Не в первый раз ей приходилось ощущать на себе действие горшка Ворона, но никогда она не была так близко к эпицентру. Энни слышала, что это воздействие может сбивать с толку, но никогда прежде не испытывала ничего подобного.
Сейчас же Энни была в полнейшем замешательстве. Ей казалось, что надо немедленно спуститься на землю, иначе она растеряется до такой степени, что свалится со своего насеста и не успеет до падения на землю обернуться сойкой. Но только Энни собралась предложить своим спутницам лететь вниз, как девчонки-вороны внезапно замерли со странным выражением на лицах.
– О… – воскликнула Мэйда.
– мой… – продолжила Зия.
И в следующее мгновение они исчезли.
Энни замерла, вцепившись в край карниза. Она позвала девчонок по имени, но ответа не последовало. Однако они не могли соскользнуть в расщелину или складку материи, поскольку здесь ничего подобного не было. Поэтому-то Энни так и полюбилось это место на крыше собора – здесь невозможны были никакие неожиданности. Никто не мог появиться ниоткуда и незаметно ускользнуть.
Но, похоже, все переменилось.
Энни захотелось срочно отыскать для себя какое-нибудь укромное местечко, чтобы спрятаться в безопасную норку, поскольку выступ над окном собора больше не казался ей подходящим убежищем.
Но куда же пропали девчонки-вороны? Или вернее было бы спросить, какая сила унесла их? То, что произошло, не могло быть их очередной шуткой; перед тем как исчезнуть, они были удивлены не меньше Энни.
Внезапно подступила волна головокружения, чего раньше с Энни никогда не случалось. Разве не странно было бы умереть, падая с высоты? Нельзя больше сидеть и ждать, ничего не делая.
Не давая себе времени на дальнейшие раздумья, Энни сменила облик. Ветер, шумевший в голове, путал мысли и не позволял сосредоточиться, но она заставила себя собраться и полетела вниз, используя потоки воздуха и опускаясь широкими кругами. Когда она наконец достигла земли, то не удержалась на ногах и перевернулась через голову. Снова приняв человеческий облик, она еще некоторое время бессильно лежала на тротуаре.
Тошнота прошла не сразу, но со временем Энни все же поднялась на ноги и восстановила равновесие. Она снова позвала девчонок-ворон:
– Мэйда! Зия!
Никакого ответа.
Стало так темно, что невозможно было ничего рассмотреть. Энни пришлось сосредоточиться на запахах, и тогда она медленно побрела по направлению к «Вороньему гнезду», надеясь, что дом остался на месте и не исчез вместе с девчонками-воронами.
Мысль об одинокой жизни в этом погруженном во тьму мире вызвала дрожь во всем теле.
Энни вспомнила деликатный упрек девчонок-ворон и пообещала себе, что в случае благополучного исхода будет чаще отрываться от своей работы. Она станет больше обращать внимание на окружающий мир и проводить больше времени со своими соплеменниками.
Потом Энни вспомнила, как девчонки-вороны объяснили ей смерть Поля – он попал в горшок Ворона, потерялся там и не смог вернуться назад.
Значит, и их забрал горшок Ворона. Энни была в этом уверена. Магический сосуд забрал их, но оставил ее. Почему? Потому что они старше?
Что, если он их не выпустит?
Не хотелось даже пытаться представить себе мир без девчонок-ворон, но воображение Энни уже не могло остановиться. Вдруг горшок поглотил их навсегда и девчонки никогда не вернутся?
А сохранится ли без них этот мир?
9
Перед тем как мир погрузился в темноту и выпал из времени, Доминика Куто, подперев подбородок руками, сидела в своем номере и неотрывно смотрела на хрустальный кубок, отнятый у женщины в библиотеке.
Горшок Ворона. Она ничуть не поверила Коди. Доминика точно знала, что попало ей в руки, вместе с волшебным предметом в ее руках оказалась судьба воронова племени. И если она до сих пор не воспользовалась волшебным сосудом, то только из-за встревоживших ее слов Коди.
