Она принадлежала ему так недолго, нить, связующая их, порвалась так внезапно…
А теперь вот началась война. Неделю назад буры заняли Наталь. Видимо, они предполагали, что поражение англичан неминуемо. Иначе разве бы они предъявили такой ультиматум?
Ультиматум был бы оскорбителен для любой мало-мальски уважающей себя державы. А для Британской империи, которая управляла чуть ли не половиной земного шара, то, что было написано в этой бумажке, звучало просто как неслыханная дерзость или издевательство.
В ультиматуме говорилось, что все британские войска должны тотчас покинуть пределы Южной Африки, прекратив сосредоточение вокруг границ Оранжевой республики. Те войска, которые только что присланы на подкрепление, должны быть немедленно отправлены обратно, а те, которые еще находятся в пути, должны тут же повернуть обратно прямо посреди океана.
Естественно, буры предполагали, что на ультиматум последует отрицательный ответ. Видимо, они намеренно прибегли к оскорблениям, чтобы принудить империю к ответным действиям. Буры рады были начать давно готовившееся ими наступление на британские позиции.
Многие буры, впрочем, не очень-то стремились начать войну и принимать участие в боевых действиях против Британской империи. У них не было никакого желания гибнуть за так называемую свободу и правое дело. У них были свои дела – пахота, уборка урожая и дойка коров, от которых их отвлекли африканские «военачальники».
Размышляя над возможным исходом начинавшихся боевых действий, Алекс дошел до небольшой деревянной будки у железнодорожной насыпи и вошел внутрь.
– А ты уже опоздал! Пять минут назад прибыл сержант Катлер и с ним пять солдат, – сообщил ему Кларксон Марч, зевнув и встав со стула, на котором сидел. – А я-то думал, что ты поторопишься, зная, что тебя дожидается парень, который не спал, между прочим, всю ночь.
Алекс улыбнулся. Он догадывался, что это сильное преувеличение. Кларксон Марч любил поспать и наверняка всю ночь проспал здесь, в караулке.
– Ладно, ладно, Кларксон, – миролюбиво сказал Алекс. – Иди и ешь свой завтрак. Он, наверное, окажется последним или предпоследним… Когда еще потом ты позавтракаешь, парень…
– Что ты имеешь в виду? – спросил Алекса растревоженный Марч.
Алекс расстегнул мокрый плащ и сбросил его. Затем он повалился на табурет и посмотрел усталыми глазами на лейтенанта:
– Утром пришло сообщение, что Жубер взял Ньюкасл. Несколько тысяч вооруженных буров уже на пути к Данди. Отрезана телеграфная линия у Ньюкасла.
– Неужели? – вскричал Марч.
– В том-то и дело, – сказал Алекс. – Парень, который нам это сообщил, прискакал сегодня еле живой, так он торопился сообщить это приятное известие.
– Да, воистину приятное! – отреагировал Марч и стал надевать плащ. – А какие еще новости, Рассел? Что еще слышно?
– Что еще? – повторил Алекс Рассел, – буры держат теперь железную дорогу аж до Пинтера. Тебе понятно, что это значит?
Лейтенант кивнул.
– Следующие – мы, – упавшим голосом сказал он и надел фуражку.
– Именно так, – ответил Алекс. – Следующие на их пути – это мы.
– Но ничего, – сказал Марч. – Я надеюсь, что мы свернем им голову.
По крайней мере было необходимо это сделать. Данди занимал важное стратегическое положение. Это была военная база, расположенная на дороге, которая ответвлялась от основного Ледисмитского тракта у местечка Гленко и шла на северо-восток. Скорее всего буры туда и собирались направить свои основные силы. Следовательно, этот участок и необходимо было сейчас всеми силами оборонять от наступавших африканеров.
В Данди находилось около четырех тысяч британских военнослужащих, солдат и офицеров. Там были значительные запасы вооружения и боевой техники, но положение его было весьма уязвимым. Дело в том, что он находился недалеко от границы с Трансваалем.
С падением Ньюкасла, над Данди нависла серьезная угроза оказаться между двумя участками фронта и быть раздавленным наступающими бурами. Если бы Данди смогли зажать в тиски, то это стало бы немалой победой для армии африканеров.
Буры, подступившие к городу, прятались за холмами, и их не было видно ни ночью, ни днем.
