Не потому ли ты боишься ее?»
Он потер глаза сильными, загорелыми пальцами и подкачал головой. Одному Богу известно, что ему делать с Мэдди, но сейчас ему надо поспать, или остаток дня он будет невменяемым. Грустно улыбаясь, он залез в повозку, и расположился рядом с Мэдди на стеганых одеялах. На этот раз, однако, он не снял брюки.
Сердитый крик голубой сойки разбудил Мэдди при полном свете утра. Птица перелетела и взгромоздилась на задке повозки, рассматривая кусок яблока, который, по-видимому, уронил Уотсон. Конь заржал, увидев сойку, и та улетела.
Под брезентом повозки становилось жарко. Мэдди чувствовала себя вялой, но какой-то странно довольной. Вытянувшись, она повернулась на бок, и ее лицо коснулось лица Лиса. Она прижалась к нему грудью и неуверенно провела дрожащей рукой по его груди. Он глубоко дышал.
Ее глаза наполнились слезами. Ей очень хотелось оставить руку на жестких волосках, покрывающих грудь Лиса, удобно устроиться на ней и слушать биение его сердца. То, что произошло между ними ночью, не казалось ей реальным, несмотря на некоторую болезненность в низу ее тела. Конечно, ей хотелось удовлетворить свою страсть, и она была полна решимости открыть тайны соединения, но сейчас она поняла, что больше всего ей бы хотелось прикоснуться к душе этого человека, который дал ей почувствовать себя так пронзительно и волнующе живой. Ей хотелось узнать его тело, все его секреты и доверить ему свои.
Мэдди, вздохнув, неохотно села, и рукава рубашки Лиса скользнули по ее рукам. Мечты были хороши, но теперь им придется остаться мечтами. Лис держал свое сердце на замке, ревниво охраняя его, как будто зная, что оно обязательно откроется Мэдди, если он хоть на минутку ослабит свой контроль. Теперь для нее почти достаточно лишь удовольствия смотреть на него. Как он красив! Каждая черточка его безупречного лица отвечала всем ее фантазиям, которые с детства лелеяла она. Эти вызывающие глаза, безопасно закрытые, обычно отпугивали ее, так что сейчас ей был предоставлен счастливый случай хорошенько налюбоваться им.
Наконец, удовлетворенная, Мадлен осторожно, бесшумно заползла в глубь повозки, вытащила из угла свою сумку и вылезла из повозки на утреннее солнце. Уотсон наблюдал, как она, шагнув за дерево, порылась в сумке, вытащила и надела скромную батистовую рубашку и рыжевато-коричневое платьице с узорами в виде зеленых листьев. Ни одно из взятых ею в дорогу платьев не было нарядным, — она выбирала с собой наиболее прохладные. Мэдди застегнула платье на спине, расчесала волосы гребнем с серебряной окаемкой и завязала их лентой. Наконец, застегнув вышитые лайковые комнатные туфли, она оглянулась вокруг.
Повозка стояла посередине зеленой полянки, среди деревьев над дорогой, ведущей к востоку от Дидвуда. По одну сторону от дороги возвышалась гора, густо покрытая растительностью. Здесь были сосны, ели, дрожащие осинки, березки. По другую сторону склон холма вел к открытому лугу, омытому солнечным светом.
У подножья холма тек ручей, из которого спокойно пили две лани, размахивая на горячем ветерке хвостами с черными кисточками на концах. Вдали на лугу по росе скакали зайцы и луговые жаворонки пели в тонких, как будто бумажных, березах. На лугу росло множество голубых колокольчиков, пурпурных метеоров, оранжевых лесных лилий, тысячелистника, опунций с желтыми цветками и даже диких роз. Мэдди с открытыми от удивления глазами долго наблюдала за ланями, пока они, напившись, не скрылись в лесу.
Ручей, прорывающийся сквозь отшлифованные камни, манил ее. Она вынула из сумки оловянную чашку, кусок фланели, льняное полотенце и кусок пахнущего розой мыла, потом подошла к ручью, отыскала наиболее мелкое место, где можно набрать воды.
Вода была удивительно вкусной! Выпив две чашки, Мэдди почувствовала себя значительно бодрее, вялость словно рукой сняло. Несмотря на поведение Лиса, она понимала, что это путешествие необходимо им обоим, чем бы оно ни кончилось.
Встав на колени, намылив тряпку, Мэдди начала мыться, растирая лицо, шею, руки и ложбинку между грудями. Конечно, это не баня, но вполне славное и освежающее омовение. Она наклонилась к ручью, задрав юбки выше колен, и стала прополаскивать тряпку.
