Геолог, поглядев на это чудо природы, принял бы его за карстовую воронку.
Когда мы выбрались, Браун, ничего не приказывая, первым подал пример и уселся на камень. Все примостились где кто смог и примерно полчаса отдыхали. Почти все сидели молча — переваривали произошедшие события. Лишь некоторые перебросились парой негромких фраз. Я наконец сумел разглядеть, сколько же нас всего выбралось. А выбралось нас не так уж и много. Я, Ленка, Эухения, Лусия, адвокат Ховельянос, Сесар Мендес и охранник Рауль — семь человек да плюс двенадцать человек Брауна, включая его самого.
Я попытался представить себе, что сейчас думает Браун, и что он намерен делать дальше. Ясно, что он скорее всего отведет нас на свою базу, где, как говорится, возьмет под строгий контроль, то есть где-нибудь запрет. Сопротивляться? Вскочить прямо сейчас, с «ПКС» в руках и болтануть по его команде одну длинную? Рискованно. Положить сразу двенадцать человек, которые к тому же сидят не кучей, а распределившись между «нашими», очень сложно. Достаточно будет, если у одного окажется хорошая реакция. Но даже если удастся, то при этом придется уложить и Таню. А она, если верить дурацкому сну, — ключевой элемент, без которого фонд О'Брайенов становится недостижимым. Чудо-юдо за это не похвалит. А это значит, что моя скромная персона может быть уволена, как выражался покойный Джек, «без выходного отверстия». Не хотелось бы!
С другой стороны, прямой опасности для жизни от Брауна пока не просматривалось. Эухения — это запасы травки «зомби», Сесар — секрет его производства. Лусия с Ленкой — ключ для расшифровки кодов в голове Сесара. Я
— владелец хайдийской недвижимости, которая, как и московская, «всегда в цене». Ховельянос — человек, который хорошо знает всю ситуацию с этой самой «Rodriguez AnSo inc.» и ее филиалом «ANSO Limited». Разве что охранник Рауль особой ценности не представляет. Если Браун охотится за фондом О'Брайенов и «Зомби-7», то по крайней мере с четырьмя из семи он должен обращаться, как с хрусталем. К сожалению, я в эту четверку не вхожу, но являюсь мужем Хрюшки. А Хавронья просто из свинских побуждений будет требовать гарантий для меня.
В любом случае предстоят переговоры. Сложные, опять-таки по известному принципу «Блэк-Джека»: недобор — плохо и перебор — плохо. Под недобором надо понимать ситуацию, когда мы слишком быстро на все согласимся, выложим все, что за душой, и Брауну покажемся ненужными. Под перебором подразумевалось, что, оказавшись слишком неуступчивыми и напугав Брауна всякими страстями и сложностями, мы заставим его плюнуть на все заманчивые кусочки, после чего он просто-напросто шлепнет нас и умотает с острова, решив, что синица в руках лучше журавля в небе.
Между тем Браун посмотрел на часы и сказал только одно слово:
— Пошли!
За ним потянулись все: и его бойцы, и мы. Меня всегда удивляла способность некоторых людей сразу, без какой-либо специальной подготовки или официального мандата, подчинять своей воле других. Ни сам он, ни кто-либо из его людей не говорил: «Всем слушаться Брауна, иначе крышка!» Но даже если бы у кого-то и появились сомнения в том, что Браун берет на себя команду над всеми, то этот кто-то (например, Эухения) этих сомнений не высказал бы.
Вперед Браун послал двоих, которые перебрались через вал воронки, минут десять где-то пошуровали, оценили обстановку, а затем трижды свистнули в охотничий манок, издавший крики какой-то птицы. После этого вперед отправились и остальные. Тропу было едва видно, тем более что солнце уже скатывалось к закату, и верхний край кратера отбрасывал на нас тень, поэтому мы шли след в след друг за другом, доверившись тому, кто эту тропу знал и протаптывал.
Перевалив за гребень воронки, спустились по заросшему все теми же кустами склону холма к маисовому полю. Судя по всему, это было то же самое Поле, на котором я когда-то искал вход в подземелья «Лопес-23». Только теперь мы оказались на другом краю, там, где располагались какие-то хозяйственные постройки. После пяти минут движения ускоренным шагом вдоль края кукурузных зарослей мы очутились на задах свинофермы, обнесенной бетонным забором с колючей проволокой, обогнули ее и оказались на машинном дворе, где нас уже дожидались два разведчика, шедших впереди. Кроме них, нас встречали еще трое людей, одетых в штатское и напоминавших по внешнему виду тружеников хайдийского села.