Заняв таким образом наиболее удобную и наименее уязвимую позицию, буры приготовились к предстоящему сражению, не желая, однако, вступить в прямые и открытые боевые действия. Как и всюду, они и здесь придерживались тактики партизанской войны.
Буры открывали огонь по любой живой мишени, стоило только кому-нибудь пройти по долине в окрестностях города.
Проснувшись утром, англичане познакомились с этой необычной и непривычной для них тактикой. Такого противника трудно было вычислить, с ним было непросто иметь дело в силу его непредсказуемости.
Буры обладали удивительной мобильностью. Они передвигались на быстроногих конях, постоянно меняя дислокацию. Невозможно было различить издали их на фоне гор. Они носили одежду цвета хаки, которая сливалась с окружающей природой.
В скором времени буры начали и более активные действия. Они стали отыскивать британских офицеров и открывать по ним огонь, вызывая этим переполох в рядах англичан. Буры методично отстреливали офицеров одного за другим – благо их легко было различить по погонам и другим знакам отличия, присущим британской армии.
Переполох усилился, когда англичане, как всегда со значительным опозданием, решили подключить к боевым действиям свою артиллерию. Тяжеловесные пушки наконец заговорили. Они открыли огонь по противоположному холму, полагая, что там еще находятся позиции голландцев.
Однако те оттуда уже ушли, а их место заняли свои же, английские подразделения. В результате англичане стреляли по своим и из артиллерийского натиска получился один конфуз.
Битва при Данди продолжалась три дня. В результате англичане смогли отогнать буров на некоторое расстояние от стратегической базы и снова взять под контроль прилегавшие к городу холмы. Но какой ценой!
В этой битве погибло такое множество англичан, что офицеры просто диву давались, как это было возможно в войне со слабообученными бурами. Что касается буров, то те отступили с наименьшими потерями и рассыпались по окрестным селениям.
Но тем не менее судьба Данди была предрешена. Город не досчитался теперь многих тысяч своих доблестных защитников, в то время как у буров потери были минимальными. Это было естественно, ибо они, во-первых, заняли более удобную позицию, а во-вторых, не вступали в открытый бой, к чему привыкли англичане.
Таким образом финал этой кампании был неизбежен. На третий день, когда после повторного обращения к гарнизону города Ледисмита за помощью, в этой помощи было отказано, город Данди было решено сдать. Его сдали тихо и бескровно. Под покровом ночи те из британцев, кто остался жив после опустошительного нападения африканцев, без боя сдали свои позиции.
Они вышли из города не под барабанный бой. Наоборот, они ушли тихо и незаметно, так, чтобы буры не проследили маршрут отступления. Перед отступлением они отрезали телеграфные линии, чтобы те не достались противнику.
Тем временем Ледисмит еще ничего не знал о том, что произошло в Данди. Гарнизон со дня на день ожидал нападения буров.
Все утро Алекс провел в караулке, ожидая того, что за ним примчится нарочный и сорвет его в поход. Он был уверен, что буры находятся уже на подступах к городу.
Наступил день, но ни нарочного, ни буров видно не было. Раздосадованный, Алекс сдал дежурство сержанту Тёрнбеллу и вернулся к себе в казарму, чтобы немного перекусить.
К обеду дождь прекратился. На короткое время выглянуло солнце. Алекс вышел из казармы, проверил посты, заодно прогулялся по солнышку и снова вернулся в помещение. Там было тепло и сухо.
Он сел у окна и вытянул перед собой уставшие ноги. «Так ли ты устанешь, парень, – подумал он, – когда начнутся настоящие боевые действия».
Алекс никогда не участвовал в настоящих военных действиях. За всю свою недолгую службу в армии он не убил ни одного человека и не представлял себе, как он решится на такое.
В то же время он знал, что многие офицеры его полка рвутся в бой. Они были выходцами из семей с давней военной традицией. Этим парням не терпелось попробовать себя в деле, не терпелось доказать окружающим и в первую очередь себе, что они способны на геройство.
Алекс не был похож на них. Он не стремился к военной карьере, и у него не было жажды прославиться подвигами. Более того, ему не хотелось вообще принимать участия в боевых действиях.
У Алекса не было никакой неприязни к бурам, он не собирался с ними воевать. А подумать о том, что он может убить кого-то из этих трудолюбивых землепашцев, ему было вообще страшно. Ведь у каждого из них есть семья – жена, дети. И вот этот человек, который является опорой своей семьи, может быть убит им, Алексом!