— Мне следовало знать, — заметил мужской голос у нее за спиной. — Только Мадлен Эвери догадалась бы принимать ванну на природе, точно все общество Филадельфии наблюдает за ней и только и ждет, когда она нарушит правила приличия!
Она прижала полотенце к лицу, распрямила плечи и неторопливо повернулась:
— Ну, если это и несомненно, очаровательный мистер… Как же ваша фамилия? О да, у вас же ее нет!
Обнаженный до пояса, с заспанными глазами. Лис спустился к ручью.
— Не то чтобы у меня ее не было, моя дорогая, но мне она просто не нужна. В этом прелесть жизни на Западе. Ты не связан множеством удушающих правил. — Он указал на кусок мыла и льняное полотенце, помеченное монограммой матери Мэдди.
— Вы считаете это баней?
— На теперешний момент придется довольствоваться этим, — осторожно ответила она. Лис кивнул.
— Вы имеете в виду, пока мы не остановимся в изысканном отеле, где есть расписанные от руки ванны и две горничные стремятся вымыть вам волосы и вытереть вас? По дороге отсюда к Вир Батту должен быть один такой!
— Не надо сарказма, — ответила она. — Я буду делать то, что нужно, когда в этом возникнет необходимость. На самом же деле, вас это совершенно не касается.
— Ну, если вы не возражаете, — сказал Лис, спускаясь к более глубокому месту ручья, — думаю, я тоже приму ванну. Ничто так не освежает, как вода в Холмах, особенно когда на вас плывет форель.
Мэдди безмолвно наблюдала, как Лис начал стягивать с себя брюки. Сначала она была уверена, что он лишь дразнит ее, но потом ей стало до неловкости ясно, что его намерения серьезны. В решающий момент она отвернулась и услышала его смех. Последовал звук всплеска. Украдкой взглянув сквозь пальцы, она увидела, что он стоит по пояс в воде. Она отвела руки.
— Почему вы смеетесь?
— Потому, что, Ваше Безумство, у вас, кажется, ум раздваивается! Ночью вы были бесстыдной соблазнительницей, беззастенчиво демонстрирующей порывы страсти. Утром же вы закрыты от шеи до кончиков ног, моясь, как старая дева, и в ужасе краснея, когда я решил скинуть брюки и как следует помыться! — Его голубые глаза плясали от смеха. Обеими руками он зачесал назад свои влажные волосы, давая ей возможность свободно рассматривать свою мускулистую грудь. Солнечный свет проникал сквозь листву берез и покрывал его золотистыми пятнами.
Мэдди легкомысленно возразила:
— Вы более искусны в этих словесных перепалках, чем я, и привыкли сами выпутываться из любовных затруднений. Если вы намерены смутить меня, то преуспели в этом. Я вам не пара в этой игре, сэр!
Лис улыбнулся.
— Скромность идет вам, но я слишком хорошо все понимаю, чтобы ловить вас на слове. Вы выиграли первый раунд вполне решительно прошедшей ночью, — даже прежде чем я понял, что соперничество становится ожесточеннее.
— Меня в это не вовлечете…
— По крайней мере, у вас есть выбор! — отпарировал он уже не с прежним добродушным выражением лица.
Мэдди сверкнула глазами, но продолжала молчать. То, что в словах Лиса о ее лицемерии было много истины, не прибавило доброты в ее отношение к нему. Ей хотелось убежать назад, к повозке, но она собрала все свое шаткое достоинство и, пройдя по берегу ручья, приблизилась к Лису, оказавшись всего лишь в нескольких футах от него.
— Да? — хладнокровно осведомился он, намыливая плечи и грудь белым куском мыла.
— Я подумала, мне следует сообщить вам, что я забралась в повозку не для того, чтобы навязаться вам… а так как, по-видимому, испытание было для вас слишком отталкивающим, уверяю вас, что впредь воздержусь от попыток убедить вас в ином. — Она заколебалась, неуверенная в себе и ненавидя Лиса за то, что он с ней сделал. — Я… признаюсь, что испытываю к вам чувства, но могу принять ваш отказ ответить на них взаимностью.
— Что ж, это очень любезно с вашей стороны, — протянул Лис. — Слишком плохо, что вы не поймали меня на слове до этой ночи, я предупреждал, чтобы вы держались от меня подальше. Добродетель — ценный товар для женщины вашего круга — даже в Дидвуде. Думаете, какой-нибудь джентльмен захочет жениться на вас, если узнает, что вы… товар с изъяном?
