Таких, которые за неделю не проходят. Сейчас я их не увидел. И даже следов от них не имелось… Значит, все эти подземелья, подводные приключения, перестрелки — сон, миф, фантазия?
— Может, сегодня не пойдем играть в компьютер? — спросила Ленка таким тоном, будто я каждый вечер надоедал ей с этими играми.
— Хорошо, — согласился я и подумал, что вот оно, еще одно убедительное объяснение моей запутавшейся памяти. Играл-играл тут, понимаешь, во всякие «стрелялки-догонялки» и доигрался… Крыша чуть-чуть поехала. Перестает понимать, что было во сне, а что наяву.
Да, но ведь здесь, в «Каса бланке», полно народу, которые видели, какой шум тут поднялся, когда явились люди Перальты. Неужели они не запомнили сеньора Анхеля Родригеса?
Мы вошли в вестибюль, и первым встречным оказался хозяин Фелипе Морено под руку со своей благоверной супругой Мануэлей, которая к прежним девяноста килограммам живого веса прибавила за истекшие одиннадцать лет не менее полусотни.
— Буэнос ночес, сеньор Баринов! — поклонился экс-мэр. — Завтра собираетесь улетать? Жаль, за десять дней вы даже не успели посмотреть наш остров. Кстати, вы знакомы с моей супругой?
— Увы, не имел чести, — пробормотал я. — Позвольте представиться — Димитрий! А это моя супруга Елена.
— Очень приятно… Мануэла Морено, — снизошла рекордистка.
Мы прошли мимо портье в номер. Навстречу нам попалась Анита. Черт побери, она опять заметно удивилась! Приехал сюда с блондинкой, в промежутке привел брюнетку, а теперь опять блондинка? Правда, вслух она ничего не сказала, но такое удивление вряд ли могло иметь место на этом личике, если бы мы тихо и спокойно прожили тут десять дней…
В номере царил обычный беспорядок, свойственный нашему милому семейству. Мне как-то вдруг удивительно поверилось в то, что ничего, кроме дурных снов, на самом деле не было. Ленка отправилась под душ, а я присел в кресло недалеко от входной двери. В коридоре я услышал голоса. Это топало семейство Коллинзов: папа, мама и дите, пол которого я так и не определил.
— Папа, — пискнуло дите, — а почему земля тряслась?
— Видишь ли, Пат, — солидно ответил папа Мартин, — здешние острова вулканического происхождения, здесь нередки подземные толчки. То, что имело место в десять часов, просто небольшая подвижка горной массы…
Сердце у меня как-то екнуло. Значит, в десять часов, то бишь в 22.00, что-то все-таки тряхануло.
— Дима! — позвала Ленка. — Я шлепанцы забыла! Они под кроватью лежат, принеси, пожалуйста!
Я полез под кровать, нащупал один шлепанец, потом другой и вытянул наружу. Вместе с ними на свет божий показался обрезок дорогой белой ткани, из которой шьют приличные костюмы для приличных людей… Ручаюсь, это был лоскут, оставленный закройщиками, шившими парадный мундир для владельца 7/8 острова Хайди Анхеля Родригеса. К нему с одной стороны прилипла прядь черных волос. Таких не было ни у Ленки, ни у меня. Они были только у Тани…
Но это было еще не все. Когда я поглядел на Ленкины электронные часики, оставленные ею на краю кровати, то что-то заставило меня нажать на кнопку и переключить их с показа времени на показ числа и месяца — интуиция, наверное. Так вот, часы показывали 22.45 по местному времени, но… завтрашнего числа. То есть, конечно, сегодняшнего, но того, которое я считал завтрашним. Иными словами, кто-то вырезал из моей памяти целые сутки.
БОЛЬШОЙ ФИНАЛ
Наверное, я бы задал Хрюшке немало вопросов. Может быть, она даже согласилась бы на них ответить. Но задать эти вопросы я просто не успел. С грохотом распахнулась дверь, и на пороге возник Чудо-юдо. В общем-то, отцу родному, благословлявшему меня на боевые подвиги, надо было хотя бы для виду порадоваться тому, что сынишка жив и здоров. Однако у него не нашлось для этого времени, тем более что он, должно быть, уже сутки назад знал, что все со мной обстоит благополучно. Это я его не видел, а он-то видел меня ВЧЕРА. Что произошло в эти стертые из моей памяти сутки? Аллах, наверно, ведает…
— Десять минут на сборы! — рявкнул Чудо-юдо, распахивая дверцы стенного шкафа и выбрасывая на постель мой «президентский» костюмчик, пошитый местными асами. Тот лоскуток, что я нашел под кроватью, был именно от такого же материала.
