У Сун стоял на мосту, размышляя о случившемся, и чувство мести поднималось в нем до самых небес. «Я не успокоюсь, пока не убью командующего Чжана», – думал он. Он подбежал к убитым, снял с них кинжалы и самый хороший взял себе. Затем он выбрал лучший меч и поспешил в Мэнчжоу.
Когда он пришел в город, уже смеркалось. Он направился прямо к саду, что был за домом командующего Чжана, и подошел к стене, за которой находилась конюшня. У Сун притаился у конюшни и прислушался. Конюх еще не вернулся; он был во внутреннем дворе. Вдруг У Сун услышал скрип калитки и увидел конюха с фонарем в руках, который вошел и запер за собой калитку.
Спрятавшись в тени, У Сун слышал, как сторож отбивал три четверти первой стражи.
Конюх засыпал лошадям корм, повесил на стену фонарь и, приготовив себе постель, разделся и лег спать.
Тогда У Сун подкрался к калитке и тихонько толкнул ее. Калитка заскрипела, и конюх закричал:
– Не успел я лечь, как ты уже явился воровать мою одежду! Рановато пришел!
Приставив к калитке меч и сжимая в руке кинжал, У Сун еще раз толкнул калитку, и она опять заскрипела. Тут уж конюх не стерпел. Он выскочил голый из постели, схватил вилы, которыми доставал солому, и кинулся к калитке. Отодвинув засов, он только собирался открыть калитку, как У Сун распахнул ее и, ворвавшись во двор, схватил конюха за волосы. Тот хотел было закричать, но при виде занесенного над ним сверкающего при свете фонаря кинжала так испугался, что у него даже ноги подкосились.
– Пощади! – взмолился он.
– Узнаешь меня? – спросил У Сун.
По голосу конюх узнал У Суна и завопил:
– О, старший брат мой, я тут ни при чем! Пощади меня!
– Скажи мне, где командующий Чжан? – спросил У Сун.
– Сегодня они весь день пируют втроем с начальником охраны Чжаном и Цзян Мынь-шэнем и сейчас продолжают выпивать в зале Супружеского счастья, – ответил конюх.
– А правду ты говоришь? – спросил У Сун.
– Пусть я покроюсь язвами, если лгу, – отвечал конюх.
– Все равно я не могу пощадить тебя, – сказал У Сун и ударом кинжала убил конюха. Отшвырнув ногой мертвое тело, он вложил кинжал в ножны и при свете фонаря достал ватную куртку, которую ему дал Ши Энь.
Сняв с себя старую одежду, он одел все новое и, туго подпоясавшись, привязал к поясу ножны. Потом он подошел к кровати, взял простыню, завернул в нее свое серебро и, засунув узел в небольшой мешок, повесил его у двери. Затем, сняв половинку двери, он вынес ее на улицу и приставил к стене.
Покончив со всем этим, У Сун задул фонарь, крадучись вышел из помещения и, не выпуская из рук кинжала, по приставленной половинке двери взобрался на стену. В этот момент луна вышла из-за туч, и У Сун поспешил спрыгнуть во внутренний двор.
Потом он поставил створку двери на место и прикрыл калитку, предусмотрительно убрав засов, чтобы ее нельзя было запереть.
Затем У Сун пошел на свет. Оказалось, что огонь горит в кухне и у котла при свете лампы сидят две служанки и жалуются на свою судьбу:
– Мы их весь день обслуживали, а они все никак не идут спать. Еще чая требуют! Нет у этих двух гостей ни стыда, ни совести, нализались, как черти, а спать не идут – никак наговориться не могут.
В это время У Сун прислонил к стене свой меч и вытащил из-за пояса окровавленный кинжал. Толкнув дверь, которая открылась с громким скрипом, он ворвался в комнату, схватил за волосы одну из служанок и тут же заколол ее.
Другая служанка хотела бежать, однако ноги ее словно к земле приросли, и она даже крикнуть не могла от испуга. Да что говорить о служанках, если бы мы с вами, читатель, были свидетелями этого зрелища, то от страха также не смогли бы языком пошевелить. Одним ударом кинжала У Сун убил и другую служанку, а потом, оттащив оба трупа к очагу, погасил в кухне свет.
При свете луны он тихо прокрался в комнаты. Все ходы и выходы в доме были ему хорошо известны, и он прямо направился к лестнице, которая вела в зал Супружеского счастья и, осторожно ступая, ощупью поднялся по ступенькам.
К этому времени слуги и служанки, прислуживавшие хозяевам, сильно устали и разбрелись кто куда, и из комнаты доносился лишь разговор троих – начальника охраны, командующего Чжана и Цзян Мынь-шэня. Остановившись на лестнице, У Сун стал слушать, о чем они говорили.