У нее задрожал подбородок.
— Это касается меня, а не вас. Хочу только сказать, что вы не должны отсылать меня назад. Знаю, что вы намерены это сделать, что для вас невыносимо мое присутствие, но я умоляю вас позволить мне поехать с вами в Бир Батт!
— Почему, черт подери? — спросил он, намыливая волосы.
— Потому что я хочу встретиться со своей сводной сестрой, — закричала Мэдди. — Я хотела ехать уже тогда, когда отец рассказал вам о Желтой Птичке и Улыбке Солнца. Я знала, что вы не возьмете меня, если я попрошу, знала, что и отец запретит, вот мы с бабушкой Сьюзен и устроили все сами!
— Так я и поверил!
— Протестую против вашего высокомерия, сэр! То, что вы мужчина и сильнее и более самостоятельны, чем я, не делает еще вас высшим человеческим существом! Наоборот…
К ее ужасу, Лис наклонился и начал полоскать волосы, выставив при этом напоказ свои ягодицы. Выпрямившись, он встряхнул своими влажными локонами и, воспользовавшись паузой в речи Мэдди, лишившейся дара слова, сказал:
— Восхищаюсь вашими убеждениями, Мэдди, но не могу стоять в воде все утро, пока вы разглагольствуете. Почему бы вам не вернуться к повозке и не рассортировать свои ленточки или что вы там еще делаете перед завтраком. Я скоро присоединюсь к вам. Высохнув и насытившись, я решу, что с вами делать.
Когда он увидел ее зардевшееся лицо, ему захотелось засмеяться, но он сдержался.
Мэдди повернулась, слепо бросилась прочь и почти споткнулась о свои юбки в высокой траве.
— Я… Я подожду вас, чтобы завершить нашу дискуссию, — стараясь казаться спокойной, сказала она.
— Не знал, что вы в состоянии устанавливать и здесь свои правила, — ответил Лис.
Когда она пошла вверх по холму, он улыбнулся и нырнул в воду, как рыба. «Рай», — подумал он и вынырнул из воды.
Мэдди в ожидании стояла у опушки леса.
— У меня вопрос!
— Гммм? — он искал мыло.
Заставив себя не краснеть, Мэдди ровным тоном спросила:
— Я была бы очень признательна, если бы вы сказали мне, где упакован ночной горшок?
Лис уставился на нее, уверенный, что она шутит. Затем взметнул брови и разразился смехом.
— Мисс Эвери, приготовьтесь к удару! — он замолчал, смакуя новость. — Здесь нет ночного горшка. Когда находишься в лесу, справляешь свою нужду …за ближайшим деревом!
Мэдди почти рыдала от неловкости и шока.
— Понятно, — приглушенным голосом ответила она и повернувшись, продолжила свой путь к повозке.
— Вы уверены, что не хотите домой? — крикнул вдогонку Лис, широко улыбаясь.
Мэдди с величественным лицом взглянула через плечо.
— Вполне, — ответила она, подняла выцветшую юбку и стала подниматься по лесистому холму.
Глава 14
3 — 4 августа 1876 года
Лис не отослал Мэдди назад в Дидвуд. Когда они завтракали хлебом, вяленым мясом и абрикосами, он сухо заметил, что не может тратить время на то, чтобы возвращать ее, хотя и горит желанием избавиться от нее. Поймав на себе его взгляд, сильный и напряженный, Мэдди почувствовала себя неловко. Он явно сердился на нее, и даже больше. Она была вполне уверена, что это «больше» означало нежные чувства, с которыми ему трудно бороться, но до нее начинало доходить, что Лис по натуре гораздо сложнее, чем она предполагала. В течение нескольких дней он будет и разжигать ее любовь к себе, и одновременно делать все, чтобы она его возненавидела. Но она узнала также, что обладает сильной волей, и решила упражнять ее, как мускул, который нужно укрепить.
Первый день их пути был довольно утомительным. Они ехали через Черные Холмы к восточной границе, где им предстояло повернуть на север и через равнины направиться к Бир Батту.
Лис не мог позволить себе смягчиться по отношению к Мэдди, проходили часы, а они не обменялись ни словом. Все еще осторожная по отношению к его нраву и боясь, что они встретят кого-нибудь по дороге в Дидвуд, Мэдди старалась не попадаться ему на глаза, сидя в задней части повозки. Вероятно, Лис забудет о ней, с надеждой размышляла она, и, если им встретятся другие «пилигримы», едущие к золотым полям Дидвуда, он сможет лишь помахать им рукой.
