Ярко сверкали окна – светомаскировку отменили, – и по всей стране пылали праздничные костры, пламя которых пожирало чучела Гитлера. Кабачки были переполнены пившими за здоровье парней в синем и хаки, за здоровье друг друга. Люди выкрикивали: «Да здравствует Уинстон, он привел нас к победе!» Это было во вторник вечером восьмого мая, и ликовала вся Англия. Накануне в понедельник седьмого ровно в два сорок ночи утра представитель Верховного Главнокомандования Германии генерал Альфред Йодль и адмирал Ганс фон Фридебург, уполномоченный адмиралом Карлом Денитцем, официальным главой германского государства, подписывали Пакт о безоговорочной капитуляции всех германских сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил в Европе перед Союзным Экспедиционным корпусом и перед Советским Союзом. Война с Германией была сразу и полностью завершена.
Великобритания одержала победу, и англичане праздновали День Победы в Европе. По этому случаю все поголовно высыпали на улицы: не найти лучшего места, где можно поделиться радостью со своими бурно ликовавшими согражданами в этот поистине всенародный праздник, который отныне и навсегда будет напоминать о низвержении самого злодейского и преступного режима в мировой истории.
Тедди с тетей Кетти были среди тысяч горожан, стоявших поблизости от Палаты Общин в ожидании выступления премьер-министра. В три часа дня он обратился по радио с речью к народу, но людские толпы хотели еще и увидеть этого «британского бульдога» – их любимца Уинни, великого лидера, возможно, самого великого из всех, кого знала их страна, того, кто привел их к трудной и славной победе.
Восторженный и оглушительный рев толпы встретил кумира, появившегося ровно в десять тридцать вечера того же дня на балконе одного из правительственных зданий. Он был во фраке, и два пальца поднятой правой руки – указательный и средний – были выкинуты в знаменитом жесте, означавшем победу.
Разлившееся на мили море человеческих лиц пожирало его глазами. Когда он начал произносить речь, Тедди и Кетти и тысячи бушевавших вокруг людей смолкли, на Уайтхолл опустилась глубочайшая тишина почтения.
Дорогие мои друзья, – начал Уинстон Черчилль, – этот час – вам. Эта победа принадлежит не партии и не какому-либо классу. Это победа всей великой Британской нации. Мы на этом древнейшем острове были первыми, кто обнажил меч против тирании. И вскоре мы, никем не поддержанные, оказались один на один с величайшей из когда-либо существовавших военных машин. Мы были с ней один на один целый долгий год. И выстояли в одиночестве. Кто-нибудь помышлял сдаться врагу? – Черчилль выдержал паузу в ожидании ответа, и толпа дружно взревела: «Нет!» – Был ли дух наш сломлен? – потребовал ответа премьер-министр. «Нет!» – раздался единый тысячегорлый глас.
Премьер-министр сказал:
Свет померк, и пали на нас бомбы. Но ни один мужчина, ни женщина, ни ребенок в этой стране не помыслили о прекращении борьбы. Лондону она оказалась по плечу. И вот после долгих месяцев мы вернулись из преисподней, из когтей смерти на диво всему миру. Суждено ли пошатнуться репутации в вере и этом поколении англичан и англичанок в людских сердцах? Я вам скажу: в долгой череде грядущих лет не только на этом острове, но и в остальном мире, где в душах людей еще подает голос птица свободы, народ оглянется на дела наши и скажет – не впадайте в отчаянье, не покоряйтесь насилию и тирании, шагайте смело вперед и, если надо, умрите, но не сдавайтесь. Теперь мы завершили смертный бой, могущественный враг повержен к нашим ногам и уповает на нашу милость.
Тедди ощутила струившиеся по лицу слезы, нашарила в сумочке носовой платок и утерла мокрые щеки.
– Как себя чувствуешь, милочка? – спросила Кетти, беря Тедди за руку и заглядывая в глаза.
– Прекрасно, тетя Кетти. – Тедди высморкалась и заморгала, сдерживая новые, непрошеные слезы. – Мистеру Черчиллю всегда удается меня растрогать своей речью. Его слова как-то по-особому правдивы, он и убеждает и вдохновляет. Таких, как он, нет больше нигде.