— Все нормально, мистер Браун? — спросил один из них по-английски, искоса поглядев на меня, будто знал, что я тоже в какой-то степени Браун. Однако вопрос он задавал все-таки Дику.
— Почти, — ответил командир, — если не считать того, что нас осталось меньше половины, и того, что в нижние этажи «Зеро» хода нет.
— Ладно, об этом после… — нахмурился асиендеро, пыхнув самокруткой сигариной из-под шляпы, сильно затенявшей его лицо. Впечатление создавалось такое, что мистер Браун на здешней ферме не самый главный, а подотчетен руководителю данного сельхозпредприятия. Нечто вроде бригадира, а то и звеньевого. «Ладно, — скажет „председатель“, — поработал ты, товарищ Браун, скажем прямо, хреново. Но есть возможность исправиться. Завтра в пять утра выйдешь на кукурузу…»
Но, как выяснилось, мужичок, которому Браун сделал краткий доклад о результатах рейда, несмотря на внешне начальственный вид «крепкого хозяина», тоже не был самым главным. Самым главным оказался другой, одетый попроще и походивший на механизатора широкого профиля, естественно, применительно к местным условиям. Сей «трабахо агрикультураль» в бейсболке и сером комбинезоне с масляными пятнами, явно кого-то мне напоминал. Мозги прокручивались со скрипом, не слишком быстро, но все-таки подбираясь к опознанию.
Между тем сельхозпролетарий четким, командным голосом отдал распоряжение:
— Мыться, ужинать, отдыхать! Гостей разместить отдельно. Антон, работай!
Когда эта фраза, хоть и прозвучавшая вполголоса, но зато по-русски, дошла до моего сознания, я узнал и говорившего, и асиендеро, и третьего, самого молодого, тоже одетого по-рабочему, того, которого назвали Антоном. А мог бы, наверное, догадаться и пораньше, если бы чуть-чуть пораскинул мозгами как следует. Хотя просто-напросто я не ожидал увидеть здесь тех, кого месяц назад в Москве видел одетыми в серые костюмы партийного образца. Механизатор был, кроме того, ужасно похож на человека в вязаной маске-подшлемнике, который появился в искусственной реальности, когда Чудо-юдо отправлял меня в Нижнелыжье. И голос был такой же… Сергей Сорокин, председатель некой ультралевой коммунистической группы «Смерть буржуазии!», он же, как утверждала в «дурацком сне» Таня, Умберто Сарториус, он же, как мне представлялось, «Главный камуфляжник».
Стоило кое над чем задуматься, но сейчас к особо серьезным размышлениям я был не готов. Вроде бы и поспал в вагоне, но ведь не выспался же… К тому же, кроме лечебной пищи из зелени и моллюсков, которой меня утром накормила Эухения, я ничего не ел. Прибавьте к этому похождения в дренажных трубах и шахтах, несколько очередных встрясок от взрывов, которые испытали мои мозги. Тут уж не до обобщений и выводов.
Асиендеро — его я помнил как товарища Георгия Стержнева — куда-то удалился, видимо, руководить сельским хозяйством. Сорокин отошел в сторону с Брауном, а за главного остался Антон Веселов. Именно такую фамилию я помнил со времен пресс-конференции.
Антон увел нас с машинного двора к бараку для сезонников — довольно легкой постройке из тростниковых матов, обмазанных глиной, немного оштукатуренных и побеленных. Справа под навесом было что-то вроде пищеблока на полсотни посадочных мест, а слева — какое-то бетонное заведение, оказавшееся душевой.
Товарищ Веселов достаточно бойко распоряжался по-испански, по-английски, а в необходимых случаях — по-русски. Две толстенькие, мрачновато молчаливые мулатки среднего возраста, нечто вроде сестер-хозяек, без особых церемоний тыча пальцами в публику, подсчитали, сколько нужно чистого белья, совершенно не обратив внимания на оружие. Как видно, они были надежные и проверенные товарищи, может быть, участвовали еще в прошлой партизанской войне и полагали, что мы вновь пытаемся поднять выпавшее из рук товарища Киски знамя борьбы за освобождение народных масс. Кроме них, появился бородач, одетый в полосатую рубашку с короткими рукавами и желтоватые брюки. Присмотревшись, я узнал очередного знакомого. Пока я раздумывал, вспоминая, где его видел, он радостно улыбнулся и сказал вполголоса:
— Компаньеро Рамос! Я так рад, что вы здесь… Теперь-то все пойдет как надо!
