А очень бы не мешало, потому что Дядя Витя сложил губы и сделал резкий выдох. Свеча погасла. А зачем? Зачем он задул свечу?
– Ты чего, Дядь Вить? – Студент сглотнул, чувствуя, как мир расплывается вокруг, а из темноты к нему тянутся липкие паучьи лапы невероятного страха. – И так не видно ничего… – закончил он шепотом, делая шаг назад.
– Не надо бояться темноты, – услышал Студент странный чужой голос. А потом его сердце чуть не выпрыгнуло из груди, и, чувствуя, как множество маленьких волосков зашевелилось на спине, поднимая ватные волны, он увидел, что у Дяди Вити золотистые глаза. Он даже не понял, как такое может быть (глаза светятся в темноте у кошек… или хищных ночных птиц… или у какого-нибудь зверя… Большая Детская Энциклопедия… или другая книжка, а?). В этой бесконечной, почти осязаемой, живой темноте горели два глаза.
А потом они начали приближаться.
36. Дора на пороге Белой Комнаты
– Дора, Дора, Дора, – снова пронеслось в воздухе, и девочка с силой сжала спрятанную в кармане корону. Увиденную во сне и вырезанную из мяча великую корону…
– Мне очень не нравится мое имя, – сказала девочка.
– Это самый сладкий звук на свете, – ответили ей.
– Кто ты, покажись.
– А ты убери руки от короны, ты же не Королева…
– Конечно, Королева спит. А если я уберу руки, ты снова будешь меня пугать. Ты хитришь…
– И ты хитришь. Ты же не Королева.
– Ладно, не буду с тобой препираться… Я прохожу в Белую Комнату и закрываю за собой Дверь. Я же могу тебя заставить, ты это знаешь. Не хочешь по-хорошему…
– Я не могу по-хорошему, я же замок от Двери… Или нет, я – ключ… Мои обязанности держать Дверь закрытой.
– То-то ты уже удержал Дверь закрытой…
– Моей вины в этом нет, я лишь ключ, но не рука, открывающая Дверь. Ищи руку.
– Я могу быть рукой?
– С тобой корона, ты сама все знаешь, Дора… Как и то, что имя у тебя – чудесное…
Дора какое-то время смотрела на Белую Дверь. Казалось, что все вокруг затаилось. На время. Пока. Потому что боится того, что есть у Доры. Но это тоже – пока.
«Они боятся силы уснувшей Королевы, – думала девочка, сжимая в руке резиновый обруч, – но так будет продолжаться еще совсем недолго…»
Далекая Яблоня-Мама предупредила Дору: пока с ней корона, в Белой Комнате ей ничто не угрожает. Но пока с ней корона, Белая Комната будет молчать и не откроет свои тайны. Ее беспрепятственно пропустят, но она ничего не узнает. Корону придется когда-нибудь оставить. И это очень опасно. Ты можешь забыть, откуда пришла, ты можешь не захотеть выходить из Белой Комнаты. Ты можешь забыть, что существует другая Реальность, а не только та, в которой ты оказалась. Запомни – если станет страшно, надо либо снять шлем, либо коснуться короны. Корона позволит тебе вспомнить, что миры, которые ты наблюдаешь, не более чем иллюзия, и Белая Комната тебя отпустит.
Яблоня-Мама предупредила.
Дора взялась свободной рукой за корону, и все вокруг успокоилось. На другой руке была надета электронная перчатка, и сейчас Дора коснулась ею Белой Двери. И тут же отдернула руку. Дверь наполнена чем-то жидким, чем-то жидким и живым… И ей еще не пришло время встретиться с этим живым. Ей надо возвращаться.
– Скажи, – произнесла Дора, – ты мне враг или друг?
– Никто тебе не враг, но и не друг. Ищи руку.
– Я не знаю, кто ты… Голос. Но ты какой-то… глупый Голос.
– За Дверью будет по-другому. Но ты же не хочешь туда проходить.
– Сейчас нет, – сказала Дора. руки потянулись к голове, и она сняла шлем. Дора сделала все, как ей говорила Яблоня-Мама. Ну, в смысле почти все. Теперь ей осталось только заменить компакт-диски и быстренько уйти отсюда прочь. – Это не воровство, – успокоила себя девочка, – это обмен. И то всего лишь на время.
Дора так и поступила.
Робкопу она сдала Си-Ди с «Волшебной флейтой» Моцарта. «Пусть пока повышает свой интеллект», – решила Дора и чуть не рассмеялась.
Она быстро возвращалась домой. Компакт-диск с чудесной, захватывающей игрой «Белая Комната» лежал в упаковке от «Волшебной флейты», и все это покоилось в кармане Дориной куртки. Робкоп ничего не заметил.
