Мне тридцать два года, а не девять, и если я хочу снизойти до некоторых плотских удовольствий, то это мое дело. Так что, если вы намерены оскорблять меня…
У Мадлен было такое чувство, будто она барахтается в море нереальности. Ее мать… Господи, что сказала бы или подумала ее мать, если бы узнала, как проводит время ее дорогой сыночек? Как она может удержать его в этом порочном городе, разве что держать его в доме под замком?
Ее охватило чувство бессилия, которое забирало последние следы мужества. Ей стало холодно в этот жаркий июльский день, к горлу подступила тошнота…
От Лиса не ускользнул блеск волос Мэдди, когда она опустила голову, потом он услышал шуршание платья из тафты и заметил, что она оседает. Потрясенный, он понял, что она падает в обморок… Ему удалось подхватить ее прежде, чем она повалилась в грязь. Прижав к своей широкой груди ее стройное, но, тем не менее, не худенькое тело. Лис не смог сдержать иронической улыбки: похоже, в конце концов он войдет в ее чистый и приличный дом.
Глава 3
— Бабушка Сьюзен! Иди сюда! Быстро! — кричал Бенджамен, стуча башмачками по ступенькам. — Этот человек, этот ужасный человек несет Мэдди! Может быть, она умерла! Может быть, он убил ее!
Сьюзен вошла в гостиную, спокойно вытирая руки о свой белоснежный передник.
— Бенджамен Франклин Эвери, ты опять шпионил у окна?
— Ну ты же не следила, а кто-то должен наблюдать за тем, чтобы Мэдди не причинили вреда! — Руки и лицо мальчика были чисто вымыты, но волосы по-прежнему стояли торчком. — Бабушка, скорее!
— Ты подсматривал… или подслушивал? — Сьюзен хладнокровно открыла дверь как раз в тот момент, когда на пороге появился Лис с безжизненным телом Мэдди на руках.
— Боже мой! Что случилось с нашей Медди?
— Кажется, она упала в обморок, — ответил Лис. — Куда мне положить ее?
Сьюзен провела его наверх в спальню и указала на большую постель, на которой теперь спали Стивен с сыном. Лис мягко положил Мэдди на белое с голубым стеганое одеяло и отступил, чтобы полюбоваться девушкой, такой прекрасной в своем покое.
— Что с ней? — громко спросил Бенджамен. Мадлен чуть пошевелилась, когда бабушка приложила к ее лбу влажную тряпку. Лис тем временем бросил на мальчика грозный взгляд.
— Я считаю, что ты виновен в беде, случившейся с твоей сестрой.
— Как? Меня там даже и не было! Вы, наверное, что-то с ней сделали, так же как затащили меня на свою лошадь, когда я просил оставить меня в покое. Я думаю…
— Замолчи, Бенджамен! — резко прикрикнула Сьюзен. Наклонившись, она внимательно посмотрела в его дерзкую мордашку: — Я не позволю тебе разговаривать так грубо, особенно со старшими.
— Бабушка… — выдохнула Мэдди, с усилием открыв глаза.
— Дорогая, ты устала, — старая женщина нежно улыбнулась ей и поцеловала в щеку. — Отдохни несколько минут, я принесу тебе супчика, и мы поговорим.
Когда Мадлен закрыла глаза, Сьюзен выставила Лиса и Бенджамена из спальни. Закрыв за собой дверь, она сначала повернулась к внуку.
— Молодой человек, поднимись наверх и ляг на мою постель. Держи глаза и уши закрытыми, пока я тебя не позову!
Бенджамен, прищурившись, посмотрел на Лиса, но подчинился. Медленно и шумно он поднимался по лестнице, как будто шел на виселицу. Когда он скрылся из вида и на верхнем этаже воцарилась тишина, Сьюзен вздохнула и повернулась к высокому, грубо-привлекательному незнакомцу.
— По-моему, сэр, мы еще не представились друг другу. Меня зовут Сьюзен Хэмпшир O'Xapa.
Он взял ее крошечную белую ручку и улыбнулся.
— Это честь, миссис O'Xapa. А я — Лис, на самом деле Дэниэл-Лис, но я предпочитаю прозвище. Так проще.
— Проще? — она прикусила нижнюю губу и проницательно уставилась на него. — Это интересно. Дэн быстро сменил тему.
— Мисс Эвери упомянула, что вы приехали из Филадельфии. Не имели ли вы честь быть родственницей сенатора Лайона Хэмпшира из Филадельфии?