— Как десять минут? — перепуганно пискнула Хавронья, высовываясь из душа в намотанном полотенце. — Мы же брали билеты на завтра.
— Тебе сказано: десять минут! — Я таким папочку еще не видел. Впечатление было такое, что если через десять минут мы не будем готовы, генерал нас расстреляет на месте без суда и следствия.
Так или иначе, но я понял: что-то опять стряслось, вмешались какие-то непредвиденные обстоятельства и мы работаем по какому-нибудь аварийному, даже, скорее, «пожарному» варианту.
Я торопливо всунулся в штаны, натянул носки, влез в рубаху… Чудо-юдо смотрел на часы.
— Бросайте все ваши тряпки и сумки! — приказал он. — Только деньги и документы! Больше ни шиша! Все барахло компенсирую вам в Москве.
Ленка надела платье и аж со слезами поглядела на тряпки… В Москве, помнится, чуть не неделю их подбирала.
— Быстрее, быстрее! — рычал отец. Куда его хваленая вальяжность и хладнокровие подевались? Должно быть, крепко его на сей раз поджимают. Только вот кто?
— Все! — заорал он, едва Ленка надела туфли. — Идем!
Он буквально потащил нас к лифту, бесцеремонно отпихнув с дороги услужливого боя, и втолкнул в дверь кабины. Все несколько минут, что мы ехали в подземный гараж, он нервно барабанил пальцами по обшивке кабины, будто поторапливал лифт.
Едва двери открылись, как он чуть ли не вышвырнул нас из лифта. В гараже уже фырчал «Судзуки-Самурай» — джипенок не больше нашего «уазика», к тому же ухрюканный, будто на нем полгода ездил председатель отсталого колхоза. Чудо-юдо пихнул нас на заднее сиденье, а сам уселся впереди. За рулем был какой-то незнакомый мужик, скорее всего из конторы Перальты.
— В аэропорт! — приказал Чудо-юдо. Водила круто вывернул на пандус. «Самурай» выкатил на дорогу, ведущую к кольцевой автостраде, нырнул в путепровод, вышмыгнул из-под него, вывернул по «лепестку» — и дунул под 120.
— Ой! — ахнула Ленка, когда колумбиец так классно подрезал какую-то «Гранаду», что в Москве, наверно, ему бы полчаса били за это морду. Водила и дальше орудовал в таком же духе. Как мы не расплющились о некое штатовское чудище с капотом, как у «КрАЗа», — сам черт не разберет! И это при том, что время уже близилось к полуночи и машин на автостраде было не так много.
— Ч-черт! — прошипел Чудо-юдо, увидев что-то позади нас, когда машина выкатилась на развязку, ведущую к аэропорту.
Я оглянулся. За нами пер «Чероки-Ларедо», точь-в-точь такой, как у покойного Бернардо Сифилитика. Он был потяжелее, на лобещнике у него была наварена крепенькая «бодалка» из стальных труб, а дорожка, как это ни противно, шла по высокой, пятнадцати-двадцатиметровой насыпи, под которой через каменную трубу протекала грязнющая Рио-де-Санта-Исабель. Уклон был в сторону аэропорта, и были все опасения, что, если «Ларедо» нас боднет в борт на скорости, «Самурай» запросто полетит в речку. Опасности утонуть, конечно, не было, но вот расплющиться и сгореть — сколько угодно.
Чудо-юдо выдернул из-под сиденья «бизон-2» и коротко приказал:
— На пол!
Мне такие команды дважды повторять не надо. Облапив Ленку, я свалил ее на пол кабины, а Чудо-юдо со своим пистолетом-пулеметом залез на наше место.
Та-та-та-та! Гильзы посыпались мне на спину, послышались звонкий хлопок лопнувшего баллона, мерзкий скрежет голого колесного диска по асфальту, лязг, звон разбитых стекол, дребезжание сминаемого железа. Потом уже издали долетело: бум-м-м! У «Ларедо» взорвался бак.
С пола мы не поднимались до тех пор, пока Чудо-юдо не сказал:
— Все, приехали!
Я выбрался первым, затем Ленка и Чудо-юдо. Джип уже докатил до аэропорта, но только не до здания, а прямо до стоянки частных самолетов. Фары «Самурая» освещали реактивную, с двигателями на хвосте «птичку» типа «Гольфстрима», около которой нервно прохаживался сеньор Перальта.
— Слава Спасителю! — воскликнул он. — Как раз вовремя!
Ленка, я, водитель «Самурая», Чудо-юдо и Перальта — вот в таком порядке мы вбежали в неосвещенный салон самолета. В этом воздушном микроавтобусе уже было немало пассажиров, но места для нас оставались. Я уселся к иллюминатору, Ленка рядом.
