А не тот ли ты парень со знаменитой тростью? Департамент полиции Саванны все еще гудит о том, как ты отделал ею своего приятеля.
– Я оставил трость дома, – сообщил Уокер.
– Значит, тебя зовут Оуэн Уокер, – заявила Синди. Что тебя связывает с Монтегю?
– Если тебе известно мое имя, то ты знаешь и чем занимаюсь. В ФБР, я думаю, дураков не держат.
– С какой стати ты решил, что мы из ФБР? – требовательно спросила она.
– А с какой стати ты считаешь меня дураком? – Голос Уокера звучал так нежно, что сначала агент не поняла значения его слов. Потом в свете зарождающегося утра она рассмотрела его глаза и выругалась себе под нос.
– Обыщи его рюкзак, Фарнсуорт.
Уокер открыл рюкзак.
– Ничего особенного, – сказал он. И, словно решив доказать это, вынул термос и рулон туалетной бумаги. Женщина смотрела на то и на другое довольно долго.
– Ненавижу, когда объект лучше подготовлен, чем мы, – проворчала она, выхватывая у него из рук туалетную бумагу.
– Такие комбинезоны очень неудобны для женщин в лесу, – заметил Уокер ей вслед.
Фарнсуорт отвернулся от рюкзака.
– Я полагаю, она старшая.
– Точно.
– Яркая леди.
– Это точно. Я с ней два года. Когда-нибудь она станет управлять Бюро.
– До или после Второго пришествия Христа?
Фарнсуорт подавил смешок.
Уокер смотрел на мужчину, чьи черты обрисовывались наступающим утром все четче. Фарнсуорту было лет сорок пять. Это был подтянутый мужчина с седеющими волосами и проницательными темными глазами.
Тихое, но сердитое проклятие донеслось из кустов.
– Надеюсь, она не присела на что-то острое, – вежливо заметил Уокер. – Может повредиться.
Фарнсуорт прикрыл рот рукой, пытаясь удержаться от смеха.
Уокер услышал, как Синди Пил идет, и взял свой рюкзак. Он вынул два пластмассовых стакана, которые принес вместе с термосом, и налил в них ароматного кофе.
– Надеюсь, ты не откажешься от черного кофе, – сказал он.
– Я выпью любой, какой есть, – сказал Фарнсуорт. – Он взял чашку, выпил и вздохнул. – Благодарю.
Синди появилась из мрака зарослей.
– Если ты не оставил мне хотя бы одну чашку, ты уволен.
– Здесь хватит на всех, успокоил ее Уокер. Он подал ей чашку, потом порылся в глубине мешка и достал бумажный пакет с остатками бисквита.
– Забыл желе, – сказал Уокер. –.Надеюсь, вы не очень расстроитесь. – Уокер ждал, пока агенты не съедят все бисквиты и не выпьют весь кофе, после чего Пил будет готова к разговору.
– Вы давно интересуетесь Монтегю? – задал вопрос Уокер.
Фарнсуорт посмотрел на Пил.
– Послушай, Уокер, – сказала она осторожно, – мы проверили тебя. Ты можешь держать язык за зубами. Я бы оценила это, если бы ты охранял наши интересы, как свои собственные.
Уокер ничего не сказал. Он наблюдал за Пил, глаза которой обретали сейчас намек на синий цвет.
– Говорят, ты знаешь, как заключить любую сделку, – сказала она, и в этих словах не было вопроса.
Уокер кивнул.
Пил допила остатки кофе из чашки и стала прикидывать, сколько и что хотела бы выложить. Не все, черт возьми. Она никогда не видела Эйприл Джой, но зато слышала о ней.
– Никто не говорил, что ты варишь превосходный кофе, – заметила она.
Он улыбнулся почти застенчиво.
– Спасибо, мэм.
– Боже, – пробормотала она. – Держу пари, ты одурачил своей улыбкой тысячу людей.
– Да, мэм. Надеюсь.
– Может, «мэм» – общепринятое слово, но у нас его лучше не употреблять.
Уокер изучил ее ясные глаза и понял, что у нее крутой характер.
– Что ж, мэм, я приму это к сведению.
Фарнсуорт чуть не подавился глотком кофе. Пил засмеялась.
– Мы поладим, Уокер. Так ведь тебя называют, верно? Ты Уокер, не Оуэн.
– Да. Моего отца звали Оуэн. Я никогда не был «Младшим Оуэном». Я Уокер, и все тут.
Пил медленно соскребала с комбинезона грязь.
– Настырный парень, да?
– Скорее упрямый, – легким тоном поправил ее Уокер. – Именно поэтому я продолжаю задавать один и тот же вопрос, пока не получу на него ответ. Чем вас заинтересовали Монтегю?
Пил посмотрела на него исподлобья, раздумывая, что может ему сказать.
– Что ты знаешь о мафии?