– Если бы не ваша милость, я не смог бы отомстить за обиду, – сказал Цзян Мынь-шэнь командующему Чжану. – Будьте уверены, я хорошо отблагодарю вас за услугу.
– Я пошел на это дело только ради моего друга начальника охраны, – отвечал командующий Чжан. – Вы хоть и поизрасходовались, зато уладили все как следует, и теперь с этим парнем, верно, уж покончено, потому что я приказал убить его на пруду Летающих облаков. Завтра сопровождающие его стражники и двое моих людей вернутся и все доложат.
– Вчетвером им, разумеется, не трудно будет справиться с одним, – отозвался начальник охраны, – да если б он был и не один, они все равно одолели бы его.
– Я также послал туда людей, приказав им помочь в чем надо, а затем поспешить сюда и сообщить обо всем, – заметил Цзян Мынь-шэнь.
У Сун все это слышал. Бешеная ярость закипела в его сердце и, казалось, поднялась на три тысячи чжан в воздух и разорвала темное небо. Сжимая кинжал правой рукой и растопырив пальцы левой, он ворвался к ним. В комнате горело не менее пяти свечей, в окно пробивался лунный свет, так что было светло, как днем. Сосуды для вина еще не были убраны со стола.
Цзян Мынь-шэнь сидел в кресле. При виде У Суна душа у него ушла в пятки. А дальше все произошло гораздо быстрее, чем ведется рассказ. Цзян Мынь-шэнь стал было сопротивляться, но У Сун одним ударом кинжала не только рассек ему лицо, но даже рассек кресло, на котором тот сидел. Обернувшись, У Сун увидел, что командующий Чжан хочет встать с места. Тут У Сун с такой силой вонзил ему в шею кинжал, что тот рухнул на пол. Цзян Мынь-шэнь и Чжан еще некоторое время бились в конвульсиях.
Начальник охраны Чжан был потомственным военным и, хотя был пьян, все же мог еще сопротивляться. Увидев, что У Сун уже расправился с двумя, он решил, что бежать все равно не удастся, поднял свое кресло и, размахивая им над головой, бросился вперед. Но У Сун, ухватившись за ножку кресла и улучив момент, опрокинул его на Чжана. Тот повалился на пол. Даже если бы начальник охраны не был пьян, то и тогда не смог бы устоять перед богатырской силой У Суна. Поспешив к нему, У Сун одним ударом кинжала отсек Чжану голову.
В тот самый момент, когда Цзян Мынь-шэнь, собрав последние силы, попытался подняться, У Сун повалил его пинком левой ноги и, прижав к полу, отрезал ему голову. Потом он отрубил голову также и командующему Чжану.
После этого, заметив, что на столе осталось еще много вина и мяса, У Сун схватил сосуд с вином и одним духом осушил его. Он выпил три кувшина сряду. Затем, приблизившись к убитым, он отрезал у одного из них лоскуток материи от одежды и, намочив ее в крови, написал на стене большими иероглифами: «Их убил У Сун – победитель тигра».
Потом он взял со стола несколько серебряных сосудов, наступил на них и, расплющив, сунул за пазуху. Он хотел уже спуститься с лестницы, как вдруг услышал голос жены командующего Чжана:
– Все – господа там наверху пьяны. Пошлите же кого-нибудь, чтоб помогли им спуститься.
Тотчас же двое слуг стали подниматься по ступеням. Спрятавшись за лестницей, У Сун узнал слуг, которые схватили его, как вора. Пропустив их в комнату, он стал у двери, за их спиной. Увидев три мертвых тела в лужах крови, слуги испуганно уставились друг на друга и не могли произнести ни слова, будто им на голову вылили ушат ледяной воды. Но только они хотели бежать обратно, как У Сун тут же поразил одного из них. Тогда другой упал на колени и стал молить о пощаде.
– Я не могу простить тебя! – ответил У Сун и также вонзил в него нож.
Великолепные залы были залиты кровью убитых, и свечи озаряли распростертые тела мертвых.
– Раз уж начал, так надо кончать, – сказал себе У Сун. – Убей я хоть одного, хоть сотню человек, мне все равно придется за это поплатиться смертью.
И с кинжалом в руках он спустился вниз.
– Что за стоны раздаются наверху? – спросила жена командующего Чжана, но не успела она договорить, как У Сун ворвался к ней в комнату. Увидев здорового детину, женщина в страхе воскликнула:
– Кто это?
Но кинжал У Суна взметнулся вверх, и, сраженная ударом в лицо, она упала, пронзительно крича. У Сун хотел отрезать ей голову, но кинжал не слушался его. Удивленный У Сун поднял его и при свете луны увидел, что он сломан.
