— Это не проблема, — ответила Эухения. — По-моему, Харамильо сегодня никуда не уезжал.
Она набрала номер на одном из аппаратов, стоявших на ее «президентском» столе, и сказала:
— Сеньор Ховельянос, я жду вас в кабинете.
Меньше чем через пять минут явился молодой, очень симпатичный, хотя и хитроватый парень в золоченых очках, в костюмчике, при галстуке и с атташе-кейсом из натурального крокодила. На кейсе красовалась блямба-монограмма с витиеватой гравировкой «Jaramillo Jovellanos, advocate». To, что слово «адвокат» было написано по-английски, должно было убеждать потенциальных клиентов, что сей защитник прав и свобод граждан оказывает свои услуги на международном уровне.
— Харамильо, — церемонно объявила Эухения, — я представляю вам сеньора Дмитрия Баринова из России и его супругу Елену. Сейчас сюда прибудет сеньор Доминго Ибаньес, привезет кое-какие документы, и вы должны будете быстро, но внимательно с ними ознакомиться. В этих документах сеньор Баринов фигурирует как Анхель Родригес, но это вас не должно смущать никоим образом…
— Прошу прощения за то, что я вас перебиваю, сеньора Дорадо, — с восхищением и удивлением в голосе произнес Ховельянос, — но я даже не мог себе представить, что у вас в охране служит миллиардер…
— Это всего лишь маскарад, — недовольным тоном выговорила Эухения. — Вы зря меня перебили, Харамильо. Я потеряла мысль…
— Сеньора, — сказал адвокат с каким-то нахальным удивлением, — вы что, не читаете газет?
— Очень редко, — Эухения подняла брови. — А что там, в газетах?
— Вот «Диарио де Сан-Исидро», сегодняшний утренний выпуск.
Харамильо развернул газету, где на второй полосе красовались мои портреты образца 1983 года. Фамилия Баринова не упоминалась, и на том спасибо. Но и таинственный мафиози Родригес, и революционный министр Рамос были похожи весьма и весьма. А заголовок, набранный, как говорится, аршинными буквами, гласил: «Анхель простер крылья над Хайди».
Мы с Еленой читали эту статью из-за плеч сеньоры Дорадо, сидевшей в кресле, и потому прочесть досконально весь огромный текст не могли. Харамильо Ховельянос все это время сидел с невозмутимой рожей, но в глазах у него прыгали чертики. Видать, мужик был очень рад, что уже в курсе дела, тогда как его хозяйка ни хрена не знает.
Суть статьи сводилась к тому, что хайдийский филиал «Rodriguez AnSo inc.», то есть Сифилитическая «ANSO Limited» задолжала своей головной колумбийской корпорации без малого полтора миллиарда баксов, что не только в 20 раз больше стоимости «ANSO» со всеми прибамбасами, но чуть-чуть не дотягивает до общей стоимости всей хайдийской недвижимости со всеми потрохами. По какой-то таинственной (так в газете писали) причине кредитор, то бишь я, Анхель Родригес, оказался на редкость терпеливым и спокойно ждал, пока нарастут проценты. Опять-таки с ледяным спокойствием гражданин Родригес принимал в счет уплаты долгов векселя разных фирм, задолжавших «ANSO Limited», хотя фирмы были весьма сомнительные. Правда, на счетах у этих фирм лежали какие-то неведомо где и на чем заработанные денежки, за ними числилась некоторая недвижимость на Хайди, Гран-Кальмаро и в других районах земного шара, причем размеры и стоимость имущества были везде и всюду подогнаны под минимальные суммы налогообложения. Ну а про то, сколько, чего и где лежало, в газете не писали. Вроде бы бедняжка Сифилитик чуть ли не впроголодь жил. Даже его дворец-замок на Боливаро-Норте, оказывается, принадлежал не ему, а… Анхелю Родригесу. И этот сукин сын Бернардо арендовал его у меня за какую-то ужасно смешную сумму. И Доминго Косой, и Эктор Амадо, и еще целая куча местных тузов и тузиков тоже все у меня в долг брали либо арендовали. По факсу из Колумбии приходили честь по чести подписанные договора и все такое с моей подписью.
Короче, оказалось, что островишко этот — в смысле Хайди — на 7/8 принадлежит сеньору Анхелю Родригесу, а 1/8 — правительству и другим мелким акционерам. Вот такие пироги!