На этот раз она была в комнате не одна. Рядом с Доминикой находились два ее уцелевших сына, брат Огюст, несколько представителей клана Морганов из Хазарда и еще полудюжины других семейств кукушек. Доминика была самой старшей, хотя по ее внешнему виду это было и незаметно. Если бы кто-то посторонний вошел сейчас в комнату гостиницы, он мог бы счесть собрание за встречу оживших манекенов – настолько похожими были между собой все присутствующие. Как мужчины, так и женщины. Молодые и старые. Они были не просто похожи, они были идентичны. Все, как один, высокие, красивые, без признаков возраста.
Следующей по старшинству считалась Татьяна Морган, сестра Идонии. В то время, когда Джек истребил большую часть клана, она жила в Мексике. На время затишья в бесконечной войне кукушек и ворон она уехала в добровольное изгнание, но бойня, учиненная Джеком, заставила ее вернуться, и теперь ее ненависть к воронову племени разгорелась не меньше, чем у Доминики.
– Ну, – нетерпеливо промолвила Татьяна. – Чего же мы ждем?
Доминика не сводила глаз с кубка. В нем было нечто странное. Если посмотреть под определенным углом, фигурка внутри словно бы раздваивалась.
– Есть одна проблема, – сказала она.
Доминика едва слышала Татьяну. Хрустальный потир и его содержимое завладели всем ее вниманием. Свет из окна непонятным образом преломлялся в гранях хрусталя и создавал загадочные сияющие символы. Кроме того, неразрешимым оказалось и присутствие в волшебном сосуде статуэтки, которая иногда раздваивалась.
– Коди утверждает, что без воронова племени мир перестанет существовать, – заговорил Огюст, видя, что его сестра не собирается продолжать.
– Чепуха, – бросила Татьяна. – Откуда он это взял? Из какой-нибудь истории Джека?
Доминика наконец подняла голову:
– Это неизвестно.
– И ты все же купилась на слова этого койота?
– По-моему, над ними стоит подумать, – сказала Доминика.
Татьяна покачала головой:
– Не верю своим ушам. – Она окинула взглядом комнату. – Если вороново племя столь могущественно, почему же Ворон провел последние шестьдесят лет в спячке, словно жирный боров в своем стойле? Почему Джек живет словно бродяга в старом школьном автобусе на краю Катакомб? А девчонки-вороны… Боже милостивый. Если бы они принимали участие в сотворении мира, то мы жили бы в цирке, а по каждой улице ходили бы карнавальные шествия и на деревьях росли консервированные персики.
В комнате раздалось негромкое бормотанье, присутствующие согласно кивали. Татьяна, очевидно, выразила общее мнение. Она повернулась к Доминике.
– Если у тебя не хватает храбрости продолжать представление, – сказала она, – предоставь эту хрустальную плевательницу мне и расскажи, что надо делать.
– Осторожнее, не стоит испытывать мое терпение, – предупредила ее Доминика.
Какое-то время казалось, что Татьяна продолжит спор, но под пристальным взглядом Доминики она опустила голову.
– Итак, – сказала Доминика, – Татьяна была так любезна, что поделилась с нами своими соображениями, но что думают остальные? Будем продолжать?
Она переводила взгляд с одного человека на другого и смотрела до тех пор, пока они не кивали в знак согласия. После недолгого молчания Огюст откашлялся, и Доминика обернулась к брату.
– Без Коди… – заговорил он.
– Ну и что?
– Да просто мне казалось, что только ему известно, как управлять этим… этим… – Он махнул рукой в сторону кубка. – Устройством.
Доминика улыбнулась. Устройство. Подходящее определение.
– Прежде чем уйти, Коди рассказал мне все, что необходимо знать, – сказала она брату.
Она несколько преувеличивала, но гордость не позволяла Доминике признаться, что Коди сумел беспрепятственно покинуть ее, не объяснив работу горшка Ворона. Хотя кое-что он все же сказал.
Каждый должен сам выяснить, как заставить горшок работать.
Довольно откровенно. Интересно, насколько это трудно? Доминика была уверена, что основные принципы ей и так известны из историй. Все дело сводилось к тому, чтобы полностью сосредоточиться на своем желании. А потом размешать.
Вот насчет размешивания не все было ясно. Что размешивать? Воздух в горшке? И чем это делать? Предположительно, своей рукой, если Коди ее не обманывал, когда они впервые обговаривали свое сотрудничество. Без особых усилий Доминика вызвала в памяти голос Коди.