Мэдди поймала себя на том, что дремлет, несмотря на удушающую жару и тряску повозки. Иногда она что-то шептала Уотсону, терпеливо бредущему сзади. Во второй половине дня она проснулась, совершенно мокрая от пота, и ничего не поняла, где она и почему. Вспомнив, Мэдди стала размышлять о переменах, происшедших с ней с тех пор, как они покинули Филадельфию, и особенно с тех пор, как она повстречала Лиса. Мадлен Эвери давних времен испугалась бы, увидев, какую путаницу устроила Мэдди из своей жизни. Она, в шаткой повозке, грязная и потная, даже без ночного горшка, путешествует в индейское поселение с мужчиной, с которым она занималась любовью и который теперь делает вид, что абсолютно равнодушен к ней… и все же у нее было такое чувство, будто она качается на волнах счастья. Она была свободной, свободной от строгих правил поведения, которые мать ей прививала с детства.
В самом деле, когда она приподнялась на колени и посмотрела на Лиса через груды ящиков и корзин, ей показалось, что она наслаждается каким-то приключением, которого была лишена в детстве. Мать чрезмерно ограждала ее и никогда не позволяла играть в саду с детьми слуг в доме Эвери, строить с ними замки из камней и веток, кататься на маленьких лодочках вниз по реке, в результате чего они все должны были доплыть до самого Китая.
Мэдди никогда не играла в дочки-матери, не наряжалась в старые мамины платья, не клала в бутылки записочки и не бросала их в реку Скиллнилл, в надежде, что кто-нибудь во Франции найдет ее бутылочку и расшифрует ее тайный язык.
Другие дети проводили долгие счастливые часы за этими занятиями, требующими выхода энергии и богатого воображения. Слушая их рассказы, Мадлен делала вид, что не одобряет их, в действительности же она была очень заинтригована. Даже девочкой она знала, что Колин никогда не дозволит ей такого рода приключений. Колин считала, что девушка должна проводить свои дни за вышиванием, музыкой и школьными занятиями и всегда содержать себя в безупречной чистоте.
Теперь Мэдди поняла, чего ей не хватало. Каждый раз, когда она делала что-то, что пару недель назад ужаснуло бы ee, слабый голос в глубине души подбадривал ее. Она чувствовала себя отважной, немного сумасшедшей и гордой от того, что совершает это приключение с Лисом. От одного лишь его вида у нее начинала кружиться голова, как у пьяной. Она любила каждую минуту этого путешествия.
Когда они остановились на ночлег, Лис был натянутым и обращался с нею как с посторонней, вымолившей у него эту поездку. Мэдди же была странно безмятежной, она улыбалась ему, помогая приготовлять холодный ужин и приводить все в порядок перед сном. Прежде чем их окутала полная темнота, Лис взял Уотсона, чтобы прокатиться на нем. Медди поняла, что это не только прогулка чалого, но и желание побыть без нее. Она вычистила зубы, глубоко вздохнула и отправилась в кусты. Приготовившись ко сну, она залезла в повозку.
Когда вернулся Лис, он привязал Уотсона за повозкой, заглянув в нее, он увидел, что Мэдди свернулась клубком в самом дальнем углу постели. Луна светила ярко и омывала ее своим ясным светом. Господи, как она на него действует, думал он, — как наркотик, которого нельзя избежать и которому невозможно сопротивляться! Покачав головой, он присоединился к ней. Он не мог припомнить, когда еще был более изможден, но, тем не менее, свернул лишнее стеганое одеяло и положил его между ними, как своеобразный барьер.
Изможден он или нет, но, если ему приходится спать рядом с Мэдди, нет никакой гарантии безопасности. Но на следующий день Мэдди обнаружила, что ее приключение теряет свой розовый цвет. Ее сердила молчаливость Лиса, угнетала безжалостная жара и пыль, которых не было даже во время их сурового путешествия на Запад из Филадельфии. Конечно, большую часть того путешествия они провели в поездах и на речном судне, а сухопутный переход через Дакоту совершили в июне. Август же на территории Дакоты совсем иной.
Перспектива провести остаток дня и ночь в грязном поту заставила Мэдди нахмуриться. Когда повозка с грохотом миновала большую скалу, основательно встряхнув Мэдди, она взглянула на бедного Уотсона и выругалась.
— Что? — выкрикнул Лис с кучерского места. Она не могла поверить, что он слышал ее.
— Я ничего не говорила, — громко ответила она. — Ваши уши вас подводят.