Турбинки самолетика засвистели, он покатил по дорожке, выруливая на взлетную полосу. В это самое время где-то в паре километров на другом краю летного поля взвилась красная ракета. Замелькали фары нескольких машин, с разных сторон мчавшихся к нашему самолету. Но он уже выкатил на ВПП.
— Что ж он? — прошипел Чудо-юдо, сжимая кулаки. — Живее нельзя?
От здания аэропорта наперерез разгоняющемуся самолету на полной скорости несся тяжелый грузовик… Блин! Если не разминемся — полный абзац!
Но разминулись. Наша птичка опередила-таки грузовик и сорвалась с полосы в небо, оставив этого «рожденного ползать» с носом. Впрочем, водитель, как видно, и сам был не камикадзе, а потому, когда увидел, что не успевает, вовремя притормозил.
Ту-ту-ту-ту! — глуховато прозвучала где-то за хвостом самолета недлинная пулеметная очередь, и строчка трассеров прочиркала воздух где-то метрах в пяти под крылом.
— Поздно, батя! Улетели! — злорадно прошипел Чудо-юдо. Они с Перальтой сидели впереди нас.
— Классно! — произнес Перальта по-русски. — Ты гений, Серхио!
— Не сглазь, — ответил, помрачнев, отец. — У Соррильи истребители имеются…
— Исключено, — сказал Перальта, вновь переходя на испанский. — Одно дело
— захватить на земле самолет с наркотиками, которые они для нас уже приготовили, другое — сбить над океаном частный колумбийский самолет. У нас все документы в порядке. И вылет был разрешен. Наш парень, сидевший на связи, сообщил начальнику аэропорта о том, что вылет запрещается распоряжением президента, только после того, как мы вырулили на старт… Пока приказ дойдет до дежурных ПВО, мы уже выйдем из воздушного пространства Хайди.
— Ну, дай Бог, Даниэль! — Похоже, что Чудо-юдо успокаивался.
Из пилотской кабины вышел парень с усами, в рубашке с погончиками, при гастучке и доложил:
— Вышли из воздушного пространства Хайди, сеньор Перальта.
— Все! — торжественно сказал Чудо-юдо.
В салоне зажегся свет. Я осмотрелся. Оказывается, вместе с нами летела теплая компания: Сесар Мендес, Лусия Рохас, Эухения Дорадо с верной Ауророй, пара служащих «Rodriguez AnSo inc.» и… Таня-Кармела-Вик.
— У вас тут минералочки не найдется? — спросил Чудо-юдо.
— Пор фавор, компаньеро! — улыбнулся Перальта, нажал кнопочку и сказал в микрофончик, встроенный в сиденье: — Уна буттилья де борсоми!
Через минуту из хвостового закутка появилась стюардесса и принесла «буттилью» плюс пару бумажных стаканчиков одноразового пользования. Как это ни странно, но таинственное «борсоми» оказалось всего лишь боржомом, правда, в экспортной пластиковой бутылке с надписью «Borzomi». Чудо-юдо выхлебнул полный стакан, утер пот со лба и окончательно остыл.
Тут я решился напомнить о своем присутствии.
— Бать, ты бы ввел меня в курс дела, а? Чудо-юдо обернулся не сразу, потому что налил еще один стакан, но пить не стал, а подал его мне.
— На, попей. Успокой нервишки.
По правде сказать, я даже особо испугаться не успел. Все происходило на такой скорости, что опасность воспринималась лишь как короткие импульсы: могли врезаться — не врезались, могли нас спихнуть под откос — не спихнули, могли расшибить самолет о грузовик — не расшибли. Захватит дух — отпустит, опять захватит — опять отпустит… Но от водички я не отказался, и даже Ленке оставил.
— Вы бы объяснились все же, Сергей Сергеевич! — прямо-таки потребовала Хавронья. — Уж объясните, ради Бога, почему я до сих пор тут торчу, когда уже второй день как должна быть в Москве? И почему вы меня врать заставили? Сами заставили и сами все переиграли.
— Милая Елена Ивановна, — осклабился Чудо-юдо, — мой многолетний опыт, к сожалению, показывает, что дамам значительно удобнее доверять дезу, чем реальную информацию. С гарантией доходит до вероятного потребителя. И очень естественно, кстати сказать.
— Бог с ней! — опасаясь, что Хрюшка наскандалит, вмешался я. — Ты объясни, что произошло со мной…
— Хм-м! — покачал головой Чудо-юдо. — Это я и сам хотел бы знать. Конечно, я и по твоей памяти, и по Танькиной прогулялся, но только уловил, что ты вкатил ей и себе по три кубика «Зомби-7», закоротил ее и себя перстнями и каким-то образом после всего этого остался жив.