– Вот как все получилось, дорогая, – говорил он вскоре после очередной неудачной попытки воспользоваться силой горшка. – Я по локоть засунул руки во что-то очень вязкое, а потом даже не знаю, как это произошло: то ли комар сел мне на нос, то ли муха влетела в ухо, но внезапно в голове загудело, словно ветер сорвался с гор, и я отвлекся.
Такого с ней не случится. Она сумеет сохранить концентрацию внимания, несмотря ни на какие стаи насекомых. Ее ненависть к воронову племени настолько сильна, что не переставая звучит в каждом ударе сердца, напоминая об их превосходстве, несмотря на то, что, как правильно заметила Татьяна, вороньё совершенно не придает значения своему положению. И это раздражает Доминику больше всего.
Так что в необходимости сосредоточиться проблемы не было, как не было и опасений по поводу необходимости засунуть руку в горшок. Доминика была готова на все, лишь бы расправиться с вороньим племенем раз и навсегда. Сомнения вызывали последние слова Коди, сказанные перед уходом.
По правде говоря, я не уверен, что наш мир сохранится, если ты уничтожишь перворожденных.
О том, что сосуд не является магическим горшком Ворона, Коди лгал, это Доминика знала наверняка. Но вот насчет положения перворожденных в этом мире она не была так уверена. А вдруг они действительно служат миру опорой и якорем, вдруг мир не может без них существовать? И тогда все погибнут…
Такова была одна из перспектив. Вторая возможность заключалась в том, что мир кардинально переменится. Другой мир? Но это еще не значит, что он будет хуже. Наверняка нет, если у власти встанут кукушки.
В любом случае отступить сейчас ей не позволит гордость.
Не дожидаясь, пока кто-нибудь снова начнет спорить, Доминика сунула руку в горшок.
В первое мгновение она ощутила удивление. До этого она совала в сосуд различные предметы и не чувствовала ни малейшего сопротивления, теперь же воздух в кубке стал вязким и холодным, он облепил ее руку мокрой, тягучей массой. Но самым удивительным стало то, что относительно небольшая емкость потира таинственным образом увеличилась до невозможных размеров, таких, которые явно не предполагали его стенки.
А потом появилась боль.
Доминика приоткрыла рот и скривила губы, но не проронила ни звука. Боль охватила ладонь и запястье, словно в горшке находилась концентрированная кислота, казалось, она вот-вот разъест кожу и оставит нервные окончания неприкрытыми.
В голове мелькнуло восхищение мужеством Коди, который испытывал боль не один раз, а стремился к этому снова и снова.
А потом Доминика беззвучно прокляла его за то, что Коди не предупредил ее еще об одном.
У горшка имелось собственное мнение.
Эта мысль родилась из накатывающейся волны боли. И как только Доминика поняла, что горшок был разумным существом, пришлось признать, что он принимал только равноценное сотрудничество, но уж никак не управление. Горшок сам решал, исполнить или не исполнить чью-то волю. И предпочитал созидательные действия, жажда же разрушений возвращалась к его просителю импульсами жгучей боли.
Непереносимое жжение в руке подогревалось кипящей ненавистью Доминики.
Горшок пытался вытолкнуть ее руку, но она сжала зубы и постаралась не обращать внимания на возрастающую с каждым мгновением боль.
– Нет, – пробормотала она сквозь плотно сжатые зубы.
Просунув руку поглубже в горшок, Доминика стала размешивать тягучую массу, заполнявшую сосуд. Обжигающая боль поднялась от кисти к локтю, распространилась в плече, дошла до груди и шеи. Не позволяя себе расслабиться, Доминика использовала свои страдания как оружие, чтобы сломить волю горшка и заставить его подчиниться.
Десятки ветров завыли у нее в голове. Комната потемнела. Хрустальный сосуд раскачивался и подпрыгивал на столе, и Доминике пришлось придержать его свободной рукой, чтобы не уронить на пол.
Как оказалось, не только горшок плясал на крышке стола – раскачивалось и дрожало все здание.
– Тебе не удастся меня сломить, – закричала Доминика и погрузила руку в горшок до самого плеча.
Сосуд чуть не свалился со стола, но Доминика обхватила его свободной рукой и прижала к груди. Все тело содрогнулось от очередного приступа боли.
И вдруг магический сосуд распался в ее руках.