Вообще я тоже был бы не против, чтобы все пошло «как надо», но сильно сомневался, что мы с этим мужиком имели в виду одно и то же. Это был компаньеро Мануэль, бывший комиссар иностранных дел нашего с Киской революционного правительства, с которым мы некогда принимали послов аж двух сверхдержав.
Мануэль — фамилии я его не запомнил и спрашивать не хотел — наскоро объяснил мне, что после амнистии работал по прежней гражданской специальности, то есть фельдшером, но теперь вновь готов драться за революцию. Подозреваю, что он вообразил, будто вопрос о моем президентстве на Хайди уже давно решен и я подбираю кандидатуру на пост комиссара иностранных дел.
Фельдшер Мануэль спросил у бойцов, нет ли раненых. Таковых не оказалось, и потенциальный наркоминдел очень расстроился. Ему хотелось показать, как он, не щадя сил, пашет для дела революции. У меня был соблазн показать ему свои болячки и ссадины, но боюсь, что тогда я бы не вырвался от него живым. Вообще я бы на его месте все-таки выбрал окончательно, кем быть — лекарем или дипломатом. Подозреваю, что и там, и там он работал хреновенько.
Дамы, то есть Эухения, Лусия, Ленка и Таня, были отправлены на помывку, а мужики, то есть все остальные, не исключая и меня, Сесара Мендеса, Харамильо Ховельяноса и охранника Рауля, взялись перетаскивать принесенное с собой оружие и снаряжение, прятать его в какие-то, на мой взгляд, не шибко надежные тайники, которые не найдет лишь очень ленивый или хорошо коррумпированный полицейский. Пулемет я, конечно, отдал, а вот «таурус» и гранату на всякий случай «позабыл» в кармане штанов.
Дамы вышли из душевой, одетые в стандартную, хотя и довольно элегантную униформу сиреневого цвета, что-то типа «сафари» для коровниц и свинарок. Особенно шло это одеяние Ленке: прямо образцовая доярка! Эухения тоже вполне сошла бы за наставницу молодежи, а вот Лусия и Татьяна смотрелись хуже: в лучшем случае студентки сельхозинститута на практике.
— Теперь уважаемые гости! — повелел Антон, и смывать грязищу отправились мы с Раулем, Сесаром и Харамильо.
— Интересно, а нас во что переоденут? — вздохнул адвокат.
— Надо надеяться, что не в одежду заключенных, — проворчал Сесар.
Антон зашел вместе с нами в предбанник и сказал:
— Посмотрите, если у кого что-то в карманах осталось. Не хотелось бы дружить с недоверчивыми людьми…
Я понял, что дешевый финт не вышел, и отдал оружие. По-хорошему так по-хорошему.
Отмыться удалось более или менее. Горячая вода была, мыло — все чин чинарем. Полотенце тоже выдали. Из белья выдали белые трусы, а из верхнего — серо-голубые рубашки и легкие брючата из плотного ХБ.
— Прошу за мной, — пригласил Антон и повел нас по гравийной дорожке к забору, за которым просматривался окруженный зеленью хозяйский дом. Через калитку он пропустил нас в сад, где дорожка стала асфальтированной, а затем довел до какого-то бокового крылечка. Тут уже дожидался товарищ Стержнев, который впустил нас в дом и проводил на второй этаж.
— Вот здесь вы можете расположиться, — радушно объявил он. — Здесь четыре комнаты, в каждой по две кровати, и я думаю, что вы найдете способ устроиться так, как пожелаете. Минут через двадцать вам принесут ужин. Можете смотреть телевизоры — они есть в каждой комнате. Все удобства тоже. К сожалению, спускаться во двор, вылезать на крышу, куда-либо звонить пока нельзя.
— Простите, сеньор, — заметил адвокат, — но вы незаконно ограничиваете нашу свободу!
— Харамильо, прекратите! — оборвала правозащитника Эухения.
— Да, это несколько нескромно, — вежливо согласился Стержнев. — Вы свободно выбрали данный приют и будьте добры подчиняться нашему распорядку.
— Еще один вопрос. — Это, естественно, выступил я. — Вам следовало бы представиться, сеньор. Во всяком случае, сообщить нам, как вас следует называть.
— Своевременно напомнили, сеньор Баринов, — Стержнев понимающе улыбнулся.
— Можете называть меня сеньором Феликсом.