В общем и целом то, что говорилось в первой половине статьи, лишь чуточку расширяло информацию, полученную от Салинаса. Ничего особо оберегающего мою жизнь от неприятностей не просматривалось. Но вот во второй половине статьи, в той части, которая выходила на трансконтинентальный уровень, мне удалось обнаружить намеки на то, по какой причине сеньор Доминго Ибаньес стал таким любезным и обходительным. Оказывается, дело было не только в доверенности. Если до этого в разных там Европах и Америках никто почему-то не требовал подлинного автографа сеньора Родригеса, то тут как назло вдруг потребовали. И оказалось, что таковой автограф существует всего в одном экземпляре, а самого товарища Родригеса-Рамоса никто не видел одиннадцать лет. Правда, у службы безопасности сохранилось две фотографии. Случайно, конечно.
Когда я это прочел, то на несколько минут задумался. Отчего же эта самая служба не стала публиковать третье фото, хотя и презентовала его Косому? Не потому ли, что в эту самую службу по каким-то каналам пришла команда этого не делать вообще или повременить с этим делом? Может, и сюда дотянулась мохнатая лапа Чудо-юда? Да, на такого батю надо молиться…
— Вы можете предположить, — спросил я у Харамильо, — какой пакет документов предложит нам Доминго Ибаньес?
— Могу, — ответил адвокат, — но очень прикидочно. Самое главное — ему нужно подтвердить, что вы реально существуете. Что доверенность на управление «ANSO Limited» подписана реальным человеком. Даже если он сейчас вовсе не Родригес, а Баринов. И даже если ваш брак с Соледад Родригес носил фиктивный характер…
— Насчет того, что брак был фиктивным, — сказал я, опасливо покосившись на Хрюшку, — я бы не сказал. Но вот был ли он оформлен юридически…
— Это нетрудно проверить, — Ховельянос подошел к стоящему на столе Эухении компьютеру и защелкал клавиатурой. — Остров у нас небольшой и выяснить через банк данных актов гражданского состояния, когда и кто женился, можно в два счета… Так, 1983 год. Какой месяц?
— Июнь или май… — Точно я не помнил.
— Ну и кобель же ты, Волчара! — хмыкнула Ленка по-русски. — Не знаешь, когда женился…
Харамильо невозмутимо прогнал по экрану дисплея длинную вереницу фамилий за первые четыре месяца 1983 года, а потом медленно повел строчки дальше.
— Есть! — сообщил он. — 23 мая. Зарегистрирован гражданский брак в мэрии Сан-Эстебана. Анхель и Соледад Родригес. Запись о церковном венчании сделана в метрической книге прихода церкви Эспириту-Санто. Свидетельство о браке серия AD-X-R-7 ј 12390. Других сведений нет.
— А мне, стало быть, ни гу-гу? — не совсем в шутку заметила Хавронья опять-таки по-русски.
— Брак законный, — деловито объявил юрист. — Теперь надо уточнить, зарегистрирована ли смерть вашей первой жены…
— Вот-вот, — сказала Хавронья на сей раз по-испански, — проверьте, проверьте, сеньор адвокат. В случае чего привлеку к суду как двоеженца…
У Харамильо было приличное чувство юмора, он захихикал, но тут же подавил свои несерьезные эмоции.
— Нашел. Соледад Родригес признана умершей в судебном порядке 31 октября 1983 года, как пропавшая без вести при авиационной катастрофе. Насчет Родригеса Анхеля ничего нет.
— Между прочим, — заметил я, — он еще и Рамосом побывал.
— Сейчас попробуем…
Ховельянос поковырялся, но ничего не нашел.
— Скорее всего эта информация закрыта для доступа, — доложил он. — В базу данных службы безопасности мне не пройти.
— По-моему, это излишне, — сказала Эухения. — Какое отношение это может иметь к делу?
— Самое прямое, — возразил Харамильо. — Например, если идентифицировано, что Анхель Рамос и Анхель Родригес — одно и то же лицо, причем Рамос разыскивается за совершенные преступления, то документы, подписанные Родригесом, могут быть признаны не имеющими юридической силы. Правда, это очень длинная процедура.
— В 1984 году участники восстания были амнистированы, — припомнил я.
— Да, — подтвердил Ховельянос, — но, помимо постановления Национального собрания, есть еще инструкция Президента о порядке исполнения данного постановления. Так вот, согласно этой инструкции, лица, совершившие в ходе восстания такие преступления, как убийства военнопленных, заложников, невооруженного гражданского населения, грабежи, мародерство — там солидный список! — амнистии не подлежат.
