Tout de suite лорд Энтони наскреб денег для поездки в Париж своего сыночка, который должен выгодно жениться, чтобы порадовать отца и дядюшку. Понимаешь?
У Марисы навернулись слезы, однако глаза метали молнии.
– Нет! Этого мне не понять! Если бы Филип был влюблен в другую, он обязательно сказал бы мне об этом. Он честен и прямодушен! К тому же он проводит здесь почти все время, потому что желает быть рядом со мной. Никогда не поверю, что он настолько бесчувствен, что готов на брак без любви, лишь бы угодить своей семье. Он…
– Да-да, ослеплен тобой, ma petite. Это бросается в глаза. Но долго ли это продлится? Скоро он вспомнит о долге и почувствует себя виноватым. Можешь не сомневаться: если его дядя, заправляющий всеми делами семейства, прознает об увлечении своего племянника, то немедленно вернет его в Англию. Что тогда? Думаешь, у него хватит отваги взять с собой тебя? На что он станет жить? Будь благоразумна, деточка, – это все, о чем я тебя прошу. Кокетничай и веселись сколько душе угодно, но не глупи и не отдавай ему сердце!
Мариса удалилась к себе в комнату, чтобы вволю нарыдаться. У нее было такое чувство, словно на сердце лег тяжелый камень.
Она не сомневалась в доброжелательности тетушки. Но как унизительно было сознавать, что ее крепнущее чувство к Филипу и радость, которую она испытывает в его обществе, ни для кого не являются секретом! Тетя права: Мариса еще не овладела мастерством флирта и не умеет утаивать своих чувств. Любит ли она Филипа? Трудно сказать… Сам Филип, беседуя с ней, ни разу не перешагнул границ дозволенного. Однако она была твердо уверена, что он ею увлечен. Разве справедливо, что отец и всемогущий дядя имели право распоряжаться его судьбой? Что до леди Анабеллы, наследницы крупного английского состояния, то…
Сжав кулаки, Мариса заходила взад-вперед. Разве у нее не хватило духу отказаться от жениха, который ее и в глаза не видел и жаждал получить только ее богатое приданое?
«Он так не поступит!» – подумала Мариса и вспыхнула от стыда и гнева, разом припомнив свое дерзкое бегство и все его последствия. Перед ее мысленным взором возникла вопреки ее желанию насмешливая физиономия Доминика Челленджера, и она с трепетом вспомнила его руки, его надругательства над ней… Как она ненавидела эти воспоминания! Филип никогда так не поведет себя с ней: он полон нежности, обходительности, уважения.
Но останется ли у него уважение к ней, если он обо всем узнает? Ведь он англичанин, а не француз, а всем известно, что англичане придерживаются традиционных условностей по отношению к женщинам. Она боялась думать о том, как расскажет ему правду и как изменится его лицо…
Что произойдет, если он узнает, что и она богатая наследница? Если он ее любит, то это не должно иметь для него значения. Впрочем, отец наверняка так разгневан ее поступком, что лишил ее наследства. Тетя Эдме предлагала ей написать отцу письмо и сообщить, что цела и невредима, однако чувство вины не позволяло блудной дочери взяться за перо. Придется пересилить себя: вдруг отец поймет ее и простит?
К счастью, у нее не было времени на размышления. Вечером ожидалось прибытие самого императора. Намечался ужин при огромном стечении высокопоставленных гостей. Она собиралась принять ванну и одеться с особой тщательностью. О том, чтобы опоздать, не могло быть и речи: Наполеон не прощал небрежности.
Желая отвлечься от неприятных мыслей, Мариса, позволив горничной хлопотать вокруг нее, стала перебирать в памяти главных гостей на предстоящем ужине: другие два консула – Сийес и Дюко, остающиеся у власти чисто номинально, ибо Бонапарт только что был назначен пожизненным консулом; министр иностранных дел Талейран, он же принц Беневенто; министр полиции Жозеф Фуше, генералы, адмиралы, а также горстка иностранных дипломатов. Ходили слухи о возможном присутствии русского царя Александра I.
В преддверии собрания столь величественных персон Мариса не могла не испытывать священного трепета и опасения ударить в грязь лицом.
Как хорошо, что современная мода зиждется на простоте! Она надела белоснежное муслиновое платье со шлейфом, расшитое золотым орнаментом. Под грудью был завязан крест-накрест золотой бархатный пояс, на ногах сверкали такие же туфельки, прическа представляла собой каскад кудрей, из которого выбивались на лоб и на виски пушистые локоны.