– Об отечественной? Чертовски мало.
Глаза Пил сузились, она смотрела на него в упор.
– Вот что, Уокер. Я не буду говорить ничего. Ты неглупый парень и сам все должен понять, если просмотришь внимательно открытые отчеты.
– Так-так, – сказал Уокер, – открытый отчет – хорошая подсказка.
– Точно. Ты заходишь в Интернет и смотришь списки уплаты налогов на собственность, потом интересуешься государственными корпоративными бумагами и выясняешь, что Дэвис Монтегю состоит в товариществе на землю и имеет дело с Сальваторе Энджелом, урожденным Анджелини. Впрочем, он предпочитает называть себя просто Сол. И между прочим, этот человек – главарь одной из наиболее агрессивных преступных организаций.
– Дэвис и Сол Энджел – партнеры? – спросил Уокер.
– Партнеры по бизнесу с недвижимостью, – сказал Фарнсуорт.
Уокер хмыкнул.
– Дальше.
– Можно немного добавить, – согласилась Пил. – Мы пытаемся возбудить дело против Сола Энджела по статье о вымогательстве. Он безнаказанно воровал и грабил в течение нескольких лет. Теперь же пытается строить легальный бизнес и использовать его как средство для отмывания грязных денег.
– И вы думаете, что дела с недвижимостью финансируются грязными деньгами.
– Мы уверены в этом, как в том, что солнце через несколько минут взойдет, – сказала Пил, кивая на восток. – Но знать и доказать это в суде – два разных дела.
Уокер спрашивал себя, знают ли агенты о нападении на Фейт головореза по имени Банди Энджел.
– У Монтегю серьезные проблемы? – спросил Уокер.
– Дэвис Монтегю думает, что он важная птица, – сказала Пил. – На самом деле – нет. Он только орудие в чужих руках. Дэвис заключил ряд сделок, в результате которых у его партнеров возникли серьезные проблемы. Они потеряли каждый по четверть миллиона. Они могут себе это позволить, но не могут позволить одурачить себя. Мы полагаем, они собираются расквитаться за это с Дэвисом. Наша задача – не пропустить этот момент.
– Зачем вам это?
– Дэвис не жестокий парень. Он всего лишь старый пьяница. Когда Сол со своим дружком начнут ломать ему колени, Дэвис испугается и, я думаю, переметнется к нам.
Пил посмотрела на термос, и Уокер вылил ей в чашку два оставшихся глотка кофе.
– К тому же нам может повезти, и мы поймаем того, кто прикрывает Сола, – продолжала она. ѕ Если это удастся, мы получим кое-что. А сейчас все, что у нас есть, – это укусы проклятых насекомых.
Она протянула чашку Фарнсуорту, который допил последний глоток. Уокеру это понравилось, но он не спешил ей доверять до конца.
– Ты следила за Мел или за Фейт в ресторане? – поинтересовался он.
– За Мел.
Опыт игрока в покер сейчас как никогда пригодился. Уокер даже не моргнул, услышав откровенную ложь Пил.
– Мел под подозрением?
– Мы думали, что старик мог использовать ее как курьера, чтобы заплатить этим акулам. Но мы не угадали. По крайней мере в прошлый вечер.
Уокер мрачно улыбнулся.
– Я полагаю, что Дэвису нечем было бы заплатить. Судя по тому, в каком состоянии сейчас старое поместье, он не может позволить себе купить даже почтовую марку, которая стоит гораздо меньше, чем услуга курьера.
– Верно, – согласился Фарнсуорт. – Он на грани банкротства, его адвокат составляет бумаги.
– Он думает, что банкротство защитит его от мошенников? – спросил Уокер.
– Надежда на чудо, – сказала Пил. – С каждым случается.
Уокер подумал о великолепных рубинах. Даже проданные со скидкой, они вполне смогли бы оплатитьдолг Монтегю бандитам. Почему же Дэвис, находясь в таком положении, хочет подарить их невестке?
Или у него иные намерения – стащить рубины и с рыданиями кинуться в страховую компанию?
Если бы Уокер не носил при себе рубины, их бы украли уже в Саванне, а Донованы бы за это заплатили. Как некрасиво жить во лжи. Деньги спокойно перетекли бы от Донованов к Монтегю.
– А что ты тут делаешь? – спросила Пил.
– Охраняю рубины.
– Какие рубины? – удивилась она.
– Рубины Монтегю. Старые фамильные драгоценности.
Темные глаза ее сузились.
– Продолжай.
– Некоторое время назад Дэвис позвонил Фейт и попросил сделать свадебное ожерелье для Мел. Он предоставил ей материалы, то есть рубины и золото, а Фейт сделала дизайн и работу. В качестве гонорара она должна была оставить себе самый маленький из тех четырнадцати рубинов, которые он ей дал.
– Рубины? – нахмурилась Пил. – Сколько они стоят?