— А ваша фамилия случайно не Феррера? — прищурился я, потому что сочетание «Феликс Феррера» вполне соответствует сочетанию «железный Феликс».
— Если вам так удобнее, — улыбнулся Стержнев, — называйте меня именно так. Не ошибетесь.
После этого заявления он удалился, а мы остались распределяться по комнатам. Ленка тут же сцапала меня и втянула в самую дальнюю от лестницы, рядом обосновались Лусия и Эухения, потом Сесар с Харамильо, за ними устроили Рауля.
Пока Ленка проверяла, на чем спать будем, я включил телевизор, решив поинтересоваться, как отразились на острове Хайди события прошедших двух суток.
Новости начались, как ни странно, не с сообщений о вооруженных столкновениях в зоне «Зеро» или «Горном шале», которые по идее должны были составить местную сенсуху. Примерно пятнадцать минут народу рассказывали о том, что делается в Европах и Америках, помянули даже матушку-Россию, которая собиралась вывозить последних солдат из Германии. Показали, в частности, мою родную часть, уже пустую и переданную бундесам. Репортер ходил с оператором по пустым казармам и с явной издевочкой показывал всякие огрехи и недоделки, которые «иваны» оставили немцам на память. На кой хрен об этом надо было знать хайдийцам — спросите ихнее TV. Должно быть, для общего образования. Вот-де, ребятки, смотрите и радуйтесь, что русские вас так и не оккупировали. И молитесь на дядю Сэма, он добрый, мухи не обидит. Ну, бывает, конечно, побомбит изредка, с вертолетов постреляет, как в восемьдесят третьем году. Так это ж для вашей же пользы! А «иваны» придут, так они даже обои наклеят неровно… Бяки какие!
Потом пошел разговор поинтереснее — о событиях местного значения, а именно о проблемах наследства сеньора Бернардо Вальекаса, то есть Сифилитика. Как я понял из речуги, которую бодро толкал почти две минуты перед телекамерой «Хайди ньюс» сеньор Салинас, дела у конторы «ANSO Limited» подходили к трагическому финалу. Правда, никто не показывал по телевизору фотографии Анхеля Родригеса/Рамоса и не требовал срочно позвонить по телефону, если кто-то его где-то видел. Зато где-то за кадром кто-то заметил, что президент дон Хосе Соррилья собрал по поводу сложившейся ситуации срочное заседание кабинета министров, поскольку, как оказалось, министр экономики и государственных имуществ, узнав из газет о том, что 7/8 хайдийской недвижимости принадлежат «Rodriguez AnSo inc.», выразил крайнее удивление, а к вечеру застрелился.
Я ждал, что на экране появятся кадры, показывающие бомбежку «Горного шале» или хотя бы то, что осталось от бывшей «Лопес-28» после налета. Вместо этого в самом конце передачи, перед спортивными новостями, прозвучало без всякой картинки следующее коротенькое сообщение:
«Министерство обороны Хайди сообщает, что в течение текущей недели в ряде горных районов острова мобильные части войск хайдийской армии проведут тактические учения с применением боевых вертолетов. В связи с этим для обеспечения безопасности ряд дорог будет перекрыт патрулями военной полиции».
«А город подумал — ученья идут…» — процитировал я старую песню. Правда, мысленно.
Пока я знакомился с тем, как хайдийские СМИ заполаскивают мозги местным жителям и гостям острова, подоспел ужин. Я слопал его так быстро, что даже не заметил, из чего он состоял. Помню только, что там была свежайшая здоровенная отбивная — как раз такая, о которой я мечтал уже давно. После этого я сумел сделать только несколько шагов от стола до кровати, а затем, свалившись, заснул без задних ног. Ни дурацких, ни умных снов я на сей раз не увидел.
ПЕРЕГОВОРЫ
Классно выспавшись, еще раз плотно подзакусив за завтраком, мы с Хрюшкой начали было размышлять о делах плотских, но полизаться нам не дали.
Явился товарищ Веселов, которого по здешнему порядку именовали просто Антонио без всякой фамилии.
— Умберто и Феликс хотели бы встретиться с вами и Эухенией, — сообщил он.
— А я? — возмутилась Хрюшка.
— Пока о вас ничего не говорили.
