– Благотворительный ленч маркиза, леди, вещь серьезная, – сказала миссис Моррис, провожая ее к двери.
– Может быть, она еще передумает, – сказала Дейзи достаточно громко, чтобы Мария услышала ее слова в прихожей, – когда увидит, как дочь герцога флиртует с маркизом за сандвичами.
Вслед за этим замечанием раздалось хихиканье, но Мария, не обращая на это внимания, забрала свои шляпку и сумочку.
– Я влюблена в Филиппа? Ишь чего выдумали! – пробормотала она, возмущенно возведя очи к небу, и направилась к двери. Остановившись в дверях, она добавила достаточно громко, чтобы было слышно в гостиной: – Это самое глупое чаепитие из всех, на которых я присутствовала в своей жизни. – И чтобы дополнительно подтвердить свое отношение, она с грохотом захлопнула за собой дверь.
Мария не стала останавливать омнибус или подзывать такси, а решила пойти пешком. Она была так взбудоражена, что только пешая прогулка могла помочь ей прийти в себя. Пройдя по Шефтсбери-авеню, она вышла на Пиккадилли. Слова друзей продолжали звучать в ее ушах. Особенно ее задело замечание Пруденс.
– Боюсь? – возмущенно пробормотала она, заслужив удивленный взгляд какого-то джентльмена, стоявшего рядом с ней на переходе через Дин-стрит. – Я не боюсь ничего.
* * *
К тому времени, как она добралась до Мейфэра, было уже около шести часов, но, к ее удивлению, в магазине ее кто-то ждал.
– Лоренс! – воскликнула она. – Я слышала, что ты возвратился в Лондон.
Он стоял у кассы, разговаривал с мисс Симмс и, услышав ее голос, обернулся.
– Да, мы прибыли вчера. Филипп тоже приехал, – добавил он, как будто ей было до этого дело.
Мария взглянула на мисс Симмс, державшую в руке связку ключей.
– Вы можете идти, – сказала она. – Оставьте ключи, и я сама запру магазин.
– Хорошо, мадам. – Продавщица положила ключи на прилавок, присела перед каждым из них в книксене и ушла через служебный выход из магазина.
От Марии не укрылась озорная улыбка Лоренса. Она поняла, что он что-то затевает, но, игнорировав эту улыбочку, прошла мимо и встала по другую сторону прилавка.
– Я подумал, что тебе будет интересно узнать о его возвращении в Лондон, – пробормотал Лоренс и улыбнулся еще шире, услышав ее возмущенное фырканье.
– Мне совершенно безразлично, что делает этот человек, – сказала она в ответ, сердитая на него, на своих романтически настроенных подружек, а больше всего на себя. – С чего бы мне этим интересоваться?
Улыбка сразу же сползла с его физиономии.
– Нет никаких причин, – согласился он, но его сговорчивость разозлила ее еще больше.
Бросив на него испепеляющий взгляд, она наклонилась, чтобы положить сумочку на полку под кассовым аппаратом.
– Ты хотел выбрать пирожные, Лоренс, – спросила она, выпрямляясь, – или просто пришел, чтобы молоть всякий вздор?
– Я пришел, чтобы выбрать пирожные.
Она взглянула на витрину сквозь стекло со своей стороны.
– Боюсь, что выбор невелик. К концу дня почти все раскупают.
– Ничего. Мне нужна всего дюжина пирожных. К нам придут на ужин несколько друзей, и я хотел попотчевать их твоим десертом.
Она достала из-под прилавка картонную коробку кремового цвета и взяла в руку щипцы.
– Какие ты предпочитаешь?
– Ты еще спрашиваешь? Я тут вижу несколько песочных пирожных, так что, конечно, возьму их. Я вижу, у тебя и шоколадные есть. Положи мне парочку шоколадных. Филипп не простит меня, если узнает, что у тебя были шоколадные пирожные, а я их ему не принес.
Мария сомневалась, что после всего происшедшего Филипп будет есть ее шоколадные пирожные – да и вообще что-нибудь сделанное ее руками, – но она этого не сказала. Открыв стеклянную дверцу витрины, она принялась с помощью щипцов укладывать пирожные в коробку.
– Извини, что я не пришел на назначенную встречу, – продолжал говорить Лоренс, пока она занималась своим делом, – но Филипп попросил меня вместо него показать полковнику Даттону наши верфи, а я был так удивлен его поручением мне разнообразия ради чего-то действительно важного, что совсем забыл о нашей встрече. Я не хочу сказать, что встреча с тобой не является важным делом, – поспешил он добавить.
– Все в порядке. Я поняла, что ты имел в виду. Может быть, положить еще эклеров?