— Не думаю, — сказал он, сухо улыбнувшись, но больше этого вопроса не касался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Он потер глаза сильными, загорелыми пальцами и подкачал головой. Одному Богу известно, что ему делать с Мэдди, но сейчас ему надо поспать, или остаток дня он будет невменяемым. Грустно улыбаясь, он залез в повозку, и расположился рядом с Мэдди на стеганых одеялах. На этот раз, однако, он не снял брюки.
Сердитый крик голубой сойки разбудил Мэдди при полном свете утра. Птица перелетела и взгромоздилась на задке повозки, рассматривая кусок яблока, который, по-видимому, уронил Уотсон. Конь заржал, увидев сойку, и та улетела.
Под брезентом повозки становилось жарко. Мэдди чувствовала себя вялой, но какой-то странно довольной. Вытянувшись, она повернулась на бок, и ее лицо коснулось лица Лиса. Она прижалась к нему грудью и неуверенно провела дрожащей рукой по его груди. Он глубоко дышал.
Ее глаза наполнились слезами. Ей очень хотелось оставить руку на жестких волосках, покрывающих грудь Лиса, удобно устроиться на ней и слушать биение его сердца. То, что произошло между ними ночью, не казалось ей реальным, несмотря на некоторую болезненность в низу ее тела. Конечно, ей хотелось удовлетворить свою страсть, и она была полна решимости открыть тайны соединения, но сейчас она поняла, что больше всего ей бы хотелось прикоснуться к душе этого человека, который дал ей почувствовать себя так пронзительно и волнующе живой. Ей хотелось узнать его тело, все его секреты и доверить ему свои.
Мэдди, вздохнув, неохотно села, и рукава рубашки Лиса скользнули по ее рукам. Мечты были хороши, но теперь им придется остаться мечтами. Лис держал свое сердце на замке, ревниво охраняя его, как будто зная, что оно обязательно откроется Мэдди, если он хоть на минутку ослабит свой контроль. Теперь для нее почти достаточно лишь удовольствия смотреть на него. Как он красив! Каждая черточка его безупречного лица отвечала всем ее фантазиям, которые с детства лелеяла она. Эти вызывающие глаза, безопасно закрытые, обычно отпугивали ее, так что сейчас ей был предоставлен счастливый случай хорошенько налюбоваться им.
Наконец, удовлетворенная, Мадлен осторожно, бесшумно заползла в глубь повозки, вытащила из угла свою сумку и вылезла из повозки на утреннее солнце. Уотсон наблюдал, как она, шагнув за дерево, порылась в сумке, вытащила и надела скромную батистовую рубашку и рыжевато-коричневое платьице с узорами в виде зеленых листьев. Ни одно из взятых ею в дорогу платьев не было нарядным, — она выбирала с собой наиболее прохладные. Мэдди застегнула платье на спине, расчесала волосы гребнем с серебряной окаемкой и завязала их лентой. Наконец, застегнув вышитые лайковые комнатные туфли, она оглянулась вокруг.
Повозка стояла посередине зеленой полянки, среди деревьев над дорогой, ведущей к востоку от Дидвуда. По одну сторону от дороги возвышалась гора, густо покрытая растительностью. Здесь были сосны, ели, дрожащие осинки, березки. По другую сторону склон холма вел к открытому лугу, омытому солнечным светом.
У подножья холма тек ручей, из которого спокойно пили две лани, размахивая на горячем ветерке хвостами с черными кисточками на концах. Вдали на лугу по росе скакали зайцы и луговые жаворонки пели в тонких, как будто бумажных, березах. На лугу росло множество голубых колокольчиков, пурпурных метеоров, оранжевых лесных лилий, тысячелистника, опунций с желтыми цветками и даже диких роз. Мэдди с открытыми от удивления глазами долго наблюдала за ланями, пока они, напившись, не скрылись в лесу.
Ручей, прорывающийся сквозь отшлифованные камни, манил ее. Она вынула из сумки оловянную чашку, кусок фланели, льняное полотенце и кусок пахнущего розой мыла, потом подошла к ручью, отыскала наиболее мелкое место, где можно набрать воды.
Вода была удивительно вкусной! Выпив две чашки, Мэдди почувствовала себя значительно бодрее, вялость словно рукой сняло. Несмотря на поведение Лиса, она понимала, что это путешествие необходимо им обоим, чем бы оно ни кончилось.
Встав на колени, намылив тряпку, Мэдди начала мыться, растирая лицо, шею, руки и ложбинку между грудями. Конечно, это не баня, но вполне славное и освежающее омовение. Она наклонилась к ручью, задрав юбки выше колен, и стала прополаскивать тряпку.