Никакого вооруженного конвоя с Антошей не было, сам он не выглядел очень уж амбалисто, стало быть, считал, что мы с Эухенией люди умные и нарываться на неприятности не будем. Веселов отпер перед нами дверь, находившуюся в противоположном от лестницы конце коридора, пропустил вперед и провел по коридору в небольшую комнату без окон, но с кондиционером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Когда мы выбрались, Браун, ничего не приказывая, первым подал пример и уселся на камень. Все примостились где кто смог и примерно полчаса отдыхали. Почти все сидели молча — переваривали произошедшие события. Лишь некоторые перебросились парой негромких фраз. Я наконец сумел разглядеть, сколько же нас всего выбралось. А выбралось нас не так уж и много. Я, Ленка, Эухения, Лусия, адвокат Ховельянос, Сесар Мендес и охранник Рауль — семь человек да плюс двенадцать человек Брауна, включая его самого.
Я попытался представить себе, что сейчас думает Браун, и что он намерен делать дальше. Ясно, что он скорее всего отведет нас на свою базу, где, как говорится, возьмет под строгий контроль, то есть где-нибудь запрет. Сопротивляться? Вскочить прямо сейчас, с «ПКС» в руках и болтануть по его команде одну длинную? Рискованно. Положить сразу двенадцать человек, которые к тому же сидят не кучей, а распределившись между «нашими», очень сложно. Достаточно будет, если у одного окажется хорошая реакция. Но даже если удастся, то при этом придется уложить и Таню. А она, если верить дурацкому сну, — ключевой элемент, без которого фонд О'Брайенов становится недостижимым. Чудо-юдо за это не похвалит. А это значит, что моя скромная персона может быть уволена, как выражался покойный Джек, «без выходного отверстия». Не хотелось бы!
С другой стороны, прямой опасности для жизни от Брауна пока не просматривалось. Эухения — это запасы травки «зомби», Сесар — секрет его производства. Лусия с Ленкой — ключ для расшифровки кодов в голове Сесара. Я
— владелец хайдийской недвижимости, которая, как и московская, «всегда в цене». Ховельянос — человек, который хорошо знает всю ситуацию с этой самой «Rodriguez AnSo inc.» и ее филиалом «ANSO Limited». Разве что охранник Рауль особой ценности не представляет. Если Браун охотится за фондом О'Брайенов и «Зомби-7», то по крайней мере с четырьмя из семи он должен обращаться, как с хрусталем. К сожалению, я в эту четверку не вхожу, но являюсь мужем Хрюшки. А Хавронья просто из свинских побуждений будет требовать гарантий для меня.
В любом случае предстоят переговоры. Сложные, опять-таки по известному принципу «Блэк-Джека»: недобор — плохо и перебор — плохо. Под недобором надо понимать ситуацию, когда мы слишком быстро на все согласимся, выложим все, что за душой, и Брауну покажемся ненужными. Под перебором подразумевалось, что, оказавшись слишком неуступчивыми и напугав Брауна всякими страстями и сложностями, мы заставим его плюнуть на все заманчивые кусочки, после чего он просто-напросто шлепнет нас и умотает с острова, решив, что синица в руках лучше журавля в небе.
Между тем Браун посмотрел на часы и сказал только одно слово:
— Пошли!
За ним потянулись все: и его бойцы, и мы. Меня всегда удивляла способность некоторых людей сразу, без какой-либо специальной подготовки или официального мандата, подчинять своей воле других. Ни сам он, ни кто-либо из его людей не говорил: «Всем слушаться Брауна, иначе крышка!» Но даже если бы у кого-то и появились сомнения в том, что Браун берет на себя команду над всеми, то этот кто-то (например, Эухения) этих сомнений не высказал бы.
Вперед Браун послал двоих, которые перебрались через вал воронки, минут десять где-то пошуровали, оценили обстановку, а затем трижды свистнули в охотничий манок, издавший крики какой-то птицы. После этого вперед отправились и остальные. Тропу было едва видно, тем более что солнце уже скатывалось к закату, и верхний край кратера отбрасывал на нас тень, поэтому мы шли след в след друг за другом, доверившись тому, кто эту тропу знал и протаптывал.
Перевалив за гребень воронки, спустились по заросшему все теми же кустами склону холма к маисовому полю. Судя по всему, это было то же самое Поле, на котором я когда-то искал вход в подземелья «Лопес-23». Только теперь мы оказались на другом краю, там, где располагались какие-то хозяйственные постройки. После пяти минут движения ускоренным шагом вдоль края кукурузных зарослей мы очутились на задах свинофермы, обнесенной бетонным забором с колючей проволокой, обогнули ее и оказались на машинном дворе, где нас уже дожидались два разведчика, шедших впереди. Кроме них, нас встречали еще трое людей, одетых в штатское и напоминавших по внешнему виду тружеников хайдийского села.