«Ну вот и все, а ты думала, что это будет страшно, – успокаивала себя Дора. – А ты боялась… Эта программа теперь у меня, значит, надо подниматься к Профессору Киму. Вон он дом – совсем рядом. Думаю, что за эти сто метров со мной ничего не случится».
Девочка еще раз проверила карманы – Си-Ди с программой «Белой Комнаты» и вырезанная из резинового мяча корона – все на месте. «Сто метров плюс еще десять в подъезде до лифта… А может, лучше подняться пешком: вдруг лифт застрянет?»
Она пробыла в павильоне суперкомпьютерных игр совсем недолго. Сыграла в три игры (кстати – классно!), а потом попросила то, что ей было нужно. Ну конечно, а как же по-другому? Не могла же она впервые заявиться в этот павильон и сказать:
– Послушайте, дайте мне Си-Ди с «Белой Комнатой», и я его сопру.
Она находилась в зале суперкомпьютерных игр недолго, но за это время успело стемнеть.
«Совсем уже темно… Даже если я поднимусь пешком, на весь путь уйдет не больше двух минут. Вряд ли с человеком может что-либо случиться за две минуты», – думала Дора, слушая, как ее высокие шнурованные ботинки хрустят по свежевыпавшему снегу.
Наверное, действительно за две минуты с человеком ничего не может случиться. Даже если этот человек всего лишь девятилетняя девочка.
37. Круг продолжает сжиматься
Нина Максимовна смотрела на Егора: естественное желание, у мальчика – естественное желание, но что-то в этом желании Нине Максимовне очень не понравилось. Мальчики в таком возрасте обычно довольно застенчивы и скорее будут терпеть, нежели спросят про туалет. По крайней мере так было раньше, а кто ее знает, нынешнюю молодежь. Но ведь запросто мог сослаться на что-нибудь другое… Сумасшедший-то он сумасшедший, но вовсе не глупый. Парень-то хитер– в туалет… Ну хорошо, дружок, сейчас мы тебя проверим.
– Туалет этажом выше, малыш, пойдем, я тебя провожу. Куртку и рюкзак можешь оставить здесь. Видишь ли, студенты – народ такой, там все вешалки и крючки поломаны.
«Откуда ты знаешь, тетя, – подумал Егор, – какие там вешалки? Ты что, пользуешься мужским туалетом? Ты за них, тетя, в самом деле за них… Но только я теперь все про это знаю. – Егор усмехнулся. – Мне не оставили другого выхода, и пришлось все узнать. Вы, милая женщина, очень быстро соображаете. Посмотрим, кто из нас быстрее…»
– Спасибо вам большое, – улыбнулся Егор. – Куда можно положить вещи?
– Вон стенной шкаф. – Нина Максимовна в ответ тоже улыбнулась. – Рита, дайте-ка молодому человеку плечики… Пуховые куртки, юноша, лучше вешать на плечики. Тогда они дольше носятся. «Нет, действительно ему нужно в туалет, а я уж подумала – собирается улизнуть».
Нина Максимовна вышла в коридор и не оборачиваясь пошла к лестнице. Егор следовал за ней.
– Сейчас зачетная сессия, – проговорила Нина Максимовна. – Все приличные мальчики и девочки уже с утра все сдали, а эти оболтусы, что здесь ошиваются, добивают «хвосты»… Ты еще не определился, кем бы тебе хотелось стать? Имеется в виду – после школы?
– Я собираюсь поступать в ваш институт, – без заминки отчеканил Егор и подумал: «Интересно, каких мальчиков и девочек вы считаете приличными?»
– Ну конечно, – произнесла с усмешкой Нина Максимовна, – я так и знала… И наверное, мечтаешь попасть на отделение к Профессору Киму?
– Да, точно, именно к нему, – с энтузиазмом, пожалуй что со слишком большим энтузиазмом, произнес Егор. Но Нина Максимовна ни о чем не догадалась. Она уже все свои выводы сделала, и разубедить ее теперь было невозможно – мальчик сумасшедший.
– Я мечтаю поскорее подрасти, – продолжал врать Егор, – чтобы быстрее поступить к вам. А вообще-то я круглый отличник, имею грамоты за различные олимпиады… Как считаете, нельзя мне попытаться поступить к вам пораньше?
– Попытаться всегда можно, – ответила Нина Максимовна. Очень здорово. Шарахающийся от компьютера мальчик с сумасшедшими глазами, да еще в придачу сбежавший из дома, считает себя отличником. Просто великолепно. – Ты об этом и хотел поговорить с Профессором Кимом?
