ли продолжать? – Он почти застонал. – Вы окончательно заинтригованы – я читаю это в ваших глазах. Но умоляю – осторожнее! Дайте мне слово, что не вернетесь сюда без меня, Мариса…
Пока он сбивчиво произносил свою речь, она стояла, широко раскрыв глаза, с трудом сдерживаясь, чтобы не вскрикнуть, – с такой силой он сжимал ей руку. Потом она опустила ресницы и сказала тихо и задумчиво:
– Зачем вы привели меня сюда? Могли бы предупредить заранее. Вам ничего не стоило…
Он так и не узнал, что она собиралась сказать: в этот самый момент в одном из игорных залов напротив алькова раздались аплодисменты и выкрики. Оба обернулись на шум. Мариса не поверила своим глазам: высокая, прекрасно одетая дама, которая незадолго до того была увлечена игрой, стояла теперь посреди зала и раздевалась. Ее лицо и волосы скрывала маска, но когда она избавилась от последнего призрачного элемента туалета и предстала в чем мать родила, ярко-рыжий треугольник курчавых волос выдал ее природу. Она слегка дрожала – то ли от смущения, то ли от возбуждения. Один из игроков встал из-за стола и подошел к ней. Она так сильно вспыхнула, что покраснела всем телом.
– Вы заплатили первый свой долг, миледи! – провозгласил он низким голосом и намеренно провел рукой по ее груди, не стесняясь присутствующих. После этого он подхватил ее на руки и торжествующе закончил: – А теперь вы заплатите остальное.
Подбадриваемый ее хихиканьем, он потащил ее наверх, в комнату по соседству с галереей. Игравшие на галерее музыканты как будто ничего не видели.
– Теперь вы собственными глазами увидели то, о чем я пытался вам рассказать, – услышала Мариса неуверенный голос Филипа. – Здесь действует неукоснительное правило: никто не рассказывает о том, что видел и слышал. Сиятельная герцогиня может на одну ночь превратиться в проститутку, а уже назавтра снова предстать холодной как лед леди. Мужчина, славящийся своей сдержанностью, может превратиться здесь в ненасытного сатира. Не довольно ли с вас, Мариса?
Мариса все еще не до конца поверила в происшедшее у нее на глазах. Игроки снова взялись за карты; некоторые были явно возбуждены. Вот какие здесь держат пари! Мариса испытывала странное чувство: она была наполовину шокирована, наполовину зачарована этой сценой. Кроме того, ей было немного страшно. Впрочем, с ней этого случиться не могло. Она никогда не увлеклась бы настолько, чтобы поставить на карту самое себя.
– Мариса! – позвал Филип и слегка тряхнул ее, чтобы привести в чувство. – Мне очень жаль, что вам пришлось стать свидетельницей подобной сцены. Впрочем, это, возможно, только к лучшему. Знаю, теперь вы сюда не пожалуете. Позвольте мне отвезти вас домой.
Мариса была благодарна маске: он не мог видеть, как густо она покраснела.
Неужели Филип привез ее сюда с намерением соблазнить, а потом передумал? Как далеко он способен зайти, повинуясь дядиным желаниям? Ей самой требовалось время на размышление. Не воспринимается ли ее согласие пользоваться нежданными щедротами герцога Ройса как безмолвная покорность? Что думает об этом бездушном расчете сам Филип? Он утверждал, что она ему небезразлична, и не раз доказывал это. Но способен ли он ее уважать?
На обратном пути они сидели в карете напротив друг друга. Их спутники остались в клубе. Несколько раз Марисе казалось, что Филип собирается с ней заговорить, но он делал над собой усилие и сохранял молчание. Почти всю дорогу до Дьюк-стрит они молчали.
Глава 23
При всей своей решительности Мариса никак не могла выкроить время в последующие дни, чтобы предаться раздумьям. Она вела бурную светскую жизнь: с каждым днем у нее на столике скапливалось все больше визитных карточек, и она уже подумывала, не нанять ли секретаря. Она ложилась спать в ранние утренние часы и по возможности вставала за полдень. Неожиданно ей перестало хватать суток. О том, чтобы уделить минутку себе, не приходилось и мечтать.
На душе у нее было тревожно: помимо воли она оказалась вовлечена, сама не до конца отдавая себе в этом отчет, в смертельно опасную игру, политическую интригу. Осознав происходящее, она испытала сильный страх, но отступать было поздно. Вихрь новой жизни подхватил ее как пушинку и понес навстречу неизвестности.
Иногда Мариса устало думала, что намеренно доводит себя до изнеможения, боясь тревожных мыслей о возможных последствиях. Она почти забыла о Филипе. Ни Филип, ни сам герцог Ройс не смогли бы ей помочь. Она находилась под постоянным наблюдением, ее ежеминутно проверяли, но хоть как-то изменить положение было отнюдь не в ее силах. Невинное приключение, доказательство преданности старым друзьям давно уже не походило на забавную и сложную игру.
Французы-роялисты, бежавшие от террора, в большинстве своем не смогли прихватить с собой ничего, кроме имен и древних титулов; они были далеко не так жизнерадостны и значительны, как она их себе представляла. Это были отчаявшиеся люди, потерявшие все и готовые рисковать жизнью ради победы. Английское правительство поддерживало их и оказывало им помощь, исходя из собственных интересов. Мариса не могла рассчитывать на его помощь. Почему она с самого начала не поняла, какой опасности себя подвергает? Зато теперь она понимала другое: очень многим могло не понравиться ее внезапное бегство в Лондон перед самым началом военных действий.
Некоторые эмигранты-аристократы были друзьями ее матери; они приняли ее с распростертыми объятиями – или то было простое притворство? Она терялась в догадках.
Передача отрывочных сведений незаметному французику в передвижной библиотеке оставалась смешным приключением вплоть до событий на следующий день после посещения клуба «Дамнейшн»…
Она заглянула в библиотеку по пути к тете, чтобы вернуть книгу и осведомиться о другой, которую библиотекарь обещал для нее оставить. К ней вышел сам хозяин библиотеки, бледный и расстроенный. Он извинился. Неужели она ничего не слышала?.. Беднягу месье Бертрана нашли у него в комнате убитым! Хуже того, библиотекарь понизил голос, перед смертью его пытали, желая, как видно, вытянуть тайну денежного клада, которой он, разумеется, не владел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66