Наверняка тысячи людей на улицах, слушавших в эту минуту выступление Черчилля, согласились бы с ней. Когда оратор договорил, люди зашумели, выкрикивая приветствия, до хрипоты вопя от радости, а потом запели «Потому что парень он – что надо!» и «Страна надежд и славы». Тедди и Кетти присоединились к общему хору, заливаясь, словно расчирикавшиеся воробышки. И вдруг, в то время как она пела, в голове у Тедди пронеслась мысль: а ведь эта война, словно вехами, обозначена призывными речами Черчилля и песнями народа, и его слова и песни, певшиеся людьми, придавали им силы идти вперед, когда будущее выглядело безрадостным и мрачным.
Премьер-министр помахал рукой и удалился с балкона. Народ начал не спеша растекаться; обе женщины, потоптавшись, тоже пошли. Было уже довольно поздно, а у Тедди с Кетти был долгий и хлопотный день, и не только волнующий, но и утомительный. У вокзала Виктория им удалось найти такси, и, благословляя удачный случай, женщины забрались в машину. Они были счастливы оказаться наконец вдвоем, отъединенные от жерновов людских толп.
Тедди взглянула на тетушку и, хотя свет в машине был тусклый, заметила, сколь изможденный у нее вид.
– Тетя Кетти! – воскликнула она. – Да вы же вконец измотаны!
– Боюсь, ты отчасти права. А сама-то ты как?
– Пожалуй, я тоже, – призналась Тедди. – Но было из-за чего. Ведь мы праздновали победу над нацистами и разгром Третьего рейха.
На следующий день, 9 мая, был двадцать шестой день рождения Теодоры. Тетя Кетти устроила в ее честь дневное чаепитие и пригласила любимых подруг Тедди – Джулию и Лидию Пелл.
Они пришли ровно в четыре, каждая с подарком в красивой обертке. Тедди распаковала их и, как всегда, была тронута вдумчивым отношением подруг к подарку. От миссис Пелл она получила шелковую шаль ручной росписи в очень красивых сочетаниях тонов: сиреневый, фиолетовый и розовый, а от Лидии – бусы из аметистов, тоже очень красивые.
– Вы меня портите, вы страшные транжиры, – сказала Тедди, целуя сперва миссис Пелл и затем Лидию. – Большое спасибо вам обеим.
Вскоре тетя Кетти принесла серебряный чайный поднос, и четыре женщины уселись за чайный столик в стиле королевы Анны, ломившийся от изобилия тоненьких сандвичей и бисквитов. В центре возвышался глазированный торт с единственной горделивой свечкой. Они уже почти покончили с чаепитием, когда в дверь позвонили.
– Кто бы это мог быть? – задалась вопросом Кетти, хмурясь. – Тедди, милочка, мы, кажется, никого не ждем, а, Тедди?
– Да нет вроде. Я схожу посмотрю, кто там, – вызвалась она, вскочила и убежала по коридору к входной двери. Распахнув ее, Тедди увидела стоявшего на крыльце Марка, весьма ее поразившего.
– С днем рождения тебя, родная! – воскликнул он, входя в холл. Он обнял девушку и, приподняв, закружил так, что ноги у нее полетели по воздуху.
– Но ты же меня поздравил по телефону, – сказала Тедди, когда он наконец опустил ее на пол и запечатлел еще один поцелуй на щеке.
– А мне захотелось сделать это лично и присовокупить вот это, – пояснил он, преподнося сверток. – Это бутылка лучшего папиного розового шампанского, – пояснил он.
– О, как это мило с твоей стороны, Марк, благодарю тебя. Пойдем в гостиную, там тетя Кетти с Лидией и миссис Пелл, мы пьем чай. Может, и ты выпьешь чашечку с праздничным тортом?
– Спасибо, нет, – отказался он, улыбаясь, – предпочитаю шампанское.
Остальные также были удивлены появлением Марка в дверях гостиной. Весело и мило поздоровавшись со всеми, он стал откупоривать бутылку.
– Оно достаточно холодное, можно сразу пить, – сообщил он, когда Тедди достала из буфета бокалы для шампанского. – Отец всегда держит на льду несколько бутылок на всякий пожарный случай, и ради сегодняшнего торжества я выпросил одну из его подвала. – Пробка из бутылки «Дом Периньон» выстрелила как из пушки, и немного пенистого вина перелилось из горлышка. – Оп-па! – воскликнул он, быстро разливая шампанское по бокалам. – Не имею права пролить ни капли этой драгоценной жидкости.
Марк поднял бокал за здоровье Тедди, и все последовали его примеру, чокнулись и принялись с наслаждением потягивать вино. Марк поставил свой бокал и повернулся к Тедди.
– Можно мне кое-что сказать тебе наедине?
