Ибо даже мелкие рыночные коробейники Курганска зависели от большого человека, сидевшего в этом кабинете. Ни в чем ни разу не уличённый, зато по маковку облечённый властью, в своей области он был недосягаем и всемогущ, как бог и царь в одном лице.
Это лицо медленно обратилось к вошедшему и слегка обозначило щель рта, чтобы ответить на приветствие, предложить присаживаться и, наконец, сдержанно полюбопытствовать:
— Ну, что там у тебя за клиент появился? Давай хвастайся.
Губерман сдержанно похвастался, плавно переходя от колоритного описания окуня к результатам переговоров с Кацем. В заключение он поделился с благожелательным слушателем своими соображениями о механизме перечисления денег из-за границы и коротенько обрисовал будущность кооператива «Рассвет».
— «Рассвет», надо же. — Руднев хмыкнул. — Звучит, конечно, заманчиво. Просто сказка… — Задумчиво огладив крутой подбородок, он завершил свою мысль:
— Только сказка скоро сказывается, а дело?
Губерман поёрзал на стуле.
— Дело проще пареной репы, Александр Сергеевич. Главное — оперативно переоформить на нас землевладения и перерегистрировать кооператив. Например, включить его после смены правления в состав нашего акционерного общества. Был «Рассвет», станет «Закат». — Губерман позволил себе заговорщицкий смешок.
— Грамотно мыслишь, масштабно, — одобрил Руднев. — Но, думаю, тебе интересно и моё мнение услышать, а?
— Конечно, Александр Сергеевич. — Губерман весь подобрался. — За этим я и пришёл.
Он никак не мог приноровиться к новому стилю общения, диктуемому хозяином. Прежнее прозвище — черт с ним. Итальянец все равно стоял слишком высоко над своими подданными, чтобы кто-нибудь осмеливался обращаться к нему по кличке.
Было принято ограничиваться коротенькими односложными словами: «вы», «шеф», «босс». За спиной же Руднева ласково именовали Папой. Папа велел…
Папа сказал… Родной отец криминального народца.
Глава некогда дружной, сплочённой «семьи».
Интересно, размышлял Губерман, а долго ли ещё уважаемому Александру Сергеевичу Рудневу удастся сохранять контроль над невидимой империей, находясь за её пределами? Прежде он довольно удачно балансировал сразу на двух стульях, сидя днём в кресле высокопоставленного слуги народа, а ночью — на троне некоронованного вора в законе. Теперь, когда Папа окончательно предпочёл карьеру политического, а не криминального авторитета, его рейтинг в определённых кругах начал падать. Неужели это его не беспокоит? Неужели он всецело доверяет Губерману, позволив тому сосредоточить в своих руках почти все бразды правления, начиная от деликатных кукловодных ниточек и заканчивая жёсткой уздой, в которой полагалось держать разношёрстный сброд, именуемый по старой памяти итальянской командой?
Вздор. Быть этого не может. Губерман, прирождённый делец и финансовый гений, не пользовался уважением даже среди «своих» бригадиров и совсем уж низко котировался на межгруппировочной арене.
Обычный еврейский барыга. Кто с таким станет считаться всерьёз? Тогда зачем этот бал-маскарад? Что за подлянку ты затеял, уважаемый Александр Сергеевич Руднев? Какой гнилой расклад готовишь, тасуя свою краплёную колоду?
Силясь разгадать этот ребус, Губерман терпеливо слушал своего наставника, и руки его были чинно сложены на столе, как у примерного ученика. Стекляшки очков не отражали ничего, кроме преданности и исполнительности.
Однако истинные мысли и чувства умел скрывать не только он один. Руднев совсем не испытывал к Губерману тех отеческих чувств, которые умело изображал тоном и взглядом. Вовремя прикупить карту, а в нужный момент — от неё избавиться — это было одним из главных правил его игры. Самой жестокой и самой азартной игры на свете. Закладываешь себя с потрохами правящей верхушке. За это тебя допускают к игорному столу площадью 203, 7 тысячи квадратных километров. На кону один из 89 субъектов Российской Федерации — Курганская область. Карты сданы. Ставки сделаны, господа.
Председатель АОЗТ «Самсон» был в этой партии даже не шестёркой, а так, случайной козявкой на игровом поле. Руднев вовсе не ценил своего головастого подручного. Оценивал — да. Этим он, собственно говоря, и занимался в настоящее время.