— Все нормально, мистер Браун? — спросил один из них по-английски, искоса поглядев на меня, будто знал, что я тоже в какой-то степени Браун. Однако вопрос он задавал все-таки Дику.
— Почти, — ответил командир, — если не считать того, что нас осталось меньше половины, и того, что в нижние этажи «Зеро» хода нет.
— Ладно, об этом после… — нахмурился асиендеро, пыхнув самокруткой сигариной из-под шляпы, сильно затенявшей его лицо. Впечатление создавалось такое, что мистер Браун на здешней ферме не самый главный, а подотчетен руководителю данного сельхозпредприятия. Нечто вроде бригадира, а то и звеньевого. «Ладно, — скажет „председатель“, — поработал ты, товарищ Браун, скажем прямо, хреново. Но есть возможность исправиться. Завтра в пять утра выйдешь на кукурузу…»
Но, как выяснилось, мужичок, которому Браун сделал краткий доклад о результатах рейда, несмотря на внешне начальственный вид «крепкого хозяина», тоже не был самым главным. Самым главным оказался другой, одетый попроще и походивший на механизатора широкого профиля, естественно, применительно к местным условиям. Сей «трабахо агрикультураль» в бейсболке и сером комбинезоне с масляными пятнами, явно кого-то мне напоминал. Мозги прокручивались со скрипом, не слишком быстро, но все-таки подбираясь к опознанию.
Между тем сельхозпролетарий четким, командным голосом отдал распоряжение:
— Мыться, ужинать, отдыхать! Гостей разместить отдельно. Антон, работай!
Когда эта фраза, хоть и прозвучавшая вполголоса, но зато по-русски, дошла до моего сознания, я узнал и говорившего, и асиендеро, и третьего, самого молодого, тоже одетого по-рабочему, того, которого назвали Антоном. А мог бы, наверное, догадаться и пораньше, если бы чуть-чуть пораскинул мозгами как следует. Хотя просто-напросто я не ожидал увидеть здесь тех, кого месяц назад в Москве видел одетыми в серые костюмы партийного образца. Механизатор был, кроме того, ужасно похож на человека в вязаной маске-подшлемнике, который появился в искусственной реальности, когда Чудо-юдо отправлял меня в Нижнелыжье. И голос был такой же… Сергей Сорокин, председатель некой ультралевой коммунистической группы «Смерть буржуазии!», он же, как утверждала в «дурацком сне» Таня, Умберто Сарториус, он же, как мне представлялось, «Главный камуфляжник».
Стоило кое над чем задуматься, но сейчас к особо серьезным размышлениям я был не готов. Вроде бы и поспал в вагоне, но ведь не выспался же… К тому же, кроме лечебной пищи из зелени и моллюсков, которой меня утром накормила Эухения, я ничего не ел. Прибавьте к этому похождения в дренажных трубах и шахтах, несколько очередных встрясок от взрывов, которые испытали мои мозги. Тут уж не до обобщений и выводов.
Асиендеро — его я помнил как товарища Георгия Стержнева — куда-то удалился, видимо, руководить сельским хозяйством. Сорокин отошел в сторону с Брауном, а за главного остался Антон Веселов. Именно такую фамилию я помнил со времен пресс-конференции.
Антон увел нас с машинного двора к бараку для сезонников — довольно легкой постройке из тростниковых матов, обмазанных глиной, немного оштукатуренных и побеленных. Справа под навесом было что-то вроде пищеблока на полсотни посадочных мест, а слева — какое-то бетонное заведение, оказавшееся душевой.
Товарищ Веселов достаточно бойко распоряжался по-испански, по-английски, а в необходимых случаях — по-русски. Две толстенькие, мрачновато молчаливые мулатки среднего возраста, нечто вроде сестер-хозяек, без особых церемоний тыча пальцами в публику, подсчитали, сколько нужно чистого белья, совершенно не обратив внимания на оружие. Как видно, они были надежные и проверенные товарищи, может быть, участвовали еще в прошлой партизанской войне и полагали, что мы вновь пытаемся поднять выпавшее из рук товарища Киски знамя борьбы за освобождение народных масс. Кроме них, появился бородач, одетый в полосатую рубашку с короткими рукавами и желтоватые брюки. Присмотревшись, я узнал очередного знакомого. Пока я раздумывал, вспоминая, где его видел, он радостно улыбнулся и сказал вполголоса:
— Компаньеро Рамос! Я так рад, что вы здесь… Теперь-то все пойдет как надо!