– Да, спасибо. Как я понимаю, бал отлично прошел и без меня. Вы с Филиппом притерлись друг к другу, не так ли?
Мария застыла на мгновение, вспомнив незабываемую поездку в карете. Она наклонила голову, делая вид, будто разглядывает пирожные на витрине.
– Да, вполне, – удалось ей сказать.
– Вот и хорошо. И никаких разногласий?
«Нет. Мы были слишком заняты поцелуями».
Она закусила губу, решив сменить тему разговора:
– Насколько я понимаю, тебя можно поздравить? Я слышала, что ты помолвлен.
– Помолвлен. Только не надо меня ненавидеть, Мария, ладно? – попросил он. – Ты, конечно, имеешь на это право, – добавил он, не дав ей ответить, – ведь я тогда тебя бросил и так и не написал тебе, не объяснил, а переложил эту обязанность на Филиппа. Кстати, ты не должна винить его. Во всем виноват я. Я растерялся, и когда он сказал о том, чтобы предложить тебе… содержание… – Он заметил, что она поморщилась, услышав такое определение, и поспешил добавить: – Мне показалось это лучшим, что можно сделать. Филипп сказал, что сумма будет достаточно щедрой, чтобы с тобой все было в порядке. – Он вздохнул. – Извини, Мария, мне нужно было сказать тебе об этом.
– Все это было так давно, Лоренс, но я принимаю твои извинения.
– Но ты понимаешь, что это я был мерзавцем, а не Филипп? – не унимался Лоренс. Казалось, ему почему-то важно подчеркнуть именно это. – Он всегда хотел для меня самого лучшего, а ты не была… – Он отвел глаза и выругался.
– А я не была такой, какая лучше всего для тебя, – закончила она за него. – Я это знаю.
Он с несчастным видом посмотрел на нее:
– Ты имеешь полное право ненавидеть нас обоих.
Обдумав его слова, она решила не приукрашивать ради него ситуацию.
– Да, – сказала она, – я имею на это право. Было время, когда я действительно ненавидела тебя и Филиппа тоже. – От нее не укрылась боль в его глазах, и она сжалилась. – Но я понимаю, почему ты сделал то, что сделал. И у меня больше нет к тебе ненависти, Лоренс.
– А к Филиппу? Неужели ты до сих пор ненавидишь его?
– Нет, – сказала она ему, а себе мысленно добавила: «Хотя и следовало бы».
– Я рад этому, – с явным облегчением сказал Лоренс, что удивило Марию. Она не могла понять, почему ему так важно, чтобы у нее было хорошее мнение о Филиппе. Может быть, он знал, что Филипп сделал ей предложение?
Нет, сразу же решила она. Филипп слишком скрытен, чтобы рассказать ему об этом.
Отложив щипцы, Мария закрыла дверцу витрины, поставила коробку на прилавок и наклонилась, чтобы достать из-под прилавка крышку. И тут ей в голову неожиданно пришла одна мысль:
– Скажи, Лоренс, мисс Даттон не знает о том, что произошло тогда, не так ли?
– Конечно же, нет! Я бы никогда не стал рассказывать ей об этой глупой истории. – Как только эти слова слетели у него с языка, он поморщился. – Извини, я не хотел сказать, что жениться на тебе было бы глупо. Я просто… – Он замолчал и печально вздохнул. – Я то и дело говорю не то, что следует.
– Все правильно. Это действительно была глупая история. Мы были такими молодыми. И думали, что любим друг друга. В то время нам казалось, что это любовь. Но на самом деле это не было любовью, не так ли?
– Не было, – согласился он. – Но почему ты спросила, знает ли об этом Синтия? – Он с тревогой взглянул на нее. – Надеюсь, ты не собираешься рассказать ей об этом?
– Конечно же, нет.
Было видно, что он почувствовал огромное облегчение.
– Ты молодчина, Мария.
– Но тебе, наверное, следовало бы это сделать.
Он явно испугался.
– Я уверен, что в этом нет необходимости. Ведь все это было так давно. Зачем ворошить прошлое?
Она внимательно посмотрела на стоявшего напротив мужчину, и ей вспомнились слова Филиппа:
«Я люблю своего брата, но сознаю также его недостатки. Лоренс никогда не умел считаться с реальной действительностью… Он боится испортить чье-либо хорошее мнение о себе».
Как обычно, Филипп был прав, но, как ни странно, ее это не возмущало.
– Ворошить прошлое незачем, – заверила она Лоренса и, закрыв коробку крышкой, стала завязывать ее коричневой с золотом ленточкой. – Ничего не случилось, никто не пострадал. Нет никакого смысла говорить об этом по прошествии стольких лет.