– Божественно! – выдохнула горничная и, увенчав шею Марисы золотой цепочкой, отступила, чтобы полюбоваться на дело своих рук. Перед выходом Мариса получила от нее шелковый веер с золотым шитьем, составлявший единое целое с шалью. Ее губы уже были едва тронуты помадой, щеки – румянами.
– Неужели это я? – воскликнула она, глядя на свое отражение в огромном зеркале.
Появившаяся в комнате тетушка восхищенно ахнула:
– Восхитительно! Идем, нам пора. Уже прибыли первые гости.
– Я чувствую себя полуголой! – шепотом призналась Мариса, уверенная, что всем видна ее нижняя юбка.
Эдме, облаченная в муслин с серебряным шитьем, рассмеялась:
– Подожди, вот увидишь Полин! Под ее шелковым платьем точно ничего нет. Она совершенно не похожа на скорбящую вдову. Ох и намучается он с ней! Впрочем, Полин заботят только ее собственные удовольствия.
«Как и меня!» – бесшабашно подумала Мариса, спускаясь следом за тетей.
Обычно она избегала шампанского, вкус которого напоминал ей печальные обстоятельства, при которых она познакомилась с этим напитком, однако на этот раз осушила несколько бокалов, и хмель, а также осознание своей красоты и изящества, не уступающих красоте и изяществу любой из присутствующих дам, придали ей отваги, чтобы продержаться весь вечер.
По прихоти Наполеона, вечно мерзнувшего и приказывавшего разжигать камины даже в разгар лета, в помещениях было устроено настоящее пекло. От пота у Марисы залоснилось лицо, платье облепило тело, подчеркивая совершенную форму маленькой груди и стройных бедер.
Замок сверкал огнями; освещался даже сад, где нескончаемой вереницей прогуливались гости, укрывавшиеся от жары в вечерней прохладе и негромко обменивавшиеся свежими новостями.
На ужин, начавшийся гораздо раньше, были приглашены только самые важные персоны; остальным – принцам, герцогам, высокопоставленным дипломатам – предстояло прибыть на танцы и довольствоваться буфетом. Среди гостей находился и русский император Александр, необыкновенно красивый блондин, усаженный на почетное место рядом с Жозефиной.
Следуя примеру остальных женщин на приеме, Мариса отчаянно флиртовала с мужчинами, обнаружив, что это совсем не сложно, если умело пользоваться веером и ресницами. Она сидела рядом с русским князем, одним из царских придворных, и, невзирая на его неприкрытую лесть, звучавшую с чудовищным акцентом, затушевывавшим смысл, умудрялась удерживать его в рамках приличий. Напротив нее сидел министр полиции Жозеф Фуше, недавно получивший титул герцога Оранского: он улыбался узкими губами и играл бокалом на тонкой ножке, прикладываясь к нему только изредка, зато ничего не упуская из виду, несмотря на полуопущенные тяжелые веки. Мариса решила, что министр ей не очень приятен. Кстати, почему он явился без супруги?
После трапезы русский князь стал упрашивать ее показать ему сад. Мариса скромно опустила ресницы, не давая ответа. Когда он под прикрытием скатерти положил руку ей на бедро, она шлепнула его по руке веером, подражая своей тете.
– Вы слишком дерзки, месье.
– А вы? Неужели вы на самом деле невинны, золотая красавица? Хотелось бы мне это уяснить!
– Если я соглашусь, то прощай, моя невинность?
Она чуть было не рассмеялась, гордая таким быстрым и удачным ответом. Флирт оказался нехитрым занятием, особенно в толпе, где ей ничего не угрожало. Тем не менее, пробуя подаваемые одно за другим блюда, она решила, что после ужина постарается держаться подальше от навязчивого князя. Ее преследовало неприятное ощущение, что Фуше слышит каждое их слово, хотя у нее не было оснований его опасаться.
Так или иначе, дождавшись сигнала Жозефины, адресованного дамам и означавшего приглашение выйти из-за стола, она испытала облегчение.
– Увидимся позже, – шепнул ей князь, когда она, любезно извинившись, поднялась. Фуше ничего не сказал, но ей показалось, что он смотрит ей вслед, отчего ей стало не по себе.
Слушая женский щебет, она постаралась выбросить зловещего министра из головы.