– Примерно, миллион.
Фарнсуорт тихо присвистнул.
– Черт побери. Не слабо. Почему же он с их помощью не отделается от Сола?
– Возможно, Дэвис рассчитывает иметь и рубины, и деньги за страховку, – сказала Пил.
– Я тоже так думаю, – согласился Уокер.
– На какие деньги он их купил? – спросил Фарнсуорт. –Они, черт побери, наверняка не внесены в список его активов.
– На самом деле камни могут быть семейной реликвией, – заметила Пил. – Многие ценности хранятся без внесения в список из-за налогов на наследство. Возможно, они краденые.
– Если бы они были краденые, Интернет был бы завален объявлениями. Их бы разыскивали, ѕ сказал Уокер.
– Ты проверял?
– Естественно, я сделал это прежде чем Арчер согласился застраховать их.
– Арчер? – удивилась Пил. – Арчер Донован, старший брат Фейт? Значит, он страхует эти драгоценные камни?
– Только до свадьбы, – сказал Уокер. – Потом они уже на страховке у Дэвиса.
Пил глубокомысленно ткнула пальцем в лоб.
– День святого Валентина. Что-то должно произойти с этими рубинами, причем скоро, или ничего хорошего Дэвиса не ждет.
– Вероятно, – согласился Уокер.
– Ты уверен, что камни настоящие? ѕ спросил Фарнсуорт. – Дэвис был бы не первый, кто страхует первоклассное стекло.
– Они настоящие.
Агенты оценили уверенность Уокера..
– Значит, они под твоей охраной, ѕ глубокомысленно заключила Пил. Сейчас она походила на того кем и была ѕ на федерального агента, который прокручивал в голове, как можно использовать новый факт с выгодой для себя.
– Да. Я отвечаю за них головой. – Уокер стал собирать остатки завтрака, который принес. Он знад, о чем Пил думает. У них свои задачи, у него – свои.
Его волновал один вопрос: зачем агентам понадобилось скрывать от него, что они не следили за Фейт.
Он знал, что ответ на этот вопрос обойдется ему дороже, чем кофе и холодные бисквиты. Сейчас у него недостаточно козырей, чтобы выбросить их на стол. Так что пора собирать вещички и ждать подходящего момента.
Поскольку важнее всего – остаться в этой игре.
Глава 24
Уокер вернулся в дом так же незаметно, как и вышел из него. Пол галереи скрипнул, когда он спрыгнул с ветки дуба, но Бумер, вероятно, слишком крепко спал и на шум не откликнулся. Все в доме спали. Кроме Фейт.
– Где ты был? – спросила она, как только Уокер закрыл за собой дверь.
Он с нежностью посмотрел на маленький беспорядок и на самую дорогую ему женщину. Даже в первых лучах утреннего света кожа ее пылала. Он знал, что не должен прикасаться к ней, и одновременно не мог удержаться, чтобы не вкусить этот запретный плод еще раз. Улыбаясь, он сбросил один ботинок.
– Уокер?
Другой ботинок тихо шлепнулся на ковер.
– Я не забыл сказать тебе, какая ты красивая? – спросил он, подходя к ее кровати. – Или я слишком торопился?
Дыхание у нее перехватило. В глазах вспыхнул свет воспоминаний.
– Ты заставил меня почувствовать себя красивой.
– Ты уверена?
Она смотрела на его обтягивающие джинсы.
– Раздевайся.
– Сладкая моя, если я разденусь, я не пожалею тебя.
Страсть охватила ее.
– В таком случае позволь мне помочь тебе.
Уокер засмеялся, но потом почувствовал, как ее пальцы рванули застежку на джинсах. Все, что он мог сделать, – это затаить дыхание. Он накрыл ее руки своими, вжимая ее пробудившееся тело в кровать.
– Я думаю, сейчас тебе будет очень хорошо, – протянул он.
Фейт посмотрела на него заинтригованным взглядом.
– Я и не сомневаюсь.
– Я сделаю это медленно и нежно, и ты увидишь, как глубоко и быстро я войду в тебя.
Она облизнула нижнюю губу кончиком языка.
– Я на седьмом небе от счастья.
Его медленная, нежная улыбка зажглась страстью.
– Я никогда ничего плохого тебе не сделаю, сладкая моя. Ты ведь знаешь это?
Она вздохнула и сжала пальцы вокруг его талии. Тугая живая волна пульсации завораживала ее.
– Если бы у меня возникли хоть какие-то сомнения на этот счет, меня бы не было здесь. – Не отдавая себе отчета, она облизывала губы, когда тянула вниз его джинсы. – И я уверена, что не собиралась бы попробовать, какой ты на вкус сегодня утром.