– Так вот почему я не мог отрезать ей голову, – сказал У Сун.
Он отправился на кухню, взял меч и, отбросив поломанный кинжал, стал подниматься по лестнице. Тут навстречу ему попалась служанка-певица по имени Юй-лань, со свечой в руке, которая вела двух детей. Увидев на полу убитую госпожу, она успела лишь крикнуть: «О, горе!» – и упала, пронзенная мечом в сердце. Потом он заколол обоих детей: каждому досталось по одному удару. Затем У Сун покинул зал, запер на засов главные двери и пошел на кухню, где сидели три женщины. Их он также убил.
– Теперь я уйду со спокойным сердцем, – сказал себе У Сун, – и пусть будет, что будет.
Он отбросил ножны, взял меч и через калитку направился в конюшню. Там он снял со стены свой мешок, сложил в него все серебряные сосуды, спрятанные за пазухой, и привязал мешок к поясу. С мечом в руке он двинулся к городской стене, размышляя про себя: «Если я буду ждать, пока откроются ворота, меня, разумеется, схватят. Лучше ночью перелезть через стену». И он зашагал вперед.
Мэнчжоу был маленьким городком, и, на счастье У Суна, земляные стены оказались не очень высоки. У Сун взглянул через пролет стены вниз, попробовал, насколько упруга сталь его меча, и, не выпуская меч из рук, спрыгнул. Острие вонзилось в землю, смягчив его падение. У Сун очутился на краю рва, наполненного водой.
При свете луны он заметил, что глубина рва всего один – два чи. Была половина десятой луны; стояла зима, а в это время года в водоемах всегда мало воды.
Разувшись и сняв одежду, У Сун обмотал ее вокруг себя и пошел вброд через ров. Перейдя на ту сторону, он вспомнил, что в узле, который дал ему Ши Энь, были две пары пеньковых туфель на восьми завязках. У Сун вынул их и обулся. В это время он услышал, как сторож отбивал в городе стражу, – три четверти пятой.
– Ну, гнев у меня, кажется, прошел, и я освободился от душившей меня злобы, – молвил У Сун. – Хоть здесь уж не так плохо, однако оставаться не стоит, лучше уйти, – и он пошел по тропинке, ведущей на восток.
Так шел он около одной стражи; небо из черного стало серым, но еще не рассвело.
Только сейчас У Сун почувствовал, как устал он от ночных тревог; рубцы от побоев на теле снова заныли, и силы изменили ему.
В этот момент он увидел перед собой крошечную кумирню на лесной опушке и поспешил войти в нее. Здесь он приставил к стене свой меч, снял со спины узел и, положив под голову вместо подушки, лег спать.
Он уже почти уснул, как вдруг заметил, что снаружи к нему протянулись два изогнутых крюка на бамбуковых шестах и зацепили его. Потом в кумирню вбежали двое, прижали У Суна к земле и связали веревками. Затем появилось еще двое. Они говорили между собой:
– Ну и жирный этот парень! Вот будет подарочек нашему хозяину!
У Сун барахтался, но никак не мог освободиться от них, и люди, забрав его меч и узел, потащили его, как связанного барана, в деревню. Шли они так быстро, что ноги их едва касались земли.
По дороге они обменивались различными замечаниями:
– Смотри-ка, этот парень весь в крови! Откуда он взялся? Не иначе как разбойник, ограбил и убил кого-нибудь.
У Сун все время молчал, предоставляя им болтать, что хотят.
Не прошли они и пяти ли, как перед ними появился домик, крытый соломой. Туда они и втолкнули У Суна. При слабом мерцании светильника, он увидел маленькую дверь, ведущую в какое-то помещение. Четверо парней содрали с У Суна у одежду и привязали его к столбу. Оглядевшись, У Сун заметил над очагом две человеческие ноги, привязанные к балке. Он подумал про себя: «Я попал в руки убийц и сейчас умру позорной смертью. Лучше бы я вернулся в Мэнчжоу, сознался во всех своих преступлениях и умер от удара ножа или меня разрезали бы на части. Тогда имя мое все же сохранилось бы для потомства».
Люди, которые привели У Суна и забрали его узел, крикнули кому-то:
– Хозяин, хозяйка, поднимайтесь быстрее! Нам попалась сегодня хорошая добыча!
– Иду! – ответил чей-то голос. – Не трогайте без меня, я сам разрежу его на части.
Не прошло столько времени, сколько нужно, чтобы выпить чашку чая, как У Сун увидел, что из внутренней комнаты вышла женщина, а позади нее появился рослый мужчина. Оба они внимательно поглядели на У Суна, и вдруг женщина оказала:
– Да это никак мой деверь?!