– Ты пользуешься небывалым успехом, племянница, – шепотом сообщила ей тетя Эдме. – Завтра все мы возвращаемся в Париж, и ты вместе с нами. Ты не можешь себе представить, как это восхитительно! Впрочем, скоро ты станешь такой же пресыщенной, как и все мы.
Неужели такое возможно? Озираясь, Мариса мысленно отвечала: «Нет». Впрочем, Гортензия, совсем недавно вышедшая замуж за Луи Бонапарта, была бледна и замкнута, а вовсе не светилась счастьем, как полагалось бы новобрачной. Недавно овдовевшая Полин Леклерк оживленно рассказывала о своих последних приключениях. Даже тетушка Эдме приняла мечтательный вид, когда одна из женщин в шутку упомянула некоего брюнета, уделявшего ей подозрительно много внимания на последнем балу. Мариса подумала, что ей, возможно, тоже требуется любовник, чтобы не выглядеть белой вороной и избавиться от неприятных воспоминаний, в том числе о Филипе…
Следующая мысль оказалась неожиданной. Видимо, она злоупотребила шампанским… Почему бы не остановиться на Филипе? Если ей все равно не сделать его своим мужем, то не поселить ли в нем сожаление об утраченном? Пускай она, то есть леди Анабелла, знает, что у него была другая избранница…
Ее золотые глаза засияли дерзким озорством и стали еще красивее. И надо же такому случиться, чтобы первым, на кого упал ее взгляд при выходе из женской гостиной, оказался именно Филип!
В строгом вечернем одеянии он выглядел еще импозантнее, чем обычно. На нем был синий, под цвет глаз, бархатный камзол с высоким воротником, белый шелковый галстук, кружевные манжеты, черные атласные панталоны до колен, на поясе висела шпага с ленточкой на рукоятке. Даже пудреный парик, перевязанный сзади лентой, как того требовала торжественность случая, не портил его облика. От его улыбки у нее учащенно забилось сердце.
Он поспешил ей навстречу. Она подала ему обе руки, не помышляя скрывать свои чувства. Никто не мог сейчас помешать ее счастью, даже замеченный уголком глаза герцог Оранский, прислонившийся к стене и наблюдавший за ними c сардонической усмешкой.
– Филип!
Он отвесил ей церемонный поклон и ответил по-французски:
– A votre service, mademoiselle. – Понизив голос, он продолжил: – Как вы сегодня красивы! Просто не верится, что мне так повезло: быть здесь и видеть вашу улыбку, предназначенную мне!
– Я тоже рада вас видеть. Скорее ведите меня танцевать, не то за меня опять примется этот несносный русский князь!
Танец оказался недавно привезенным из Вены вальсом. После нескольких поворотов Мариса достаточно пришла в себя, чтобы вспомнить о только что принятом решении. Филип почему-то сделался молчаливее обычного; он не мог оторвать взгляд от ее зардевшегося лица.
– Правда ли, что в лондонском клубе «Олмэк» молодой женщине не позволили танцевать вальс?
– Хозяйка клуба очень строга, – ответил он, зачарованно глядя на ее рот – на выгнутую верхнюю губку и на пухлую нижнюю. Почему он раньше не замечал, насколько пленителен ее рот, почему ему раньше не хотелось впиться в него поцелуем?
– Тогда мне, вероятно, не следует танцевать с вами вальс?
– Мы во Франции, где это не вызывает возражений. А вы такая легкая, словно перышко! Я мог бы протанцевать с вами всю жизнь.
– Недаром я брала уроки, – ответила она с деланной скромностью, наслаждаясь дрожью его рук. О да, он жаждет ее! Она удивлялась сама себе.
Вечер стремительно завершился. Она выпила еще шампанского, из-за чего все вокруг нее окрасилось в золотые тона.
Мариса предпочла забыть тетушкины предостережения; она воображала себя ночным цветком, оживающим при свете свечей и глаз Филипа. Долг и обязанности были сейчас пустыми словами, которые можно пустить по ветру вместе со всеми ее прежними страхами и неуверенностью в себе. В этот вечер она была прекрасна и не менее уверена в своих чарах, чем любая из увешанных драгоценностями великосветских львиц, отчаянно строивших глазки кавалерам из-за своих вееров.