Если разом выдоить разбухшее акционерное общество «Самсон», набежит не так уж и много — восемь, ну десять миллионов долларов. Основные деньги в обороте, в товаре, в недвижимости, а быстро распродать империю с молотка невозможно — в ситуации, когда на сто продавцов приходится один покупатель.
Эти замороженные капиталы не дают ничего, кроме капающих процентов прибыли. К тому же юридически Руднев не имел к собственности АОЗТ «Самсон» ни малейшего отношения. Итак, от силы десяток зелёных лимонов мог собрать он на неблагодатной почве отечественного бизнеса. Этого было мало, катастрофически мало.
Высокий покровитель Руднева, заседавший на почётном месте при государственной кормушке, недавно назвал точную цену своей любви и дружбы. Всего восемь циферок: 25000000 баксов. Почти четверть тонны денег. Без этого взноса в губернаторское кресло не сядешь. Никакие демократические выборы не помогут, хотя народные голоса нынче стоили дёшево — по бутылке водки в зубы и пламенные речи в качестве тостов: пейте за моё здоровье, голосуйте за меня, всегда будете сытые и пьяные. Да только без одного-единственного вкрадчивого голоса президентского наместника весь сводный хор избирателей ни хрена не значил. Потому и стоил этот голос в миллионы раз дороже. Солист, микрофон ему в глотку по самую стойку! Паваротти, мать его так!
Всякий раз, когда гнев начинал душить Руднева, он слегка ослаблял узел галстука и водил головой из стороны в сторону, заставляя себя не кипятиться. В принципе затраты с лихвой окупались за полгода, а все остальное время Рудневу светил один лишь чистый доход. Такая игра стоила свеч. Но где взять начальный капитал для того, чтобы поставить его на кон?
Личных сбережений на иностранных счетах у Руднева в полтора раза больше, чем запросил столичный выскочка, но было бы полнейшим безрассудством рисковать своими кровными деньгами. Требуемые 25 миллионов Руднев рассчитывал найти прямо у себя под ногами, на государственной земле. На земле, которая запросто выдержит десяток особняков, продаваемых «самсоновцами» всем желающим… желающим избежать нечеловеческой боли или собачьей смерти. Занимая губернаторское кресло, Руднев запросто мог покрывать тёмные махинации фирмы.
Держа эти стратегические замыслы при себе, Руднев излагал коммерсанту тактику, поправляя, уточняя, напоминая и расставляя главные акценты. Он был, например, категорически против того, чтобы акционерное общество «Самсон» ограничилось лёгким косметическим ремонтом существующих дачных халуп, выдавая их за новостройки. Ни в коем случае!
На месте хаотичного посёлка следовало возвести новый, реальный и конкретный. Чтобы комар носа не подточил, и прокурор тоже, когда власть сменится.
— А деньги? — рассудительно спросил Губерман. — Настоящий особняк обойдётся тысяч в двести пятьдесят. Брать из предоплаты?
— Предоплату не трогать, — твёрдо ответил Руднев. — Перечислять всю, до копейки, туда, куда я скажу. А деньги на строительство помаленьку вытягивай из оборота, я разрешаю.
— Значит, все-таки строить? — Губерман помаленьку скисал, как вчерашнее молоко, оставленное на солнцепёке.
Руднев наклонил голову и веско сказал:
— Строить, Боря. Бережёного бог бережёт. На днях подгоню тебе подрядчика — очень солидная турецкая фирма, работает от первого рабочего чертежа до последнего гвоздика. Бумаги чтобы с ними были оформлены чисто, без выкрутасов. Чистота, она — залог здоровья. — Руднев усмехнулся и немного полюбовался своими отполированными ногтями, прежде чем спросить:
— Надеюсь, тебя не надо учить, как потом добавить к сумме сметы лишний нолик?
— Надеюсь, нет, — слабо улыбнулся Губерман. Он чувствовал бы себя гораздо увереннее, если бы Папа перешёл на прежний человеческий язык. Вот сейчас подмигнёт и по-свойски скажет: не ссы в компот, Боря, все будет чики-пики, я за тебя в случае чего всегда подпишусь. Так бывало раньше, но теперь Руднев вместо того, чтобы подбодрить партнёра, демонстративно взглянул на часы и отрывисто спросил:
— Что ещё? У меня через пятнадцать минут совещание.
— Я бы попросил вас переговорить с председателем кооператива «Рассвет». — Губерман поправил очки, неуверенно сидящие на взмокшей переносице. — Человек старой закваски. Взятки берет только при поощрении свыше. Нужно, чтобы он хорошенько проникся ответственностью.