— Мне следовало знать, — заметил мужской голос у нее за спиной. — Только Мадлен Эвери догадалась бы принимать ванну на природе, точно все общество Филадельфии наблюдает за ней и только и ждет, когда она нарушит правила приличия!
Она прижала полотенце к лицу, распрямила плечи и неторопливо повернулась:
— Ну, если это и несомненно, очаровательный мистер… Как же ваша фамилия? О да, у вас же ее нет!
Обнаженный до пояса, с заспанными глазами. Лис спустился к ручью.
— Не то чтобы у меня ее не было, моя дорогая, но мне она просто не нужна. В этом прелесть жизни на Западе. Ты не связан множеством удушающих правил. — Он указал на кусок мыла и льняное полотенце, помеченное монограммой матери Мэдди.
— Вы считаете это баней?
— На теперешний момент придется довольствоваться этим, — осторожно ответила она. Лис кивнул.
— Вы имеете в виду, пока мы не остановимся в изысканном отеле, где есть расписанные от руки ванны и две горничные стремятся вымыть вам волосы и вытереть вас? По дороге отсюда к Вир Батту должен быть один такой!
— Не надо сарказма, — ответила она. — Я буду делать то, что нужно, когда в этом возникнет необходимость. На самом же деле, вас это совершенно не касается.
— Ну, если вы не возражаете, — сказал Лис, спускаясь к более глубокому месту ручья, — думаю, я тоже приму ванну. Ничто так не освежает, как вода в Холмах, особенно когда на вас плывет форель.
Мэдди безмолвно наблюдала, как Лис начал стягивать с себя брюки. Сначала она была уверена, что он лишь дразнит ее, но потом ей стало до неловкости ясно, что его намерения серьезны. В решающий момент она отвернулась и услышала его смех. Последовал звук всплеска. Украдкой взглянув сквозь пальцы, она увидела, что он стоит по пояс в воде. Она отвела руки.
— Почему вы смеетесь?
— Потому, что, Ваше Безумство, у вас, кажется, ум раздваивается! Ночью вы были бесстыдной соблазнительницей, беззастенчиво демонстрирующей порывы страсти. Утром же вы закрыты от шеи до кончиков ног, моясь, как старая дева, и в ужасе краснея, когда я решил скинуть брюки и как следует помыться! — Его голубые глаза плясали от смеха. Обеими руками он зачесал назад свои влажные волосы, давая ей возможность свободно рассматривать свою мускулистую грудь. Солнечный свет проникал сквозь листву берез и покрывал его золотистыми пятнами.
Мэдди легкомысленно возразила:
— Вы более искусны в этих словесных перепалках, чем я, и привыкли сами выпутываться из любовных затруднений. Если вы намерены смутить меня, то преуспели в этом. Я вам не пара в этой игре, сэр!
Лис улыбнулся.
— Скромность идет вам, но я слишком хорошо все понимаю, чтобы ловить вас на слове. Вы выиграли первый раунд вполне решительно прошедшей ночью, — даже прежде чем я понял, что соперничество становится ожесточеннее.
— Меня в это не вовлечете…
— По крайней мере, у вас есть выбор! — отпарировал он уже не с прежним добродушным выражением лица.
Мэдди сверкнула глазами, но продолжала молчать. То, что в словах Лиса о ее лицемерии было много истины, не прибавило доброты в ее отношение к нему. Ей хотелось убежать назад, к повозке, но она собрала все свое шаткое достоинство и, пройдя по берегу ручья, приблизилась к Лису, оказавшись всего лишь в нескольких футах от него.
— Да? — хладнокровно осведомился он, намыливая плечи и грудь белым куском мыла.
— Я подумала, мне следует сообщить вам, что я забралась в повозку не для того, чтобы навязаться вам… а так как, по-видимому, испытание было для вас слишком отталкивающим, уверяю вас, что впредь воздержусь от попыток убедить вас в ином. — Она заколебалась, неуверенная в себе и ненавидя Лиса за то, что он с ней сделал. — Я… признаюсь, что испытываю к вам чувства, но могу принять ваш отказ ответить на них взаимностью.
— Что ж, это очень любезно с вашей стороны, — протянул Лис. — Слишком плохо, что вы не поймали меня на слове до этой ночи, я предупреждал, чтобы вы держались от меня подальше. Добродетель — ценный товар для женщины вашего круга — даже в Дидвуде. Думаете, какой-нибудь джентльмен захочет жениться на вас, если узнает, что вы… товар с изъяном?