Доминику отбросило назад, к окну. Стекло вылетело, и только благодаря оконному переплету она не выпала наружу. Раздались пронзительные крики – кричали ее соплеменники и кто-то еще, перекрывавший шум ветра в голове. Тело Доминики соскользнуло вниз, все мышцы свело судорогой, так что она извивалась и дергалась на полу. Кровь брызнула из глаз, из ноздрей, из ушей, заполнила горло и не давала дышать.
«Что я наделала? – беззвучно кричала она. – Что я наделала?»
Всем своим существом она цеплялась за жизнь, но мир уходил от нее. Она заплатила слишком высокую цену, и все же…
Доминика знала, что добилась своего.
Попытка стоила ей жизни, но в мире больше не было ни одного представителя перворожденных.
10
Один из худших рассказов, вышедших из-под пера Рори, повествовал о «последнем человеке на земле». Это была неуклюжая, откровенно детская попытка написать серьезное произведение, но Рори начал писать, когда ему было всего пятнадцать, так что можно простить позаимствованный сюжет, ошибочные выводы, затянутые фразы и прочие прегрешения.
На самом-то деле он пытался описать чувство отчужденности от остального общества. Он излагал не ощущения единственного оставшегося на земле человека, а чувства беспокойного подростка, подверженного атакам гормонов и одиночества. Рори не преуспел ни в том, ни в другом, но у него хватило ума выбросить свое произведение в мусорную корзину и двигаться дальше. Тем не менее мысль, однажды возникшая, засела в его голове и искала выхода если не в литературных трудах, то в сновидениях. Сценарий периодически изменялся, мир разрушали то взрывы, то гигантские волны, и лишь он неизменно оставался один, в то время как человечество погибало.
В силу этих обстоятельств события того дня показались Рори уже знакомыми. В тот момент, когда небо затянуло мглой, а земля содрогнулась под ногами и сваленные друг на друга автомобили начали скрежетать и раскачиваться, Рори испытал нечто похожее на облегчение.
Все вокруг странным образом объяснилось. Таинственные события нескольких предыдущих дней представились ему частью сновидения, предшествующего заранее известному концу – Рори снова должен был остаться единственным человеком на земле. Теперь надо только проснуться, и все станет нормальным.
Вот только сновидение слишком затянулось. День проходил за днем, и каждая деталь выглядела слишком отчетливо. Сны никогда не отличались такой вразумительностью. И никогда раньше он не сознавал , что спит, до самого момента пробуждения.
– О Боже! – тихо воскликнул Рори, когда наконец понял, что все это не сон, а явь.
Во внезапно наступивших сумерках голос прозвучал слишком тихо. Никогда в жизни Рори не чувствовал себя таким одиноким. Вдобавок ко всему в голове зашумел ветер и наполнил гулом уши. Этот ветер абсолютно не ощущался кожей.
Это не сон. Совершенно неожиданно все вокруг стало незнакомым, словно он оказался участником событий одной из серий «Секретных материалов». Из давно знакомого и привычного мира Рори ступил на неизведанную землю, где никто до него не бывал. Ступил в невероятное.
Очередной, более мощный подземный толчок заставил его покачнуться. Рори окинул взглядом раскачивающиеся горы автомобилей, уже едва различимые в сгущающейся темноте.
Если один из этих холмов начнет разваливаться…
Рори поспешно зашагал вперед, к воротам, которые еще мог различить, он торопился, пока земля не слишком сильно дрожала, пока не разверзлась, чтобы поглотить его навсегда. На полпути к лужайке перед трейлером он увидел стоящую неподвижно Парис и пару собак у ее ног. Рори окликнул девушку, но ответа не последовало.
Гнетущее чувство, зародившееся где-то в глубине живота, усилилось.
– Парис! – крикнул он, подбегая ближе.
Никакой реакции.
– Пойдем, – продолжал он. – Хватит глазеть по сторонам и перестань меня пугать.
Но разговаривать с Парис было бесполезно, ее словно и не было. Ее тело стояло совсем рядом с ним, но оно казалось совершенно безжизненным. Взгляд абсолютно пустой, и глаза даже не дрогнули, когда Рори водил ладонью перед ее лицом. Он прикоснулся к татуированному плечу и вздрогнул. Кожа казалась не настоящей, на ощупь она была слишком мягкой и холодной.