– Конечно. – Тедди бросила на него быстрый взгляд, подумав, что случилось что-то важное. Его просьба прозвучала с необычной для него серьезностью, даже мрачновато.
Они извинились перед присутствовавшими, и Марк повел ее по коридору в заднюю прихожую, а оттуда в сад. Он знал, что Тедди любила в теплую погоду посидеть под старой яблоней с книжкой или рукоделием, и, держа ее руку в своей, он повел ее к любимому месту.
Он взглянул на растерянное лицо девушки.
– Ты же знаешь, Тедди, я тебя люблю, я хочу на тебе жениться и знаю, что ты любишь меня. Но ты никогда не соглашалась на помолвку. Всякий раз ты говорила, что хочешь отложить ее до окончания войны. Что ж, вот война и кончилась. Изволь сказать «да», изволь стать моей невестой сегодня же.
– Да, Марк, я согласна, – сказала она после крошечного колебания. Ее неожиданная радость была приглушена назойливой тревогой за судьбу Вестхеймов, но она не позволила проявить своего беспокойства. Она взглянула на озаренное любовью лицо Марка и улыбнулась. Ее улыбка была лучом любви.
Он опустил руку в карман френча, достал черную кожаную коробочку и молча вручил ей. Его глаза были прикованы к ее глазам.
Тедди медленно открыла футлярчик. Умопомрачительное кольцо с квадратным изумрудом и бриллиантами покоилось в складках белого атласа.
– О, Марк! Как оно красиво!
– Как ты, моя Тедди, – сказал он и, помолчав, спросил: – Тебе в самом деле нравится?
– Еще бы! Это изумительно!
– Изумруд – твой камень, у него цвет твоих глаз, потому я его и выбрал. И поздравляю тебя еще раз с днем рождения, любимая.
– О, Марк!
Он вынул кольцо из коробочки и надел его на средний палец ее левой руки.
– Теперь все по-настоящему официально. – С этими словами он сгреб ее в охапку и поцеловал в губы.
Чуть погодя они, держась за руки, медленно поднимались по садовой дорожке, возвращаясь в дом, чтобы объявить о своей помолвке тете Кетти и гостям. Ни ее тетя, ни приятельницы отнюдь не удивлялись этой новости. Они тепло поздравляли жениха и невесту.
– Знаете, а ведь мы ожидали этого давным-давно, – призналась Кетти, – и мы тут втроем только сейчас говорили, что никогда не встречали людей, более влюбленных друг в друга, чем вы.
Все посмеялись над этим комментарием, и новоявленные жених и невеста поблагодарили Кетти и гостей за добрые пожелания. Был провозглашен следующий тост.
Едва пригубив бокал, Марк поставил его и сказал:
– Я должен уйти, Тедди. Мне необходимо возвратиться в Биггин-Хилл. Мой пропуск действителен всего несколько часов, увы. Это была любезность нашего очень романтичного командира эскадрильи, согласившегося со мной, что обручальное кольцо ты должна получить в день рождения. И он, кстати, настаивает на своем присутствии на свадьбе.
– Значит, мы должны его пригласить.
Марк попрощался с тетей Кетти и ее гостями, а Тедди проводила его до парадной двери. Она встала на цыпочки и целовала его на прощание.
Когда настал момент расставаться, Марк тихонько пробормотал:
– Давай назначим день свадьбы.
Лицо Тедди мгновенно изменило выражение.
– Ты же знаешь, Марк, я не могу! До тех пор, пока я не получу весть от Вестхеймов и не узнаю, когда они приезжают… Я всегда тебе говорила, я не смогу выйти замуж в отсутствие родителей Максима.
– Но ведь могут пройти многие месяцы, прежде чем ты что-либо узнаешь о них! Германия вся вверх дном, там сейчас сплошной хаос и разруха!
– Я понимаю, Марк, но, зная Урсулу Вестхейм, я совершенно уверена: она найдет способ в ближайшее время связаться со мной. Или появится кто-то еще от ее имени.
– Хорошо, – примирился Марк. – Повременим немного со свадьбой. – Он улыбнулся, и Тедди тоже улыбнулась, не заметив неуверенности в его глазах. Также невдомек ей было в тот момент, что напрасно будет она ждать вестей от Вестхеймов. За последовавшие недели от них не было ничего. И они не приехали.
32
В конце концов Тедди сама отправилась в Германию на розыски Вестхеймов. Она чувствовала себя так, будто приехала в чужую страну. Она не узнавала свой родной город, где прожила без малого двадцать лет. На месте не осталось ни единой узнаваемой приметы. Берлин представлял собой «лунный пейзаж» с глубокими кратерами и причудливыми горообразным грудами развалин.