– Да, точно, именно об этом самом, – согласился Егор и хотел добавить: «О чем мне еще с ним говорить? Я мечтаю учиться у человека, которого знать не знаю, всего раз в жизни видел его фотографию и лишь час назад впервые прочитал его интервью. Я вообще очень странный мальчик. Егор Тропинин зовут».
Но они только поднимались по лестнице, и Егор решил, что для подобных заявлений еще не пришло время.
Туалет оказался в дальнем крыле третьего этажа, и лишь сейчас Егор вспомнил, что видел такие же обозначения – смешных человечков, подразумевающих, видимо, «М» и «Ж», внизу, у входа. Да, эта милая женщина очень не хотела, чтобы он убежал. По непонятной причине она приняла участие в охоте и сейчас просто тянет время. Почему?
– Ой, вспомнил, – сказал Егор, когда они уже почти дошли до смешных человечков. – Я забыл кое-что в рюкзаке.
Нина Максимовна резко обернулась и посмотрела на мальчика.
– Мы что, так и будем ходить взад-вперед? – начала она, но Егор уже бежал по коридору к лестнице. Бежал от нее прочь. – Ах ты, стервец маленький… – выдавила из себя Нина Максимовна. – Ты все это с самого начала выдумал?! – Но в следующее мгновение поняла, что бежать она не может. И дело даже не в каблуках. Она – степенная дама, и ей непозволительно носиться по институту. Зато она сможет быстро идти. Очень быстро.
Егор остановился только перед самой дверью кафедры и изобразил на лице милую улыбку – он не знал, чего ждать от этих странных женщин, а устраивать потасовку с толстушкой Ритой ему вовсе не улыбалось. Тогда точно могут забрать в милицию.
Нина Максимовна уже добралась до начала лестницы на третьем этаже, когда Егор не спеша вошел в помещение кафедры и взял свои вещи. Толстушка Рита не обратила на него никакого внимания. У двери он обернулся и, посмотрев на пустое рабочее место секретарши Ирочки, негромко произнес:
– Спасибо… – вовсе не предполагая, что сегодня ему еще придется благодарить эту девушку, предпочитающую шоколад «Кэдбери» и сигареты «Житан».
– Не за что, – ответила толстушка Рита, не поднимая головы.
Егор снова бросился бежать, и когда он достиг лестницы, казалось, Нина Максимовна с верхнего пролета могла бы дотянуться до него рукой. Егор кинулся вниз, к выходу.
– Держите его! – закричала вдруг Нина Максимовна. – Остановите этого мальчика! Слышишь – стой!
В институте было несколько десятков кафедр, и, несмотря на это, Нину Максимовну знали многие. Но еще никто и ни разу не слышал, чтобы она кричала. Или хотя бы сильно повышала тон.
– Охранник, внизу, остановите его! – Властный голос, чуть было не сорвавшийся на визг. – Стой!
Охранник с удивлением смотрел на приближающегося к нему ребенка и не очень понимал, как и зачем он будет его останавливать.
Но Егор, добежав до нижней ступеньки, остановился сам. Он увидел подъехавший к институту такой знакомый желтый «уазик» с надписью «Милиция» и идущего ко входу полноватого субъекта в милицейской форме.
«Почему большинство городских милиционеров – такие толстозадые неряхи?!» – вдруг подумал Егор. Он обернулся: по лестнице спешно спускалась, странно повернувшись боком и выставляя вперед правую ногу, Нина Максимовна. Она указывала на мальчика и что-то продолжала кричать. Но все звуки уже куда-то отступили, и леденящее дыхание погони парализовало решимость Егора. Хищное и не принадлежащее человеку дыхание. И может, ему лишь показалось, что он увидел выглядывающее из-за плеча Нины Максимовны лицо. Улыбающееся, страшное лицо Робкопа.
Звонок работал, просто дверь не открывали. Обычно такое бывает в двух случаях: либо когда дома никого нет, либо вам по какой-то причине не хотят открывать. Вам не рады. Хотаб очень надеялся, что дома никого нет, – легкость, с которой подалась входная дверь, настораживала. Заманивает? Западня? Скрип двери – унылый, стонущий скрежет – тоже очень не понравился. Хотаб вошел в коридор, пахнущий умиранием под звуки алкогольного вальса, и тяжело выдохнул. Ему вдруг очень захотелось пыхнуть, курнуть травки, где-нибудь подальше от этого места.
– Дядя Витя… Есть кто дома? – Голос Хотаба звучал вкрадчиво и непривычно высоко. – Мы тут с братвой пришли перетереть… Дядя Витя?..