Ему было страшно даже подумать об этом.
Кроме того, у него была еще одна причина опасаться убить какого-либо бура. Тщетно он старался подавить в себе эти мысли. Глядя на поднимающийся от опустевших мостовых туман, на пар, курящийся над жестяными крышами бараков, на змеевидную по направлению к Чертовому Прыжку дорогу, он вынужден был признаться себе в том, что сквозь черты лица любого бура, с которым ему придется сражаться, будут проступать для него черты Хетты. Среди его противников был и ее брат. Ведь и его могли убить в предстоящей битве! Что, если из-за убитого пулей Алекса человека, там, в степи, будет плакать какая-нибудь темноволосая девушка? Он стал дорисовывать себе эту картину. Каждый раз, убивая врага, он будет повергать в безутешное горе какую-нибудь девушку, или женщину, или ребенка. Какая-нибудь ферма лишится пары мужских рук, и поднимется еще одна волна неутолимой ненависти к британцам.
А что, если он сам погибнет? Он ведь так мало успел сделать за свою короткую жизнь! Но кому какое дело, если эта бесполезная жизнь оборвется слишком рано? А может быть, он уже и умер наполовину в тот день, на Вестминстерском мосту? После этого он был вынужден взять в руки оружие. Ради кого? Ради себя или ради отца? Он ломал над этим голову в течение нескольких минут, но так и не нашел ответа. Да это и не имело значения. Победа осталась за отцом.
Он попытался отогнать от себя эти мысли. Такие дурацкие фантазии были совсем не в его духе. Но тем не менее он не мог прекратить об этом думать. Его отец будет сожалеть о его гибели только потому, что в этом случае он не сможет исполнить того, что должен был сделать Майлз. В конце концов, смерть в сражении, быть может, отчасти оправдала бы Алекса в глазах отца. А если бы он, умирая, спас чью-нибудь жизнь, то это, быть может, поставило бы его вровень с братом. Рот Алекса искривился в улыбке. Если ему и предстоит быть убитым, то это наверняка произойдет как-нибудь по-дурацки. Например, обезумевшая от страха лошадь зашибет его копытом по голове. Алекс помрачнел. Его товарищи-офицеры вряд ли поставят ему памятник. Слабаков не увековечивают в камне и не вспоминают за общим столом.
А Джудит Берли? Она-то вообще не будет печалиться. Правда, может быть, ее немного огорчит то, что ей не будет полагаться наследство как его вдове. Он прищурился – мысль о ее дивной, чистой красоте заслонила для него на мгновение жестяные крыши и грязную дорогу. Помани она пальцем – и любой будет валяться у ее ног. Да она и сейчас, наверное, окружена толпой поклонников, там, в Англии. Он до сих пор не мог понять, что заставило ее претерпеть столько лишений ради того, чтобы приехать сюда, к нему. Разве что она надеялась, что он поведет ее к походному алтарю?.. Но он ведь не был таким уж денежным мешком… В его полку были люди и богаче его. Он продолжил свои размышления. Тетушка Пэн, может быть, проронит слезинку или две. Тетушка Алисия будет проливать потоки слез, но все лишь напоказ или для того, чтобы оправдать себя в собственных глазах. Его сердце болезненно сжалось, и он, как бы очнувшись, снова понял, что находится в Ландердорпе.
А Хетта? Она ведь любила его когда-то. Если бы она не ненавидела его теперь, если бы она не считала его лжецом и подлецом, если бы она воспринимала его таким, какой он есть, и не считала его врагом, была бы она опечалена его смертью? Может быть. Но он-то никогда об этом не узнает. Он весь взмок. Должен же быть кто-нибудь, кто печалился бы о нем?
– Бу-у! – прогудел кто-то ему в ухо.
Алекс непроизвольно вздрогнул и потянулся к кобуре, лежавшей на стуле.
Гай Катбертсон хохотал, довольный своей шуткой.
– Ты здесь задремал, старина, – сказал он ласково. – Благодари Бога, что я не голландец, не то валялся бы ты сейчас с перерезанной глоткой.
Сердце Алекса бешено колотилось.
– Когда же ты наконец повзрослеешь, Гай? – с укоризной произнес он.