Теперь Сьюзен была и впрямь заинтригована. Не похоже, чтобы многие из дидвудских распутников, бежавших от своего отвратительного прошлого, знали сенатора из Пенсильвании, карьера которого достигла зенита полстолетия назад.
— Могу сказать с гордостью, что Лайон Хэмпшир — мой отец и самый лучший человек, которого я когда-либо знала, кроме, разумеется, моего дорого мужа Патрика. А откуда вы знаете о папе?
Лис молча проклинал свой неудержимый язык. — Теперь, когда вы упомянули, я не могу вспомнить! Вероятно, нам рассказывали о нем в школе или мама. Она была учительницей и заставляла меня читать даже тогда, когда мне не хотелось. Я только помню, что мне всегда нравилось имя Лайон.
— Так же, как вам нравится имя Лис? — осведомилась она с добродушной улыбкой. — Не обращайте внимания. Я дразню вас, а мне не следовало бы. Вместо этого я должна извиниться перед вами за поведение своих внуков. Я слышала, как Мадлен на улице повысила на вас голос, и это меня шокировало. Она всегда вела себя как истинная леди, особенно с новыми знакомыми. А Бенджамен, Господи, он и вовсе был ужасен! Его мать недавно умерла, и это оказалось для него гораздо большим ударом, чем он думает. Она была моей дочерью, так что мы все горевали. Мы приехали на Запад, чтобы соединиться с отцом детей, но Стивен слишком занят и к тому же часто бывает в отъезде, чтобы приучить мальчика к дисциплине, как это полагается.
Лиса очаровало простодушие Сьюзен 0'Хара. Ее гордое лицо говорило о бездне мудрости и юмора, немного напомнив ему его собственную мать.
— Ну что ж, извинения я принял, но в них не было необходимости. Если по правде, то мне понравилась мисс Эвери. Если я ее и расстроил, то, может быть, я и себя немного подразнил!
Лис направился к двери, и Сьюзен пошла проводить его, внимательно слушая, что он говорил: — Что же касается вашего внука… я с вами согласен. Ему совершенно необходима твердая рука, предпочтительно мужская. Вас, миссис 0'Хара, он явно уважает, но ему известно, что вы не поедете за ним верхом, не схватите на улице и не привезете домой, чтобы наказать.
— Вы можете говорить мне все, что угодно, — произнесла она нарочито смиренным тоном, когда они уже стояли на тропинке. — Сомневаюсь, что я упаду в обморок, но вам, вероятно, следует быть готовым и к этому.
Он откинул голову назад и громко рассмеялся. Потом уже более спокойно он рассказал ей столько, сколько ей необходимо было знать, опуская пикантные подробности о будках для удобства. «Достаточно, — решил он, — что она будет знать, что Бенджамен прогуливается по „Бесплодным землям“, вместо того чтобы невинно играть с другими мальчишками. Она достаточно знает жизнь, чтобы домыслить все остальное».
— Ну, падать в обморок вряд ли стоит, но Мэдди старается во всем быть похожей на свою мать. — Сьюзен с минуту постучала об пол ногой, о чем-то думая. — Хотя что-то предпринимать надо. Лис, а вы не хотите поужинать с нами послезавтра вечером? Вы мне нравитесь и, думаю, будете хорошо влиять на Бенджамена. Вероятно, за семейным столом вы сможете поладить. — Она замолчала, наблюдая за игрой мыслей в его голубых глазах. — Только… если вы не проездом через Дидвуд… Не имеет смысла привязываться к вам, если через неделю вы уже уедете отсюда.
Дэн погладил короткую, выцветшую на солнце бороду и трогательно усмехнулся.
— Нет, мэм, я планирую остаться здесь на некоторое время. И мне бы очень хотелось прийти к вам на ужин. Благодарю вас за приглашение. — С этими словами он вскочил на Уотсона и наклонился к Сьюзен: — А вы уверены, что вам не следует на этот счет посоветоваться с вашими родственниками? Сомневаюсь, что кто-нибудь из них будет рад видеть меня!
— Пшшш! — Сьюзен помахала рукой, как бы прогоняя его. — Приходите в шесть часов, а остальное предоставьте мне!
К тому времени, как Лис вернулся на «Бесплодные земли» и оставил Уотсона на конюшне, он уже не испытывал удовольствия от своих планов срочно провести распутный вечер. Однако он поднял на свое широкое плечо скатанную постель и дорожный вьюк и зашагал по грязи к Жемчужному театру.
В Дидвуде уже было несколько дюжин баров, много биллиардных и игорных домов, но «театры» с дурной репутацией жители знали лучше всего: Жемчужный, Бэлла Унион, Мелодион и Зеленый Фасад.