Вообще я тоже был бы не против, чтобы все пошло «как надо», но сильно сомневался, что мы с этим мужиком имели в виду одно и то же. Это был компаньеро Мануэль, бывший комиссар иностранных дел нашего с Киской революционного правительства, с которым мы некогда принимали послов аж двух сверхдержав.
Мануэль — фамилии я его не запомнил и спрашивать не хотел — наскоро объяснил мне, что после амнистии работал по прежней гражданской специальности, то есть фельдшером, но теперь вновь готов драться за революцию. Подозреваю, что он вообразил, будто вопрос о моем президентстве на Хайди уже давно решен и я подбираю кандидатуру на пост комиссара иностранных дел.
Фельдшер Мануэль спросил у бойцов, нет ли раненых. Таковых не оказалось, и потенциальный наркоминдел очень расстроился. Ему хотелось показать, как он, не щадя сил, пашет для дела революции. У меня был соблазн показать ему свои болячки и ссадины, но боюсь, что тогда я бы не вырвался от него живым. Вообще я бы на его месте все-таки выбрал окончательно, кем быть — лекарем или дипломатом. Подозреваю, что и там, и там он работал хреновенько.
Дамы, то есть Эухения, Лусия, Ленка и Таня, были отправлены на помывку, а мужики, то есть все остальные, не исключая и меня, Сесара Мендеса, Харамильо Ховельяноса и охранника Рауля, взялись перетаскивать принесенное с собой оружие и снаряжение, прятать его в какие-то, на мой взгляд, не шибко надежные тайники, которые не найдет лишь очень ленивый или хорошо коррумпированный полицейский. Пулемет я, конечно, отдал, а вот «таурус» и гранату на всякий случай «позабыл» в кармане штанов.
Дамы вышли из душевой, одетые в стандартную, хотя и довольно элегантную униформу сиреневого цвета, что-то типа «сафари» для коровниц и свинарок. Особенно шло это одеяние Ленке: прямо образцовая доярка! Эухения тоже вполне сошла бы за наставницу молодежи, а вот Лусия и Татьяна смотрелись хуже: в лучшем случае студентки сельхозинститута на практике.
— Теперь уважаемые гости! — повелел Антон, и смывать грязищу отправились мы с Раулем, Сесаром и Харамильо.
— Интересно, а нас во что переоденут? — вздохнул адвокат.
— Надо надеяться, что не в одежду заключенных, — проворчал Сесар.
Антон зашел вместе с нами в предбанник и сказал:
— Посмотрите, если у кого что-то в карманах осталось. Не хотелось бы дружить с недоверчивыми людьми…
Я понял, что дешевый финт не вышел, и отдал оружие. По-хорошему так по-хорошему.
Отмыться удалось более или менее. Горячая вода была, мыло — все чин чинарем. Полотенце тоже выдали. Из белья выдали белые трусы, а из верхнего — серо-голубые рубашки и легкие брючата из плотного ХБ.
— Прошу за мной, — пригласил Антон и повел нас по гравийной дорожке к забору, за которым просматривался окруженный зеленью хозяйский дом. Через калитку он пропустил нас в сад, где дорожка стала асфальтированной, а затем довел до какого-то бокового крылечка. Тут уже дожидался товарищ Стержнев, который впустил нас в дом и проводил на второй этаж.
— Вот здесь вы можете расположиться, — радушно объявил он. — Здесь четыре комнаты, в каждой по две кровати, и я думаю, что вы найдете способ устроиться так, как пожелаете. Минут через двадцать вам принесут ужин. Можете смотреть телевизоры — они есть в каждой комнате. Все удобства тоже. К сожалению, спускаться во двор, вылезать на крышу, куда-либо звонить пока нельзя.
— Простите, сеньор, — заметил адвокат, — но вы незаконно ограничиваете нашу свободу!
— Харамильо, прекратите! — оборвала правозащитника Эухения.
— Да, это несколько нескромно, — вежливо согласился Стержнев. — Вы свободно выбрали данный приют и будьте добры подчиняться нашему распорядку.
— Еще один вопрос. — Это, естественно, выступил я. — Вам следовало бы представиться, сеньор. Во всяком случае, сообщить нам, как вас следует называть.
— Своевременно напомнили, сеньор Баринов, — Стержнев понимающе улыбнулся.
— Можете называть меня сеньором Феликсом.
— А ваша фамилия случайно не Феррера? — прищурился я, потому что сочетание «Феликс Феррера» вполне соответствует сочетанию «железный Феликс».