Рори отдернул руку и бессознательно вытер пальцы о джинсы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Сейчас же Энни была в полнейшем замешательстве. Ей казалось, что надо немедленно спуститься на землю, иначе она растеряется до такой степени, что свалится со своего насеста и не успеет до падения на землю обернуться сойкой. Но только Энни собралась предложить своим спутницам лететь вниз, как девчонки-вороны внезапно замерли со странным выражением на лицах.
– О… – воскликнула Мэйда.
– мой… – продолжила Зия.
И в следующее мгновение они исчезли.
Энни замерла, вцепившись в край карниза. Она позвала девчонок по имени, но ответа не последовало. Однако они не могли соскользнуть в расщелину или складку материи, поскольку здесь ничего подобного не было. Поэтому-то Энни так и полюбилось это место на крыше собора – здесь невозможны были никакие неожиданности. Никто не мог появиться ниоткуда и незаметно ускользнуть.
Но, похоже, все переменилось.
Энни захотелось срочно отыскать для себя какое-нибудь укромное местечко, чтобы спрятаться в безопасную норку, поскольку выступ над окном собора больше не казался ей подходящим убежищем.
Но куда же пропали девчонки-вороны? Или вернее было бы спросить, какая сила унесла их? То, что произошло, не могло быть их очередной шуткой; перед тем как исчезнуть, они были удивлены не меньше Энни.
Внезапно подступила волна головокружения, чего раньше с Энни никогда не случалось. Разве не странно было бы умереть, падая с высоты? Нельзя больше сидеть и ждать, ничего не делая.
Не давая себе времени на дальнейшие раздумья, Энни сменила облик. Ветер, шумевший в голове, путал мысли и не позволял сосредоточиться, но она заставила себя собраться и полетела вниз, используя потоки воздуха и опускаясь широкими кругами. Когда она наконец достигла земли, то не удержалась на ногах и перевернулась через голову. Снова приняв человеческий облик, она еще некоторое время бессильно лежала на тротуаре.
Тошнота прошла не сразу, но со временем Энни все же поднялась на ноги и восстановила равновесие. Она снова позвала девчонок-ворон:
– Мэйда! Зия!
Никакого ответа.
Стало так темно, что невозможно было ничего рассмотреть. Энни пришлось сосредоточиться на запахах, и тогда она медленно побрела по направлению к «Вороньему гнезду», надеясь, что дом остался на месте и не исчез вместе с девчонками-воронами.
Мысль об одинокой жизни в этом погруженном во тьму мире вызвала дрожь во всем теле.
Энни вспомнила деликатный упрек девчонок-ворон и пообещала себе, что в случае благополучного исхода будет чаще отрываться от своей работы. Она станет больше обращать внимание на окружающий мир и проводить больше времени со своими соплеменниками.
Потом Энни вспомнила, как девчонки-вороны объяснили ей смерть Поля – он попал в горшок Ворона, потерялся там и не смог вернуться назад.
Значит, и их забрал горшок Ворона. Энни была в этом уверена. Магический сосуд забрал их, но оставил ее. Почему? Потому что они старше?
Что, если он их не выпустит?
Не хотелось даже пытаться представить себе мир без девчонок-ворон, но воображение Энни уже не могло остановиться. Вдруг горшок поглотил их навсегда и девчонки никогда не вернутся?
А сохранится ли без них этот мир?
9
Перед тем как мир погрузился в темноту и выпал из времени, Доминика Куто, подперев подбородок руками, сидела в своем номере и неотрывно смотрела на хрустальный кубок, отнятый у женщины в библиотеке.
Горшок Ворона. Она ничуть не поверила Коди. Доминика точно знала, что попало ей в руки, вместе с волшебным предметом в ее руках оказалась судьба воронова племени. И если она до сих пор не воспользовалась волшебным сосудом, то только из-за встревоживших ее слов Коди.
На этот раз она была в комнате не одна. Рядом с Доминикой находились два ее уцелевших сына, брат Огюст, несколько представителей клана Морганов из Хазарда и еще полудюжины других семейств кукушек. Доминика была самой старшей, хотя по ее внешнему виду это было и незаметно. Если бы кто-то посторонний вошел сейчас в комнату гостиницы, он мог бы счесть собрание за встречу оживших манекенов – настолько похожими были между собой все присутствующие. Как мужчины, так и женщины. Молодые и старые. Они были не просто похожи, они были идентичны. Все, как один, высокие, красивые, без признаков возраста.