Большинство салунов имело такой вид, будто были выстроены за одну ночь, а некоторые из них представляли собой не более чем палатки. Их крыши протекали, а стены имели тенденцию оседать от пьяных драк и бурь. Лису больше нравился более крепкий вид «Жемчуга», и, конечно, там наверху есть настоящие комнаты для свиданий. «Бесплодные земли» были так переполнены, что Лис задумался, нельзя ли получить просто ночлег, не тратясь на девочку.
«Жемчуг» был набит выпивающими изможденными и грязными рудокопами, а вокруг карточных столов толпились жуликоватые личности, готовые играть всю ночь. Лис встал у стойки бара рядом с очень грузным и дурно пахнущим человеком. Он подумал, не исходит ли и от него такой же запах, но потом решил, что Мадлен Эвери как-нибудь дала бы об этом знать, например деликатно сморщив носик от отвращения. Энни Сандей научила сына понимать подобные намеки. После долгого ожидания хозяин бара наконец обратил на него внимание, и Лис, заказав двойной виски, безотлагательно опрокинул его. Вероятно, это сотрет память о нескольких прошедших неделях и всех конфликтных эмоциях, бурлящих в нем с момента его последней стычки с Кастером.
— Еще, приятель? — спросил его бармен, хрупкий, плешивый человечек с черными усами.
Лис кивнул. Вторую порцию он выпил чуть медленнее, но вместо того чтобы стереть его мысли, виски, казалось, только подстегнул их. Он всегда старался жить достойно, позволяя себе лишь безобидные мужские грешки. Он не был святым, но верил в права и свободы, на которых основана Америка.
Почему же тогда это испытание в Монтане оставило у него во рту привкус трусости? Он первый бы предложил идти в бой и настаивал бы на этом, если бы чувствовал, что дело правое. Он по-прежнему разрывался между чувством долга, присущим настоящему американцу, и симпатией к индейцам. На какой же стороне правда?
Что за черт, думал он. Эту проблему не под силу решить одному человеку, так какое же значение имеет то, что он думает или делает?
— Послушай, я думала, ты забыл меня, — промурлыкал тоненький голосок ему в плечо.
Лис взглянул вниз горящими глазами и обнаружил маленькую девушку с черными, как вороново крыло, волосами, которая недавно заигрывала с ним, стоя на балконе. На ней было поношенное платье из ярко-розового атласа, перешитое так, что открывалась половина ее груди. Ткань юбки крепилась на турнюре, посаженным высоко сзади, и ниспадала на усыпанный опилками пол. Она благоухала туалетной водой, на шее ее была повязана тонкая синяя лента. Лису это понравилось.
— Нет, не забыл, — дотронулся он загорелым пальцем до ее щеки. — Как тебя зовут, лапушка?
— Виктория. — Она не могла поверить, что и вблизи он также привлекателен, как и на расстоянии, но это была правда. У него были невероятно голубые глаза, ровные зубы и копна каштановых волос, а сильное лицо обрамляла аккуратная бородка. Похоже, что он может поднять ее одной рукой. — Мама назвала меня так в честь королевы Англии.
Лис изогнул бровь дугой, оценивая ироничность ситуации.
— С ее стороны это был прекрасный жест, ведь…
— Люди говорят, я красивее, чем королева Виктория, — заметила она.
Виктория попросила у бармена джин и горькое пиво, Лис заплатил за них и снова протянул свой стакан. Он, наконец, начинал испытывать чувства, на которые уже не надеялся, — некое оцепенение и крайнюю отдаленность от внешнего мира. Он вдруг с легкостью поверил в то, что у него нет проблем, ни вины, ни прошлого, ни будущего. Момент требовал от него лишь улыбки и наслаждения жизнью.
— У тебя такой вид, будто ты совершенно выбился из сил, добираясь до Дидвуда, — сказала Виктория, наклонившись к нему так, что ее пышная грудь прижалась к его широкой груди. — Ну и как, стоило?
Прежде чем он успел ответить, кто-то призвал всех к спокойствию, и на маленькой сцене «Жемчужины», расположенной в удаленном конце бара, появилось странное трио: женщина в причудливом красном бархатном платье, слишком жарком для сезона, мужчина со скрипкой и юноша, несущий нечто невообразимое, что на самом деле оказалось трубой. Перед сценой остановился мужчина, призывавший к тишине, и помахал рукой в воздухе.