— Ладно, — безмятежно соврал Руднев. — Переговорю. А пока просто дай ему на лапу.
— Так вы прямо сейчас и переговорите, — настойчиво гнул своё Губерман. — Я ещё вчера распорядился, чтобы в 9.30 его доставили в вашу приёмную.
Руднев посмотрел на него внимательно, очень внимательно. Почему-то вспомнился ему покойный начальник охраны, вбивший себе в голову, что у него есть право предвосхищать хозяйские желания. Где теперь эта голова?
— Жопу свою прикрываешь? — зловеще спросил он, сверля стекляшки губерманских очков таким тяжёлым взглядом, что они только чудом не полопались. — Свидетеля со стороны решил привлечь? Чтобы губернатор у тебя в подельщиках ходил, так?
— И в мыслях подобного не было, Александр Сергеевич… Откуда такое недоверие, не понимаю…
Так ответил, обиженно шмыгнув носом, Губерман.
Но Папа — вот же бестия! — угадал его намерения точно.
* * *
Пафнутьев тревожно встрепенулся, когда в приёмной прозвучал властный голос:
— Дашенька… Там этот… председатель кооператива «Рассвет» наблюдается?
— Ждёт, Александр Сергеевич.
— Приглашай.
Секретарша с удовольствием спровадила со своей территории непрезентабельного дядьку пенсионного возраста. Почти полчаса ей пришлось любоваться красноречивыми прожилками на его отёчном лице.
Настоящая карта венозных сосудов и капилляров.
Совершенно никчёмная и жалкая фигура, перебивающаяся от бутылки к бутылке. Судя по внешнему виду председателя, промежутки никогда не бывали достаточно продолжительными.
Пока секретарша опрыскивала приёмную дезодорантом, Пафнутьев робко застыл на пороге, через который ему ещё никогда не доводилось переступать:
— Здрас-сс… Вызывали?
— Добрый день, — обласкал его баритоном хозяин кабинета. — Почему вызывали? Пригласили для разговора. Проходите, присаживайтесь… Вот, знакомьтесь, прямо перед вами председатель правлении АОЗТ «Самсон», Губерман Борис Яковлевич…
Контакты в проспиртованном мозгу Пафнутьева успели изрядно поизноситься за последние годы, срабатывали через раз, причудливо искажая получаемую информацию. Вот и теперь из услышанного в ячейках памяти отложились лишь маловразумительные отрывки… Какой-то азот… Почему-то «Самсунг»…
Плюс Кальман… Все это были смутно знакомые Пафнутьеву слова, но увязать их воедино он не брался. Плохо ориентирующийся в современной эпохе, он даже «стингер» от «сникерса» не отличал на слух.
Зато прекрасно отдавал себе отчёт, где находится и с кем разговаривает. Если председатель облисполкома знакомит тебя с человеком, то будь перед тобой хоть Кальман, хоть сам Розенбаум, изволь вежливо пожать ему руку и представиться:
— Пафнутьев, кху… Степан Степаныч, другими словами, кху-кху…
Руднев церемонией знакомства был вполне удовлетворён. Ему трудно было запоминать имена и отчества всех этих никчёмных старперов, давно своё отвоевавших и отживших. А тут… э-э… Семён Степанович — легко и просто. С ним все ясно, с Семёном Семёновичем Пафнутьевым. Он, Степан Семёнович, нынче побудет курочкой, от которой требуется только одно: поскорее снести золотое яичко. Так и подмывало прикрикнуть: «Рожай давай, бумажки, старый хрыч, несись поскорее и брысь отсюда!» Но речь Руднева текла плавно и величаво, как река Волга, которой он никогда в глаза не видел:
— Познакомились? Вот и отлично… Для справки: фирма «Самсон», можно сказать, является флагманом рыночной экономики нашего региона. Тот самый золотник, который мал, да дорог… — Полный значительности взгляд поочерёдно затронул собравшихся в кабинете. — Я собрал вас вместе, чтобы обсудить ряд интересных предложений, высказанных господином Губерманом по поводу реорганизации садово-огородного товарищества, имеющего юридический статус кооператива «Рассвет». В городе масса кооперативов такого типа. А сколько жилищно-строительных? Их с гулькин нос, их просто кот наплакал.
Надо исправлять положение. Впрочем, Борис Яковлевич объяснит суть своей идеи гораздо доходчивее.