Хотаб помолчал, потом сделал шаг – половица заунывно пропела, Хотаб передернул плечами:
– Ну мы проходим? Ну проходим…
Бесконечный темный коридор, ободранные обои, какие-то валяющиеся в беспорядке предметы, назначения которых Хотаб не мог понять; ну, в общем, ясно, почему эти маклеры (несчастные…) так купились. Квартира – блеск, общей площади, наверное, под сто метров, и после ремонта (европейского) получилась бы картинка. Место тоже хорошее. Плюс выглядит как абсолютно засранная хата, натуральный клоповник, все соответствует. Вот только если б еще и дяденька соответствовал…
«Почему «выглядит как»? – вдруг подумал Хотаб. – Она такая и есть. – И сразу почувствовал пресыщенную усталость чуть ниже желудка. Он всегда испытывал это ощущение, когда сам себя обманывал. – Она не такая и есть, а только так выглядит… За все попытки самообмана Хотабу пришлось в этой жизни немало заплатить, и теперь, даже если обстоятельства навязывали спасительный самообман, он старался его не принимать и сильно нервничал. У Хотаба скоро должна была открыться язва двенадцатиперстной кишки, но он об этом ничего не знал.
Ох, этот дяденька с его квартирой… Впервые в жизни Хотаб подумал, что, возможно, вещи вовсе не таковы, как они выглядят.
Рухлядь-мебель, сорванная оконная занавеска, брошенная на полуразвалившийся диван. Пожелтевший пластмассовый таз на полу, кругом следы осыпавшейся побелки. Хотаб поднял голову – засохшие разводы, видимо, из этого таза кто-то плеснул на потолок водой… Дяденька забавно проводит время в перерывах между сжиганием чужих офисов. На кухне около четырехконфорочной газовой плиты на полу алюминиевая миска с помутневшей водой и тарелка с остатками засохшей каши. Собака? Тарелка явно стянута из столовой во времена существования Больших Советских Столовых. Такую посуду Хотаб видел только там и в армии. И то и другое было уже достаточно давно. И вон в углу довольно аккуратная толстая подстилка из старых вещей – собачье место, причем в прямом смысле. Дяденька любит свою собаку, и можно только догадываться, что это за песик. Вполне возможно, что дяденька сейчас его прогуливает и тогда вернется очень даже скоро. Хотаб поежился: ну что ж, это будет хорошо, если дяденька и его собака Баскервилей вернутся до наступления темноты. Что-то подсказывало Хотабу, что для него это было бы хорошо, а позже лучше обходить этого дяденьку, избравшего для себя столь экстравагантную среду обитания, примерно за километр.
Вопросы были, очень много вопросов. И Хотаб знал, что все они неразрешимы. И он вовсе не собирался ничего разгадывать. Хотаб оказался в тисках: с одной стороны Юлик, где все будет понятно, с другой – этот дяденька, где не понятно ничего… Молот и наковальня. И его задача– выбраться из этих тисков, а еще лучше – столкнуть молот с наковальней.
Хотаб вернулся в комнату. Он взял с собой двоих – пацанчики, бывшие борцы, сейчас располнели от каждодневных кабаков и нервной работы, а Хотаб держит себя в форме… Только бы с этим дерьмом разобраться.
А вот и фотография дяденьки. Тоже сделана во времена Больших Советских Фотомастерских. Лицо важностью момента стянуто в камень, глаза не выражают ровным счетом ничего, и если б дяденька попытался улыбнуться, то, возможно, от всего от этого не исходила бы такая казенно-беспробудная тоска. Хотаб помнил такие фотографии в доме своих родителей. Гйаза не выражают ничего… Ах ты, дяденька, ведь Хотаб знает кое-что про твои глаза. Рядом с дяденькой – улыбающееся добродушное лицо жены. Дядя Витя… Что же тут творится?
Стоп! Это не важно. Хотаб сразу же отгородил себя от этой мысли. Не в чем разбираться, потому что главное– вырваться из тисков. И правильно Хотаб сделал, что взял с собой двоих. Если дяденьку и его песика (Куджо? Так называлось кино?) в принципе возможно остановить, то лучше их этого никто не сделает. А если нет, то тут и рота солдат не поможет. Хотаб скорее склонялся к версии о роте солдат, и если дяденька войдет через дверь (вряд ли он сможет влететь в окно восьмого этажа «сталинского» дома… Или сможет?!), то надо поискать пути отступления. Пути отступления следует готовить заранее.
Зазвонил телефон. Хотаб вытащил из кармана трубку. Это была Блонди. Юлик хочет знать номер телефона Дяди Вити. Юлик будет тебе по нему звонить. Ну конечно, зачем же звонить Хотабу по его личному телефону, когда можно воспользоваться телефоном Дяди Вити? Юлик все держит под контролем: он – большая голова, как это называется – многоголовая гидра, он все помнит и хочет знать, не свалю ли я отсюда раньше времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Ты чего, Дядь Вить? – Студент сглотнул, чувствуя, как мир расплывается вокруг, а из темноты к нему тянутся липкие паучьи лапы невероятного страха. – И так не видно ничего… – закончил он шепотом, делая шаг назад.