Дрожь, которая сотрясла его, удивила обоих. Он хотел сказать ей, какая она сексуальная, но у него не было сил, дыхание перехватило, слова пропали. Поэтому он быстро снял свои джинсы и стащил покрывало. Его рот чувствовал то, что глаза едва ли могли рассмотреть. Очень скоро Фейт уже извивалась и кричала.
Он взял ее ноги и развел их так, чтобы она вся открылась ему. Плоть Фейт была словно шелковистый огонь, он мял и целовал ее всю. Он хотел ее всю.
Глаза Фейт медленно открылись. В тусклом свете утра они были туманны и чувственны.
– Уокер?
– Да, сладкая. – Он сжал ее бедра.
Фейт застонала, испытывая приятные ощущения. Он еще не заполнил ее, но Фейт уже хотела этого. Она хотела этого прямо сейчас.
– Почему? – спросила она.
– Что почему? – Он говорил протяжно, несмотря на то что его тело покрылось потом.
– Почему ты ждешь?
– Чего жду?
– Ты знаешь!
Ее бедра двигались навстречу, почти засасывая его в себя.
– Я не знаю, скажи.
– Ты дразнилка.
– Так, у меня было много имен, но… – Его голос надломился. Бедра Фейт двигались так, что он уже готов был взорваться. Уокер застонал. – Ты доконаешь меня.
– Теперь ты понимаешь.
– Я хочу убедиться, что даю тебе то, чего ты хочешь. Чего ты хочешь?
Дразнящее прикосновение и отступление были невыносимы. Он не продвигался глубже.
– Тебя, – хрипло сказала она. – Черт побери, Уокер, я хочу тебя!
– Ты меня уже получила, – сказал он, продвигаясь еще на чуть-чуть в ее шелковистую плоть. Она крутила бедрами все сильнее.
– Мне мало тебя…
– А, вот как? – Он продвинулся еще глубже. – Лучше?
Она задрожала, внутри у нее все ритмично сжималось.
– Еще.
– Да ты, оказывается, жадная? Мне нравится это в женщине.
Она царапала его бедра.
– И это мне тоже нравится, – сказал он. – Давай. Вперед, моя сладкая. Покажи мне, как ты меня хочешь.
– Глубоко, – прошептала она.
Он уступил ей еще один дюйм и был вознагражден обильной шелковистой влагой ее плоти и сладкой пульсацией ее тела, которую он тотчас ощутил. Он снова отступил, несмотря на то, что пот лил у него по спине. Он с силой толкнулся было обратно, но заставил себя удержаться на полпути. От запаха и жара ее тела голова Уокера стала легкой.
– Уокер, – хрипло проговорила она, – Зачем ты меня мучаешь?
– Проклятие, ты такая сладкая, что я не могу не дразнить тебя.
Он положил ее ноги себе на плечи и насадил ее на себя. Он смотрел на ее прекрасное дрожащее тело и наслаждался этим зрелищем. Она была в его руках вся. Он чувствовал ее, как чувствовал себя.
Как только она выкрикнула его имя, он, к ее удовольствию, начал двигаться так, как нужно было им обоим, сильно и глубоко. Фейт выгнулась ему навстречу, и он едва успел поцеловать ее, прежде чем она, освобождаясь, закричала.
Фейт медленно приходила в себя, она забыла, где она.
Лишь спустя несколько минут она почувствовала на себе тяжесть тела Уокера.
Фейт тихо засмеялась.
– Ты был прав.
– Мм? – промычал Уокер, которому лень было отрывать губы от ее шеи.
– Я потрясена.
Нехотя Уокер открыл рот.
– Полагаю, сейчас начнутся умные рассуждения о женском начале?
Она улыбнулась и вцепилась зубами ему в челюсть.
– Ты ошибся. Я хотела сказать, что «Камасутра» отдыхает.
Он тихо засмеялся.
– Кажется, эта книга не была в списке литературы для чтения в моей школе.
– Никогда не читал ее? – спросила она, приглаживая ему волосы.
– В средней школе? Нет.
– А в неполной средней школе?
– Нет.
– О Господи. В детском саду, что ли, ты ее читал?
Он снова засмеялся.
– Нет, – сказал он, покусывая ее груди.
– Извини, но я не верю, что ты ее прочел в утробе.
Засмеявшись, Уокер крепко обнял ее и перевернулся на спину. Она двигалась легко. Фейт – совершенная партнерша для него, это он понял сразу, но она близка ему и по духу. Никогда он не знал женщины, похожей на Фейт. Деловая, романтичная, способная располосовать своими шпильками ногу грабителя, обманчиво хрупкая и обманчиво сильная.
Впервые он понял, почему мотылек летит на пламя: лучше погибнуть, чем оставаться одному в холоде и мраке.
– …слышишь? – спросила Фейт.
– Что? – сказал он, встряхнув головой, словно хотел освободиться от собственных мыслей.
– Это Мел. Я думаю, что-то случилось.