Филип уже не принадлежал себе: она знала, чувствовала это, хваталась за эту мысль как за талисман, способный одолеть мрачное прошлое. В нем не было ни тени склонности к насилию, никакой дикости, грубости. Он не был способен оскорбить ее, надругаться над ней. В этот вечер ей было нетрудно выбросить из памяти то насмешливые, то свирепые серые глаза, всегда подчинявшие ее своей воле.
Только в предрассветных сумерках Мариса снова оказалась у себя в спальне, едва держась на ногах. Горничная, укоризненно ворча, помогла ей раздеться. Последняя ее связная мысль, предшествовавшая сладкому забытью, была посвящена Филипу, его золотым волосам, освещенным ярким светом сотен свечей, нежности, с которой он в первый раз поцеловал ее в губы…
Она слишком утомилась, чтобы видеть сны. Пробуждение оказалось мучительным из-за пульсирования в висках.
– Вставай, соня! Сейчас не время нежиться в постели и мечтать о красавчике англичанине. Поднимайся живее! Арлин уже укладывает твои вещи. Сегодня днем мы уезжаем в Париж!
Тон Эдме выдавал веселье. Она с удовольствием наблюдала за сонной Марисой, которая с трудом села в постели и тут же схватилась руками за голову.
– Так-то лучше! У нас очень много дел. Кофе за завтраком взбодрит тебя. Ты выпила слишком много шампанского, милочка, но ничего, придется привыкать, если хочешь вращаться в свете. А тебе этого не избежать. Даже на императора произвело впечатление, как наш маленький воробышек превратился в райскую птичку. Ты поедешь с нами в Париж и со всеми познакомишься. Но для этого тебе придется поторопиться и вовремя собраться.
Подобно всему, что происходило с ней после приезда в Мальмезон, где ее окружили добротой и заботой, эти сборы были больше похожи на сон, готовый вот-вот рассеяться, чтобы вернуть ее к неприглядной действительности. Впрочем, тетя Эдме упорно превращала сон в реальность: своей деловитостью она напоминала племяннице, что она не грезит. Между делом тетушка сообщила, что жить Марисе предстоит во дворце Тюильри, бывшей резиденции французских королей, ныне – официальных апартаментах первого консула Франции.
Мариса не верила в происходящее и потому не задавала вопросов. Даже хмурая Гортензия не удержалась от улыбки, увидев ее завороженность. Сидя вместе с ней в карете, она прошептала:
– Уверена, ты еще увидишься со своим англичанином. Ты считаешь, что всерьез полюбила? Он тоже весь вечер не замечал никого, кроме тебя. Неужели тебе будет даровано счастье сделать самостоятельный выбор?
Вспомнив, что Гортензию выдали замуж против воли, Мариса устыдилась собственного счастья, которое вот-вот могло захлестнуть ее с головой, и сжала холодную руку своей спутницы.
– По-другому не будет! Я совсем не важная особа, кто же станет так обо мне печься?
Сейчас, преодолев прошлое и смело заглядывая в будущее, она была готова этому поверить.
Глава 11
На этот раз Париж предстал перед ней совсем другим – таким, каким она мечтала его увидеть. Вереница карет с золочеными дверцами катила по широким улицам под охраной блестящего гусарского караула, повсюду собирая толпы зевак, выкрикивавших приветствия.
Мариса сознавала теперь, какой властью обладает Наполеон Бонапарт и какова его популярность в народе. Себя она ощущала едва ли не членом королевской фамилии; это чувство только укрепилось на торжественной церемонии, устроенной в честь их прибытия во дворец.
Здесь повсюду неслышно скользили ливрейные лакеи, в роскошных комнатах горели камины и благоухали в вазах свежие цветы. Единственным доступным занятием остался отдых после длительной поездки. Мариса послушно прилегла отдохнуть, зная, что на вечер назначено посещение театра – знаменитого «Комеди Франсэз», за которым последует ужин в резиденции российского посла. Ей предстояло привыкать к ночному образу жизни. Не успела она толком поразмыслить о предстоящих развлечениях, как глаза ее закрылись сами собой.
– Завтра к нам пожалует сам Леруа, великий кутюрье, чтобы снять с тебя мерку для новых туалетов, – объявила графиня де Ландри, появившись спустя несколько часов в комнате Марисы. Подмигнув, она добавила: – Тебе не о чем тревожиться. Ты моя племянница, а де Ландри выделяет мне на содержание кругленькую сумму, которой я распоряжаюсь по своему усмотрению. Позднее, когда ты напишешь письмо отцу и вымолишь его прощение – не бойся, я убеждена, что он все поймет, – у тебя появятся собственные деньги на булавки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
У Марисы навернулись слезы, однако глаза метали молнии.