– Не надо бояться темноты, – услышал Студент странный чужой голос. А потом его сердце чуть не выпрыгнуло из груди, и, чувствуя, как множество маленьких волосков зашевелилось на спине, поднимая ватные волны, он увидел, что у Дяди Вити золотистые глаза. Он даже не понял, как такое может быть (глаза светятся в темноте у кошек… или хищных ночных птиц… или у какого-нибудь зверя… Большая Детская Энциклопедия… или другая книжка, а?). В этой бесконечной, почти осязаемой, живой темноте горели два глаза.
А потом они начали приближаться.
36. Дора на пороге Белой Комнаты
– Дора, Дора, Дора, – снова пронеслось в воздухе, и девочка с силой сжала спрятанную в кармане корону. Увиденную во сне и вырезанную из мяча великую корону…
– Мне очень не нравится мое имя, – сказала девочка.
– Это самый сладкий звук на свете, – ответили ей.
– Кто ты, покажись.
– А ты убери руки от короны, ты же не Королева…
– Конечно, Королева спит. А если я уберу руки, ты снова будешь меня пугать. Ты хитришь…
– И ты хитришь. Ты же не Королева.
– Ладно, не буду с тобой препираться… Я прохожу в Белую Комнату и закрываю за собой Дверь. Я же могу тебя заставить, ты это знаешь. Не хочешь по-хорошему…
– Я не могу по-хорошему, я же замок от Двери… Или нет, я – ключ… Мои обязанности держать Дверь закрытой.
– То-то ты уже удержал Дверь закрытой…
– Моей вины в этом нет, я лишь ключ, но не рука, открывающая Дверь. Ищи руку.
– Я могу быть рукой?
– С тобой корона, ты сама все знаешь, Дора… Как и то, что имя у тебя – чудесное…
Дора какое-то время смотрела на Белую Дверь. Казалось, что все вокруг затаилось. На время. Пока. Потому что боится того, что есть у Доры. Но это тоже – пока.
«Они боятся силы уснувшей Королевы, – думала девочка, сжимая в руке резиновый обруч, – но так будет продолжаться еще совсем недолго…»
Далекая Яблоня-Мама предупредила Дору: пока с ней корона, в Белой Комнате ей ничто не угрожает. Но пока с ней корона, Белая Комната будет молчать и не откроет свои тайны. Ее беспрепятственно пропустят, но она ничего не узнает. Корону придется когда-нибудь оставить. И это очень опасно. Ты можешь забыть, откуда пришла, ты можешь не захотеть выходить из Белой Комнаты. Ты можешь забыть, что существует другая Реальность, а не только та, в которой ты оказалась. Запомни – если станет страшно, надо либо снять шлем, либо коснуться короны. Корона позволит тебе вспомнить, что миры, которые ты наблюдаешь, не более чем иллюзия, и Белая Комната тебя отпустит.
Яблоня-Мама предупредила.
Дора взялась свободной рукой за корону, и все вокруг успокоилось. На другой руке была надета электронная перчатка, и сейчас Дора коснулась ею Белой Двери. И тут же отдернула руку. Дверь наполнена чем-то жидким, чем-то жидким и живым… И ей еще не пришло время встретиться с этим живым. Ей надо возвращаться.
– Скажи, – произнесла Дора, – ты мне враг или друг?
– Никто тебе не враг, но и не друг. Ищи руку.
– Я не знаю, кто ты… Голос. Но ты какой-то… глупый Голос.
– За Дверью будет по-другому. Но ты же не хочешь туда проходить.
– Сейчас нет, – сказала Дора. руки потянулись к голове, и она сняла шлем. Дора сделала все, как ей говорила Яблоня-Мама. Ну, в смысле почти все. Теперь ей осталось только заменить компакт-диски и быстренько уйти отсюда прочь. – Это не воровство, – успокоила себя девочка, – это обмен. И то всего лишь на время.
Дора так и поступила.
Робкопу она сдала Си-Ди с «Волшебной флейтой» Моцарта. «Пусть пока повышает свой интеллект», – решила Дора и чуть не рассмеялась.
Она быстро возвращалась домой. Компакт-диск с чудесной, захватывающей игрой «Белая Комната» лежал в упаковке от «Волшебной флейты», и все это покоилось в кармане Дориной куртки. Робкоп ничего не заметил.