— А что, не должен был? — осторожно поинтересовался я.
— По теории, — вздохнул отец, поглаживая бородищу, — которая, как известно, суха, от вас с пани Кармелюк ни шиша не должно было остаться. Больше того, я еще не уловил, как вы выдержали тройную допустимую дозу. По данным Эухении, хотя это нуждается в проверке, никто из подопытных Рейнальдо Мендеса не выдерживал больше одного кубика. Причем размер предельной дозы находится в прямой пропорции от массы тела. Примерно 1 миллилитр на 100 килограммов веса. То есть тебе при весе в 86 кило вполне хватило бы 0,9 кубика, а Танечке при ее 64 килограммах и того меньше. А ей ты, кстати, ввел несколько больше препарата, чем себе. Я, правда, не мог точно измерить по картинке, но там и на глаз видно было.
— А почему от нас ни шиша не должно было остаться?
— Потому что, если бы формула выхода энергии в «особой цепи» была верна, то ваше замкнутое «колечко» уже за сорок секунд должно было превратиться в плазменный тороид с температуркой так, чтоб не соврать, 60 — 70 миллионов градусов. Не знаю, как там на нынешних «токамаках» — достигли такой температуры или нет, но думаю, чтобы вас испарить к чертовой матери, даже миллиона хватило бы с запасом.
— Ты ж сам говорил, что, когда пробовал Таню в связке с Винь и Зейнаб, ничего не получалось…
— Но там-то была разомкнутая цепь. И Киска собирала разомкнутую. Там просто создается отрезок спиральной силовой линии, грубо говоря, в левую руку втягивается поток неких частиц, проходит через всех трех девок и вылетает, усилившись, через правую руку той, что с другого края. В том опыте, что ставил я, энергия нарастала, но очень медленно. У Киски, как я думаю, при помощи «Зомби-7» выход должен был быть больше на несколько порядков, если верить тем картинкам, которые Браун видел у Роджерса. А в замкнутой системе, которую вы с Кармелой составили, нарастание энергии пошло бы по крутейшей экспоненте. А эта самая энергия, которую вы в себе раскрутили, между прочим, в тепло переходит…
— Ладно, — вздохнул я, завидуя тому, что товарищ генерал петрит еще и в физике, — для меня это все равно темный лес. Тем более, как я понял, формула твоя не сработала.
— Се ля ви! — развел руками отец.
— Мне лично интересно, как мы из «Бронированного трупа» вышли?
— А вот это, милый мой, для меня темный лес. Пища для раздумий и дальнейших исследований. Могу только сказать, что вчера в 22.00 по местному времени в районе горы Ла Корунья, под которой, по грубой прикидке, расположен объект, был зарегистрирован эпицентр подземного толчка силой около четырех баллов по шкале Рихтера. По острову — один-два балла. Жертв и разрушений нет. В 22.45 с борта «Дороти», где ваш покорный слуга, скажем откровенно, пребывал не в лучшем настроении, были замечены две головы людей, плывущих со стороны «Каса бланки де Лос-Панчос» и громко поющих «Интернационал» на чисто русском языке. По извлечении голов и принадлежащих к ним тел выяснилось, что это гражданин Баринов Дмитрий Сергеевич и гражданка Кармелюк Татьяна Артемьевна, пребывающие в абсолютно голом виде. В руках у гражданина Баринова находился атташе-кейс с компьютером типа ноутбук, а в компьютере — информация о фонде О'Брайенов.
— Правда? — удивился я. — Но ведь его же Кармела отдала Сорокину и Брауну…
— Об этом факте в вашей памяти, как говорится, есть сведения. А вот о том, каким образом вы его заполучили обратно, как и о том, где провели время с 22.00 до 22.45, история умалчивает. Надо заметить, что ни ты, ни Кармела ничего об этом не помните. Ты находился в состоянии «зомби» ровно сутки, Таня и сейчас из него не вышла. У нее удельная доза более чем в три раза превышает норму. В состоянии «зомби», как утверждает Эухения, никто ничего не помнит.
— Ты проверял компьютер? — спросил я. — Это именно тот?
— Молодец! — похвалил Чудо-юдо. — Я чувствую, что ты сейчас уже неплохо соображаешь. Я тоже заподозрил подмену, потому что в памяти Кармелы была картинка, как она передает кейс Сарториусу. И тебе она об этом сказала. Я сразу потащил вас на берег, отвез к Эухении, и они с Лусией и Еленой на нашей аппаратуре вас как следует просмотрели.
— Ленка-то откуда взялась? Ты ж ее отправлял в Москву!
