– Моя мать недавно освоила новый кондитерский трюк: торт, пропитанный хересом, от которого все мы обалдеем и будем в стельку пьяны!
Джулия Пелл опротестовала это утверждение, но прежде, чем Тедди смогла вставить подходящую реплику, в двери кухни возникла рыжая голова Арчи.
– Мама! Сколько можно ожидать ужина? – спросил он. – Воинство голодает и с каждой минутой теряет боеспособность. Скоро они выйдут у меня из-под контроля… они нагрянут сюда к тебе, как монгольские орды.
– Фактически ужин уже готов, Арчи, – с улыбкой ответила миссис Пелл. – Веди своих друзей в столовую. Лидия с Тедди сейчас все принесут и помогут мне накрыть на стол.
Ужин у Пеллов всегда превращался в весьма шумное и веселое мероприятие, если Арчи приезжал в отпуск и в особенности, если приводил вечерком свою братву.
И, как обычно, королевские летчики-мальчики были в центре внимания и верховодили. Они рассказывали боевые эпизоды, от которых волосы на голове вставали дыбом, описывали живые картины воздушных боев, без конца шутили, хохотали, подзуживали друг друга и трунили над всеми подряд самым безжалостным образом, короче – веселились сами и, как могли, развлекали дам в продолжение всего ужина.
Тедди обычно бывала жизнерадостной и веселой в компаниях, ничьих подначек не боялась и за словом в карман никогда не лезла, но сегодня она себя не узнавала – совсем стушевалась и сидела притихшая. Она не сомневалась, что причина в Марке Льюисе. За столом он сел рядом с ней, и она остро чувствовала его присутствие. Несколько раз его реплики были адресованы ей, она вежливо реагировала на них, но не проявляла ни малейшей инициативы, чтобы поддержать разговор, хотя ей очень этого хотелось. Ее удивляла собственная молчаливость, она чувствовала себя скованной и не могла рта раскрыть в присутствии этого человека.
Причина ее состояния заключалась в ней самой, она это знала и всеми силами пыталась овладеть собой. С первого мига знакомства с Марком Льюисом она, как женщина, полностью и во всех смыслах подпала под его влияние. Она находила его невероятно привлекательным физически и испытывала сильное влечение; на первый взгляд он был просто незауряден и очарователен. Однако интуиция подсказывала ей, что сей молодой человек с характером и далеко не прост. Разумеется, он был смелый и сильный – это было видно по всему, – но, кроме того, она улавливала, что очень многое в нем сокрыто. Тедди угадывала в нем чувствительную, чувственную и нежную натуру.
За пять лет жизни в Лондоне Тедди доводилось знакомиться с молодыми людьми, проявлявшими к ней интерес и желавшими с ней встречаться. И всякий раз она отклоняла такие поползновения и никому ни разу не назначила свидание с тех пор, как уехала из Берлина. Дело было не только в верности Вилли Герцогу, но и в том, что другие мужчины не привлекали ее. В результате ее внезапное и сильное влечение к Марку потрясло ее; она была ошеломлена. Приходилось признать неоспоримым тот факт, что он заинтересовал ее ничуть не меньше, чем, как казалось, заинтересовала его она, и ей захотелось снова увидеть его, быть с ним наедине и узнать его больше и лучше.
Когда он выдвигал стул из-за стола, помогая ей сесть, он невзначай коснулся ее руки, и она буквально едва не выпрыгнула из собственной кожи. Из его пальцев словно ударил электрический ток. Она сразу отдернула руку, хотя ей этого вовсе не хотелось. Напротив, ее подмывало сплести свои пальцы с его. Эмоции переполняли ее, ощущения были необычайно сильные и абсолютно новые. Никогда в своей жизни она не испытывала ничего подобного. Даже с Вилли, своим женихом. Бедный Вилли! Совсем еще недавно она мысленно переносилась к нему в далекий Шанхай, но вполне допускала мысль о том, что навряд ли у них есть будущее. Сейчас она подумала о том же, но не потому, что рядом был Марк Льюис. Марк был совершенно непричастен к ее внезапному прозрению. Недаром ее тетка сказала, что после пятилетней разлуки они с Вилли встретятся как совершенно чужие люди. В глубине души Тедди признавала, что тетя Кетти права.