Профессиональным, так сказать, языком…
На протяжении этого вступления Пафнутьев ужасно волновался и потел. Во-первых: зачем опохмелялся? Могут унюхать, неприятностей потом не оберёшься.
Во-вторых, он, как на грех, не знал профессионального языка, ни одного. И теперь боялся, что вообще ни хрена не поймёт, а так и будет сидеть, хлопая глазами. Что втолковывал ему хозяин кабинета только что? Кооператив ликвидируют, что ли? С пафнутьевского носа упала мутная капля пота. В огромном кабинете, подавляющем своим размахом, в обществе двух лощёных наодеколоненных мужчин он ощущал себя забредшим на банкетный стол тараканом. Заманили, и — шлёп! За что? Повод всегда найдётся. За то, что все ещё ползает…
Однако Пафнутьева не зашибли, отнеслись к нему с полным уважением.
Часто поправляя на носу золотую оправу дымчатых очков, молодой коммерсант (Борман? Гурман?), фамилию которого Пафнутьев напрочь забыл, подчёркнуто вежливо и доходчиво стал излагать суть своих предложений по реорганизации кооператива.
Он даже снизошёл до того, что попытался объяснить собеседнику, почему должно быть так, а не иначе.
Красивые обтекаемые фразы проплывали в мозгу Пафнутьева, иногда даже откладываясь там… Экологическое оздоровление промышленного мегаполиса, каковым является Курганск… Создание курортной зоны… Частичное решение жилищной проблемы…
Проект постановления исполкома… Письмо землеустроителей…
Становилось все понятнее и понятнее, яснее и яснее, а потом — оп! — сделалось совсем уж предельно ясно и понятно. В обмен на документацию кооператива и несколько автографов Пафнутьева ему прямо сегодня были готовы выдать кругленькую сумму в долларах, что составляло целую кучу настоящих, привычных денег, с которыми ходят в магазин. Кадык Пафнутьева дёрнулся так, что едва не прорвал изнутри тонкую кожицу куриной шеи. Если ежедневно брать по две бутылки водки с закуской, то этого должно хватить на целых три года! Живут ли так долго в столь сказочной роскоши? При норме — литр в день? Пафнутьев даже подумал, что ослышался, что опять в голове шарики с роликами барахлят.
— Долларов, кху? — переспросил он, едва не подавившись собственным удушливым кашлем.
— Именно, — подтвердил молодой коммерсант, нежно тронув пальчиком дужку очков. — Американских.
— А можно в рублях? — почти прошептал Пафнутьев, обмирая при одной только мысли, что сейчас сказочный мираж рассеется, обернётся фигой под носом.
— Можно! — легко согласился очкарик. — Для вас хоть луну с неба… Семьдесят пять тысяч вас устроят?
— Стоп! — протестующе воздел руки хозяин кабинета. — Борис Яковлевич! Так дела не делаются! Финансовые вопросы вы уж обсуждайте сами, без меня.
Организационная сторона дела вас устраивает, Семён Семёнович?
Пафнутьев выразил утвердительным сипением полное согласие, даже с тем, что он из Степана превратился в Семена.
Хозяин кабинета собрал брови в одну линию:
— Тогда не смею вас больше задерживать, господа предприниматели. Мне, честно говоря, сейчас совсем не до коммерции. Задолженность по выплатам пенсий в области достигла критического уровня, — доверительно говорил он, мягко подталкивая ветерана кооперативного движения к выходу. — Вот, собрал людей, будем думать-гадать, как помочь нашим старикам… Нужно ведь помогать, Семён Сергеевич, как считаете?
— Да, — откликнулся Пафнутьев, — без пенсии никак.
Да только не пенсией были заняты его мысли, забродившие на вчерашней хмельной закваске. Допустим, лихорадочно размышлял он, брать самую дешёвую водку, по двадцатке. Получается сорок рублей в сутки. На червонец — жратвы. Итого полтинник.
Пятьдесят перемножить на триста шестьдесят пять…
Не дали сосчитать. Вежливо повели прочь из кабинета, помогли спуститься вниз по лестнице, потом в машину усадили, потом высадили, и снова — ступеньки, теперь уже ведущие вверх.