— Да врал он тебе! — взорвалась Хрюшка. — И меня заставил сцену ревности изображать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Может, сегодня не пойдем играть в компьютер? — спросила Ленка таким тоном, будто я каждый вечер надоедал ей с этими играми.
— Хорошо, — согласился я и подумал, что вот оно, еще одно убедительное объяснение моей запутавшейся памяти. Играл-играл тут, понимаешь, во всякие «стрелялки-догонялки» и доигрался… Крыша чуть-чуть поехала. Перестает понимать, что было во сне, а что наяву.
Да, но ведь здесь, в «Каса бланке», полно народу, которые видели, какой шум тут поднялся, когда явились люди Перальты. Неужели они не запомнили сеньора Анхеля Родригеса?
Мы вошли в вестибюль, и первым встречным оказался хозяин Фелипе Морено под руку со своей благоверной супругой Мануэлей, которая к прежним девяноста килограммам живого веса прибавила за истекшие одиннадцать лет не менее полусотни.
— Буэнос ночес, сеньор Баринов! — поклонился экс-мэр. — Завтра собираетесь улетать? Жаль, за десять дней вы даже не успели посмотреть наш остров. Кстати, вы знакомы с моей супругой?
— Увы, не имел чести, — пробормотал я. — Позвольте представиться — Димитрий! А это моя супруга Елена.
— Очень приятно… Мануэла Морено, — снизошла рекордистка.
Мы прошли мимо портье в номер. Навстречу нам попалась Анита. Черт побери, она опять заметно удивилась! Приехал сюда с блондинкой, в промежутке привел брюнетку, а теперь опять блондинка? Правда, вслух она ничего не сказала, но такое удивление вряд ли могло иметь место на этом личике, если бы мы тихо и спокойно прожили тут десять дней…
В номере царил обычный беспорядок, свойственный нашему милому семейству. Мне как-то вдруг удивительно поверилось в то, что ничего, кроме дурных снов, на самом деле не было. Ленка отправилась под душ, а я присел в кресло недалеко от входной двери. В коридоре я услышал голоса. Это топало семейство Коллинзов: папа, мама и дите, пол которого я так и не определил.
— Папа, — пискнуло дите, — а почему земля тряслась?
— Видишь ли, Пат, — солидно ответил папа Мартин, — здешние острова вулканического происхождения, здесь нередки подземные толчки. То, что имело место в десять часов, просто небольшая подвижка горной массы…
Сердце у меня как-то екнуло. Значит, в десять часов, то бишь в 22.00, что-то все-таки тряхануло.
— Дима! — позвала Ленка. — Я шлепанцы забыла! Они под кроватью лежат, принеси, пожалуйста!
Я полез под кровать, нащупал один шлепанец, потом другой и вытянул наружу. Вместе с ними на свет божий показался обрезок дорогой белой ткани, из которой шьют приличные костюмы для приличных людей… Ручаюсь, это был лоскут, оставленный закройщиками, шившими парадный мундир для владельца 7/8 острова Хайди Анхеля Родригеса. К нему с одной стороны прилипла прядь черных волос. Таких не было ни у Ленки, ни у меня. Они были только у Тани…
Но это было еще не все. Когда я поглядел на Ленкины электронные часики, оставленные ею на краю кровати, то что-то заставило меня нажать на кнопку и переключить их с показа времени на показ числа и месяца — интуиция, наверное. Так вот, часы показывали 22.45 по местному времени, но… завтрашнего числа. То есть, конечно, сегодняшнего, но того, которое я считал завтрашним. Иными словами, кто-то вырезал из моей памяти целые сутки.
БОЛЬШОЙ ФИНАЛ
Наверное, я бы задал Хрюшке немало вопросов. Может быть, она даже согласилась бы на них ответить. Но задать эти вопросы я просто не успел. С грохотом распахнулась дверь, и на пороге возник Чудо-юдо. В общем-то, отцу родному, благословлявшему меня на боевые подвиги, надо было хотя бы для виду порадоваться тому, что сынишка жив и здоров. Однако у него не нашлось для этого времени, тем более что он, должно быть, уже сутки назад знал, что все со мной обстоит благополучно. Это я его не видел, а он-то видел меня ВЧЕРА. Что произошло в эти стертые из моей памяти сутки? Аллах, наверно, ведает…
— Десять минут на сборы! — рявкнул Чудо-юдо, распахивая дверцы стенного шкафа и выбрасывая на постель мой «президентский» костюмчик, пошитый местными асами. Тот лоскуток, что я нашел под кроватью, был именно от такого же материала.
— Как десять минут? — перепуганно пискнула Хавронья, высовываясь из душа в намотанном полотенце. — Мы же брали билеты на завтра.