— Хорошо… — мрачно сказала Эухения, открыла сейф, вмонтированный под одной из панелей, и вынула оттуда дискету. — Попробуй, может быть, с этой штукой ты пройдешь в их базу данных…
Адвокат попыхтел минут десять и заметил с удивлением:
— Рамос Анхель, он же Родригес Анхель, данные стерты… Фото есть, а данные стерты.
Этому я уже не удивился.
Из-за окна донесся стрекот приближающегося вертолета.
— Как он торопится! — заметила Эухения, имея в виду Доминго Косого. — Еще и часа не прошло…
Она осеклась, потому что, резко распахнув дверь, в кабинет ворвался Ромеро:
— Сеньора! По трассе 23-28 приближается вагончик, управляемый штатным пультом. От зоны «Зеро» идут два вертолета…
Его последние слова потонули в грохоте взрыва, встряхнувшего все «Горное шале»…

Часть третья. БРОНИРОВАННЫЙ ТРУП
В АМПЛУА ТЕРМИНАТОРА
Если я на сей раз и потерял сознание, то ненадолго. Во всяком случае, даже оказавшись на полу, под столом заседаний, где было полно битого стекла, мне удалось сохранить устойчивые представления о том, где я нахожусь и что в данный момент происходит.
А происходило вот что. Пара вертолетов, хищно терзая воздух роторами, пронеслась над «Горным шале» и без лишних слов угостила его не то ракетами, не то бомбами… Скорее всего этих самых ракет или бомб было несколько, но те, кто был в кабинете Эухении, услышали только один взрыв. И не мудрено, что мы не смогли услышать остальные. Ракета или бомба угодила в крышу, прошибла насквозь чердак и второй этаж, а затем разорвалась на первом. Правда, не непосредственно в кабинете, а где-то за три-четыре стены от него. Сколько из этих стен рухнуло, а сколько устояло, я не знал, но то, что стены самого кабинета устояли, меня очень устраивало. Так же, как и то, что люстра и крупные куски штукатурки, свалившиеся с потолка, а также стекла, вылетевшие из окон, меня лично не задели. Меня только сшибло на пол, но очень удачно — прямо под стол. Именно на него упала медная люстра весом в тридцать килограммов с полпудом хрустальных подвесок. При особо удачном попадании в башку на тот свет могла отправить даже одна отдельно взятая подвесочка. В этом я убедился уже тогда, когда поднялся на ноги и увидел, что острие одной хрустальной сосульки насквозь пробило столешницу в два пальца толщиной, но слава Богу, в ней и застряло.
Все находившиеся в кабинете не пострадали. Ленке, правда, опять немного ободрало мордаху, а адвокату порезало бровь его же собственными очками.
— Сеньора Эухения! — Великан Ромеро сумел первым открыть рот. — Скорее открывайте лифт!
Эухения, вся трясясь (остальные, и я в том числе, тоже слегка подрагивали), нажала какую-то кнопку, и за спиной кресла-трона две панели из черного дерева разъехались в стороны. Затем отошла в сторону дверь с бронестеклом, и открылся вход в кабину.
— Быстрее, быстрее, сеньоры! — поторапливал Ромеро. — Сейчас будет еще один заход!
Он силком впихнул в кабину Эухению и Ленку, а заодно и адвоката, растерянно моргавшего подслеповатыми глазами.
— Все! — сказал Ромеро. — Больше лифт не возьмет.
Дверь закрылась, задвинулись панели, и лишь слабое гудение сообщило о том, что лифт отправился куда-то в подземелья бывшей асиенды Лопеса.
— Я на вас рассчитываю, сеньор… — сказал Ромеро, скорее просительно, чем повелительно.
Мне не очень хотелось оставаться наверху, тем более что «таурус» казался мне не слишком солидным инструментом для разговоров с боевыми вертолетами.
В том, что разговоры предстоят серьезные, я уже не сомневался и, услышав, как к тарахтению вертолетов примазывается пулеметная трескотня, еще больше в это поверил.
— Где твои люди? — проорал я Ромеро, пытаясь переорать звуки, наваливавшиеся с небес. Он понял и развел руками: мол, хрен его знает, где они теперь…
Как раз в это время клекот вертолета перерос в рев, а треск стрельбы — в грохот. Пули хорошего калибра — не меньше 12,7 — замолотили по стенам в недальнем далеке от кабинета, а когда мы с Ромеро инстинктивно присели на пол в простенках, они влетели в выбитые окна и навели в кабинете дополнительный глянец к тому бардаку, который уже был. Три штуки вонзились в панели стен (одна навылет прошила ту, за которой была комнатка, где пряталась Ленка во время переговоров с Салинасом), а две пробуравили наискось столешницу и пропороли паркет как раз в том месте, где я лежал за
пять минут до этого момента. Слава Аллаху, ни одна не отрикошетила. Вертолет удалился, но стал подходить второй, тоже бухтевший пулеметом. Ромеро рискнул выглянуть и обалдело крикнул:
— Это не Косой! У него нет таких вертолетов…
Но тут открылась дверца лифта, в котором оказался не кто иной, как Сесар Мендес. Едва открыв дверь, он заорал:
— Сюда! Вниз!