– Нет! Этого мне не понять! Если бы Филип был влюблен в другую, он обязательно сказал бы мне об этом. Он честен и прямодушен! К тому же он проводит здесь почти все время, потому что желает быть рядом со мной. Никогда не поверю, что он настолько бесчувствен, что готов на брак без любви, лишь бы угодить своей семье. Он…
– Да-да, ослеплен тобой, ma petite. Это бросается в глаза. Но долго ли это продлится? Скоро он вспомнит о долге и почувствует себя виноватым. Можешь не сомневаться: если его дядя, заправляющий всеми делами семейства, прознает об увлечении своего племянника, то немедленно вернет его в Англию. Что тогда? Думаешь, у него хватит отваги взять с собой тебя? На что он станет жить? Будь благоразумна, деточка, – это все, о чем я тебя прошу. Кокетничай и веселись сколько душе угодно, но не глупи и не отдавай ему сердце!
Мариса удалилась к себе в комнату, чтобы вволю нарыдаться. У нее было такое чувство, словно на сердце лег тяжелый камень.
Она не сомневалась в доброжелательности тетушки. Но как унизительно было сознавать, что ее крепнущее чувство к Филипу и радость, которую она испытывает в его обществе, ни для кого не являются секретом! Тетя права: Мариса еще не овладела мастерством флирта и не умеет утаивать своих чувств. Любит ли она Филипа? Трудно сказать… Сам Филип, беседуя с ней, ни разу не перешагнул границ дозволенного. Однако она была твердо уверена, что он ею увлечен. Разве справедливо, что отец и всемогущий дядя имели право распоряжаться его судьбой? Что до леди Анабеллы, наследницы крупного английского состояния, то…
Сжав кулаки, Мариса заходила взад-вперед. Разве у нее не хватило духу отказаться от жениха, который ее и в глаза не видел и жаждал получить только ее богатое приданое?
«Он так не поступит!» – подумала Мариса и вспыхнула от стыда и гнева, разом припомнив свое дерзкое бегство и все его последствия. Перед ее мысленным взором возникла вопреки ее желанию насмешливая физиономия Доминика Челленджера, и она с трепетом вспомнила его руки, его надругательства над ней… Как она ненавидела эти воспоминания! Филип никогда так не поведет себя с ней: он полон нежности, обходительности, уважения.
Но останется ли у него уважение к ней, если он обо всем узнает? Ведь он англичанин, а не француз, а всем известно, что англичане придерживаются традиционных условностей по отношению к женщинам. Она боялась думать о том, как расскажет ему правду и как изменится его лицо…
Что произойдет, если он узнает, что и она богатая наследница? Если он ее любит, то это не должно иметь для него значения. Впрочем, отец наверняка так разгневан ее поступком, что лишил ее наследства. Тетя Эдме предлагала ей написать отцу письмо и сообщить, что цела и невредима, однако чувство вины не позволяло блудной дочери взяться за перо. Придется пересилить себя: вдруг отец поймет ее и простит?
К счастью, у нее не было времени на размышления. Вечером ожидалось прибытие самого императора. Намечался ужин при огромном стечении высокопоставленных гостей. Она собиралась принять ванну и одеться с особой тщательностью. О том, чтобы опоздать, не могло быть и речи: Наполеон не прощал небрежности.
Желая отвлечься от неприятных мыслей, Мариса, позволив горничной хлопотать вокруг нее, стала перебирать в памяти главных гостей на предстоящем ужине: другие два консула – Сийес и Дюко, остающиеся у власти чисто номинально, ибо Бонапарт только что был назначен пожизненным консулом; министр иностранных дел Талейран, он же принц Беневенто; министр полиции Жозеф Фуше, генералы, адмиралы, а также горстка иностранных дипломатов. Ходили слухи о возможном присутствии русского царя Александра I.
В преддверии собрания столь величественных персон Мариса не могла не испытывать священного трепета и опасения ударить в грязь лицом.
Как хорошо, что современная мода зиждется на простоте! Она надела белоснежное муслиновое платье со шлейфом, расшитое золотым орнаментом. Под грудью был завязан крест-накрест золотой бархатный пояс, на ногах сверкали такие же туфельки, прическа представляла собой каскад кудрей, из которого выбивались на лоб и на виски пушистые локоны.