Следующей по старшинству считалась Татьяна Морган, сестра Идонии. В то время, когда Джек истребил большую часть клана, она жила в Мексике. На время затишья в бесконечной войне кукушек и ворон она уехала в добровольное изгнание, но бойня, учиненная Джеком, заставила ее вернуться, и теперь ее ненависть к воронову племени разгорелась не меньше, чем у Доминики.
– Ну, – нетерпеливо промолвила Татьяна. – Чего же мы ждем?
Доминика не сводила глаз с кубка. В нем было нечто странное. Если посмотреть под определенным углом, фигурка внутри словно бы раздваивалась.
– Есть одна проблема, – сказала она.
Доминика едва слышала Татьяну. Хрустальный потир и его содержимое завладели всем ее вниманием. Свет из окна непонятным образом преломлялся в гранях хрусталя и создавал загадочные сияющие символы. Кроме того, неразрешимым оказалось и присутствие в волшебном сосуде статуэтки, которая иногда раздваивалась.
– Коди утверждает, что без воронова племени мир перестанет существовать, – заговорил Огюст, видя, что его сестра не собирается продолжать.
– Чепуха, – бросила Татьяна. – Откуда он это взял? Из какой-нибудь истории Джека?
Доминика наконец подняла голову:
– Это неизвестно.
– И ты все же купилась на слова этого койота?
– По-моему, над ними стоит подумать, – сказала Доминика.
Татьяна покачала головой:
– Не верю своим ушам. – Она окинула взглядом комнату. – Если вороново племя столь могущественно, почему же Ворон провел последние шестьдесят лет в спячке, словно жирный боров в своем стойле? Почему Джек живет словно бродяга в старом школьном автобусе на краю Катакомб? А девчонки-вороны… Боже милостивый. Если бы они принимали участие в сотворении мира, то мы жили бы в цирке, а по каждой улице ходили бы карнавальные шествия и на деревьях росли консервированные персики.
В комнате раздалось негромкое бормотанье, присутствующие согласно кивали. Татьяна, очевидно, выразила общее мнение. Она повернулась к Доминике.
– Если у тебя не хватает храбрости продолжать представление, – сказала она, – предоставь эту хрустальную плевательницу мне и расскажи, что надо делать.
– Осторожнее, не стоит испытывать мое терпение, – предупредила ее Доминика.
Какое-то время казалось, что Татьяна продолжит спор, но под пристальным взглядом Доминики она опустила голову.
– Итак, – сказала Доминика, – Татьяна была так любезна, что поделилась с нами своими соображениями, но что думают остальные? Будем продолжать?
Она переводила взгляд с одного человека на другого и смотрела до тех пор, пока они не кивали в знак согласия. После недолгого молчания Огюст откашлялся, и Доминика обернулась к брату.
– Без Коди… – заговорил он.
– Ну и что?
– Да просто мне казалось, что только ему известно, как управлять этим… этим… – Он махнул рукой в сторону кубка. – Устройством.
Доминика улыбнулась. Устройство. Подходящее определение.
– Прежде чем уйти, Коди рассказал мне все, что необходимо знать, – сказала она брату.
Она несколько преувеличивала, но гордость не позволяла Доминике признаться, что Коди сумел беспрепятственно покинуть ее, не объяснив работу горшка Ворона. Хотя кое-что он все же сказал.
Каждый должен сам выяснить, как заставить горшок работать.
Довольно откровенно. Интересно, насколько это трудно? Доминика была уверена, что основные принципы ей и так известны из историй. Все дело сводилось к тому, чтобы полностью сосредоточиться на своем желании. А потом размешать.
Вот насчет размешивания не все было ясно. Что размешивать? Воздух в горшке? И чем это делать? Предположительно, своей рукой, если Коди ее не обманывал, когда они впервые обговаривали свое сотрудничество. Без особых усилий Доминика вызвала в памяти голос Коди.