Пятью триста — будет полторы тысячи, соображал Пафнутьев. Ежели добавить нолик, а потом ещё приплюсовать три сто, то в год выйдет…Что за наваждение? Он с недоумением уставился на драную обивку собственной двери, к которой его доставили безымянные дюжие молодцы, назначенные в провожатые коммерсантом в золочёных очечках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Это лицо медленно обратилось к вошедшему и слегка обозначило щель рта, чтобы ответить на приветствие, предложить присаживаться и, наконец, сдержанно полюбопытствовать:
— Ну, что там у тебя за клиент появился? Давай хвастайся.
Губерман сдержанно похвастался, плавно переходя от колоритного описания окуня к результатам переговоров с Кацем. В заключение он поделился с благожелательным слушателем своими соображениями о механизме перечисления денег из-за границы и коротенько обрисовал будущность кооператива «Рассвет».
— «Рассвет», надо же. — Руднев хмыкнул. — Звучит, конечно, заманчиво. Просто сказка… — Задумчиво огладив крутой подбородок, он завершил свою мысль:
— Только сказка скоро сказывается, а дело?
Губерман поёрзал на стуле.
— Дело проще пареной репы, Александр Сергеевич. Главное — оперативно переоформить на нас землевладения и перерегистрировать кооператив. Например, включить его после смены правления в состав нашего акционерного общества. Был «Рассвет», станет «Закат». — Губерман позволил себе заговорщицкий смешок.
— Грамотно мыслишь, масштабно, — одобрил Руднев. — Но, думаю, тебе интересно и моё мнение услышать, а?
— Конечно, Александр Сергеевич. — Губерман весь подобрался. — За этим я и пришёл.
Он никак не мог приноровиться к новому стилю общения, диктуемому хозяином. Прежнее прозвище — черт с ним. Итальянец все равно стоял слишком высоко над своими подданными, чтобы кто-нибудь осмеливался обращаться к нему по кличке.
Было принято ограничиваться коротенькими односложными словами: «вы», «шеф», «босс». За спиной же Руднева ласково именовали Папой. Папа велел…
Папа сказал… Родной отец криминального народца.
Глава некогда дружной, сплочённой «семьи».
Интересно, размышлял Губерман, а долго ли ещё уважаемому Александру Сергеевичу Рудневу удастся сохранять контроль над невидимой империей, находясь за её пределами? Прежде он довольно удачно балансировал сразу на двух стульях, сидя днём в кресле высокопоставленного слуги народа, а ночью — на троне некоронованного вора в законе. Теперь, когда Папа окончательно предпочёл карьеру политического, а не криминального авторитета, его рейтинг в определённых кругах начал падать. Неужели это его не беспокоит? Неужели он всецело доверяет Губерману, позволив тому сосредоточить в своих руках почти все бразды правления, начиная от деликатных кукловодных ниточек и заканчивая жёсткой уздой, в которой полагалось держать разношёрстный сброд, именуемый по старой памяти итальянской командой?
Вздор. Быть этого не может. Губерман, прирождённый делец и финансовый гений, не пользовался уважением даже среди «своих» бригадиров и совсем уж низко котировался на межгруппировочной арене.
Обычный еврейский барыга. Кто с таким станет считаться всерьёз? Тогда зачем этот бал-маскарад? Что за подлянку ты затеял, уважаемый Александр Сергеевич Руднев? Какой гнилой расклад готовишь, тасуя свою краплёную колоду?
Силясь разгадать этот ребус, Губерман терпеливо слушал своего наставника, и руки его были чинно сложены на столе, как у примерного ученика. Стекляшки очков не отражали ничего, кроме преданности и исполнительности.
Однако истинные мысли и чувства умел скрывать не только он один. Руднев совсем не испытывал к Губерману тех отеческих чувств, которые умело изображал тоном и взглядом. Вовремя прикупить карту, а в нужный момент — от неё избавиться — это было одним из главных правил его игры. Самой жестокой и самой азартной игры на свете. Закладываешь себя с потрохами правящей верхушке. За это тебя допускают к игорному столу площадью 203, 7 тысячи квадратных километров. На кону один из 89 субъектов Российской Федерации — Курганская область. Карты сданы. Ставки сделаны, господа.
Председатель АОЗТ «Самсон» был в этой партии даже не шестёркой, а так, случайной козявкой на игровом поле. Руднев вовсе не ценил своего головастого подручного. Оценивал — да. Этим он, собственно говоря, и занимался в настоящее время.
Если разом выдоить разбухшее акционерное общество «Самсон», набежит не так уж и много — восемь, ну десять миллионов долларов. Основные деньги в обороте, в товаре, в недвижимости, а быстро распродать империю с молотка невозможно — в ситуации, когда на сто продавцов приходится один покупатель.