– Божественно! – выдохнула горничная и, увенчав шею Марисы золотой цепочкой, отступила, чтобы полюбоваться на дело своих рук. Перед выходом Мариса получила от нее шелковый веер с золотым шитьем, составлявший единое целое с шалью. Ее губы уже были едва тронуты помадой, щеки – румянами.
– Неужели это я? – воскликнула она, глядя на свое отражение в огромном зеркале.
Появившаяся в комнате тетушка восхищенно ахнула:
– Восхитительно! Идем, нам пора. Уже прибыли первые гости.
– Я чувствую себя полуголой! – шепотом призналась Мариса, уверенная, что всем видна ее нижняя юбка.
Эдме, облаченная в муслин с серебряным шитьем, рассмеялась:
– Подожди, вот увидишь Полин! Под ее шелковым платьем точно ничего нет. Она совершенно не похожа на скорбящую вдову. Ох и намучается он с ней! Впрочем, Полин заботят только ее собственные удовольствия.
«Как и меня!» – бесшабашно подумала Мариса, спускаясь следом за тетей.
Обычно она избегала шампанского, вкус которого напоминал ей печальные обстоятельства, при которых она познакомилась с этим напитком, однако на этот раз осушила несколько бокалов, и хмель, а также осознание своей красоты и изящества, не уступающих красоте и изяществу любой из присутствующих дам, придали ей отваги, чтобы продержаться весь вечер.
По прихоти Наполеона, вечно мерзнувшего и приказывавшего разжигать камины даже в разгар лета, в помещениях было устроено настоящее пекло. От пота у Марисы залоснилось лицо, платье облепило тело, подчеркивая совершенную форму маленькой груди и стройных бедер.
Замок сверкал огнями; освещался даже сад, где нескончаемой вереницей прогуливались гости, укрывавшиеся от жары в вечерней прохладе и негромко обменивавшиеся свежими новостями.
На ужин, начавшийся гораздо раньше, были приглашены только самые важные персоны; остальным – принцам, герцогам, высокопоставленным дипломатам – предстояло прибыть на танцы и довольствоваться буфетом. Среди гостей находился и русский император Александр, необыкновенно красивый блондин, усаженный на почетное место рядом с Жозефиной.
Следуя примеру остальных женщин на приеме, Мариса отчаянно флиртовала с мужчинами, обнаружив, что это совсем не сложно, если умело пользоваться веером и ресницами. Она сидела рядом с русским князем, одним из царских придворных, и, невзирая на его неприкрытую лесть, звучавшую с чудовищным акцентом, затушевывавшим смысл, умудрялась удерживать его в рамках приличий. Напротив нее сидел министр полиции Жозеф Фуше, недавно получивший титул герцога Оранского: он улыбался узкими губами и играл бокалом на тонкой ножке, прикладываясь к нему только изредка, зато ничего не упуская из виду, несмотря на полуопущенные тяжелые веки. Мариса решила, что министр ей не очень приятен. Кстати, почему он явился без супруги?
После трапезы русский князь стал упрашивать ее показать ему сад. Мариса скромно опустила ресницы, не давая ответа. Когда он под прикрытием скатерти положил руку ей на бедро, она шлепнула его по руке веером, подражая своей тете.
– Вы слишком дерзки, месье.
– А вы? Неужели вы на самом деле невинны, золотая красавица? Хотелось бы мне это уяснить!
– Если я соглашусь, то прощай, моя невинность?
Она чуть было не рассмеялась, гордая таким быстрым и удачным ответом. Флирт оказался нехитрым занятием, особенно в толпе, где ей ничего не угрожало. Тем не менее, пробуя подаваемые одно за другим блюда, она решила, что после ужина постарается держаться подальше от навязчивого князя. Ее преследовало неприятное ощущение, что Фуше слышит каждое их слово, хотя у нее не было оснований его опасаться.
Так или иначе, дождавшись сигнала Жозефины, адресованного дамам и означавшего приглашение выйти из-за стола, она испытала облегчение.
– Увидимся позже, – шепнул ей князь, когда она, любезно извинившись, поднялась. Фуше ничего не сказал, но ей показалось, что он смотрит ей вслед, отчего ей стало не по себе.
Слушая женский щебет, она постаралась выбросить зловещего министра из головы.