— Если вам так удобнее, — улыбнулся Стержнев, — называйте меня именно так. Не ошибетесь.
После этого заявления он удалился, а мы остались распределяться по комнатам. Ленка тут же сцапала меня и втянула в самую дальнюю от лестницы, рядом обосновались Лусия и Эухения, потом Сесар с Харамильо, за ними устроили Рауля.
Пока Ленка проверяла, на чем спать будем, я включил телевизор, решив поинтересоваться, как отразились на острове Хайди события прошедших двух суток.
Новости начались, как ни странно, не с сообщений о вооруженных столкновениях в зоне «Зеро» или «Горном шале», которые по идее должны были составить местную сенсуху. Примерно пятнадцать минут народу рассказывали о том, что делается в Европах и Америках, помянули даже матушку-Россию, которая собиралась вывозить последних солдат из Германии. Показали, в частности, мою родную часть, уже пустую и переданную бундесам. Репортер ходил с оператором по пустым казармам и с явной издевочкой показывал всякие огрехи и недоделки, которые «иваны» оставили немцам на память. На кой хрен об этом надо было знать хайдийцам — спросите ихнее TV. Должно быть, для общего образования. Вот-де, ребятки, смотрите и радуйтесь, что русские вас так и не оккупировали. И молитесь на дядю Сэма, он добрый, мухи не обидит. Ну, бывает, конечно, побомбит изредка, с вертолетов постреляет, как в восемьдесят третьем году. Так это ж для вашей же пользы! А «иваны» придут, так они даже обои наклеят неровно… Бяки какие!
Потом пошел разговор поинтереснее — о событиях местного значения, а именно о проблемах наследства сеньора Бернардо Вальекаса, то есть Сифилитика. Как я понял из речуги, которую бодро толкал почти две минуты перед телекамерой «Хайди ньюс» сеньор Салинас, дела у конторы «ANSO Limited» подходили к трагическому финалу. Правда, никто не показывал по телевизору фотографии Анхеля Родригеса/Рамоса и не требовал срочно позвонить по телефону, если кто-то его где-то видел. Зато где-то за кадром кто-то заметил, что президент дон Хосе Соррилья собрал по поводу сложившейся ситуации срочное заседание кабинета министров, поскольку, как оказалось, министр экономики и государственных имуществ, узнав из газет о том, что 7/8 хайдийской недвижимости принадлежат «Rodriguez AnSo inc.», выразил крайнее удивление, а к вечеру застрелился.
Я ждал, что на экране появятся кадры, показывающие бомбежку «Горного шале» или хотя бы то, что осталось от бывшей «Лопес-28» после налета. Вместо этого в самом конце передачи, перед спортивными новостями, прозвучало без всякой картинки следующее коротенькое сообщение:
«Министерство обороны Хайди сообщает, что в течение текущей недели в ряде горных районов острова мобильные части войск хайдийской армии проведут тактические учения с применением боевых вертолетов. В связи с этим для обеспечения безопасности ряд дорог будет перекрыт патрулями военной полиции».
«А город подумал — ученья идут…» — процитировал я старую песню. Правда, мысленно.
Пока я знакомился с тем, как хайдийские СМИ заполаскивают мозги местным жителям и гостям острова, подоспел ужин. Я слопал его так быстро, что даже не заметил, из чего он состоял. Помню только, что там была свежайшая здоровенная отбивная — как раз такая, о которой я мечтал уже давно. После этого я сумел сделать только несколько шагов от стола до кровати, а затем, свалившись, заснул без задних ног. Ни дурацких, ни умных снов я на сей раз не увидел.
ПЕРЕГОВОРЫ
Классно выспавшись, еще раз плотно подзакусив за завтраком, мы с Хрюшкой начали было размышлять о делах плотских, но полизаться нам не дали.
Явился товарищ Веселов, которого по здешнему порядку именовали просто Антонио без всякой фамилии.
— Умберто и Феликс хотели бы встретиться с вами и Эухенией, — сообщил он.
— А я? — возмутилась Хрюшка.
— Пока о вас ничего не говорили.
Никакого вооруженного конвоя с Антошей не было, сам он не выглядел очень уж амбалисто, стало быть, считал, что мы с Эухенией люди умные и нарываться на неприятности не будем. Веселов отпер перед нами дверь, находившуюся в противоположном от лестницы конце коридора, пропустил вперед и провел по коридору в небольшую комнату без окон, но с кондиционером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64