Союзной авиацией город был превращен в гигантский пустырь. Бомбардировщики сравняли с землей полмиллиона зданий, треть из которых пришлась на город, – так был почти полностью уничтожен центральный Берлин. То, что уцелело от бомб, было разрушено 2 мая, когда город был взят наступавшей Красной Армией под командованием маршала Жукова. Русские безжалостно навели двадцать две тысячи артиллерийских орудий на то, что еще сохранилось, и беспрецедентный по мощи артобстрел сокрушил все, что еще стояло, обратив в щебень, пыль и руины здания и сооружения.
Увиденное ошеломило Тедди. Будучи жадным читателем международных новостей, в особенности новостей о Германии, она скрупулезно следила за всеми событиями последних нескольких месяцев. Тем не менее она не могла зримо представить себе, что возможно до такой степени разорить город или что он окажется таким безлюдным и заброшенным.
Из Лондона в Берлин она приехала в начале октября на поезде. Большую часть хлопот по организации этой поездки взяли на себя отец Марка и Джулия Пелл. Чарлз Льюис позаботился о том, чтобы были в полном порядке все ее бумаги, и настоял на оплате всех расходов, связанных с путешествием, при том, что она вовсе не желала, чтобы он это делал. В этом споре он одержал верх, и она милостиво уступила.
Пристанище для Тедди в Берлине нашла мать Лидии. Джулия Пелл договорилась о том, что Тедди приютит женщина по имени Энн Рейнолдс, занимавшая важный административный пост в Международном Красном Кресте, с которой Джулия дружила более двадцати лет. Энн Рейнолдс жила в Германии с мужем еще до войны, свободно говорила по-немецки и хорошо знала страну. Два последних обстоятельства были только частью в ряду многих других, послуживших ее назначению на эту важную и ответственную работу.
По рассказам Джулии Пелл, миссис Рейнолдс, к этому времени уже овдовев, была направлена в Берлин в июле, когда британские, американские и французские части вступили в город с тем, чтобы совместно с русской армией осуществить над Берлином четырехсторонний контроль. Ее поселили в небольшой квартирке в Шарлоттенбурге в Британской оккупационной зоне, и она написала оттуда Джулии Пелл, что, хотя жилье у нее не Бог весть какое просторное, но Теодору она поселит к себе и та может жить у нее сколь угодно долго. Она также сообщала в письме, что по делам Красного Креста постоянно разъезжает по Британской зоне Западной Германии и скорей всего большую часть времени квартира будет в полном распоряжении Тедди. Так оно все и получилось.
После очередной встречи в воскресенье днем, когда прибыла Тедди, Энн Рейнолдс, принеся извинения, сообщила, что почти немедля должна отправиться в командировку во Франкфурт.
– Боюсь, максимум, что я успею до отъезда, так это выпить с вами чашечку чая, – сказала она, когда они сидели в гостиной.
– Ничего страшного, миссис Рейнолдс, я все понимаю, – отозвалась Тедди, сразу почувствовав расположение к этой женщине. Рослая, цветущая дама под пятьдесят, светловолосая с чисто английской розовой кожей, она дружески улыбалась, держалась самоуверенно, но с явной симпатией к Тедди.
– Вы, пожалуйста, устраивайтесь, как вам удобно, – предложила Энн Рейнолдс, – а я тем временем поставлю чайник и сразу вернусь. – Но тут же передумала и добавила: – Впрочем, пойдемте-ка на кухню вместе, покажу вам, где у меня все хранится, заодно и поболтаем.
– С удовольствием, миссис Рейнолдс, и огромное вам спасибо за то, что позволили остановиться у вас. Это неимоверно любезно с вашей стороны пустить к себе незнакомку, – сказала Тедди, и искренняя благодарность отразилась на ее лице.
Энн улыбнулась ей и по пути на крохотную кухоньку, более напоминавшую чулан, заметила:
– Джулия Пелл очень вас любит, считает вас второй дочерью. А поскольку она одна из моих самых давних и любимых подруг, я была счастлива оказаться полезной человеку, который так много для меня значит. Кроме того, здесь не уцелело ни одного отеля, так что даже не знаю, где в другом месте вы могли бы найти пристанище. «Кайзерхоф», «Эдем» и «Адлон» разрушены до неузнаваемости, как, впрочем, и другие гостиницы поменьше. Снять комнату – редкая удача. – Она тяжко вздохнула и добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60