– Ты пользуешься небывалым успехом, племянница, – шепотом сообщила ей тетя Эдме. – Завтра все мы возвращаемся в Париж, и ты вместе с нами. Ты не можешь себе представить, как это восхитительно! Впрочем, скоро ты станешь такой же пресыщенной, как и все мы.
Неужели такое возможно? Озираясь, Мариса мысленно отвечала: «Нет». Впрочем, Гортензия, совсем недавно вышедшая замуж за Луи Бонапарта, была бледна и замкнута, а вовсе не светилась счастьем, как полагалось бы новобрачной. Недавно овдовевшая Полин Леклерк оживленно рассказывала о своих последних приключениях. Даже тетушка Эдме приняла мечтательный вид, когда одна из женщин в шутку упомянула некоего брюнета, уделявшего ей подозрительно много внимания на последнем балу. Мариса подумала, что ей, возможно, тоже требуется любовник, чтобы не выглядеть белой вороной и избавиться от неприятных воспоминаний, в том числе о Филипе…
Следующая мысль оказалась неожиданной. Видимо, она злоупотребила шампанским… Почему бы не остановиться на Филипе? Если ей все равно не сделать его своим мужем, то не поселить ли в нем сожаление об утраченном? Пускай она, то есть леди Анабелла, знает, что у него была другая избранница…
Ее золотые глаза засияли дерзким озорством и стали еще красивее. И надо же такому случиться, чтобы первым, на кого упал ее взгляд при выходе из женской гостиной, оказался именно Филип!
В строгом вечернем одеянии он выглядел еще импозантнее, чем обычно. На нем был синий, под цвет глаз, бархатный камзол с высоким воротником, белый шелковый галстук, кружевные манжеты, черные атласные панталоны до колен, на поясе висела шпага с ленточкой на рукоятке. Даже пудреный парик, перевязанный сзади лентой, как того требовала торжественность случая, не портил его облика. От его улыбки у нее учащенно забилось сердце.
Он поспешил ей навстречу. Она подала ему обе руки, не помышляя скрывать свои чувства. Никто не мог сейчас помешать ее счастью, даже замеченный уголком глаза герцог Оранский, прислонившийся к стене и наблюдавший за ними c сардонической усмешкой.
– Филип!
Он отвесил ей церемонный поклон и ответил по-французски:
– A votre service, mademoiselle. – Понизив голос, он продолжил: – Как вы сегодня красивы! Просто не верится, что мне так повезло: быть здесь и видеть вашу улыбку, предназначенную мне!
– Я тоже рада вас видеть. Скорее ведите меня танцевать, не то за меня опять примется этот несносный русский князь!
Танец оказался недавно привезенным из Вены вальсом. После нескольких поворотов Мариса достаточно пришла в себя, чтобы вспомнить о только что принятом решении. Филип почему-то сделался молчаливее обычного; он не мог оторвать взгляд от ее зардевшегося лица.
– Правда ли, что в лондонском клубе «Олмэк» молодой женщине не позволили танцевать вальс?
– Хозяйка клуба очень строга, – ответил он, зачарованно глядя на ее рот – на выгнутую верхнюю губку и на пухлую нижнюю. Почему он раньше не замечал, насколько пленителен ее рот, почему ему раньше не хотелось впиться в него поцелуем?
– Тогда мне, вероятно, не следует танцевать с вами вальс?
– Мы во Франции, где это не вызывает возражений. А вы такая легкая, словно перышко! Я мог бы протанцевать с вами всю жизнь.
– Недаром я брала уроки, – ответила она с деланной скромностью, наслаждаясь дрожью его рук. О да, он жаждет ее! Она удивлялась сама себе.
Вечер стремительно завершился. Она выпила еще шампанского, из-за чего все вокруг нее окрасилось в золотые тона.
Мариса предпочла забыть тетушкины предостережения; она воображала себя ночным цветком, оживающим при свете свечей и глаз Филипа. Долг и обязанности были сейчас пустыми словами, которые можно пустить по ветру вместе со всеми ее прежними страхами и неуверенностью в себе. В этот вечер она была прекрасна и не менее уверена в своих чарах, чем любая из увешанных драгоценностями великосветских львиц, отчаянно строивших глазки кавалерам из-за своих вееров.
Филип уже не принадлежал себе: она знала, чувствовала это, хваталась за эту мысль как за талисман, способный одолеть мрачное прошлое. В нем не было ни тени склонности к насилию, никакой дикости, грубости. Он не был способен оскорбить ее, надругаться над ней. В этот вечер ей было нетрудно выбросить из памяти то насмешливые, то свирепые серые глаза, всегда подчинявшие ее своей воле.