– Поумнею когда-нибудь, если не паду смертью храбрых на поле боя, – отбрил Гай. – Ты, кажется, в печали, старина. Знаешь, тебе нужно быть осторожнее.
– Отстань! – огрызнулся Алекс. – Ты повторяешься.
– Молчу, молчу, – замахал руками Гай. – Я забыл, что у тебя в неприятельском стане была бабенка.
Алекс вскочил на ноги и схватил Гая за ворот:
– Слушай, ты, ублюдок, если ты сейчас же не заткнешься, я тебя проучу как следует!
Гай выглядел растерянным. Он извинялся, расправляя воротничок, который Алекс отпустил.
– Я, прости, немного увлекся, – сказал он. – Собственно говоря, я пришел, чтобы пригласить тебя выпить рюмочку сегодня вечером. Скоро уже будет темно хоть глаз выколи, и ни один нормальный человек не отважится пойти на врага в такое время суток. Военные действия, сам знаешь, должны начинаться рано утром, – добавил он, пытаясь выдавить улыбку. – Ну так как насчет выпивки?
Алекс был натянут, как струна. Он еще не остыл от столь внезапно охватившего его гнева. Гай настаивал, и постепенно гнев Алекса утих, и он согласился.
– Да, хорошо, – сказал он тихо. Они пошли в свою крошечную столовую и скоро совершенно забылись, обсуждая игру в поло. Они не думали о войне – она еще не добралась до них.
Как Гай и предсказывал, буры перешли в наступление в предрассветный час, застав маленькое ландердопское подразделение врасплох.
Так как на север были посланы пикеты и охрана этого направления была усилена, то тем, кто не стоял в эту ночь на посту, было приказано спать в полном обмундировании, приготовив оружие к бою.
Алекс лежал на своей койке, свесив ноги в ботинках. Его кобура висела на спинке стула. Его охватило такое беспокойство, что он не мог заснуть. И он провел полночи, прислушиваясь, не возвращаются ли верховые пикеты и не раздаются ли где выстрелы часовых, предупреждающих о приближении врага. Но вокруг стояла какая-то особенная тишина. Он задремал, но ненадолго, и только решил снять гимнастерку, надеясь, что это поможет ему заснуть, как вдруг сердце его бешено заколотилось: он услышал характерный треск ружейной стрельбы на улице.
С внезапно пересохшим от волнения горлом он инстинктивно вскочил на ноги, схватив портупею и застегивая ее вокруг пояса, одновременно в спешке пытаясь всунуть ноги в ботинки. Натягивая их и пытаясь успокоиться, он лихорадочно обдумывал ситуацию. Звуки стрельбы доносились с юга–с железной дороги на Ледисмит. Буры, по-видимому, окружили маленькое депо и стали наступать оттуда, зная, что силы англичан сосредоточены на севере, где, вероятнее всего, ожидалось их наступление. А это означало, что буры были на холмах всю ночь!
Схватив свой тропический шлем, Алекс выскочил на улицу. Он не испытывал в этот момент никаких чувств, кроме гнева на то, что никому не пришло в голову предусмотреть такой маневр со стороны противника. Капитан Бимиш и два других офицера ландердорпского подразделения, в том числе и Гай Катбертсон, решили, что войска буров, заняв железнодорожную станцию в Ньюкасле, будут продвигаться вдоль железной дороги. Такой тактики обычно придерживались сами англичане, когда им необходимо было продвигаться по незнакомой местности в чужой стране. Железная дорога служит самым надежным путеводителем к следующему населенному пункту, а кроме того, она обеспечивает легкий и простой доступ к снабжению и подкреплению войск.
«Проклятые болваны!» – ругался про себя Алекс, награждая и себя самого нелестными эпитетами. Бурам вовсе не нужно было следовать вдоль железной дороги в стране, которую они знали как свои пять пальцев, а их подкрепления были разбросаны по всей южноафриканской степи на фермах их собратьев.
Расплывшаяся было после дождя грязь схватилась достаточно твердой коркой, так что он смог сравнительно быстро добежать до бараков, где располагались его подчиненные. Быстро светало, и его глазам отчетливо предстала драма, которая начала разыгрываться в сером предрассветном тумане. Теперь, когда он оказался на открытом пространстве, стрельба, казалось, была повсюду вокруг него. Он понял, что она ведется с тем, чтобы вызвать панику среди обороняющихся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
А теперь вот началась война. Неделю назад буры заняли Наталь. Видимо, они предполагали, что поражение англичан неминуемо. Иначе разве бы они предъявили такой ультиматум?