— Тебе сказано: десять минут! — Я таким папочку еще не видел. Впечатление было такое, что если через десять минут мы не будем готовы, генерал нас расстреляет на месте без суда и следствия.
Так или иначе, но я понял: что-то опять стряслось, вмешались какие-то непредвиденные обстоятельства и мы работаем по какому-нибудь аварийному, даже, скорее, «пожарному» варианту.
Я торопливо всунулся в штаны, натянул носки, влез в рубаху… Чудо-юдо смотрел на часы.
— Бросайте все ваши тряпки и сумки! — приказал он. — Только деньги и документы! Больше ни шиша! Все барахло компенсирую вам в Москве.
Ленка надела платье и аж со слезами поглядела на тряпки… В Москве, помнится, чуть не неделю их подбирала.
— Быстрее, быстрее! — рычал отец. Куда его хваленая вальяжность и хладнокровие подевались? Должно быть, крепко его на сей раз поджимают. Только вот кто?
— Все! — заорал он, едва Ленка надела туфли. — Идем!
Он буквально потащил нас к лифту, бесцеремонно отпихнув с дороги услужливого боя, и втолкнул в дверь кабины. Все несколько минут, что мы ехали в подземный гараж, он нервно барабанил пальцами по обшивке кабины, будто поторапливал лифт.
Едва двери открылись, как он чуть ли не вышвырнул нас из лифта. В гараже уже фырчал «Судзуки-Самурай» — джипенок не больше нашего «уазика», к тому же ухрюканный, будто на нем полгода ездил председатель отсталого колхоза. Чудо-юдо пихнул нас на заднее сиденье, а сам уселся впереди. За рулем был какой-то незнакомый мужик, скорее всего из конторы Перальты.
— В аэропорт! — приказал Чудо-юдо. Водила круто вывернул на пандус. «Самурай» выкатил на дорогу, ведущую к кольцевой автостраде, нырнул в путепровод, вышмыгнул из-под него, вывернул по «лепестку» — и дунул под 120.
— Ой! — ахнула Ленка, когда колумбиец так классно подрезал какую-то «Гранаду», что в Москве, наверно, ему бы полчаса били за это морду. Водила и дальше орудовал в таком же духе. Как мы не расплющились о некое штатовское чудище с капотом, как у «КрАЗа», — сам черт не разберет! И это при том, что время уже близилось к полуночи и машин на автостраде было не так много.
— Ч-черт! — прошипел Чудо-юдо, увидев что-то позади нас, когда машина выкатилась на развязку, ведущую к аэропорту.
Я оглянулся. За нами пер «Чероки-Ларедо», точь-в-точь такой, как у покойного Бернардо Сифилитика. Он был потяжелее, на лобещнике у него была наварена крепенькая «бодалка» из стальных труб, а дорожка, как это ни противно, шла по высокой, пятнадцати-двадцатиметровой насыпи, под которой через каменную трубу протекала грязнющая Рио-де-Санта-Исабель. Уклон был в сторону аэропорта, и были все опасения, что, если «Ларедо» нас боднет в борт на скорости, «Самурай» запросто полетит в речку. Опасности утонуть, конечно, не было, но вот расплющиться и сгореть — сколько угодно.
Чудо-юдо выдернул из-под сиденья «бизон-2» и коротко приказал:
— На пол!
Мне такие команды дважды повторять не надо. Облапив Ленку, я свалил ее на пол кабины, а Чудо-юдо со своим пистолетом-пулеметом залез на наше место.
Та-та-та-та! Гильзы посыпались мне на спину, послышались звонкий хлопок лопнувшего баллона, мерзкий скрежет голого колесного диска по асфальту, лязг, звон разбитых стекол, дребезжание сминаемого железа. Потом уже издали долетело: бум-м-м! У «Ларедо» взорвался бак.
С пола мы не поднимались до тех пор, пока Чудо-юдо не сказал:
— Все, приехали!
Я выбрался первым, затем Ленка и Чудо-юдо. Джип уже докатил до аэропорта, но только не до здания, а прямо до стоянки частных самолетов. Фары «Самурая» освещали реактивную, с двигателями на хвосте «птичку» типа «Гольфстрима», около которой нервно прохаживался сеньор Перальта.
— Слава Спасителю! — воскликнул он. — Как раз вовремя!
Ленка, я, водитель «Самурая», Чудо-юдо и Перальта — вот в таком порядке мы вбежали в неосвещенный салон самолета. В этом воздушном микроавтобусе уже было немало пассажиров, но места для нас оставались. Я уселся к иллюминатору, Ленка рядом.