Эти замороженные капиталы не дают ничего, кроме капающих процентов прибыли. К тому же юридически Руднев не имел к собственности АОЗТ «Самсон» ни малейшего отношения. Итак, от силы десяток зелёных лимонов мог собрать он на неблагодатной почве отечественного бизнеса. Этого было мало, катастрофически мало.
Высокий покровитель Руднева, заседавший на почётном месте при государственной кормушке, недавно назвал точную цену своей любви и дружбы. Всего восемь циферок: 25000000 баксов. Почти четверть тонны денег. Без этого взноса в губернаторское кресло не сядешь. Никакие демократические выборы не помогут, хотя народные голоса нынче стоили дёшево — по бутылке водки в зубы и пламенные речи в качестве тостов: пейте за моё здоровье, голосуйте за меня, всегда будете сытые и пьяные. Да только без одного-единственного вкрадчивого голоса президентского наместника весь сводный хор избирателей ни хрена не значил. Потому и стоил этот голос в миллионы раз дороже. Солист, микрофон ему в глотку по самую стойку! Паваротти, мать его так!
Всякий раз, когда гнев начинал душить Руднева, он слегка ослаблял узел галстука и водил головой из стороны в сторону, заставляя себя не кипятиться. В принципе затраты с лихвой окупались за полгода, а все остальное время Рудневу светил один лишь чистый доход. Такая игра стоила свеч. Но где взять начальный капитал для того, чтобы поставить его на кон?
Личных сбережений на иностранных счетах у Руднева в полтора раза больше, чем запросил столичный выскочка, но было бы полнейшим безрассудством рисковать своими кровными деньгами. Требуемые 25 миллионов Руднев рассчитывал найти прямо у себя под ногами, на государственной земле. На земле, которая запросто выдержит десяток особняков, продаваемых «самсоновцами» всем желающим… желающим избежать нечеловеческой боли или собачьей смерти. Занимая губернаторское кресло, Руднев запросто мог покрывать тёмные махинации фирмы.
Держа эти стратегические замыслы при себе, Руднев излагал коммерсанту тактику, поправляя, уточняя, напоминая и расставляя главные акценты. Он был, например, категорически против того, чтобы акционерное общество «Самсон» ограничилось лёгким косметическим ремонтом существующих дачных халуп, выдавая их за новостройки. Ни в коем случае!
На месте хаотичного посёлка следовало возвести новый, реальный и конкретный. Чтобы комар носа не подточил, и прокурор тоже, когда власть сменится.
— А деньги? — рассудительно спросил Губерман. — Настоящий особняк обойдётся тысяч в двести пятьдесят. Брать из предоплаты?
— Предоплату не трогать, — твёрдо ответил Руднев. — Перечислять всю, до копейки, туда, куда я скажу. А деньги на строительство помаленьку вытягивай из оборота, я разрешаю.
— Значит, все-таки строить? — Губерман помаленьку скисал, как вчерашнее молоко, оставленное на солнцепёке.
Руднев наклонил голову и веско сказал:
— Строить, Боря. Бережёного бог бережёт. На днях подгоню тебе подрядчика — очень солидная турецкая фирма, работает от первого рабочего чертежа до последнего гвоздика. Бумаги чтобы с ними были оформлены чисто, без выкрутасов. Чистота, она — залог здоровья. — Руднев усмехнулся и немного полюбовался своими отполированными ногтями, прежде чем спросить:
— Надеюсь, тебя не надо учить, как потом добавить к сумме сметы лишний нолик?
— Надеюсь, нет, — слабо улыбнулся Губерман. Он чувствовал бы себя гораздо увереннее, если бы Папа перешёл на прежний человеческий язык. Вот сейчас подмигнёт и по-свойски скажет: не ссы в компот, Боря, все будет чики-пики, я за тебя в случае чего всегда подпишусь. Так бывало раньше, но теперь Руднев вместо того, чтобы подбодрить партнёра, демонстративно взглянул на часы и отрывисто спросил:
— Что ещё? У меня через пятнадцать минут совещание.
— Я бы попросил вас переговорить с председателем кооператива «Рассвет». — Губерман поправил очки, неуверенно сидящие на взмокшей переносице. — Человек старой закваски. Взятки берет только при поощрении свыше. Нужно, чтобы он хорошенько проникся ответственностью.