Ультиматум был бы оскорбителен для любой мало-мальски уважающей себя державы. А для Британской империи, которая управляла чуть ли не половиной земного шара, то, что было написано в этой бумажке, звучало просто как неслыханная дерзость или издевательство.
В ультиматуме говорилось, что все британские войска должны тотчас покинуть пределы Южной Африки, прекратив сосредоточение вокруг границ Оранжевой республики. Те войска, которые только что присланы на подкрепление, должны быть немедленно отправлены обратно, а те, которые еще находятся в пути, должны тут же повернуть обратно прямо посреди океана.
Естественно, буры предполагали, что на ультиматум последует отрицательный ответ. Видимо, они намеренно прибегли к оскорблениям, чтобы принудить империю к ответным действиям. Буры рады были начать давно готовившееся ими наступление на британские позиции.
Многие буры, впрочем, не очень-то стремились начать войну и принимать участие в боевых действиях против Британской империи. У них не было никакого желания гибнуть за так называемую свободу и правое дело. У них были свои дела – пахота, уборка урожая и дойка коров, от которых их отвлекли африканские «военачальники».
Размышляя над возможным исходом начинавшихся боевых действий, Алекс дошел до небольшой деревянной будки у железнодорожной насыпи и вошел внутрь.
– А ты уже опоздал! Пять минут назад прибыл сержант Катлер и с ним пять солдат, – сообщил ему Кларксон Марч, зевнув и встав со стула, на котором сидел. – А я-то думал, что ты поторопишься, зная, что тебя дожидается парень, который не спал, между прочим, всю ночь.
Алекс улыбнулся. Он догадывался, что это сильное преувеличение. Кларксон Марч любил поспать и наверняка всю ночь проспал здесь, в караулке.
– Ладно, ладно, Кларксон, – миролюбиво сказал Алекс. – Иди и ешь свой завтрак. Он, наверное, окажется последним или предпоследним… Когда еще потом ты позавтракаешь, парень…
– Что ты имеешь в виду? – спросил Алекса растревоженный Марч.
Алекс расстегнул мокрый плащ и сбросил его. Затем он повалился на табурет и посмотрел усталыми глазами на лейтенанта:
– Утром пришло сообщение, что Жубер взял Ньюкасл. Несколько тысяч вооруженных буров уже на пути к Данди. Отрезана телеграфная линия у Ньюкасла.
– Неужели? – вскричал Марч.
– В том-то и дело, – сказал Алекс. – Парень, который нам это сообщил, прискакал сегодня еле живой, так он торопился сообщить это приятное известие.
– Да, воистину приятное! – отреагировал Марч и стал надевать плащ. – А какие еще новости, Рассел? Что еще слышно?
– Что еще? – повторил Алекс Рассел, – буры держат теперь железную дорогу аж до Пинтера. Тебе понятно, что это значит?
Лейтенант кивнул.
– Следующие – мы, – упавшим голосом сказал он и надел фуражку.
– Именно так, – ответил Алекс. – Следующие на их пути – это мы.
– Но ничего, – сказал Марч. – Я надеюсь, что мы свернем им голову.
По крайней мере было необходимо это сделать. Данди занимал важное стратегическое положение. Это была военная база, расположенная на дороге, которая ответвлялась от основного Ледисмитского тракта у местечка Гленко и шла на северо-восток. Скорее всего буры туда и собирались направить свои основные силы. Следовательно, этот участок и необходимо было сейчас всеми силами оборонять от наступавших африканеров.
В Данди находилось около четырех тысяч британских военнослужащих, солдат и офицеров. Там были значительные запасы вооружения и боевой техники, но положение его было весьма уязвимым. Дело в том, что он находился недалеко от границы с Трансваалем.
С падением Ньюкасла, над Данди нависла серьезная угроза оказаться между двумя участками фронта и быть раздавленным наступающими бурами. Если бы Данди смогли зажать в тиски, то это стало бы немалой победой для армии африканеров.
Буры, подступившие к городу, прятались за холмами, и их не было видно ни ночью, ни днем.