Турбинки самолетика засвистели, он покатил по дорожке, выруливая на взлетную полосу. В это самое время где-то в паре километров на другом краю летного поля взвилась красная ракета. Замелькали фары нескольких машин, с разных сторон мчавшихся к нашему самолету. Но он уже выкатил на ВПП.
— Что ж он? — прошипел Чудо-юдо, сжимая кулаки. — Живее нельзя?
От здания аэропорта наперерез разгоняющемуся самолету на полной скорости несся тяжелый грузовик… Блин! Если не разминемся — полный абзац!
Но разминулись. Наша птичка опередила-таки грузовик и сорвалась с полосы в небо, оставив этого «рожденного ползать» с носом. Впрочем, водитель, как видно, и сам был не камикадзе, а потому, когда увидел, что не успевает, вовремя притормозил.
Ту-ту-ту-ту! — глуховато прозвучала где-то за хвостом самолета недлинная пулеметная очередь, и строчка трассеров прочиркала воздух где-то метрах в пяти под крылом.
— Поздно, батя! Улетели! — злорадно прошипел Чудо-юдо. Они с Перальтой сидели впереди нас.
— Классно! — произнес Перальта по-русски. — Ты гений, Серхио!
— Не сглазь, — ответил, помрачнев, отец. — У Соррильи истребители имеются…
— Исключено, — сказал Перальта, вновь переходя на испанский. — Одно дело
— захватить на земле самолет с наркотиками, которые они для нас уже приготовили, другое — сбить над океаном частный колумбийский самолет. У нас все документы в порядке. И вылет был разрешен. Наш парень, сидевший на связи, сообщил начальнику аэропорта о том, что вылет запрещается распоряжением президента, только после того, как мы вырулили на старт… Пока приказ дойдет до дежурных ПВО, мы уже выйдем из воздушного пространства Хайди.
— Ну, дай Бог, Даниэль! — Похоже, что Чудо-юдо успокаивался.
Из пилотской кабины вышел парень с усами, в рубашке с погончиками, при гастучке и доложил:
— Вышли из воздушного пространства Хайди, сеньор Перальта.
— Все! — торжественно сказал Чудо-юдо.
В салоне зажегся свет. Я осмотрелся. Оказывается, вместе с нами летела теплая компания: Сесар Мендес, Лусия Рохас, Эухения Дорадо с верной Ауророй, пара служащих «Rodriguez AnSo inc.» и… Таня-Кармела-Вик.
— У вас тут минералочки не найдется? — спросил Чудо-юдо.
— Пор фавор, компаньеро! — улыбнулся Перальта, нажал кнопочку и сказал в микрофончик, встроенный в сиденье: — Уна буттилья де борсоми!
Через минуту из хвостового закутка появилась стюардесса и принесла «буттилью» плюс пару бумажных стаканчиков одноразового пользования. Как это ни странно, но таинственное «борсоми» оказалось всего лишь боржомом, правда, в экспортной пластиковой бутылке с надписью «Borzomi». Чудо-юдо выхлебнул полный стакан, утер пот со лба и окончательно остыл.
Тут я решился напомнить о своем присутствии.
— Бать, ты бы ввел меня в курс дела, а? Чудо-юдо обернулся не сразу, потому что налил еще один стакан, но пить не стал, а подал его мне.
— На, попей. Успокой нервишки.
По правде сказать, я даже особо испугаться не успел. Все происходило на такой скорости, что опасность воспринималась лишь как короткие импульсы: могли врезаться — не врезались, могли нас спихнуть под откос — не спихнули, могли расшибить самолет о грузовик — не расшибли. Захватит дух — отпустит, опять захватит — опять отпустит… Но от водички я не отказался, и даже Ленке оставил.
— Вы бы объяснились все же, Сергей Сергеевич! — прямо-таки потребовала Хавронья. — Уж объясните, ради Бога, почему я до сих пор тут торчу, когда уже второй день как должна быть в Москве? И почему вы меня врать заставили? Сами заставили и сами все переиграли.
— Милая Елена Ивановна, — осклабился Чудо-юдо, — мой многолетний опыт, к сожалению, показывает, что дамам значительно удобнее доверять дезу, чем реальную информацию. С гарантией доходит до вероятного потребителя. И очень естественно, кстати сказать.
— Бог с ней! — опасаясь, что Хрюшка наскандалит, вмешался я. — Ты объясни, что произошло со мной…
— Хм-м! — покачал головой Чудо-юдо. — Это я и сам хотел бы знать. Конечно, я и по твоей памяти, и по Танькиной прогулялся, но только уловил, что ты вкатил ей и себе по три кубика «Зомби-7», закоротил ее и себя перстнями и каким-то образом после всего этого остался жив.