– А и впрямь это, кажется, мой брат, – отозвался мужчина.
Когда У Сун взглянул на них, то увидел, что мужчина не кто иной, как Чжан Цин – огородник, а женщина – людоедка Сунь Эр-нян. Люди, схватившие У Суна, испугались, развязали веревки и помогли ему одеться. Косынка У Суна была разорвана, и поэтому на голову ему надели войлочную шапку.
Дело в том, что заведений у Чжан Цина имелось несколько. Но У Сун не знал этого и не мог понять, что на этот раз он снова попал к Чжан Цину. А Чжан Цин поспешил пригласить У Суна в комнату для гостей и вежливо поклонился ему. Он был сильно встревожен и спросил У Суна:
– Что с тобой, дорогой брат мой?
– Сразу-то всего и не расскажешь! – ответил У Сун. – После того как мы расстались с вами, я попал в лагерь для ссыльных. Сын начальника лагеря по имени Ши Энь, по прозвищу «Тигр золотоглавый», подружился со мной и каждый день угощал меня мясом и добрым вином. Он держал кабачок в Куайхолине, к востоку от Мэнчжоу, приносивший ему хороший доход. Но один человек по имени Цзян Мынь-шэнь, недавно прибывший туда вместе с начальником охраны Чжаном, воспользовался своим положением и нагло отнял у Ши Эня трактир. Ши Энь рассказал мне об этом, а так как я не терплю несправедливости, то однажды, напившись пьяным, вздул Цзян Мынь-шэня и вернул Ши Эню его кабачок, после чего Ши Энь проникся ко мне глубоким уважением. Вскоре начальник охраны Чжан подкупил командующего войсками, и они устроили против меня заговор. Командующий приблизил меня к себе с тем, чтобы потом погубить и отомстить за Цзян Мынь-шэня. Они подложили в мою корзину серебряную посуду. А в ночь на пятнадцатое восьмой луны меня схватили как вора и привели в дом. Потом меня засадили в тюрьму и под пыткой заставили признаться, что я совершил кражу. Так я и угодил под суд. Однако Ши Энь подкупил всех чиновников, и они не причинили мне особого вреда. Помог мне судья по фамилии Е, человек справедливый, честный и не взяточник. Он всегда выступал против тех, кто притеснял простых людей. А тюремный надзиратель по имени Кан оказался приятелем Ши Эня, и оба они делали все, чтобы помочь мне. Когда я отбыл в тюрьме свой срок, меня наказали палками и выслали в Эньчжоу. Но вчера вечером, едва я вышел из города, как этот проклятый Чжан устроил мне ловушку… Он велел Цзян Мынь-шэню подослать двух людей помочь охранникам убить меня по дороге. Но только мы приблизились к пустынному мосту возле пруда Летающих облаков и они собрались приняться за дело, как я пинком ноги сбросил двух из них в воду. Потом я погнался за охранниками и, заколов их мечом, также швырнул в воду. Поразмыслив над тем, как бы отомстить за обиду, я решил вернуться в Мэнчжоу. Когда первая ночная стража близилась к концу, я забрался на конюшню командующего Чжана, убил конюха, проник в кухню и заколол двух служанок. Потом я направился в зал Супружеского счастья, где и прикончил всех троих: командующего Чжана, начальника охраны и Цзян Мынь-шэня. Зарезал я также двух слуг, а когда спустился вниз, то убил жену командующего, двоих его детей и девушку, которая воспитывалась у него в доме. В третьей четверти четвертой стражи я перелез через городскую стену и долго шел, пока не почувствовал сильной усталости. Рубцы от побоев на моем теле заныли, и я не мог больше идти. Я направился к маленькой кумирне, чтобы отдохнуть, но там схватили меня эти четверо, связали и привели сюда.
– Мы работники господина Чжана, – оправдывались разбойники, упав на колени. – За последние дни мы сильно проигрались и пошли в лес за добычей. Мы видели, как вы брели по тропинке, весь выпачканный кровью. Когда вы остановились в кумирне, мы ведь не знали, кто вы такой. Хорошо еще, что господин Чжан приказал нам ловить и приводить к нему людей живьем. Вот мы и поймали вас; крюками. Если бы не этот приказ, мы давно бы вас прикончили. Уж поистине: «Хоть и есть глаза, а горы Тайшань не приметили». Простите нас, господин. пожалуйста, если обидели вас в своем неведении!
– Неспокойно у нас было последнее время на душе, вот мы и приказали приводить пойманных людей живыми, – говорили, смеясь, Чжан Цин и его жена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72