— Ладно, — безмятежно соврал Руднев. — Переговорю. А пока просто дай ему на лапу.
— Так вы прямо сейчас и переговорите, — настойчиво гнул своё Губерман. — Я ещё вчера распорядился, чтобы в 9.30 его доставили в вашу приёмную.
Руднев посмотрел на него внимательно, очень внимательно. Почему-то вспомнился ему покойный начальник охраны, вбивший себе в голову, что у него есть право предвосхищать хозяйские желания. Где теперь эта голова?
— Жопу свою прикрываешь? — зловеще спросил он, сверля стекляшки губерманских очков таким тяжёлым взглядом, что они только чудом не полопались. — Свидетеля со стороны решил привлечь? Чтобы губернатор у тебя в подельщиках ходил, так?
— И в мыслях подобного не было, Александр Сергеевич… Откуда такое недоверие, не понимаю…
Так ответил, обиженно шмыгнув носом, Губерман.
Но Папа — вот же бестия! — угадал его намерения точно.
* * *
Пафнутьев тревожно встрепенулся, когда в приёмной прозвучал властный голос:
— Дашенька… Там этот… председатель кооператива «Рассвет» наблюдается?
— Ждёт, Александр Сергеевич.
— Приглашай.
Секретарша с удовольствием спровадила со своей территории непрезентабельного дядьку пенсионного возраста. Почти полчаса ей пришлось любоваться красноречивыми прожилками на его отёчном лице.
Настоящая карта венозных сосудов и капилляров.
Совершенно никчёмная и жалкая фигура, перебивающаяся от бутылки к бутылке. Судя по внешнему виду председателя, промежутки никогда не бывали достаточно продолжительными.
Пока секретарша опрыскивала приёмную дезодорантом, Пафнутьев робко застыл на пороге, через который ему ещё никогда не доводилось переступать:
— Здрас-сс… Вызывали?
— Добрый день, — обласкал его баритоном хозяин кабинета. — Почему вызывали? Пригласили для разговора. Проходите, присаживайтесь… Вот, знакомьтесь, прямо перед вами председатель правлении АОЗТ «Самсон», Губерман Борис Яковлевич…
Контакты в проспиртованном мозгу Пафнутьева успели изрядно поизноситься за последние годы, срабатывали через раз, причудливо искажая получаемую информацию. Вот и теперь из услышанного в ячейках памяти отложились лишь маловразумительные отрывки… Какой-то азот… Почему-то «Самсунг»…
Плюс Кальман… Все это были смутно знакомые Пафнутьеву слова, но увязать их воедино он не брался. Плохо ориентирующийся в современной эпохе, он даже «стингер» от «сникерса» не отличал на слух.
Зато прекрасно отдавал себе отчёт, где находится и с кем разговаривает. Если председатель облисполкома знакомит тебя с человеком, то будь перед тобой хоть Кальман, хоть сам Розенбаум, изволь вежливо пожать ему руку и представиться:
— Пафнутьев, кху… Степан Степаныч, другими словами, кху-кху…
Руднев церемонией знакомства был вполне удовлетворён. Ему трудно было запоминать имена и отчества всех этих никчёмных старперов, давно своё отвоевавших и отживших. А тут… э-э… Семён Степанович — легко и просто. С ним все ясно, с Семёном Семёновичем Пафнутьевым. Он, Степан Семёнович, нынче побудет курочкой, от которой требуется только одно: поскорее снести золотое яичко. Так и подмывало прикрикнуть: «Рожай давай, бумажки, старый хрыч, несись поскорее и брысь отсюда!» Но речь Руднева текла плавно и величаво, как река Волга, которой он никогда в глаза не видел:
— Познакомились? Вот и отлично… Для справки: фирма «Самсон», можно сказать, является флагманом рыночной экономики нашего региона. Тот самый золотник, который мал, да дорог… — Полный значительности взгляд поочерёдно затронул собравшихся в кабинете. — Я собрал вас вместе, чтобы обсудить ряд интересных предложений, высказанных господином Губерманом по поводу реорганизации садово-огородного товарищества, имеющего юридический статус кооператива «Рассвет». В городе масса кооперативов такого типа. А сколько жилищно-строительных? Их с гулькин нос, их просто кот наплакал.
Надо исправлять положение. Впрочем, Борис Яковлевич объяснит суть своей идеи гораздо доходчивее.