– Спасибо. Я знал, что могу на тебя положиться. Значит, все останется тайной, потому что мы оба знаем, что Филипп не скажет ни слова. К тому же я подозреваю, что брата сейчас занимают более важные вещи, чем наша старая история.
– Это какие же? – спросила она, завязывая ленточку бантом. Она не могла не поинтересоваться, уж не она ли является такой важной вещью, зная, что, даже если и так, то этому не следует придавать никакого значения. Закончив завязывать бант, она повернулась к кассовому аппарату. – Что его так занимает? – поинтересовалась она, и ей тут же захотелось пнуть себя ногой.
– Леди, конечно! Что же еще может быть, если он носит при себе принадлежавшие ей вещи.
Она замерла на месте. Вещица на память о какой-то леди? Вспомнив о дочери герцога Ричленда, она по неизвестной причине вновь почувствовала ревность.
– Эта вещица выпала из его футляра для визитных карточек, – продолжал Лоренс, явно не заметивший, что она замерла, словно статуя. – Посмотрела бы ты на выражение его физиономии, когда я ее схватил! – Он рассмеялся. – Я никогда не подозревал, что брат так романтичен.
«Я испытываю к вам глубокое и страстное влечение».
Влечение – это не любовь, это безумие. Он сказал ей, что оно пройдет. Очевидно, оно уже прошло. Она совсем приуныла.
– Ты узнал имя этой леди?
– Нет. Он отказался говорить на эту тему.
– Не имеет значения. Я знаю, кто она такая.
– Вот как? – Он наклонился к ней. – И кто же?
– Дочь герцога Ричленда.
По совершенно непонятной причине Лоренс расхохотался:
– Дочь Ричленда? – Он покачал головой. – Ни малейшего шанса!
Ей очень хотелось бы верить ему.
– Почему ты так уверен?
– Потому что этой памятной вещицей была лента для волос, – сказал он, надевая шляпу. – Алая, – добавил он и подмигнул ей, – с вышитыми на ней белыми маргаритками.
Он взял коробку с пирожными.
– Мы оба знаем, у кого была такая лента, не так ли? – сказал он и, насвистывая, ушел, а ошеломленная Мария еще долго глядела ему вслед.
Глава 15
Запретный плод самый сладкий.
Пословица
С ним было все в абсолютном порядке.
Филипп посмотрел на поднос с пирожными, который подал на стол дворецкий, и не почувствовал ничего. Он уже не чувствовал, что лента, спрятанная в футляре для визитных карточек, прожигает дыру в его груди. Когда Лоренс сказал, что эти пирожные из кондитерской Марии, он даже сумел улыбнуться и самым естественным образом сообщил своим гостям, сидевшим за столом, что «Мартингейл» – кондитерская высочайшего класса и что он сам большой любитель их пирожных. Он ел шоколадное пирожное, слушал, как Даттоны и другие гости расточают похвалы качеству ее пирожных, и совсем не чувствовал ни боли, ни злости, ни похоти. Он излечился.
Когда гости ушли, он предложил Лоренсу выпить бренди и выкурить по сигаре на балконе, но брат, зевнув, отказался, заявив, что намерен лечь спать. Приказав принести на балкон бренди и сигару, Филипп поднялся наверх.
– Добрый вечер, сэр, – приветствовал его камердинер.
– Добрый вечер, Гастон, – сказал он в ответ. Открыв раздвижную застекленную дверь, он вышел на балкон и сел на обычное место на стуле кованого железа, стоявшем в углу. Стояла мягкая, теплая июньская ночь, и ароматы цветов и трав из Грин-парка в кои-то веки перебили обычные городские запахи.
Откинув голову на спинку, он закрыл глаза, чувствуя, что впервые за три месяца может расслабиться. Наконец-то, с удовлетворением подумал он. Наконец-то он был снова здоров.
– Сэр?
Оглянувшись, он увидел слугу с подносом.
– Спасибо, Доббс, поставь это сюда, – сказал он, указав кивком головы на стоявший рядом стол.
– Что-нибудь еще, сэр? – поинтересовался слуга, выполнив приказание.
– Нет, Доббс, спасибо. Спокойной ночи.
Слуга поклонился и ушел. А Филипп, отхлебнув глоток бренди, потянулся к подносу за сигарой, но его внимание привлекло какое-то движение в темноте балкона. Мелькнуло что-то белое, и он посмотрел туда.
Это была она. Она стояла на своей стороне балкона, и у него появилось странное ощущение, будто она ждала его и вышла из тени, услышав его голос.