Внутреннее чутье подсказывало Тедди, что Марк Льюис попросит ее о свидании, и она готова была ответить безоговорочным согласием. Он мог оказаться для нее ярким мгновенным увлечением, так же и она для него, и, по правде говоря, она не представляла, что могло произойти между ними, если вообще чему-либо суждено было произойти. Но в одном она была уверена. Она не любила Вилли настолько, чтобы выйти за него замуж. Жившее в ней по отношению к нему чувство было сестринским, и сейчас она поняла, что этим-то все и ограничивалось, другого ничего не было. Она не была в него влюблена в Берлине в тридцать восьмом году, она была влюблена в любовь, в самое идею замужества, потому она и сказала Вилли «да». Но этого было недостаточно, чтобы выходить замуж за кого бы то ни было.
– Вы давно знакомы с Пеллами? – спросил Марк, заставив ее встрепенуться. Он слегка отодвинул свой стул от стола, повернулся к ней лицом и скрестил свои длинные ноги.
– Примерно четыре с половиной года, – ответила Тедди.
– Очевидно, вы познакомились с ними через Лидию?
– Да, мы работали вместе на трудовом фронте.
– На трудовом фронте, – повторил он и, хмурясь, посмотрел на нее. – Вы же не хотите сказать, что вы обе работали на фабрике. Или вы как раз это имеете в виду?
– Нет. Я имела в виду работу, которую мы выполняли на станции первой помощи в Хаверсток-Хилле как добровольцы Красного Креста, – пояснила Тедди.
– Понятно. Стало быть, вы не работаете?
– Нет… ну, в общем-то, не работаю, – неуверенно сказала Тедди, соображая, говорить ли ему о Максиме. Решила умолчать. – Мы обе, Лидия и я, участвуем в добровольной службе на условиях полного рабочего дня, – тихо промолвила она.
Марк кивнул.
– А вы, Теодора, живете где-то поблизости?
– Да, в Белсайз-Парк-Гарденс.
– С родителями?
– Вы всегда задаете так много вопросов, видя человека впервые? – спокойно спросила Тедди.
Он был достаточно умен, чтобы рассмеяться.
– Нет, – признался он, ослепительно улыбнувшись и показав ровные белые зубы. С самым безразличным видом он откинулся на спинку стула и посмотрел на Тедди долгим, исполненным значения взглядом. – Только если заинтригован каким-то человеком, – признался он негромко, глухим от волнения голосом.
Тедди не могла не заметить подтекст в его словах и растерялась. Она пыталась отвести свой взор от этих темных, проницательных глаз, немигающе сфокусированных на ней, но, к своему ужасу, почувствовала, что не в силах сделать это. И под этим пристальным, изучающим и придирчивым взглядом ее щеки начала заливать краска. Ее убивала собственная беспомощность. Она мучительно думала, как наилучшим образом перевести разговор в другое русло. Но тут ее выручила миссис Пелл.
– Давайте кофе будем пить в гостиной, – предложила она, встав из-за стола и распахивая дверь в холл.
Все тоже встали и гурьбой потянулись за хозяйкой.
В конце вечера Марк спросил у Тедди, не разрешит ли она ему подвезти ее домой, и она приняла предложение.
Они сидели вдвоем в красном спортивном авто и катили под уклон из Хэмпстед-Вилледж по направлению к Белсайз-Парк-Гарденс. Марк из весьма любознательного мужчины, каким совсем недавно себя проявил, превратился за эту короткую поездку до ее дома в форменного молчуна. И Тедди тоже была молчалива, как на вечеринке у Пеллов, едва открывая рот, чтобы подсказать, как доехать.
Наконец, когда машина остановилась у дома ее тетки, он повернулся к ней и сказал:
– Мне хотелось бы еще раз повидаться с вами, Теодора. Вы согласны встретиться со мной?
– Да.
– Какое маленькое и слабенькое «да», – прокомментировал он мягко. – Вы всегда так застенчивы?
– Да нет. Это просто… – Она осеклась, взглянула на него в тусклых сумерках машины, глубоко вздохнула и сказала: – Я согласна с вами встретиться. Я хочу этого… очень.
– Хорошо, я очень рад, – ответил он своим глубокого тембра голосом. – Как насчет завтрашнего вечера?
– Нет, не смогу. Я обещала навестить больную подругу, и было бы очень некрасиво огорчить ее.
– Я понимаю. К сожалению, в пятницу буду занят я.
– И я тоже.
– Надеюсь, вы будете свободны в субботу, Теодора, потому что в воскресенье я должен уехать совсем.
– О да, суббота вполне подходит.