Заняв таким образом наиболее удобную и наименее уязвимую позицию, буры приготовились к предстоящему сражению, не желая, однако, вступить в прямые и открытые боевые действия. Как и всюду, они и здесь придерживались тактики партизанской войны.
Буры открывали огонь по любой живой мишени, стоило только кому-нибудь пройти по долине в окрестностях города.
Проснувшись утром, англичане познакомились с этой необычной и непривычной для них тактикой. Такого противника трудно было вычислить, с ним было непросто иметь дело в силу его непредсказуемости.
Буры обладали удивительной мобильностью. Они передвигались на быстроногих конях, постоянно меняя дислокацию. Невозможно было различить издали их на фоне гор. Они носили одежду цвета хаки, которая сливалась с окружающей природой.
В скором времени буры начали и более активные действия. Они стали отыскивать британских офицеров и открывать по ним огонь, вызывая этим переполох в рядах англичан. Буры методично отстреливали офицеров одного за другим – благо их легко было различить по погонам и другим знакам отличия, присущим британской армии.
Переполох усилился, когда англичане, как всегда со значительным опозданием, решили подключить к боевым действиям свою артиллерию. Тяжеловесные пушки наконец заговорили. Они открыли огонь по противоположному холму, полагая, что там еще находятся позиции голландцев.
Однако те оттуда уже ушли, а их место заняли свои же, английские подразделения. В результате англичане стреляли по своим и из артиллерийского натиска получился один конфуз.
Битва при Данди продолжалась три дня. В результате англичане смогли отогнать буров на некоторое расстояние от стратегической базы и снова взять под контроль прилегавшие к городу холмы. Но какой ценой!
В этой битве погибло такое множество англичан, что офицеры просто диву давались, как это было возможно в войне со слабообученными бурами. Что касается буров, то те отступили с наименьшими потерями и рассыпались по окрестным селениям.
Но тем не менее судьба Данди была предрешена. Город не досчитался теперь многих тысяч своих доблестных защитников, в то время как у буров потери были минимальными. Это было естественно, ибо они, во-первых, заняли более удобную позицию, а во-вторых, не вступали в открытый бой, к чему привыкли англичане.
Таким образом финал этой кампании был неизбежен. На третий день, когда после повторного обращения к гарнизону города Ледисмита за помощью, в этой помощи было отказано, город Данди было решено сдать. Его сдали тихо и бескровно. Под покровом ночи те из британцев, кто остался жив после опустошительного нападения африканцев, без боя сдали свои позиции.
Они вышли из города не под барабанный бой. Наоборот, они ушли тихо и незаметно, так, чтобы буры не проследили маршрут отступления. Перед отступлением они отрезали телеграфные линии, чтобы те не достались противнику.
Тем временем Ледисмит еще ничего не знал о том, что произошло в Данди. Гарнизон со дня на день ожидал нападения буров.
Все утро Алекс провел в караулке, ожидая того, что за ним примчится нарочный и сорвет его в поход. Он был уверен, что буры находятся уже на подступах к городу.
Наступил день, но ни нарочного, ни буров видно не было. Раздосадованный, Алекс сдал дежурство сержанту Тёрнбеллу и вернулся к себе в казарму, чтобы немного перекусить.
К обеду дождь прекратился. На короткое время выглянуло солнце. Алекс вышел из казармы, проверил посты, заодно прогулялся по солнышку и снова вернулся в помещение. Там было тепло и сухо.
Он сел у окна и вытянул перед собой уставшие ноги. «Так ли ты устанешь, парень, – подумал он, – когда начнутся настоящие боевые действия».
Алекс никогда не участвовал в настоящих военных действиях. За всю свою недолгую службу в армии он не убил ни одного человека и не представлял себе, как он решится на такое.
В то же время он знал, что многие офицеры его полка рвутся в бой. Они были выходцами из семей с давней военной традицией. Этим парням не терпелось попробовать себя в деле, не терпелось доказать окружающим и в первую очередь себе, что они способны на геройство.
Алекс не был похож на них. Он не стремился к военной карьере, и у него не было жажды прославиться подвигами. Более того, ему не хотелось вообще принимать участия в боевых действиях.
У Алекса не было никакой неприязни к бурам, он не собирался с ними воевать. А подумать о том, что он может убить кого-то из этих трудолюбивых землепашцев, ему было вообще страшно. Ведь у каждого из них есть семья – жена, дети. И вот этот человек, который является опорой своей семьи, может быть убит им, Алексом!