— А теперь, джентльмены, — крикнул он, — прошу внимания! Вы присутствуете на редком празднике чувств и имеете счастливую возможность быть свидетелями представления одной и единственной Королевы песни. Да, друзья, я действительно говорю о всемирно известной мисс Виоле де Монморанси, которая оказалась в Дидвуде накануне гастролей по великим столицам Европы, где она покажет свое несравненное искусство перед королями, королевами и императорами!
Когда мисс де Монморанси начала свою первую балладу в сопровождении двух музыкантов, Лису пришло в голову, что она выглядит несколько потрепанной для роли всемирно известной дивы. Виктория, казалось, прочла его мысли.
— У тебя такой вид, словно тебе нужен небольшой отдых. Хочешь, поднимемся наверх, где немного поспокойнее? Я сниму с тебя сапоги и помассирую тебе шею…
Забавная вещь — инстинкт, который притягивает мужчину к женщине! Лису был безразличен запах Виктории, и все же он действовал на него, она не казалась ему привлекательной, но его тело как-то реагировало на ее горячие выпуклости, когда она прижималась к нему, и на зовущие нотки в ее голосе.
Энни Сандей обычно говорила, что настоящий мужчина поднимается выше своих инстинктов и никогда не будет спать с женщиной, которую не любит, не говоря уже о той, с которой едва знаком. Слишком плохо, что мир не мог жить по стандартам Энни Сандей. Порок иногда искушал Лиса, и тогда ему хотелось действовать безрассудно. Может быть, на самом деле, это было проявлением слабости, но слово «безрассудство» звучало более мужественно.
— Твои слова звучат приглашением, и я буду дураком, если откажусь, Виктория! Захвачу бутылочку, если среди ночи нам захочется выпить. — Он собрал все свое имущество и последовал за Викторией наверх по лестнице, начинавшей уже перекашиваться от слишком усердной эксплуатации. Она еще пахла свежесрубленной сосной, дешевыми духами и немытыми мужскими телами. Лис наблюдал за колебаниями турнюра Виктории, шедшей впереди.
Несколько смущенный этим зрелищем и своими низкими инстинктами, он невольно улыбнулся.
Наверху было несколько комнат с дверями, задернутыми занавесками и надписанными над ними именами девушек.
Лис с облегчением обнаружил, что в комнате Виктории настоящая дверь, это показалось ему хорошим предзнаменованием.
Повернув ручку и посторонившись, Виктория робко и застенчиво взглянула на него из-под ресниц, и Лис почти поверил, что это искренне. Войдя в узкую спальню, окно которой выходило на Главную улицу, Лис бросил свои вещи на пол, снял шляпу и глубоко вздохнул.
— Садись сюда, на постель, и располагайся поудобнее, — сказала Виктория. — Вот сюда, ложись. Я сниму с тебя сапоги.
Абсолютное измождение в сочетании с изрядной дозой виски сразили Лиса, как только он опустил голову на кружевную накидку подушки. Он смутно ощущал, как Виктория снимала с него сапоги.
— Не знаю, — удалось ему пробормотать, — хорошая ли эта идея. Мне бы надо принять ванну…
Виктория плеснула виски в стакан и поднесла к его губам, воркуя:
— Да ладно тебе, не волнуйся. Думаешь, я в этом городе привыкла к чистым мужчинам? — Она засмеялась, удивленная этим его замечанием. — Я знаю, что ты устал и что тебе нужно, чтобы хорошо поспать ночью. Только лежи тихо. Я тебя раздену!
Господи, «устал» было слишком слабым выражением, чтобы передать, что он чувствовал. Постель, этакая глыба с продавленными пружинами, казалась ему дарами ангелов, и Лис с наслаждением погрузился в нее, пустив свои мысли на самотек.
Перед его взором предстал Кастер при свете зари, с его подстриженными локонами, верхом на Вик. Потом ему привиделась гремучая змея, подкрадывающаяся к нему, спящему под лунным светом Вайоминга. Мадлен Эвери, готовящая чай и подающая его в своих лучших китайских чашках, говорящая ему, что Лис не должен входить в их дом, пока не примет ванну и не наденет чистую, выглаженную одежду. «Ты должен носить бумажный воротник, — сказала она, отпрянув от него, — и фрак, как у принца Альберта, и не позволять себе ругаться…»
Виктория тем временем сетовала на то, что раздеть такого большого мужчину, особенно если он, кажется, совершенно без сознания, — тяжелая работа. И все же она наслаждалась каждым мгновением, каждым мимолетным взглядом на это стройное, загорелое тело. Чем больше открывалось ее взору, тем усерднее она молилась, чтобы он достаточно пришел в себя, чтобы заняться с ней любовью. Лис был самым красивым мужчиной из всех, кого она видела со времени своего приезда в Дидвуд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
У Мадлен было такое чувство, будто она барахтается в море нереальности. Ее мать… Господи, что сказала бы или подумала ее мать, если бы узнала, как проводит время ее дорогой сыночек? Как она может удержать его в этом порочном городе, разве что держать его в доме под замком?