– Тогда сходим с вами, потанцуем, – предложил он, улыбнувшись ей в полумраке машины.
27
Он пригласил ее в отель «Саввой» в Стренде. Они обедали в роскошном кабинете с окнами на Темзу и танцевали под оркестр Каролла Гиббонса. Тедди думала о том, что никогда еще не видела мужчины, который сравнился бы красотой с Марком Льюисом. Сегодня он был в синей форме летчика Королевских Военно-воздушных сил со всеми наградами на левой груди, и поразительно было видеть лицо мальчишки над знаками воинской доблести летчика-истребителя.
Несколько раз за вечер она перехватывала направленные на него восхищенные взгляды мужчин и женщин, а в какой-то момент немолодой джентльмен в смокинге, танцевавший с женой, заговорил с их парой во время танца.
– Мы должны быть благодарны таким, как вы, молодым людям, – обратился к Марку незнакомец. – На славу поработали, ей-ей на славу, наша страна очень вами гордится.
Марк пробормотал что-то и улыбнулся мужчине и его даме, но разговор не поддержал. Они с Теодорой продолжали скользить по паркету танцевального пятачка под звуки «Беса ме мучо». А потом ни с того ни с сего он взялся за нее крепче, привлек еще ближе к себе, гораздо ближе, чем раньше, и она задрожала в его руках и перепугалась – не услышал бы он, как часто застучало у нее сердце. Но конечно же, он не услышал. Разве он мог?!
Они сидели за столом, не спеша пили шампанское, заказанное на десерт, и беседовали. На сей раз ни о чем конкретном. Так, обо всем. Они поделились беспокойством по поводу «Фау-2», новейших кошмарных самолетов-снарядов, производивших куда более страшные разрушения, чем «Фау-1», которыми немцы регулярно обстреливали Лондон. Они обсуждали ход военных действий, победы союзников в Италии и в других частях Европы, и Марк вторил общему мнению: к будущему лету война закончится. Но никаких иных тем они не касались. Похоже было, что ни тот, ни другой не намерены проявить инициативу и первым задать вопрос, относящийся к личности собеседника.
Тедди все еще не обрела душевного равновесия, из которого ее вывел Марк Льюис, и внутри у нее клокотали эмоции, в точности как это было несколько дней тому назад на вечеринке у Пеллов. Однако она твердо решила не допускать внешних проявлений нервозности, искусно замаскировала волнение, изображая холодную сдержанность и отменное владение собой.
– Какая досада, что так долго не несут пудинг, – сказал Марк с виноватым видом. – Покуда ждем, не желаете ли потанцевать, Теодора?
Она покачала головой:
– Извините, сейчас – нет. Кстати, если хотите, можете называть меня Тедди. Теодора – слишком громоздко.
Он улыбнулся:
– Ничего подобного, на мой взгляд, это имя красивое. Тео-до-ора… Для меня оно звучит очень мелодично. Конечно, Тедди как-то… теплее. Во всяком случае, я буду вас называть так и так – иногда Теодора, иногда Тедди.
Она кивнула, откинулась на спинку стула, отпила еще глоток шампанского и мило улыбнулась Марку. Затем повернула голову к оркестру и так сидела, слушая музыку и слегка притопывая в такт ногой под столом, довольная тем, что потратила пять фунтов на длинное и весьма нарядное вечернее платье наимоднейшего, так называемого пыльно-розового цвета. Она знала, что это облегающее платье очень идет ей. Оно приглянулось Тедди на показе в доме моды Харрода, и она сразу поняла, что это ее фасон. К наряду она добавила нитку жемчуга, жемчужные сережки и браслет с аметистами, доставшиеся ей от матери, а на пальце ее правой руки был также мамин перстенек – подарок на помолвку.
Когда Тедди была уже одета и спустилась вниз, чтобы идти на свидание, тетя Кетти собралась с духом и констатировала, что ее племянница очень хороша собой, но Тедди не больно-то ей поверила. А потом и Марк сказал ей в точности то же, когда заехал за ней, но ему она поверила, поскольку это совпадало с ее желанием, решила она.
Она привела его в гостиную, чтобы познакомить с тетей Кетти, сразу предложившей ему снять шинель, присесть и пропустить рюмочку, но он, слава Богу, отказался, сославшись на то, что их ждет машина. Он сказал, что шофер настроен малость по-большевистски и хочет возвращаться назад в Уэст-Энд, а потому им следует поторапливаться.