У нее задрожал подбородок.
— Это касается меня, а не вас. Хочу только сказать, что вы не должны отсылать меня назад. Знаю, что вы намерены это сделать, что для вас невыносимо мое присутствие, но я умоляю вас позволить мне поехать с вами в Бир Батт!
— Почему, черт подери? — спросил он, намыливая волосы.
— Потому что я хочу встретиться со своей сводной сестрой, — закричала Мэдди. — Я хотела ехать уже тогда, когда отец рассказал вам о Желтой Птичке и Улыбке Солнца. Я знала, что вы не возьмете меня, если я попрошу, знала, что и отец запретит, вот мы с бабушкой Сьюзен и устроили все сами!
— Так я и поверил!
— Протестую против вашего высокомерия, сэр! То, что вы мужчина и сильнее и более самостоятельны, чем я, не делает еще вас высшим человеческим существом! Наоборот…
К ее ужасу, Лис наклонился и начал полоскать волосы, выставив при этом напоказ свои ягодицы. Выпрямившись, он встряхнул своими влажными локонами и, воспользовавшись паузой в речи Мэдди, лишившейся дара слова, сказал:
— Восхищаюсь вашими убеждениями, Мэдди, но не могу стоять в воде все утро, пока вы разглагольствуете. Почему бы вам не вернуться к повозке и не рассортировать свои ленточки или что вы там еще делаете перед завтраком. Я скоро присоединюсь к вам. Высохнув и насытившись, я решу, что с вами делать.
Когда он увидел ее зардевшееся лицо, ему захотелось засмеяться, но он сдержался.
Мэдди повернулась, слепо бросилась прочь и почти споткнулась о свои юбки в высокой траве.
— Я… Я подожду вас, чтобы завершить нашу дискуссию, — стараясь казаться спокойной, сказала она.
— Не знал, что вы в состоянии устанавливать и здесь свои правила, — ответил Лис.
Когда она пошла вверх по холму, он улыбнулся и нырнул в воду, как рыба. «Рай», — подумал он и вынырнул из воды.
Мэдди в ожидании стояла у опушки леса.
— У меня вопрос!
— Гммм? — он искал мыло.
Заставив себя не краснеть, Мэдди ровным тоном спросила:
— Я была бы очень признательна, если бы вы сказали мне, где упакован ночной горшок?
Лис уставился на нее, уверенный, что она шутит. Затем взметнул брови и разразился смехом.
— Мисс Эвери, приготовьтесь к удару! — он замолчал, смакуя новость. — Здесь нет ночного горшка. Когда находишься в лесу, справляешь свою нужду …за ближайшим деревом!
Мэдди почти рыдала от неловкости и шока.
— Понятно, — приглушенным голосом ответила она и повернувшись, продолжила свой путь к повозке.
— Вы уверены, что не хотите домой? — крикнул вдогонку Лис, широко улыбаясь.
Мэдди с величественным лицом взглянула через плечо.
— Вполне, — ответила она, подняла выцветшую юбку и стала подниматься по лесистому холму.
Глава 14
3 — 4 августа 1876 года
Лис не отослал Мэдди назад в Дидвуд. Когда они завтракали хлебом, вяленым мясом и абрикосами, он сухо заметил, что не может тратить время на то, чтобы возвращать ее, хотя и горит желанием избавиться от нее. Поймав на себе его взгляд, сильный и напряженный, Мэдди почувствовала себя неловко. Он явно сердился на нее, и даже больше. Она была вполне уверена, что это «больше» означало нежные чувства, с которыми ему трудно бороться, но до нее начинало доходить, что Лис по натуре гораздо сложнее, чем она предполагала. В течение нескольких дней он будет и разжигать ее любовь к себе, и одновременно делать все, чтобы она его возненавидела. Но она узнала также, что обладает сильной волей, и решила упражнять ее, как мускул, который нужно укрепить.
Первый день их пути был довольно утомительным. Они ехали через Черные Холмы к восточной границе, где им предстояло повернуть на север и через равнины направиться к Бир Батту.
Лис не мог позволить себе смягчиться по отношению к Мэдди, проходили часы, а они не обменялись ни словом. Все еще осторожная по отношению к его нраву и боясь, что они встретят кого-нибудь по дороге в Дидвуд, Мэдди старалась не попадаться ему на глаза, сидя в задней части повозки. Вероятно, Лис забудет о ней, с надеждой размышляла она, и, если им встретятся другие «пилигримы», едущие к золотым полям Дидвуда, он сможет лишь помахать им рукой.