«Ну вот и все, а ты думала, что это будет страшно, – успокаивала себя Дора. – А ты боялась… Эта программа теперь у меня, значит, надо подниматься к Профессору Киму. Вон он дом – совсем рядом. Думаю, что за эти сто метров со мной ничего не случится».
Девочка еще раз проверила карманы – Си-Ди с программой «Белой Комнаты» и вырезанная из резинового мяча корона – все на месте. «Сто метров плюс еще десять в подъезде до лифта… А может, лучше подняться пешком: вдруг лифт застрянет?»
Она пробыла в павильоне суперкомпьютерных игр совсем недолго. Сыграла в три игры (кстати – классно!), а потом попросила то, что ей было нужно. Ну конечно, а как же по-другому? Не могла же она впервые заявиться в этот павильон и сказать:
– Послушайте, дайте мне Си-Ди с «Белой Комнатой», и я его сопру.
Она находилась в зале суперкомпьютерных игр недолго, но за это время успело стемнеть.
«Совсем уже темно… Даже если я поднимусь пешком, на весь путь уйдет не больше двух минут. Вряд ли с человеком может что-либо случиться за две минуты», – думала Дора, слушая, как ее высокие шнурованные ботинки хрустят по свежевыпавшему снегу.
Наверное, действительно за две минуты с человеком ничего не может случиться. Даже если этот человек всего лишь девятилетняя девочка.
37. Круг продолжает сжиматься
Нина Максимовна смотрела на Егора: естественное желание, у мальчика – естественное желание, но что-то в этом желании Нине Максимовне очень не понравилось. Мальчики в таком возрасте обычно довольно застенчивы и скорее будут терпеть, нежели спросят про туалет. По крайней мере так было раньше, а кто ее знает, нынешнюю молодежь. Но ведь запросто мог сослаться на что-нибудь другое… Сумасшедший-то он сумасшедший, но вовсе не глупый. Парень-то хитер– в туалет… Ну хорошо, дружок, сейчас мы тебя проверим.
– Туалет этажом выше, малыш, пойдем, я тебя провожу. Куртку и рюкзак можешь оставить здесь. Видишь ли, студенты – народ такой, там все вешалки и крючки поломаны.
«Откуда ты знаешь, тетя, – подумал Егор, – какие там вешалки? Ты что, пользуешься мужским туалетом? Ты за них, тетя, в самом деле за них… Но только я теперь все про это знаю. – Егор усмехнулся. – Мне не оставили другого выхода, и пришлось все узнать. Вы, милая женщина, очень быстро соображаете. Посмотрим, кто из нас быстрее…»
– Спасибо вам большое, – улыбнулся Егор. – Куда можно положить вещи?
– Вон стенной шкаф. – Нина Максимовна в ответ тоже улыбнулась. – Рита, дайте-ка молодому человеку плечики… Пуховые куртки, юноша, лучше вешать на плечики. Тогда они дольше носятся. «Нет, действительно ему нужно в туалет, а я уж подумала – собирается улизнуть».
Нина Максимовна вышла в коридор и не оборачиваясь пошла к лестнице. Егор следовал за ней.
– Сейчас зачетная сессия, – проговорила Нина Максимовна. – Все приличные мальчики и девочки уже с утра все сдали, а эти оболтусы, что здесь ошиваются, добивают «хвосты»… Ты еще не определился, кем бы тебе хотелось стать? Имеется в виду – после школы?
– Я собираюсь поступать в ваш институт, – без заминки отчеканил Егор и подумал: «Интересно, каких мальчиков и девочек вы считаете приличными?»
– Ну конечно, – произнесла с усмешкой Нина Максимовна, – я так и знала… И наверное, мечтаешь попасть на отделение к Профессору Киму?
– Да, точно, именно к нему, – с энтузиазмом, пожалуй что со слишком большим энтузиазмом, произнес Егор. Но Нина Максимовна ни о чем не догадалась. Она уже все свои выводы сделала, и разубедить ее теперь было невозможно – мальчик сумасшедший.
– Я мечтаю поскорее подрасти, – продолжал врать Егор, – чтобы быстрее поступить к вам. А вообще-то я круглый отличник, имею грамоты за различные олимпиады… Как считаете, нельзя мне попытаться поступить к вам пораньше?
– Попытаться всегда можно, – ответила Нина Максимовна. Очень здорово. Шарахающийся от компьютера мальчик с сумасшедшими глазами, да еще в придачу сбежавший из дома, считает себя отличником. Просто великолепно. – Ты об этом и хотел поговорить с Профессором Кимом?