– Вот как все получилось, дорогая, – говорил он вскоре после очередной неудачной попытки воспользоваться силой горшка. – Я по локоть засунул руки во что-то очень вязкое, а потом даже не знаю, как это произошло: то ли комар сел мне на нос, то ли муха влетела в ухо, но внезапно в голове загудело, словно ветер сорвался с гор, и я отвлекся.
Такого с ней не случится. Она сумеет сохранить концентрацию внимания, несмотря ни на какие стаи насекомых. Ее ненависть к воронову племени настолько сильна, что не переставая звучит в каждом ударе сердца, напоминая об их превосходстве, несмотря на то, что, как правильно заметила Татьяна, вороньё совершенно не придает значения своему положению. И это раздражает Доминику больше всего.
Так что в необходимости сосредоточиться проблемы не было, как не было и опасений по поводу необходимости засунуть руку в горшок. Доминика была готова на все, лишь бы расправиться с вороньим племенем раз и навсегда. Сомнения вызывали последние слова Коди, сказанные перед уходом.
По правде говоря, я не уверен, что наш мир сохранится, если ты уничтожишь перворожденных.
О том, что сосуд не является магическим горшком Ворона, Коди лгал, это Доминика знала наверняка. Но вот насчет положения перворожденных в этом мире она не была так уверена. А вдруг они действительно служат миру опорой и якорем, вдруг мир не может без них существовать? И тогда все погибнут…
Такова была одна из перспектив. Вторая возможность заключалась в том, что мир кардинально переменится. Другой мир? Но это еще не значит, что он будет хуже. Наверняка нет, если у власти встанут кукушки.
В любом случае отступить сейчас ей не позволит гордость.
Не дожидаясь, пока кто-нибудь снова начнет спорить, Доминика сунула руку в горшок.
В первое мгновение она ощутила удивление. До этого она совала в сосуд различные предметы и не чувствовала ни малейшего сопротивления, теперь же воздух в кубке стал вязким и холодным, он облепил ее руку мокрой, тягучей массой. Но самым удивительным стало то, что относительно небольшая емкость потира таинственным образом увеличилась до невозможных размеров, таких, которые явно не предполагали его стенки.
А потом появилась боль.
Доминика приоткрыла рот и скривила губы, но не проронила ни звука. Боль охватила ладонь и запястье, словно в горшке находилась концентрированная кислота, казалось, она вот-вот разъест кожу и оставит нервные окончания неприкрытыми.
В голове мелькнуло восхищение мужеством Коди, который испытывал боль не один раз, а стремился к этому снова и снова.
А потом Доминика беззвучно прокляла его за то, что Коди не предупредил ее еще об одном.
У горшка имелось собственное мнение.
Эта мысль родилась из накатывающейся волны боли. И как только Доминика поняла, что горшок был разумным существом, пришлось признать, что он принимал только равноценное сотрудничество, но уж никак не управление. Горшок сам решал, исполнить или не исполнить чью-то волю. И предпочитал созидательные действия, жажда же разрушений возвращалась к его просителю импульсами жгучей боли.
Непереносимое жжение в руке подогревалось кипящей ненавистью Доминики.
Горшок пытался вытолкнуть ее руку, но она сжала зубы и постаралась не обращать внимания на возрастающую с каждым мгновением боль.
– Нет, – пробормотала она сквозь плотно сжатые зубы.
Просунув руку поглубже в горшок, Доминика стала размешивать тягучую массу, заполнявшую сосуд. Обжигающая боль поднялась от кисти к локтю, распространилась в плече, дошла до груди и шеи. Не позволяя себе расслабиться, Доминика использовала свои страдания как оружие, чтобы сломить волю горшка и заставить его подчиниться.
Десятки ветров завыли у нее в голове. Комната потемнела. Хрустальный сосуд раскачивался и подпрыгивал на столе, и Доминике пришлось придержать его свободной рукой, чтобы не уронить на пол.
Как оказалось, не только горшок плясал на крышке стола – раскачивалось и дрожало все здание.
– Тебе не удастся меня сломить, – закричала Доминика и погрузила руку в горшок до самого плеча.
Сосуд чуть не свалился со стола, но Доминика обхватила его свободной рукой и прижала к груди. Все тело содрогнулось от очередного приступа боли.
И вдруг магический сосуд распался в ее руках.