Профессиональным, так сказать, языком…
На протяжении этого вступления Пафнутьев ужасно волновался и потел. Во-первых: зачем опохмелялся? Могут унюхать, неприятностей потом не оберёшься.
Во-вторых, он, как на грех, не знал профессионального языка, ни одного. И теперь боялся, что вообще ни хрена не поймёт, а так и будет сидеть, хлопая глазами. Что втолковывал ему хозяин кабинета только что? Кооператив ликвидируют, что ли? С пафнутьевского носа упала мутная капля пота. В огромном кабинете, подавляющем своим размахом, в обществе двух лощёных наодеколоненных мужчин он ощущал себя забредшим на банкетный стол тараканом. Заманили, и — шлёп! За что? Повод всегда найдётся. За то, что все ещё ползает…
Однако Пафнутьева не зашибли, отнеслись к нему с полным уважением.
Часто поправляя на носу золотую оправу дымчатых очков, молодой коммерсант (Борман? Гурман?), фамилию которого Пафнутьев напрочь забыл, подчёркнуто вежливо и доходчиво стал излагать суть своих предложений по реорганизации кооператива.
Он даже снизошёл до того, что попытался объяснить собеседнику, почему должно быть так, а не иначе.
Красивые обтекаемые фразы проплывали в мозгу Пафнутьева, иногда даже откладываясь там… Экологическое оздоровление промышленного мегаполиса, каковым является Курганск… Создание курортной зоны… Частичное решение жилищной проблемы…
Проект постановления исполкома… Письмо землеустроителей…
Становилось все понятнее и понятнее, яснее и яснее, а потом — оп! — сделалось совсем уж предельно ясно и понятно. В обмен на документацию кооператива и несколько автографов Пафнутьева ему прямо сегодня были готовы выдать кругленькую сумму в долларах, что составляло целую кучу настоящих, привычных денег, с которыми ходят в магазин. Кадык Пафнутьева дёрнулся так, что едва не прорвал изнутри тонкую кожицу куриной шеи. Если ежедневно брать по две бутылки водки с закуской, то этого должно хватить на целых три года! Живут ли так долго в столь сказочной роскоши? При норме — литр в день? Пафнутьев даже подумал, что ослышался, что опять в голове шарики с роликами барахлят.
— Долларов, кху? — переспросил он, едва не подавившись собственным удушливым кашлем.
— Именно, — подтвердил молодой коммерсант, нежно тронув пальчиком дужку очков. — Американских.
— А можно в рублях? — почти прошептал Пафнутьев, обмирая при одной только мысли, что сейчас сказочный мираж рассеется, обернётся фигой под носом.
— Можно! — легко согласился очкарик. — Для вас хоть луну с неба… Семьдесят пять тысяч вас устроят?
— Стоп! — протестующе воздел руки хозяин кабинета. — Борис Яковлевич! Так дела не делаются! Финансовые вопросы вы уж обсуждайте сами, без меня.
Организационная сторона дела вас устраивает, Семён Семёнович?
Пафнутьев выразил утвердительным сипением полное согласие, даже с тем, что он из Степана превратился в Семена.
Хозяин кабинета собрал брови в одну линию:
— Тогда не смею вас больше задерживать, господа предприниматели. Мне, честно говоря, сейчас совсем не до коммерции. Задолженность по выплатам пенсий в области достигла критического уровня, — доверительно говорил он, мягко подталкивая ветерана кооперативного движения к выходу. — Вот, собрал людей, будем думать-гадать, как помочь нашим старикам… Нужно ведь помогать, Семён Сергеевич, как считаете?
— Да, — откликнулся Пафнутьев, — без пенсии никак.
Да только не пенсией были заняты его мысли, забродившие на вчерашней хмельной закваске. Допустим, лихорадочно размышлял он, брать самую дешёвую водку, по двадцатке. Получается сорок рублей в сутки. На червонец — жратвы. Итого полтинник.
Пятьдесят перемножить на триста шестьдесят пять…
Не дали сосчитать. Вежливо повели прочь из кабинета, помогли спуститься вниз по лестнице, потом в машину усадили, потом высадили, и снова — ступеньки, теперь уже ведущие вверх.
Пятью триста — будет полторы тысячи, соображал Пафнутьев. Ежели добавить нолик, а потом ещё приплюсовать три сто, то в год выйдет…Что за наваждение? Он с недоумением уставился на драную обивку собственной двери, к которой его доставили безымянные дюжие молодцы, назначенные в провожатые коммерсантом в золочёных очечках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40