– Да, точно, именно об этом самом, – согласился Егор и хотел добавить: «О чем мне еще с ним говорить? Я мечтаю учиться у человека, которого знать не знаю, всего раз в жизни видел его фотографию и лишь час назад впервые прочитал его интервью. Я вообще очень странный мальчик. Егор Тропинин зовут».
Но они только поднимались по лестнице, и Егор решил, что для подобных заявлений еще не пришло время.
Туалет оказался в дальнем крыле третьего этажа, и лишь сейчас Егор вспомнил, что видел такие же обозначения – смешных человечков, подразумевающих, видимо, «М» и «Ж», внизу, у входа. Да, эта милая женщина очень не хотела, чтобы он убежал. По непонятной причине она приняла участие в охоте и сейчас просто тянет время. Почему?
– Ой, вспомнил, – сказал Егор, когда они уже почти дошли до смешных человечков. – Я забыл кое-что в рюкзаке.
Нина Максимовна резко обернулась и посмотрела на мальчика.
– Мы что, так и будем ходить взад-вперед? – начала она, но Егор уже бежал по коридору к лестнице. Бежал от нее прочь. – Ах ты, стервец маленький… – выдавила из себя Нина Максимовна. – Ты все это с самого начала выдумал?! – Но в следующее мгновение поняла, что бежать она не может. И дело даже не в каблуках. Она – степенная дама, и ей непозволительно носиться по институту. Зато она сможет быстро идти. Очень быстро.
Егор остановился только перед самой дверью кафедры и изобразил на лице милую улыбку – он не знал, чего ждать от этих странных женщин, а устраивать потасовку с толстушкой Ритой ему вовсе не улыбалось. Тогда точно могут забрать в милицию.
Нина Максимовна уже добралась до начала лестницы на третьем этаже, когда Егор не спеша вошел в помещение кафедры и взял свои вещи. Толстушка Рита не обратила на него никакого внимания. У двери он обернулся и, посмотрев на пустое рабочее место секретарши Ирочки, негромко произнес:
– Спасибо… – вовсе не предполагая, что сегодня ему еще придется благодарить эту девушку, предпочитающую шоколад «Кэдбери» и сигареты «Житан».
– Не за что, – ответила толстушка Рита, не поднимая головы.
Егор снова бросился бежать, и когда он достиг лестницы, казалось, Нина Максимовна с верхнего пролета могла бы дотянуться до него рукой. Егор кинулся вниз, к выходу.
– Держите его! – закричала вдруг Нина Максимовна. – Остановите этого мальчика! Слышишь – стой!
В институте было несколько десятков кафедр, и, несмотря на это, Нину Максимовну знали многие. Но еще никто и ни разу не слышал, чтобы она кричала. Или хотя бы сильно повышала тон.
– Охранник, внизу, остановите его! – Властный голос, чуть было не сорвавшийся на визг. – Стой!
Охранник с удивлением смотрел на приближающегося к нему ребенка и не очень понимал, как и зачем он будет его останавливать.
Но Егор, добежав до нижней ступеньки, остановился сам. Он увидел подъехавший к институту такой знакомый желтый «уазик» с надписью «Милиция» и идущего ко входу полноватого субъекта в милицейской форме.
«Почему большинство городских милиционеров – такие толстозадые неряхи?!» – вдруг подумал Егор. Он обернулся: по лестнице спешно спускалась, странно повернувшись боком и выставляя вперед правую ногу, Нина Максимовна. Она указывала на мальчика и что-то продолжала кричать. Но все звуки уже куда-то отступили, и леденящее дыхание погони парализовало решимость Егора. Хищное и не принадлежащее человеку дыхание. И может, ему лишь показалось, что он увидел выглядывающее из-за плеча Нины Максимовны лицо. Улыбающееся, страшное лицо Робкопа.
Звонок работал, просто дверь не открывали. Обычно такое бывает в двух случаях: либо когда дома никого нет, либо вам по какой-то причине не хотят открывать. Вам не рады. Хотаб очень надеялся, что дома никого нет, – легкость, с которой подалась входная дверь, настораживала. Заманивает? Западня? Скрип двери – унылый, стонущий скрежет – тоже очень не понравился. Хотаб вошел в коридор, пахнущий умиранием под звуки алкогольного вальса, и тяжело выдохнул. Ему вдруг очень захотелось пыхнуть, курнуть травки, где-нибудь подальше от этого места.
– Дядя Витя… Есть кто дома? – Голос Хотаба звучал вкрадчиво и непривычно высоко. – Мы тут с братвой пришли перетереть… Дядя Витя?..