Доминику отбросило назад, к окну. Стекло вылетело, и только благодаря оконному переплету она не выпала наружу. Раздались пронзительные крики – кричали ее соплеменники и кто-то еще, перекрывавший шум ветра в голове. Тело Доминики соскользнуло вниз, все мышцы свело судорогой, так что она извивалась и дергалась на полу. Кровь брызнула из глаз, из ноздрей, из ушей, заполнила горло и не давала дышать.
«Что я наделала? – беззвучно кричала она. – Что я наделала?»
Всем своим существом она цеплялась за жизнь, но мир уходил от нее. Она заплатила слишком высокую цену, и все же…
Доминика знала, что добилась своего.
Попытка стоила ей жизни, но в мире больше не было ни одного представителя перворожденных.
10
Один из худших рассказов, вышедших из-под пера Рори, повествовал о «последнем человеке на земле». Это была неуклюжая, откровенно детская попытка написать серьезное произведение, но Рори начал писать, когда ему было всего пятнадцать, так что можно простить позаимствованный сюжет, ошибочные выводы, затянутые фразы и прочие прегрешения.
На самом-то деле он пытался описать чувство отчужденности от остального общества. Он излагал не ощущения единственного оставшегося на земле человека, а чувства беспокойного подростка, подверженного атакам гормонов и одиночества. Рори не преуспел ни в том, ни в другом, но у него хватило ума выбросить свое произведение в мусорную корзину и двигаться дальше. Тем не менее мысль, однажды возникшая, засела в его голове и искала выхода если не в литературных трудах, то в сновидениях. Сценарий периодически изменялся, мир разрушали то взрывы, то гигантские волны, и лишь он неизменно оставался один, в то время как человечество погибало.
В силу этих обстоятельств события того дня показались Рори уже знакомыми. В тот момент, когда небо затянуло мглой, а земля содрогнулась под ногами и сваленные друг на друга автомобили начали скрежетать и раскачиваться, Рори испытал нечто похожее на облегчение.
Все вокруг странным образом объяснилось. Таинственные события нескольких предыдущих дней представились ему частью сновидения, предшествующего заранее известному концу – Рори снова должен был остаться единственным человеком на земле. Теперь надо только проснуться, и все станет нормальным.
Вот только сновидение слишком затянулось. День проходил за днем, и каждая деталь выглядела слишком отчетливо. Сны никогда не отличались такой вразумительностью. И никогда раньше он не сознавал , что спит, до самого момента пробуждения.
– О Боже! – тихо воскликнул Рори, когда наконец понял, что все это не сон, а явь.
Во внезапно наступивших сумерках голос прозвучал слишком тихо. Никогда в жизни Рори не чувствовал себя таким одиноким. Вдобавок ко всему в голове зашумел ветер и наполнил гулом уши. Этот ветер абсолютно не ощущался кожей.
Это не сон. Совершенно неожиданно все вокруг стало незнакомым, словно он оказался участником событий одной из серий «Секретных материалов». Из давно знакомого и привычного мира Рори ступил на неизведанную землю, где никто до него не бывал. Ступил в невероятное.
Очередной, более мощный подземный толчок заставил его покачнуться. Рори окинул взглядом раскачивающиеся горы автомобилей, уже едва различимые в сгущающейся темноте.
Если один из этих холмов начнет разваливаться…
Рори поспешно зашагал вперед, к воротам, которые еще мог различить, он торопился, пока земля не слишком сильно дрожала, пока не разверзлась, чтобы поглотить его навсегда. На полпути к лужайке перед трейлером он увидел стоящую неподвижно Парис и пару собак у ее ног. Рори окликнул девушку, но ответа не последовало.
Гнетущее чувство, зародившееся где-то в глубине живота, усилилось.
– Парис! – крикнул он, подбегая ближе.
Никакой реакции.
– Пойдем, – продолжал он. – Хватит глазеть по сторонам и перестань меня пугать.
Но разговаривать с Парис было бесполезно, ее словно и не было. Ее тело стояло совсем рядом с ним, но оно казалось совершенно безжизненным. Взгляд абсолютно пустой, и глаза даже не дрогнули, когда Рори водил ладонью перед ее лицом. Он прикоснулся к татуированному плечу и вздрогнул. Кожа казалась не настоящей, на ощупь она была слишком мягкой и холодной.
Рори отдернул руку и бессознательно вытер пальцы о джинсы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57