Внезапно слабый, но достаточно ясный крик женщины раздался в тишине дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Я оставил трость дома, – сообщил Уокер.
– Значит, тебя зовут Оуэн Уокер, – заявила Синди. Что тебя связывает с Монтегю?
– Если тебе известно мое имя, то ты знаешь и чем занимаюсь. В ФБР, я думаю, дураков не держат.
– С какой стати ты решил, что мы из ФБР? – требовательно спросила она.
– А с какой стати ты считаешь меня дураком? – Голос Уокера звучал так нежно, что сначала агент не поняла значения его слов. Потом в свете зарождающегося утра она рассмотрела его глаза и выругалась себе под нос.
– Обыщи его рюкзак, Фарнсуорт.
Уокер открыл рюкзак.
– Ничего особенного, – сказал он. И, словно решив доказать это, вынул термос и рулон туалетной бумаги. Женщина смотрела на то и на другое довольно долго.
– Ненавижу, когда объект лучше подготовлен, чем мы, – проворчала она, выхватывая у него из рук туалетную бумагу.
– Такие комбинезоны очень неудобны для женщин в лесу, – заметил Уокер ей вслед.
Фарнсуорт отвернулся от рюкзака.
– Я полагаю, она старшая.
– Точно.
– Яркая леди.
– Это точно. Я с ней два года. Когда-нибудь она станет управлять Бюро.
– До или после Второго пришествия Христа?
Фарнсуорт подавил смешок.
Уокер смотрел на мужчину, чьи черты обрисовывались наступающим утром все четче. Фарнсуорту было лет сорок пять. Это был подтянутый мужчина с седеющими волосами и проницательными темными глазами.
Тихое, но сердитое проклятие донеслось из кустов.
– Надеюсь, она не присела на что-то острое, – вежливо заметил Уокер. – Может повредиться.
Фарнсуорт прикрыл рот рукой, пытаясь удержаться от смеха.
Уокер услышал, как Синди Пил идет, и взял свой рюкзак. Он вынул два пластмассовых стакана, которые принес вместе с термосом, и налил в них ароматного кофе.
– Надеюсь, ты не откажешься от черного кофе, – сказал он.
– Я выпью любой, какой есть, – сказал Фарнсуорт. – Он взял чашку, выпил и вздохнул. – Благодарю.
Синди появилась из мрака зарослей.
– Если ты не оставил мне хотя бы одну чашку, ты уволен.
– Здесь хватит на всех, успокоил ее Уокер. Он подал ей чашку, потом порылся в глубине мешка и достал бумажный пакет с остатками бисквита.
– Забыл желе, – сказал Уокер. –.Надеюсь, вы не очень расстроитесь. – Уокер ждал, пока агенты не съедят все бисквиты и не выпьют весь кофе, после чего Пил будет готова к разговору.
– Вы давно интересуетесь Монтегю? – задал вопрос Уокер.
Фарнсуорт посмотрел на Пил.
– Послушай, Уокер, – сказала она осторожно, – мы проверили тебя. Ты можешь держать язык за зубами. Я бы оценила это, если бы ты охранял наши интересы, как свои собственные.
Уокер ничего не сказал. Он наблюдал за Пил, глаза которой обретали сейчас намек на синий цвет.
– Говорят, ты знаешь, как заключить любую сделку, – сказала она, и в этих словах не было вопроса.
Уокер кивнул.
Пил допила остатки кофе из чашки и стала прикидывать, сколько и что хотела бы выложить. Не все, черт возьми. Она никогда не видела Эйприл Джой, но зато слышала о ней.
– Никто не говорил, что ты варишь превосходный кофе, – заметила она.
Он улыбнулся почти застенчиво.
– Спасибо, мэм.
– Боже, – пробормотала она. – Держу пари, ты одурачил своей улыбкой тысячу людей.
– Да, мэм. Надеюсь.
– Может, «мэм» – общепринятое слово, но у нас его лучше не употреблять.
Уокер изучил ее ясные глаза и понял, что у нее крутой характер.
– Что ж, мэм, я приму это к сведению.
Фарнсуорт чуть не подавился глотком кофе. Пил засмеялась.
– Мы поладим, Уокер. Так ведь тебя называют, верно? Ты Уокер, не Оуэн.
– Да. Моего отца звали Оуэн. Я никогда не был «Младшим Оуэном». Я Уокер, и все тут.
Пил медленно соскребала с комбинезона грязь.
– Настырный парень, да?
– Скорее упрямый, – легким тоном поправил ее Уокер. – Именно поэтому я продолжаю задавать один и тот же вопрос, пока не получу на него ответ. Чем вас заинтересовали Монтегю?
Пил посмотрела на него исподлобья, раздумывая, что может ему сказать.
– Что ты знаешь о мафии?
– Об отечественной? Чертовски мало.
Глаза Пил сузились, она смотрела на него в упор.