Ее охватило чувство бессилия, которое забирало последние следы мужества. Ей стало холодно в этот жаркий июльский день, к горлу подступила тошнота…
От Лиса не ускользнул блеск волос Мэдди, когда она опустила голову, потом он услышал шуршание платья из тафты и заметил, что она оседает. Потрясенный, он понял, что она падает в обморок… Ему удалось подхватить ее прежде, чем она повалилась в грязь. Прижав к своей широкой груди ее стройное, но, тем не менее, не худенькое тело. Лис не смог сдержать иронической улыбки: похоже, в конце концов он войдет в ее чистый и приличный дом.
Глава 3
— Бабушка Сьюзен! Иди сюда! Быстро! — кричал Бенджамен, стуча башмачками по ступенькам. — Этот человек, этот ужасный человек несет Мэдди! Может быть, она умерла! Может быть, он убил ее!
Сьюзен вошла в гостиную, спокойно вытирая руки о свой белоснежный передник.
— Бенджамен Франклин Эвери, ты опять шпионил у окна?
— Ну ты же не следила, а кто-то должен наблюдать за тем, чтобы Мэдди не причинили вреда! — Руки и лицо мальчика были чисто вымыты, но волосы по-прежнему стояли торчком. — Бабушка, скорее!
— Ты подсматривал… или подслушивал? — Сьюзен хладнокровно открыла дверь как раз в тот момент, когда на пороге появился Лис с безжизненным телом Мэдди на руках.
— Боже мой! Что случилось с нашей Медди?
— Кажется, она упала в обморок, — ответил Лис. — Куда мне положить ее?
Сьюзен провела его наверх в спальню и указала на большую постель, на которой теперь спали Стивен с сыном. Лис мягко положил Мэдди на белое с голубым стеганое одеяло и отступил, чтобы полюбоваться девушкой, такой прекрасной в своем покое.
— Что с ней? — громко спросил Бенджамен. Мадлен чуть пошевелилась, когда бабушка приложила к ее лбу влажную тряпку. Лис тем временем бросил на мальчика грозный взгляд.
— Я считаю, что ты виновен в беде, случившейся с твоей сестрой.
— Как? Меня там даже и не было! Вы, наверное, что-то с ней сделали, так же как затащили меня на свою лошадь, когда я просил оставить меня в покое. Я думаю…
— Замолчи, Бенджамен! — резко прикрикнула Сьюзен. Наклонившись, она внимательно посмотрела в его дерзкую мордашку: — Я не позволю тебе разговаривать так грубо, особенно со старшими.
— Бабушка… — выдохнула Мэдди, с усилием открыв глаза.
— Дорогая, ты устала, — старая женщина нежно улыбнулась ей и поцеловала в щеку. — Отдохни несколько минут, я принесу тебе супчика, и мы поговорим.
Когда Мадлен закрыла глаза, Сьюзен выставила Лиса и Бенджамена из спальни. Закрыв за собой дверь, она сначала повернулась к внуку.
— Молодой человек, поднимись наверх и ляг на мою постель. Держи глаза и уши закрытыми, пока я тебя не позову!
Бенджамен, прищурившись, посмотрел на Лиса, но подчинился. Медленно и шумно он поднимался по лестнице, как будто шел на виселицу. Когда он скрылся из вида и на верхнем этаже воцарилась тишина, Сьюзен вздохнула и повернулась к высокому, грубо-привлекательному незнакомцу.
— По-моему, сэр, мы еще не представились друг другу. Меня зовут Сьюзен Хэмпшир O'Xapa.
Он взял ее крошечную белую ручку и улыбнулся.
— Это честь, миссис O'Xapa. А я — Лис, на самом деле Дэниэл-Лис, но я предпочитаю прозвище. Так проще.
— Проще? — она прикусила нижнюю губу и проницательно уставилась на него. — Это интересно. Дэн быстро сменил тему.
— Мисс Эвери упомянула, что вы приехали из Филадельфии. Не имели ли вы честь быть родственницей сенатора Лайона Хэмпшира из Филадельфии?
Теперь Сьюзен была и впрямь заинтригована. Не похоже, чтобы многие из дидвудских распутников, бежавших от своего отвратительного прошлого, знали сенатора из Пенсильвании, карьера которого достигла зенита полстолетия назад.