Хотаб помолчал, потом сделал шаг – половица заунывно пропела, Хотаб передернул плечами:
– Ну мы проходим? Ну проходим…
Бесконечный темный коридор, ободранные обои, какие-то валяющиеся в беспорядке предметы, назначения которых Хотаб не мог понять; ну, в общем, ясно, почему эти маклеры (несчастные…) так купились. Квартира – блеск, общей площади, наверное, под сто метров, и после ремонта (европейского) получилась бы картинка. Место тоже хорошее. Плюс выглядит как абсолютно засранная хата, натуральный клоповник, все соответствует. Вот только если б еще и дяденька соответствовал…
«Почему «выглядит как»? – вдруг подумал Хотаб. – Она такая и есть. – И сразу почувствовал пресыщенную усталость чуть ниже желудка. Он всегда испытывал это ощущение, когда сам себя обманывал. – Она не такая и есть, а только так выглядит… За все попытки самообмана Хотабу пришлось в этой жизни немало заплатить, и теперь, даже если обстоятельства навязывали спасительный самообман, он старался его не принимать и сильно нервничал. У Хотаба скоро должна была открыться язва двенадцатиперстной кишки, но он об этом ничего не знал.
Ох, этот дяденька с его квартирой… Впервые в жизни Хотаб подумал, что, возможно, вещи вовсе не таковы, как они выглядят.
Рухлядь-мебель, сорванная оконная занавеска, брошенная на полуразвалившийся диван. Пожелтевший пластмассовый таз на полу, кругом следы осыпавшейся побелки. Хотаб поднял голову – засохшие разводы, видимо, из этого таза кто-то плеснул на потолок водой… Дяденька забавно проводит время в перерывах между сжиганием чужих офисов. На кухне около четырехконфорочной газовой плиты на полу алюминиевая миска с помутневшей водой и тарелка с остатками засохшей каши. Собака? Тарелка явно стянута из столовой во времена существования Больших Советских Столовых. Такую посуду Хотаб видел только там и в армии. И то и другое было уже достаточно давно. И вон в углу довольно аккуратная толстая подстилка из старых вещей – собачье место, причем в прямом смысле. Дяденька любит свою собаку, и можно только догадываться, что это за песик. Вполне возможно, что дяденька сейчас его прогуливает и тогда вернется очень даже скоро. Хотаб поежился: ну что ж, это будет хорошо, если дяденька и его собака Баскервилей вернутся до наступления темноты. Что-то подсказывало Хотабу, что для него это было бы хорошо, а позже лучше обходить этого дяденьку, избравшего для себя столь экстравагантную среду обитания, примерно за километр.
Вопросы были, очень много вопросов. И Хотаб знал, что все они неразрешимы. И он вовсе не собирался ничего разгадывать. Хотаб оказался в тисках: с одной стороны Юлик, где все будет понятно, с другой – этот дяденька, где не понятно ничего… Молот и наковальня. И его задача– выбраться из этих тисков, а еще лучше – столкнуть молот с наковальней.
Хотаб вернулся в комнату. Он взял с собой двоих – пацанчики, бывшие борцы, сейчас располнели от каждодневных кабаков и нервной работы, а Хотаб держит себя в форме… Только бы с этим дерьмом разобраться.
А вот и фотография дяденьки. Тоже сделана во времена Больших Советских Фотомастерских. Лицо важностью момента стянуто в камень, глаза не выражают ровным счетом ничего, и если б дяденька попытался улыбнуться, то, возможно, от всего от этого не исходила бы такая казенно-беспробудная тоска. Хотаб помнил такие фотографии в доме своих родителей. Гйаза не выражают ничего… Ах ты, дяденька, ведь Хотаб знает кое-что про твои глаза. Рядом с дяденькой – улыбающееся добродушное лицо жены. Дядя Витя… Что же тут творится?
Стоп! Это не важно. Хотаб сразу же отгородил себя от этой мысли. Не в чем разбираться, потому что главное– вырваться из тисков. И правильно Хотаб сделал, что взял с собой двоих. Если дяденьку и его песика (Куджо? Так называлось кино?) в принципе возможно остановить, то лучше их этого никто не сделает. А если нет, то тут и рота солдат не поможет. Хотаб скорее склонялся к версии о роте солдат, и если дяденька войдет через дверь (вряд ли он сможет влететь в окно восьмого этажа «сталинского» дома… Или сможет?!), то надо поискать пути отступления. Пути отступления следует готовить заранее.
Зазвонил телефон. Хотаб вытащил из кармана трубку. Это была Блонди. Юлик хочет знать номер телефона Дяди Вити. Юлик будет тебе по нему звонить. Ну конечно, зачем же звонить Хотабу по его личному телефону, когда можно воспользоваться телефоном Дяди Вити? Юлик все держит под контролем: он – большая голова, как это называется – многоголовая гидра, он все помнит и хочет знать, не свалю ли я отсюда раньше времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53