Ему было страшно даже подумать об этом.
Кроме того, у него была еще одна причина опасаться убить какого-либо бура. Тщетно он старался подавить в себе эти мысли. Глядя на поднимающийся от опустевших мостовых туман, на пар, курящийся над жестяными крышами бараков, на змеевидную по направлению к Чертовому Прыжку дорогу, он вынужден был признаться себе в том, что сквозь черты лица любого бура, с которым ему придется сражаться, будут проступать для него черты Хетты. Среди его противников был и ее брат. Ведь и его могли убить в предстоящей битве! Что, если из-за убитого пулей Алекса человека, там, в степи, будет плакать какая-нибудь темноволосая девушка? Он стал дорисовывать себе эту картину. Каждый раз, убивая врага, он будет повергать в безутешное горе какую-нибудь девушку, или женщину, или ребенка. Какая-нибудь ферма лишится пары мужских рук, и поднимется еще одна волна неутолимой ненависти к британцам.
А что, если он сам погибнет? Он ведь так мало успел сделать за свою короткую жизнь! Но кому какое дело, если эта бесполезная жизнь оборвется слишком рано? А может быть, он уже и умер наполовину в тот день, на Вестминстерском мосту? После этого он был вынужден взять в руки оружие. Ради кого? Ради себя или ради отца? Он ломал над этим голову в течение нескольких минут, но так и не нашел ответа. Да это и не имело значения. Победа осталась за отцом.
Он попытался отогнать от себя эти мысли. Такие дурацкие фантазии были совсем не в его духе. Но тем не менее он не мог прекратить об этом думать. Его отец будет сожалеть о его гибели только потому, что в этом случае он не сможет исполнить того, что должен был сделать Майлз. В конце концов, смерть в сражении, быть может, отчасти оправдала бы Алекса в глазах отца. А если бы он, умирая, спас чью-нибудь жизнь, то это, быть может, поставило бы его вровень с братом. Рот Алекса искривился в улыбке. Если ему и предстоит быть убитым, то это наверняка произойдет как-нибудь по-дурацки. Например, обезумевшая от страха лошадь зашибет его копытом по голове. Алекс помрачнел. Его товарищи-офицеры вряд ли поставят ему памятник. Слабаков не увековечивают в камне и не вспоминают за общим столом.
А Джудит Берли? Она-то вообще не будет печалиться. Правда, может быть, ее немного огорчит то, что ей не будет полагаться наследство как его вдове. Он прищурился – мысль о ее дивной, чистой красоте заслонила для него на мгновение жестяные крыши и грязную дорогу. Помани она пальцем – и любой будет валяться у ее ног. Да она и сейчас, наверное, окружена толпой поклонников, там, в Англии. Он до сих пор не мог понять, что заставило ее претерпеть столько лишений ради того, чтобы приехать сюда, к нему. Разве что она надеялась, что он поведет ее к походному алтарю?.. Но он ведь не был таким уж денежным мешком… В его полку были люди и богаче его. Он продолжил свои размышления. Тетушка Пэн, может быть, проронит слезинку или две. Тетушка Алисия будет проливать потоки слез, но все лишь напоказ или для того, чтобы оправдать себя в собственных глазах. Его сердце болезненно сжалось, и он, как бы очнувшись, снова понял, что находится в Ландердорпе.
А Хетта? Она ведь любила его когда-то. Если бы она не ненавидела его теперь, если бы она не считала его лжецом и подлецом, если бы она воспринимала его таким, какой он есть, и не считала его врагом, была бы она опечалена его смертью? Может быть. Но он-то никогда об этом не узнает. Он весь взмок. Должен же быть кто-нибудь, кто печалился бы о нем?
– Бу-у! – прогудел кто-то ему в ухо.
Алекс непроизвольно вздрогнул и потянулся к кобуре, лежавшей на стуле.
Гай Катбертсон хохотал, довольный своей шуткой.
– Ты здесь задремал, старина, – сказал он ласково. – Благодари Бога, что я не голландец, не то валялся бы ты сейчас с перерезанной глоткой.
Сердце Алекса бешено колотилось.
– Когда же ты наконец повзрослеешь, Гай? – с укоризной произнес он.