— Могу сказать с гордостью, что Лайон Хэмпшир — мой отец и самый лучший человек, которого я когда-либо знала, кроме, разумеется, моего дорого мужа Патрика. А откуда вы знаете о папе?
Лис молча проклинал свой неудержимый язык. — Теперь, когда вы упомянули, я не могу вспомнить! Вероятно, нам рассказывали о нем в школе или мама. Она была учительницей и заставляла меня читать даже тогда, когда мне не хотелось. Я только помню, что мне всегда нравилось имя Лайон.
— Так же, как вам нравится имя Лис? — осведомилась она с добродушной улыбкой. — Не обращайте внимания. Я дразню вас, а мне не следовало бы. Вместо этого я должна извиниться перед вами за поведение своих внуков. Я слышала, как Мадлен на улице повысила на вас голос, и это меня шокировало. Она всегда вела себя как истинная леди, особенно с новыми знакомыми. А Бенджамен, Господи, он и вовсе был ужасен! Его мать недавно умерла, и это оказалось для него гораздо большим ударом, чем он думает. Она была моей дочерью, так что мы все горевали. Мы приехали на Запад, чтобы соединиться с отцом детей, но Стивен слишком занят и к тому же часто бывает в отъезде, чтобы приучить мальчика к дисциплине, как это полагается.
Лиса очаровало простодушие Сьюзен 0'Хара. Ее гордое лицо говорило о бездне мудрости и юмора, немного напомнив ему его собственную мать.
— Ну что ж, извинения я принял, но в них не было необходимости. Если по правде, то мне понравилась мисс Эвери. Если я ее и расстроил, то, может быть, я и себя немного подразнил!
Лис направился к двери, и Сьюзен пошла проводить его, внимательно слушая, что он говорил: — Что же касается вашего внука… я с вами согласен. Ему совершенно необходима твердая рука, предпочтительно мужская. Вас, миссис 0'Хара, он явно уважает, но ему известно, что вы не поедете за ним верхом, не схватите на улице и не привезете домой, чтобы наказать.
— Вы можете говорить мне все, что угодно, — произнесла она нарочито смиренным тоном, когда они уже стояли на тропинке. — Сомневаюсь, что я упаду в обморок, но вам, вероятно, следует быть готовым и к этому.
Он откинул голову назад и громко рассмеялся. Потом уже более спокойно он рассказал ей столько, сколько ей необходимо было знать, опуская пикантные подробности о будках для удобства. «Достаточно, — решил он, — что она будет знать, что Бенджамен прогуливается по „Бесплодным землям“, вместо того чтобы невинно играть с другими мальчишками. Она достаточно знает жизнь, чтобы домыслить все остальное».
— Ну, падать в обморок вряд ли стоит, но Мэдди старается во всем быть похожей на свою мать. — Сьюзен с минуту постучала об пол ногой, о чем-то думая. — Хотя что-то предпринимать надо. Лис, а вы не хотите поужинать с нами послезавтра вечером? Вы мне нравитесь и, думаю, будете хорошо влиять на Бенджамена. Вероятно, за семейным столом вы сможете поладить. — Она замолчала, наблюдая за игрой мыслей в его голубых глазах. — Только… если вы не проездом через Дидвуд… Не имеет смысла привязываться к вам, если через неделю вы уже уедете отсюда.
Дэн погладил короткую, выцветшую на солнце бороду и трогательно усмехнулся.
— Нет, мэм, я планирую остаться здесь на некоторое время. И мне бы очень хотелось прийти к вам на ужин. Благодарю вас за приглашение. — С этими словами он вскочил на Уотсона и наклонился к Сьюзен: — А вы уверены, что вам не следует на этот счет посоветоваться с вашими родственниками? Сомневаюсь, что кто-нибудь из них будет рад видеть меня!
— Пшшш! — Сьюзен помахала рукой, как бы прогоняя его. — Приходите в шесть часов, а остальное предоставьте мне!
К тому времени, как Лис вернулся на «Бесплодные земли» и оставил Уотсона на конюшне, он уже не испытывал удовольствия от своих планов срочно провести распутный вечер. Однако он поднял на свое широкое плечо скатанную постель и дорожный вьюк и зашагал по грязи к Жемчужному театру.
В Дидвуде уже было несколько дюжин баров, много биллиардных и игорных домов, но «театры» с дурной репутацией жители знали лучше всего: Жемчужный, Бэлла Унион, Мелодион и Зеленый Фасад.