Только в предрассветных сумерках Мариса снова оказалась у себя в спальне, едва держась на ногах. Горничная, укоризненно ворча, помогла ей раздеться. Последняя ее связная мысль, предшествовавшая сладкому забытью, была посвящена Филипу, его золотым волосам, освещенным ярким светом сотен свечей, нежности, с которой он в первый раз поцеловал ее в губы…
Она слишком утомилась, чтобы видеть сны. Пробуждение оказалось мучительным из-за пульсирования в висках.
– Вставай, соня! Сейчас не время нежиться в постели и мечтать о красавчике англичанине. Поднимайся живее! Арлин уже укладывает твои вещи. Сегодня днем мы уезжаем в Париж!
Тон Эдме выдавал веселье. Она с удовольствием наблюдала за сонной Марисой, которая с трудом села в постели и тут же схватилась руками за голову.
– Так-то лучше! У нас очень много дел. Кофе за завтраком взбодрит тебя. Ты выпила слишком много шампанского, милочка, но ничего, придется привыкать, если хочешь вращаться в свете. А тебе этого не избежать. Даже на императора произвело впечатление, как наш маленький воробышек превратился в райскую птичку. Ты поедешь с нами в Париж и со всеми познакомишься. Но для этого тебе придется поторопиться и вовремя собраться.
Подобно всему, что происходило с ней после приезда в Мальмезон, где ее окружили добротой и заботой, эти сборы были больше похожи на сон, готовый вот-вот рассеяться, чтобы вернуть ее к неприглядной действительности. Впрочем, тетя Эдме упорно превращала сон в реальность: своей деловитостью она напоминала племяннице, что она не грезит. Между делом тетушка сообщила, что жить Марисе предстоит во дворце Тюильри, бывшей резиденции французских королей, ныне – официальных апартаментах первого консула Франции.
Мариса не верила в происходящее и потому не задавала вопросов. Даже хмурая Гортензия не удержалась от улыбки, увидев ее завороженность. Сидя вместе с ней в карете, она прошептала:
– Уверена, ты еще увидишься со своим англичанином. Ты считаешь, что всерьез полюбила? Он тоже весь вечер не замечал никого, кроме тебя. Неужели тебе будет даровано счастье сделать самостоятельный выбор?
Вспомнив, что Гортензию выдали замуж против воли, Мариса устыдилась собственного счастья, которое вот-вот могло захлестнуть ее с головой, и сжала холодную руку своей спутницы.
– По-другому не будет! Я совсем не важная особа, кто же станет так обо мне печься?
Сейчас, преодолев прошлое и смело заглядывая в будущее, она была готова этому поверить.
Глава 11
На этот раз Париж предстал перед ней совсем другим – таким, каким она мечтала его увидеть. Вереница карет с золочеными дверцами катила по широким улицам под охраной блестящего гусарского караула, повсюду собирая толпы зевак, выкрикивавших приветствия.
Мариса сознавала теперь, какой властью обладает Наполеон Бонапарт и какова его популярность в народе. Себя она ощущала едва ли не членом королевской фамилии; это чувство только укрепилось на торжественной церемонии, устроенной в честь их прибытия во дворец.
Здесь повсюду неслышно скользили ливрейные лакеи, в роскошных комнатах горели камины и благоухали в вазах свежие цветы. Единственным доступным занятием остался отдых после длительной поездки. Мариса послушно прилегла отдохнуть, зная, что на вечер назначено посещение театра – знаменитого «Комеди Франсэз», за которым последует ужин в резиденции российского посла. Ей предстояло привыкать к ночному образу жизни. Не успела она толком поразмыслить о предстоящих развлечениях, как глаза ее закрылись сами собой.
– Завтра к нам пожалует сам Леруа, великий кутюрье, чтобы снять с тебя мерку для новых туалетов, – объявила графиня де Ландри, появившись спустя несколько часов в комнате Марисы. Подмигнув, она добавила: – Тебе не о чем тревожиться. Ты моя племянница, а де Ландри выделяет мне на содержание кругленькую сумму, которой я распоряжаюсь по своему усмотрению. Позднее, когда ты напишешь письмо отцу и вымолишь его прощение – не бойся, я убеждена, что он все поймет, – у тебя появятся собственные деньги на булавки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66