— А что, не должен был? — осторожно поинтересовался я.
— По теории, — вздохнул отец, поглаживая бородищу, — которая, как известно, суха, от вас с пани Кармелюк ни шиша не должно было остаться. Больше того, я еще не уловил, как вы выдержали тройную допустимую дозу. По данным Эухении, хотя это нуждается в проверке, никто из подопытных Рейнальдо Мендеса не выдерживал больше одного кубика. Причем размер предельной дозы находится в прямой пропорции от массы тела. Примерно 1 миллилитр на 100 килограммов веса. То есть тебе при весе в 86 кило вполне хватило бы 0,9 кубика, а Танечке при ее 64 килограммах и того меньше. А ей ты, кстати, ввел несколько больше препарата, чем себе. Я, правда, не мог точно измерить по картинке, но там и на глаз видно было.
— А почему от нас ни шиша не должно было остаться?
— Потому что, если бы формула выхода энергии в «особой цепи» была верна, то ваше замкнутое «колечко» уже за сорок секунд должно было превратиться в плазменный тороид с температуркой так, чтоб не соврать, 60 — 70 миллионов градусов. Не знаю, как там на нынешних «токамаках» — достигли такой температуры или нет, но думаю, чтобы вас испарить к чертовой матери, даже миллиона хватило бы с запасом.
— Ты ж сам говорил, что, когда пробовал Таню в связке с Винь и Зейнаб, ничего не получалось…
— Но там-то была разомкнутая цепь. И Киска собирала разомкнутую. Там просто создается отрезок спиральной силовой линии, грубо говоря, в левую руку втягивается поток неких частиц, проходит через всех трех девок и вылетает, усилившись, через правую руку той, что с другого края. В том опыте, что ставил я, энергия нарастала, но очень медленно. У Киски, как я думаю, при помощи «Зомби-7» выход должен был быть больше на несколько порядков, если верить тем картинкам, которые Браун видел у Роджерса. А в замкнутой системе, которую вы с Кармелой составили, нарастание энергии пошло бы по крутейшей экспоненте. А эта самая энергия, которую вы в себе раскрутили, между прочим, в тепло переходит…
— Ладно, — вздохнул я, завидуя тому, что товарищ генерал петрит еще и в физике, — для меня это все равно темный лес. Тем более, как я понял, формула твоя не сработала.
— Се ля ви! — развел руками отец.
— Мне лично интересно, как мы из «Бронированного трупа» вышли?
— А вот это, милый мой, для меня темный лес. Пища для раздумий и дальнейших исследований. Могу только сказать, что вчера в 22.00 по местному времени в районе горы Ла Корунья, под которой, по грубой прикидке, расположен объект, был зарегистрирован эпицентр подземного толчка силой около четырех баллов по шкале Рихтера. По острову — один-два балла. Жертв и разрушений нет. В 22.45 с борта «Дороти», где ваш покорный слуга, скажем откровенно, пребывал не в лучшем настроении, были замечены две головы людей, плывущих со стороны «Каса бланки де Лос-Панчос» и громко поющих «Интернационал» на чисто русском языке. По извлечении голов и принадлежащих к ним тел выяснилось, что это гражданин Баринов Дмитрий Сергеевич и гражданка Кармелюк Татьяна Артемьевна, пребывающие в абсолютно голом виде. В руках у гражданина Баринова находился атташе-кейс с компьютером типа ноутбук, а в компьютере — информация о фонде О'Брайенов.
— Правда? — удивился я. — Но ведь его же Кармела отдала Сорокину и Брауну…
— Об этом факте в вашей памяти, как говорится, есть сведения. А вот о том, каким образом вы его заполучили обратно, как и о том, где провели время с 22.00 до 22.45, история умалчивает. Надо заметить, что ни ты, ни Кармела ничего об этом не помните. Ты находился в состоянии «зомби» ровно сутки, Таня и сейчас из него не вышла. У нее удельная доза более чем в три раза превышает норму. В состоянии «зомби», как утверждает Эухения, никто ничего не помнит.
— Ты проверял компьютер? — спросил я. — Это именно тот?
— Молодец! — похвалил Чудо-юдо. — Я чувствую, что ты сейчас уже неплохо соображаешь. Я тоже заподозрил подмену, потому что в памяти Кармелы была картинка, как она передает кейс Сарториусу. И тебе она об этом сказала. Я сразу потащил вас на берег, отвез к Эухении, и они с Лусией и Еленой на нашей аппаратуре вас как следует просмотрели.
— Ленка-то откуда взялась? Ты ж ее отправлял в Москву!
— Да врал он тебе! — взорвалась Хрюшка. — И меня заставил сцену ревности изображать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64