Большинство салунов имело такой вид, будто были выстроены за одну ночь, а некоторые из них представляли собой не более чем палатки. Их крыши протекали, а стены имели тенденцию оседать от пьяных драк и бурь. Лису больше нравился более крепкий вид «Жемчуга», и, конечно, там наверху есть настоящие комнаты для свиданий. «Бесплодные земли» были так переполнены, что Лис задумался, нельзя ли получить просто ночлег, не тратясь на девочку.
«Жемчуг» был набит выпивающими изможденными и грязными рудокопами, а вокруг карточных столов толпились жуликоватые личности, готовые играть всю ночь. Лис встал у стойки бара рядом с очень грузным и дурно пахнущим человеком. Он подумал, не исходит ли и от него такой же запах, но потом решил, что Мадлен Эвери как-нибудь дала бы об этом знать, например деликатно сморщив носик от отвращения. Энни Сандей научила сына понимать подобные намеки. После долгого ожидания хозяин бара наконец обратил на него внимание, и Лис, заказав двойной виски, безотлагательно опрокинул его. Вероятно, это сотрет память о нескольких прошедших неделях и всех конфликтных эмоциях, бурлящих в нем с момента его последней стычки с Кастером.
— Еще, приятель? — спросил его бармен, хрупкий, плешивый человечек с черными усами.
Лис кивнул. Вторую порцию он выпил чуть медленнее, но вместо того чтобы стереть его мысли, виски, казалось, только подстегнул их. Он всегда старался жить достойно, позволяя себе лишь безобидные мужские грешки. Он не был святым, но верил в права и свободы, на которых основана Америка.
Почему же тогда это испытание в Монтане оставило у него во рту привкус трусости? Он первый бы предложил идти в бой и настаивал бы на этом, если бы чувствовал, что дело правое. Он по-прежнему разрывался между чувством долга, присущим настоящему американцу, и симпатией к индейцам. На какой же стороне правда?
Что за черт, думал он. Эту проблему не под силу решить одному человеку, так какое же значение имеет то, что он думает или делает?
— Послушай, я думала, ты забыл меня, — промурлыкал тоненький голосок ему в плечо.
Лис взглянул вниз горящими глазами и обнаружил маленькую девушку с черными, как вороново крыло, волосами, которая недавно заигрывала с ним, стоя на балконе. На ней было поношенное платье из ярко-розового атласа, перешитое так, что открывалась половина ее груди. Ткань юбки крепилась на турнюре, посаженным высоко сзади, и ниспадала на усыпанный опилками пол. Она благоухала туалетной водой, на шее ее была повязана тонкая синяя лента. Лису это понравилось.
— Нет, не забыл, — дотронулся он загорелым пальцем до ее щеки. — Как тебя зовут, лапушка?
— Виктория. — Она не могла поверить, что и вблизи он также привлекателен, как и на расстоянии, но это была правда. У него были невероятно голубые глаза, ровные зубы и копна каштановых волос, а сильное лицо обрамляла аккуратная бородка. Похоже, что он может поднять ее одной рукой. — Мама назвала меня так в честь королевы Англии.
Лис изогнул бровь дугой, оценивая ироничность ситуации.
— С ее стороны это был прекрасный жест, ведь…
— Люди говорят, я красивее, чем королева Виктория, — заметила она.
Виктория попросила у бармена джин и горькое пиво, Лис заплатил за них и снова протянул свой стакан. Он, наконец, начинал испытывать чувства, на которые уже не надеялся, — некое оцепенение и крайнюю отдаленность от внешнего мира. Он вдруг с легкостью поверил в то, что у него нет проблем, ни вины, ни прошлого, ни будущего. Момент требовал от него лишь улыбки и наслаждения жизнью.
— У тебя такой вид, будто ты совершенно выбился из сил, добираясь до Дидвуда, — сказала Виктория, наклонившись к нему так, что ее пышная грудь прижалась к его широкой груди. — Ну и как, стоило?
Прежде чем он успел ответить, кто-то призвал всех к спокойствию, и на маленькой сцене «Жемчужины», расположенной в удаленном конце бара, появилось странное трио: женщина в причудливом красном бархатном платье, слишком жарком для сезона, мужчина со скрипкой и юноша, несущий нечто невообразимое, что на самом деле оказалось трубой. Перед сценой остановился мужчина, призывавший к тишине, и помахал рукой в воздухе.
— А теперь, джентльмены, — крикнул он, — прошу внимания! Вы присутствуете на редком празднике чувств и имеете счастливую возможность быть свидетелями представления одной и единственной Королевы песни. Да, друзья, я действительно говорю о всемирно известной мисс Виоле де Монморанси, которая оказалась в Дидвуде накануне гастролей по великим столицам Европы, где она покажет свое несравненное искусство перед королями, королевами и императорами!