– Вот что, Уокер. Я не буду говорить ничего. Ты неглупый парень и сам все должен понять, если просмотришь внимательно открытые отчеты.
– Так-так, – сказал Уокер, – открытый отчет – хорошая подсказка.
– Точно. Ты заходишь в Интернет и смотришь списки уплаты налогов на собственность, потом интересуешься государственными корпоративными бумагами и выясняешь, что Дэвис Монтегю состоит в товариществе на землю и имеет дело с Сальваторе Энджелом, урожденным Анджелини. Впрочем, он предпочитает называть себя просто Сол. И между прочим, этот человек – главарь одной из наиболее агрессивных преступных организаций.
– Дэвис и Сол Энджел – партнеры? – спросил Уокер.
– Партнеры по бизнесу с недвижимостью, – сказал Фарнсуорт.
Уокер хмыкнул.
– Дальше.
– Можно немного добавить, – согласилась Пил. – Мы пытаемся возбудить дело против Сола Энджела по статье о вымогательстве. Он безнаказанно воровал и грабил в течение нескольких лет. Теперь же пытается строить легальный бизнес и использовать его как средство для отмывания грязных денег.
– И вы думаете, что дела с недвижимостью финансируются грязными деньгами.
– Мы уверены в этом, как в том, что солнце через несколько минут взойдет, – сказала Пил, кивая на восток. – Но знать и доказать это в суде – два разных дела.
Уокер спрашивал себя, знают ли агенты о нападении на Фейт головореза по имени Банди Энджел.
– У Монтегю серьезные проблемы? – спросил Уокер.
– Дэвис Монтегю думает, что он важная птица, – сказала Пил. – На самом деле – нет. Он только орудие в чужих руках. Дэвис заключил ряд сделок, в результате которых у его партнеров возникли серьезные проблемы. Они потеряли каждый по четверть миллиона. Они могут себе это позволить, но не могут позволить одурачить себя. Мы полагаем, они собираются расквитаться за это с Дэвисом. Наша задача – не пропустить этот момент.
– Зачем вам это?
– Дэвис не жестокий парень. Он всего лишь старый пьяница. Когда Сол со своим дружком начнут ломать ему колени, Дэвис испугается и, я думаю, переметнется к нам.
Пил посмотрела на термос, и Уокер вылил ей в чашку два оставшихся глотка кофе.
– К тому же нам может повезти, и мы поймаем того, кто прикрывает Сола, – продолжала она. ѕ Если это удастся, мы получим кое-что. А сейчас все, что у нас есть, – это укусы проклятых насекомых.
Она протянула чашку Фарнсуорту, который допил последний глоток. Уокеру это понравилось, но он не спешил ей доверять до конца.
– Ты следила за Мел или за Фейт в ресторане? – поинтересовался он.
– За Мел.
Опыт игрока в покер сейчас как никогда пригодился. Уокер даже не моргнул, услышав откровенную ложь Пил.
– Мел под подозрением?
– Мы думали, что старик мог использовать ее как курьера, чтобы заплатить этим акулам. Но мы не угадали. По крайней мере в прошлый вечер.
Уокер мрачно улыбнулся.
– Я полагаю, что Дэвису нечем было бы заплатить. Судя по тому, в каком состоянии сейчас старое поместье, он не может позволить себе купить даже почтовую марку, которая стоит гораздо меньше, чем услуга курьера.
– Верно, – согласился Фарнсуорт. – Он на грани банкротства, его адвокат составляет бумаги.
– Он думает, что банкротство защитит его от мошенников? – спросил Уокер.
– Надежда на чудо, – сказала Пил. – С каждым случается.
Уокер подумал о великолепных рубинах. Даже проданные со скидкой, они вполне смогли бы оплатитьдолг Монтегю бандитам. Почему же Дэвис, находясь в таком положении, хочет подарить их невестке?
Или у него иные намерения – стащить рубины и с рыданиями кинуться в страховую компанию?
Если бы Уокер не носил при себе рубины, их бы украли уже в Саванне, а Донованы бы за это заплатили. Как некрасиво жить во лжи. Деньги спокойно перетекли бы от Донованов к Монтегю.
– А что ты тут делаешь? – спросила Пил.
– Охраняю рубины.
– Какие рубины? – удивилась она.
– Рубины Монтегю. Старые фамильные драгоценности.
Темные глаза ее сузились.
– Продолжай.
– Некоторое время назад Дэвис позвонил Фейт и попросил сделать свадебное ожерелье для Мел. Он предоставил ей материалы, то есть рубины и золото, а Фейт сделала дизайн и работу. В качестве гонорара она должна была оставить себе самый маленький из тех четырнадцати рубинов, которые он ей дал.
– Рубины? – нахмурилась Пил. – Сколько они стоят?
– Примерно, миллион.