Встав со стула, он понял, что его внимание привлекла ее белая блузка, но его буквально приковал к месту вид ее распущенных волос, которые, казалось, мерцали, как золото, в лунном свете. Ему словно нанесли удар в грудь.
Он увидел, как она подходит ближе, и желание охватило его, сразу же сведя на нет благие намерения и твердые решения целого месяца. Он неожиданно возненавидел ее за отчаянное желание, которое она в нем вызывала и которое он никогда не сможет побороть.
Филипп натянуто поклонился и повернулся, чтобы уйти с балкона. Но не успел он сделать и двух шагов по направлению к двери, как она его окликнула:
– Не уходи, Филипп. – При звуке ее голоса он остановился, но не повернулся. Он понимал, что если посмотрит на нее, то позволит безумию снова овладеть им. Услышав ее шаги, он понял, что она подошла ближе и остановилась в нескольких футах от разделявшей их стенки. – Мне кажется, у тебя есть кое-что принадлежащее мне.
Она знает. Он закрыл глаза. Стало трудно дышать. Черт бы побрал этого Лоренса.
Филипп уже давно научился придавать своему лицу, если нужно, вежливое, непроницаемое выражение. Только надев эту маску, он смог посмотреть на нее.
В слабом, призрачном лунном свете ее кожа, казалось, светится изнутри.
– У тебя моя лента для волос.
Было ли это просто констатацией факта или обвинением? Этого он не знал, однако заставил себя сунуть руку в нагрудный карман. Когда он вытаскивал футляр из кармана, он чувствовал боль, как будто вырывал его из груди. Открыв футляр, он достал ленту и, на мгновение задержав на ней взгляд, передал ее Марии.
– Вот. Забирай ее.
Она не шевельнулась.
– Я думала, что потеряла ее. А оказалось, это ты ее взял?
«Скажи ей, что нашел ленту после того, как она уехала из Кейн-Холла, – подумал он. – Скажи ей это».
Но он не сказал. Не смог, потому что это было бы ложью.
– Да, я взял ее.
– Почему?
Боже милостивый, неужели она и впрямь ждет, что он ей все расскажет? Признается в том, что уже четырнадцать лет она владеет его сердцем, телом и душой? Перешагнув через стенку, он подошел к ней. Схватив ее за запястье, он сунул ленту в ее ладонь.
– Забирай ее, пропади она пропадом!
Как только она сжала ленту в пальцах, он отдернул руку, однако, видимо, уйти не смог. Он попытался заставить ее уйти первой.
– Уйди к себе в комнату, Мария.
Она положила кусочек алого шелка в карман юбки, но не двинулась с места.
– Почему ты взял ее? – спросила она, подходя ближе. – А самое главное, почему ты хранил ее?
Он почувствовал дрожь во всем теле, угрожавшую разбить вдребезги систему принципов, которым он следовал всю жизнь.
– Если один из нас не уйдет отсюда сию же минуту, – сказал он низким напряженным голосом, – то я забуду о том, что я джентльмен.
– Думаю, это мне даже понравилось бы. – Она подошла еще ближе, задев грудями его грудь. Прикосновение словно обожгло его сквозь несколько слоев одежды. Она облизнула языком пересохшие губы, и по его телу прокатилась волна похоти. – Хотелось бы увидеть, как рушатся стены Иерихона.
Он попытался в последний раз предостеречь ее:
– Я не буду отвечать за свои действия.
– Я знаю.
Он взял в ладони ее лицо, так что подушечки больших пальцев касались уголков ее губ.
– Я лишу тебя девственности.
– Не бойся, – прошептала она, – я про тебя никому не скажу.
Все его разумные доводы были исчерпаны. Чувство чести не давало о себе знать. Долго сдерживаемая безумная потребность в ней, словно вода, хлынувшая сквозь прорвавшуюся дамбу, мощной волной затопила его тело.
Запустив руки в ее длинные золотистые волосы, он отклонил назад ее голову и крепко, по-хозяйски поцеловал ее, как будто «застолбил» свою территорию. Наверное, ей было больно, потому что от этого поцелуя стало больно даже его губам. Но, несмотря на это, она обвила руками его шею и издала прелестный воркующий стон в знак согласия.
Он оторвался от ее губ ровно настолько, чтобы задать один жизненно важный вопрос:
– Твои служанки спят?
– Да. – Это все, что она успела ответить, пока он снова не завладел ее губами. Он принялся подталкивать ее спиной вперед к ее двери, дойдя до которой нащупал за ее спиной дверную ручку и, не выпуская из рук Марию, вошел в спальню.
Филипп из последних сил сдерживал свое желание. Он слишком долго ждал этого момента, и ему не хотелось его испортить излишней торопливостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27