Спустя несколько минут они погрузились в такси, и у Тедди вырвался вздох облегчения: какое счастье, что они улизнули из дома и уехали в ресторан. Тетя Кетти еще раньше задавала ей уйму вопросов о Марке, на которые Тедди не могла ответить, и ей отнюдь не хотелось, чтобы тетушка вновь начала свое дознание, воздвигнув перед Марком кучу неделикатных вопросов о его семье и, что еще хуже, – о его вероисповедании. Ей было безразлично, кем он был. Он был самый великолепный из когда-либо встречавшихся ей мужчин, и, по ее мнению, все прочее не имело никакого значения.
Хотя Тедди не располагала соответствующими сведениями, Марк Льюис был очарован ею в той же мере, что и она им, и сейчас, когда она сидела с мечтательным выражением лица во власти своих мыслей, он изо всех сил старался сохранять хладнокровие. Главной его заботой было вести себя, как подобает взрослому мужчине, а не как впервые влюбившемуся школьнику на первом свидании с объектом своего обожания, несмотря на то, что он, казалось, вполне подходил на эту роль.
Он закурил сигарету и посмотрел через стол на Тедди. При свете свечей у нее было положительно ангельское личико. Ему никогда не доводилось видеть столь красивую женщину; с ней могла сравниться разве что Ингрид Бергман в «Касабланке», одном из последних ее фильмов. Тедди очень напоминала ее округлым лицом, высокими скулами, маленьким прямым носиком и широким ртом с чувственной нижней губой. Хоть она была блондинкой, брови у нее были темные, густые, естественной формы и, к счастью, не были выщипаны по моде до тонких резких линий.
Глаза у нее были крупные изумрудно-зеленые, затененные тяжелыми ресницами, красивые и умные глаза: они прямо светились интеллектом, что позволило Марку предположить наличие острого ума за этим ликом мадонны.
Марк взял бокал и отпил глоток шампанского, вдруг подумав, что не худо было бы вместо этого напитка принять что-нибудь покрепче. Тедди как-то обескураживала его. Он жаждал узнать о ней больше, однако не осмеливался ни о чем расспрашивать. Тедди уже намекнула ему на его чрезмерное любопытство, и он посчитал, что в четверг у Пеллов она ему крепко всыпала.
Неужели они познакомились только в четверг?
Марку казалось, будто он знал ее всегда. Последние несколько дней он непрестанно думал о ней, мечтал о ней каждую ночь и сознавал, что более опасной женщины, чем она, он ни разу на своем веку не встречал. Опасной потому, что он сумел так запросто по уши влюбиться в нее, да еще испытывал самые серьезные намерения. За минувшие пять или шесть лет он познал несколько женщин, но никогда еще не ощущал себя таким… таким… размазней.
Теодора Штейн была непохожа на тех, других женщин из его прошлого, отличаясь от них абсолютно. В ней было нечто такое, что задевало струны его сердца, вызывало в нем потребность оберегать ее и лелеять и в то же время обладать ею физически. Теодора Штейн, повторил он мысленно. Интересно, она еврейка или нет? Тот же вопрос сегодня за ленчем высказала вслух его мать.
«Судя по ее фамилии – должна быть», – предположила мама. Он ответил, что не знает, да и какое это имеет значение. Еврейка она или нет, ему безразлично. Но он тут же пожалел о сказанном; ему следовало знать, что можно и чего нельзя говорить. «Тебе надо было это выяснить. Ты знаешь своего отца», – напомнила ему мать, и он мысленно выругал себя: дернул же его черт рассказать ей о Тедди. Но он это сделал, и теперь она расскажет отцу; наверное, они уже посудачили за обедом, и завтра за воскресным ленчем скорее всего состоится допрос.
Без этого никогда не обходилось, если он проявлял интерес к женщине. Так было из-за того, что старшим сыном теперь стал он. Его брат Дэвид, дорогой, горячо любимый Дэвид, перед героизмом которого он преклонялся всю свою жизнь, был убит в бою в Северной Африке. Занять его место в семье предстояло Марку. Как будто кто-то мог заменить кого-то, занять чье-то место. Однако предполагалось, что Марк теперь войдет в семейное дело, как это собирался сделать Дэвид. Также предполагалось, что однажды он совершит для семьи еще одно благое дело, женившись на достойной женщине.
Да будь они все неладны, подумалось Марку, я намерен встречаться с кем хочу и жениться на женщине, которую полюблю, когда найду ее и когда придет пора, будь она еврейка, католичка, протестантка или индуска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60