Фарнсуорт тихо присвистнул.
– Черт побери. Не слабо. Почему же он с их помощью не отделается от Сола?
– Возможно, Дэвис рассчитывает иметь и рубины, и деньги за страховку, – сказала Пил.
– Я тоже так думаю, – согласился Уокер.
– На какие деньги он их купил? – спросил Фарнсуорт. –Они, черт побери, наверняка не внесены в список его активов.
– На самом деле камни могут быть семейной реликвией, – заметила Пил. – Многие ценности хранятся без внесения в список из-за налогов на наследство. Возможно, они краденые.
– Если бы они были краденые, Интернет был бы завален объявлениями. Их бы разыскивали, ѕ сказал Уокер.
– Ты проверял?
– Естественно, я сделал это прежде чем Арчер согласился застраховать их.
– Арчер? – удивилась Пил. – Арчер Донован, старший брат Фейт? Значит, он страхует эти драгоценные камни?
– Только до свадьбы, – сказал Уокер. – Потом они уже на страховке у Дэвиса.
Пил глубокомысленно ткнула пальцем в лоб.
– День святого Валентина. Что-то должно произойти с этими рубинами, причем скоро, или ничего хорошего Дэвиса не ждет.
– Вероятно, – согласился Уокер.
– Ты уверен, что камни настоящие? ѕ спросил Фарнсуорт. – Дэвис был бы не первый, кто страхует первоклассное стекло.
– Они настоящие.
Агенты оценили уверенность Уокера..
– Значит, они под твоей охраной, ѕ глубокомысленно заключила Пил. Сейчас она походила на того кем и была ѕ на федерального агента, который прокручивал в голове, как можно использовать новый факт с выгодой для себя.
– Да. Я отвечаю за них головой. – Уокер стал собирать остатки завтрака, который принес. Он знад, о чем Пил думает. У них свои задачи, у него – свои.
Его волновал один вопрос: зачем агентам понадобилось скрывать от него, что они не следили за Фейт.
Он знал, что ответ на этот вопрос обойдется ему дороже, чем кофе и холодные бисквиты. Сейчас у него недостаточно козырей, чтобы выбросить их на стол. Так что пора собирать вещички и ждать подходящего момента.
Поскольку важнее всего – остаться в этой игре.
Глава 24
Уокер вернулся в дом так же незаметно, как и вышел из него. Пол галереи скрипнул, когда он спрыгнул с ветки дуба, но Бумер, вероятно, слишком крепко спал и на шум не откликнулся. Все в доме спали. Кроме Фейт.
– Где ты был? – спросила она, как только Уокер закрыл за собой дверь.
Он с нежностью посмотрел на маленький беспорядок и на самую дорогую ему женщину. Даже в первых лучах утреннего света кожа ее пылала. Он знал, что не должен прикасаться к ней, и одновременно не мог удержаться, чтобы не вкусить этот запретный плод еще раз. Улыбаясь, он сбросил один ботинок.
– Уокер?
Другой ботинок тихо шлепнулся на ковер.
– Я не забыл сказать тебе, какая ты красивая? – спросил он, подходя к ее кровати. – Или я слишком торопился?
Дыхание у нее перехватило. В глазах вспыхнул свет воспоминаний.
– Ты заставил меня почувствовать себя красивой.
– Ты уверена?
Она смотрела на его обтягивающие джинсы.
– Раздевайся.
– Сладкая моя, если я разденусь, я не пожалею тебя.
Страсть охватила ее.
– В таком случае позволь мне помочь тебе.
Уокер засмеялся, но потом почувствовал, как ее пальцы рванули застежку на джинсах. Все, что он мог сделать, – это затаить дыхание. Он накрыл ее руки своими, вжимая ее пробудившееся тело в кровать.
– Я думаю, сейчас тебе будет очень хорошо, – протянул он.
Фейт посмотрела на него заинтригованным взглядом.
– Я и не сомневаюсь.
– Я сделаю это медленно и нежно, и ты увидишь, как глубоко и быстро я войду в тебя.
Она облизнула нижнюю губу кончиком языка.
– Я на седьмом небе от счастья.
Его медленная, нежная улыбка зажглась страстью.
– Я никогда ничего плохого тебе не сделаю, сладкая моя. Ты ведь знаешь это?
Она вздохнула и сжала пальцы вокруг его талии. Тугая живая волна пульсации завораживала ее.
– Если бы у меня возникли хоть какие-то сомнения на этот счет, меня бы не было здесь. – Не отдавая себе отчета, она облизывала губы, когда тянула вниз его джинсы. – И я уверена, что не собиралась бы попробовать, какой ты на вкус сегодня утром.
Дрожь, которая сотрясла его, удивила обоих. Он хотел сказать ей, какая она сексуальная, но у него не было сил, дыхание перехватило, слова пропали. Поэтому он быстро снял свои джинсы и стащил покрывало. Его рот чувствовал то, что глаза едва ли могли рассмотреть. Очень скоро Фейт уже извивалась и кричала.