– Поумнею когда-нибудь, если не паду смертью храбрых на поле боя, – отбрил Гай. – Ты, кажется, в печали, старина. Знаешь, тебе нужно быть осторожнее.
– Отстань! – огрызнулся Алекс. – Ты повторяешься.
– Молчу, молчу, – замахал руками Гай. – Я забыл, что у тебя в неприятельском стане была бабенка.
Алекс вскочил на ноги и схватил Гая за ворот:
– Слушай, ты, ублюдок, если ты сейчас же не заткнешься, я тебя проучу как следует!
Гай выглядел растерянным. Он извинялся, расправляя воротничок, который Алекс отпустил.
– Я, прости, немного увлекся, – сказал он. – Собственно говоря, я пришел, чтобы пригласить тебя выпить рюмочку сегодня вечером. Скоро уже будет темно хоть глаз выколи, и ни один нормальный человек не отважится пойти на врага в такое время суток. Военные действия, сам знаешь, должны начинаться рано утром, – добавил он, пытаясь выдавить улыбку. – Ну так как насчет выпивки?
Алекс был натянут, как струна. Он еще не остыл от столь внезапно охватившего его гнева. Гай настаивал, и постепенно гнев Алекса утих, и он согласился.
– Да, хорошо, – сказал он тихо. Они пошли в свою крошечную столовую и скоро совершенно забылись, обсуждая игру в поло. Они не думали о войне – она еще не добралась до них.
Как Гай и предсказывал, буры перешли в наступление в предрассветный час, застав маленькое ландердопское подразделение врасплох.
Так как на север были посланы пикеты и охрана этого направления была усилена, то тем, кто не стоял в эту ночь на посту, было приказано спать в полном обмундировании, приготовив оружие к бою.
Алекс лежал на своей койке, свесив ноги в ботинках. Его кобура висела на спинке стула. Его охватило такое беспокойство, что он не мог заснуть. И он провел полночи, прислушиваясь, не возвращаются ли верховые пикеты и не раздаются ли где выстрелы часовых, предупреждающих о приближении врага. Но вокруг стояла какая-то особенная тишина. Он задремал, но ненадолго, и только решил снять гимнастерку, надеясь, что это поможет ему заснуть, как вдруг сердце его бешено заколотилось: он услышал характерный треск ружейной стрельбы на улице.
С внезапно пересохшим от волнения горлом он инстинктивно вскочил на ноги, схватив портупею и застегивая ее вокруг пояса, одновременно в спешке пытаясь всунуть ноги в ботинки. Натягивая их и пытаясь успокоиться, он лихорадочно обдумывал ситуацию. Звуки стрельбы доносились с юга–с железной дороги на Ледисмит. Буры, по-видимому, окружили маленькое депо и стали наступать оттуда, зная, что силы англичан сосредоточены на севере, где, вероятнее всего, ожидалось их наступление. А это означало, что буры были на холмах всю ночь!
Схватив свой тропический шлем, Алекс выскочил на улицу. Он не испытывал в этот момент никаких чувств, кроме гнева на то, что никому не пришло в голову предусмотреть такой маневр со стороны противника. Капитан Бимиш и два других офицера ландердорпского подразделения, в том числе и Гай Катбертсон, решили, что войска буров, заняв железнодорожную станцию в Ньюкасле, будут продвигаться вдоль железной дороги. Такой тактики обычно придерживались сами англичане, когда им необходимо было продвигаться по незнакомой местности в чужой стране. Железная дорога служит самым надежным путеводителем к следующему населенному пункту, а кроме того, она обеспечивает легкий и простой доступ к снабжению и подкреплению войск.
«Проклятые болваны!» – ругался про себя Алекс, награждая и себя самого нелестными эпитетами. Бурам вовсе не нужно было следовать вдоль железной дороги в стране, которую они знали как свои пять пальцев, а их подкрепления были разбросаны по всей южноафриканской степи на фермах их собратьев.
Расплывшаяся было после дождя грязь схватилась достаточно твердой коркой, так что он смог сравнительно быстро добежать до бараков, где располагались его подчиненные. Быстро светало, и его глазам отчетливо предстала драма, которая начала разыгрываться в сером предрассветном тумане. Теперь, когда он оказался на открытом пространстве, стрельба, казалось, была повсюду вокруг него. Он понял, что она ведется с тем, чтобы вызвать панику среди обороняющихся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55