Когда мисс де Монморанси начала свою первую балладу в сопровождении двух музыкантов, Лису пришло в голову, что она выглядит несколько потрепанной для роли всемирно известной дивы. Виктория, казалось, прочла его мысли.
— У тебя такой вид, словно тебе нужен небольшой отдых. Хочешь, поднимемся наверх, где немного поспокойнее? Я сниму с тебя сапоги и помассирую тебе шею…
Забавная вещь — инстинкт, который притягивает мужчину к женщине! Лису был безразличен запах Виктории, и все же он действовал на него, она не казалась ему привлекательной, но его тело как-то реагировало на ее горячие выпуклости, когда она прижималась к нему, и на зовущие нотки в ее голосе.
Энни Сандей обычно говорила, что настоящий мужчина поднимается выше своих инстинктов и никогда не будет спать с женщиной, которую не любит, не говоря уже о той, с которой едва знаком. Слишком плохо, что мир не мог жить по стандартам Энни Сандей. Порок иногда искушал Лиса, и тогда ему хотелось действовать безрассудно. Может быть, на самом деле, это было проявлением слабости, но слово «безрассудство» звучало более мужественно.
— Твои слова звучат приглашением, и я буду дураком, если откажусь, Виктория! Захвачу бутылочку, если среди ночи нам захочется выпить. — Он собрал все свое имущество и последовал за Викторией наверх по лестнице, начинавшей уже перекашиваться от слишком усердной эксплуатации. Она еще пахла свежесрубленной сосной, дешевыми духами и немытыми мужскими телами. Лис наблюдал за колебаниями турнюра Виктории, шедшей впереди.
Несколько смущенный этим зрелищем и своими низкими инстинктами, он невольно улыбнулся.
Наверху было несколько комнат с дверями, задернутыми занавесками и надписанными над ними именами девушек.
Лис с облегчением обнаружил, что в комнате Виктории настоящая дверь, это показалось ему хорошим предзнаменованием.
Повернув ручку и посторонившись, Виктория робко и застенчиво взглянула на него из-под ресниц, и Лис почти поверил, что это искренне. Войдя в узкую спальню, окно которой выходило на Главную улицу, Лис бросил свои вещи на пол, снял шляпу и глубоко вздохнул.
— Садись сюда, на постель, и располагайся поудобнее, — сказала Виктория. — Вот сюда, ложись. Я сниму с тебя сапоги.
Абсолютное измождение в сочетании с изрядной дозой виски сразили Лиса, как только он опустил голову на кружевную накидку подушки. Он смутно ощущал, как Виктория снимала с него сапоги.
— Не знаю, — удалось ему пробормотать, — хорошая ли эта идея. Мне бы надо принять ванну…
Виктория плеснула виски в стакан и поднесла к его губам, воркуя:
— Да ладно тебе, не волнуйся. Думаешь, я в этом городе привыкла к чистым мужчинам? — Она засмеялась, удивленная этим его замечанием. — Я знаю, что ты устал и что тебе нужно, чтобы хорошо поспать ночью. Только лежи тихо. Я тебя раздену!
Господи, «устал» было слишком слабым выражением, чтобы передать, что он чувствовал. Постель, этакая глыба с продавленными пружинами, казалась ему дарами ангелов, и Лис с наслаждением погрузился в нее, пустив свои мысли на самотек.
Перед его взором предстал Кастер при свете зари, с его подстриженными локонами, верхом на Вик. Потом ему привиделась гремучая змея, подкрадывающаяся к нему, спящему под лунным светом Вайоминга. Мадлен Эвери, готовящая чай и подающая его в своих лучших китайских чашках, говорящая ему, что Лис не должен входить в их дом, пока не примет ванну и не наденет чистую, выглаженную одежду. «Ты должен носить бумажный воротник, — сказала она, отпрянув от него, — и фрак, как у принца Альберта, и не позволять себе ругаться…»
Виктория тем временем сетовала на то, что раздеть такого большого мужчину, особенно если он, кажется, совершенно без сознания, — тяжелая работа. И все же она наслаждалась каждым мгновением, каждым мимолетным взглядом на это стройное, загорелое тело. Чем больше открывалось ее взору, тем усерднее она молилась, чтобы он достаточно пришел в себя, чтобы заняться с ней любовью. Лис был самым красивым мужчиной из всех, кого она видела со времени своего приезда в Дидвуд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40