Он взял ее ноги и развел их так, чтобы она вся открылась ему. Плоть Фейт была словно шелковистый огонь, он мял и целовал ее всю. Он хотел ее всю.
Глаза Фейт медленно открылись. В тусклом свете утра они были туманны и чувственны.
– Уокер?
– Да, сладкая. – Он сжал ее бедра.
Фейт застонала, испытывая приятные ощущения. Он еще не заполнил ее, но Фейт уже хотела этого. Она хотела этого прямо сейчас.
– Почему? – спросила она.
– Что почему? – Он говорил протяжно, несмотря на то что его тело покрылось потом.
– Почему ты ждешь?
– Чего жду?
– Ты знаешь!
Ее бедра двигались навстречу, почти засасывая его в себя.
– Я не знаю, скажи.
– Ты дразнилка.
– Так, у меня было много имен, но… – Его голос надломился. Бедра Фейт двигались так, что он уже готов был взорваться. Уокер застонал. – Ты доконаешь меня.
– Теперь ты понимаешь.
– Я хочу убедиться, что даю тебе то, чего ты хочешь. Чего ты хочешь?
Дразнящее прикосновение и отступление были невыносимы. Он не продвигался глубже.
– Тебя, – хрипло сказала она. – Черт побери, Уокер, я хочу тебя!
– Ты меня уже получила, – сказал он, продвигаясь еще на чуть-чуть в ее шелковистую плоть. Она крутила бедрами все сильнее.
– Мне мало тебя…
– А, вот как? – Он продвинулся еще глубже. – Лучше?
Она задрожала, внутри у нее все ритмично сжималось.
– Еще.
– Да ты, оказывается, жадная? Мне нравится это в женщине.
Она царапала его бедра.
– И это мне тоже нравится, – сказал он. – Давай. Вперед, моя сладкая. Покажи мне, как ты меня хочешь.
– Глубоко, – прошептала она.
Он уступил ей еще один дюйм и был вознагражден обильной шелковистой влагой ее плоти и сладкой пульсацией ее тела, которую он тотчас ощутил. Он снова отступил, несмотря на то, что пот лил у него по спине. Он с силой толкнулся было обратно, но заставил себя удержаться на полпути. От запаха и жара ее тела голова Уокера стала легкой.
– Уокер, – хрипло проговорила она, – Зачем ты меня мучаешь?
– Проклятие, ты такая сладкая, что я не могу не дразнить тебя.
Он положил ее ноги себе на плечи и насадил ее на себя. Он смотрел на ее прекрасное дрожащее тело и наслаждался этим зрелищем. Она была в его руках вся. Он чувствовал ее, как чувствовал себя.
Как только она выкрикнула его имя, он, к ее удовольствию, начал двигаться так, как нужно было им обоим, сильно и глубоко. Фейт выгнулась ему навстречу, и он едва успел поцеловать ее, прежде чем она, освобождаясь, закричала.
Фейт медленно приходила в себя, она забыла, где она.
Лишь спустя несколько минут она почувствовала на себе тяжесть тела Уокера.
Фейт тихо засмеялась.
– Ты был прав.
– Мм? – промычал Уокер, которому лень было отрывать губы от ее шеи.
– Я потрясена.
Нехотя Уокер открыл рот.
– Полагаю, сейчас начнутся умные рассуждения о женском начале?
Она улыбнулась и вцепилась зубами ему в челюсть.
– Ты ошибся. Я хотела сказать, что «Камасутра» отдыхает.
Он тихо засмеялся.
– Кажется, эта книга не была в списке литературы для чтения в моей школе.
– Никогда не читал ее? – спросила она, приглаживая ему волосы.
– В средней школе? Нет.
– А в неполной средней школе?
– Нет.
– О Господи. В детском саду, что ли, ты ее читал?
Он снова засмеялся.
– Нет, – сказал он, покусывая ее груди.
– Извини, но я не верю, что ты ее прочел в утробе.
Засмеявшись, Уокер крепко обнял ее и перевернулся на спину. Она двигалась легко. Фейт – совершенная партнерша для него, это он понял сразу, но она близка ему и по духу. Никогда он не знал женщины, похожей на Фейт. Деловая, романтичная, способная располосовать своими шпильками ногу грабителя, обманчиво хрупкая и обманчиво сильная.
Впервые он понял, почему мотылек летит на пламя: лучше погибнуть, чем оставаться одному в холоде и мраке.
– …слышишь? – спросила Фейт.
– Что? – сказал он, встряхнув головой, словно хотел освободиться от собственных мыслей.
– Это Мел. Я думаю, что-то случилось.
Внезапно слабый, но достаточно ясный крик женщины раздался в тишине дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34