Мэдди поймала себя на том, что дремлет, несмотря на удушающую жару и тряску повозки. Иногда она что-то шептала Уотсону, терпеливо бредущему сзади. Во второй половине дня она проснулась, совершенно мокрая от пота, и ничего не поняла, где она и почему. Вспомнив, Мэдди стала размышлять о переменах, происшедших с ней с тех пор, как они покинули Филадельфию, и особенно с тех пор, как она повстречала Лиса. Мадлен Эвери давних времен испугалась бы, увидев, какую путаницу устроила Мэдди из своей жизни. Она, в шаткой повозке, грязная и потная, даже без ночного горшка, путешествует в индейское поселение с мужчиной, с которым она занималась любовью и который теперь делает вид, что абсолютно равнодушен к ней… и все же у нее было такое чувство, будто она качается на волнах счастья. Она была свободной, свободной от строгих правил поведения, которые мать ей прививала с детства.
В самом деле, когда она приподнялась на колени и посмотрела на Лиса через груды ящиков и корзин, ей показалось, что она наслаждается каким-то приключением, которого была лишена в детстве. Мать чрезмерно ограждала ее и никогда не позволяла играть в саду с детьми слуг в доме Эвери, строить с ними замки из камней и веток, кататься на маленьких лодочках вниз по реке, в результате чего они все должны были доплыть до самого Китая.
Мэдди никогда не играла в дочки-матери, не наряжалась в старые мамины платья, не клала в бутылки записочки и не бросала их в реку Скиллнилл, в надежде, что кто-нибудь во Франции найдет ее бутылочку и расшифрует ее тайный язык.
Другие дети проводили долгие счастливые часы за этими занятиями, требующими выхода энергии и богатого воображения. Слушая их рассказы, Мадлен делала вид, что не одобряет их, в действительности же она была очень заинтригована. Даже девочкой она знала, что Колин никогда не дозволит ей такого рода приключений. Колин считала, что девушка должна проводить свои дни за вышиванием, музыкой и школьными занятиями и всегда содержать себя в безупречной чистоте.
Теперь Мэдди поняла, чего ей не хватало. Каждый раз, когда она делала что-то, что пару недель назад ужаснуло бы ee, слабый голос в глубине души подбадривал ее. Она чувствовала себя отважной, немного сумасшедшей и гордой от того, что совершает это приключение с Лисом. От одного лишь его вида у нее начинала кружиться голова, как у пьяной. Она любила каждую минуту этого путешествия.
Когда они остановились на ночлег, Лис был натянутым и обращался с нею как с посторонней, вымолившей у него эту поездку. Мэдди же была странно безмятежной, она улыбалась ему, помогая приготовлять холодный ужин и приводить все в порядок перед сном. Прежде чем их окутала полная темнота, Лис взял Уотсона, чтобы прокатиться на нем. Медди поняла, что это не только прогулка чалого, но и желание побыть без нее. Она вычистила зубы, глубоко вздохнула и отправилась в кусты. Приготовившись ко сну, она залезла в повозку.
Когда вернулся Лис, он привязал Уотсона за повозкой, заглянув в нее, он увидел, что Мэдди свернулась клубком в самом дальнем углу постели. Луна светила ярко и омывала ее своим ясным светом. Господи, как она на него действует, думал он, — как наркотик, которого нельзя избежать и которому невозможно сопротивляться! Покачав головой, он присоединился к ней. Он не мог припомнить, когда еще был более изможден, но, тем не менее, свернул лишнее стеганое одеяло и положил его между ними, как своеобразный барьер.
Изможден он или нет, но, если ему приходится спать рядом с Мэдди, нет никакой гарантии безопасности. Но на следующий день Мэдди обнаружила, что ее приключение теряет свой розовый цвет. Ее сердила молчаливость Лиса, угнетала безжалостная жара и пыль, которых не было даже во время их сурового путешествия на Запад из Филадельфии. Конечно, большую часть того путешествия они провели в поездах и на речном судне, а сухопутный переход через Дакоту совершили в июне. Август же на территории Дакоты совсем иной.
Перспектива провести остаток дня и ночь в грязном поту заставила Мэдди нахмуриться. Когда повозка с грохотом миновала большую скалу, основательно встряхнув Мэдди, она взглянула на бедного Уотсона и выругалась.
— Что? — выкрикнул Лис с кучерского места. Она не могла поверить, что он слышал ее.
— Я ничего не говорила, — громко ответила она. — Ваши уши вас подводят.
— Не думаю, — сказал он, сухо улыбнувшись, но больше этого вопроса не касался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40