Другой бы спорить стал, может, даже драться полез, а я — нет. Когда мне приказывают спасать свою шкуру, я никогда не возражаю. Ромеро тоже не стал спорить, тем более что пули тяжелого пулемета вновь начали долбить по стенам и вот-вот должны были вновь влететь в кабинет. Мы уже втиснулись в лифт — все трое имели солидные габариты, а Ромеро особенно, — когда пули опять принялись крошить мебель, панели и паркет. Одна из них, видимо, особо вредная, просверлила панель, закрывавшую дверь лифта, и жмякнула в броневую дверь. Нам это не повредило, но, когда мы уже спустились и вышли в подземный коридор, отметина от пули на броне была весьма впечатляющая. Не знаю, смогло бы сдержать такой удар окошко из бронестекла, если б пулю угораздило стукнуться туда. Скорее всего по крайней мере одного, то есть Ромеро, стоявшего затылком к окошку, мы бы привезли в качестве покойника.
Спускались мы не более минуты, лифт шел вниз очень быстро, даже что-то вроде облегчения в весе чувствовалось. Однако за это время Сесар Мендес, не очень любезно поглядывая на меня, успел рассказать Ромеро:
— Эти свиньи прошли перрон. Их человек сорок. У них нормальный пульт, и все коды они знают назубок.
— Кто они?
— Вооружены как коммандос. Камуфляж американского образца.
— Такие же, как те, кого мы взяли вчера?
— По-моему, те же…
От лифта Ромеро решительными шагами двинулся по коридору, а поскольку его решительные шаги были раза в полтора длиннее, чем у нас с Сесаром, то нам пришлось почти бежать за ним вприпрыжку.
Ромеро остановился у стальной двери, быстро набрал код замка и впустил нас в помещение, которое напоминало не то центральный пост подводной лодки, не то центр управления полетами. Здесь уже находились Эухения, Ленка, Лусия и два охранника.
На здоровенном, два на полтора метра, экране, изображалось нечто вроде схемы, а в правой верхней четвертушке был дан вертикальный разрез подземных этажей с отметками глубины в метрах. Самая нижняя отметка — 100-метровая — была там, где залегал подземный тупик, то есть станция метро «Лопес-28». На основном экране был горизонт с отметкой 94 — второй снизу. Коридоры и помещения были обозначены белыми линиями, разделяющие их стены и монолиты были заштрихованы. Двери, решетки и прочие заградительные объекты были выделены синим цветом. Маленькие синие мерцающие точки с номерками обозначали включенные телекамеры скрытого наблюдения. А зловещим алым кружком-«зайчиком», перемещавшимся по экрану, судя по всему, были обозначены вторгшиеся супостаты.
Честно скажу, вся эта картинка сильно напомнила мне компьютерные игры, которыми развлекались наши с Ленкой поросята, то есть Колька и Катька. Они могли часами торчать перед телевизором и гонять по очень похожим лабиринтам всяких там рэмбо или терминаторов, которые по ходу дела должны были все крошить и громить, проламываться сквозь двери, уворачиваться от ответных выстрелов и изредка терять «жизни», которых у них штук по пять в запасе.
Разница была только в том, что компьютерные вороги существовали только на экране и нигде более. Все их приколы можно легко выучить после того, как сыграешь несколько раз и приловчишься орудовать джойстиком. Кроме того, ни в одной компьютерной игре не бывало еще такого, чтобы виртуальные неприятели всаживали в кого-нибудь вполне материальные пули. Увы, в здешней «стрелялке» такое могло получиться. И, к еще большему сожалению, ни одной лишней жизни ни у меня, ни у Ромеро, ни у всех прочих не имелось.
На двух относительно небольших мониторах можно было увидеть тех, кто пришел, как говорится, «с мечом». Правда, очень недолго. Ребята тут же засекали камеры и расшибали их. Они шли без фонарей, но в инфракрасных очках. Правда, изредка их удавалось сфотографировать при свете «вспышки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64