Я не могу отделаться от мысли о том, что она знает что-то новое… такое, о чем боится мне рассказать.
– Чушь, Теодора! Баронесса – настоящая аристократка и никогда не пренебрежет своим долгом, даже если исполняя его, ей пришлось бы стать носителем дурных вестей! – воскликнула Кетти. – В глубине души я совершенно уверена, что Урсула и Зигмунд Вестхеймы живы. Милочка, ты можешь смело мне поверить. Ты должна верить, как это делаю я.
Позитивность в умонастроении тетки, похоже, благоприятно повлияла на Тедди, и она несколько воспряла духом.
– Да, вы, наверное, правы, тетя Кетти, мой пессимизм просто смешон, я это понимаю, – сказала она, – тем более что мне и пожаловаться-то не на что. К тому же Урсула Вестхейм умная и находчивая женщина. Если в чрезвычайных обстоятельствах хоть кто-то сможет спастись, так это будет она. Я с вами совершенно согласна и уверена, что с ней и с господином Вестхеймом все в порядке… И с остальными членами семьи тоже. Она позаботилась бы об этом.
– Бабушка Максима, по-видимому, скончалась, упокой Господь ее душу, – тихо промолвила Кетти.
– Да, она была слаба, и удар, перенесенный ею пять лет тому назад, парализовал ее… – Тедди была не в силах продолжать.
Кетти слегка склонила голову, села поглубже в кресле и отпила глоток чая.
Меж ними вновь воцарилось молчание.
Тедди, конечно, унеслась мыслями к Вестхеймам и Максиму, и глаза ее смотрели рассеянно.
Кетти бросила на нее взгляд и налила себе вторую чашку чая, откусила кусочек имбирного бисквита и пристально воззрилась на племянницу. Такая славная девушка, думала Кетти, прелесть, какая она откровенная и честная. В ней нет ни малейшей хитрости, изворотливости. И она крепка духом. И благонравна, и благовоспитанна, и такое любящее у нее сердце! Правда, этого ребенка она обожает несколько чересчур, что и говорить. И Тедди драматизирует свою ситуацию, воспринимая Максима, как если бы он был ее сыном. Он – не ее, и его родители однажды придут и заберут его, и с чем она останется? С разбитым сердцем! Я в этом не сомневаюсь. Ой-вей-измир, такой цорес мы будем иметь, когда это случится… О, да, это-таки будет беда и кое-что еще. Если ей что и надо, так это выйти замуж. Это поможет смягчить удар, когда Вестхеймы увезут от нее Максима. Так ли, сяк ли, но это их ребенок, а не ее, как бы ни сложилась ситуация за последние годы. Да, определенно замужество решило бы все проблемы. Выйти замуж и любить своих собственных детей, вот что ей нужно.
Кетти откашлялась и исподволь принялась за дело.
– Раз уж говорим об отсутствующих друзьях, может, вспомним и Вилли Герцога? Что-то давненько я не слышала о нем от тебя.
Тедди поглядела на тетушку и пожала плечами.
– На днях получила от него письмо, конечно же, вскрытое британской цензурой из-за иностранной почтовой марки. Но они зря беспокоились. Письмо коротенькое и не содержит ничего особенного, Вилли было нечего и не о чем писать. – Она тихонько вздохнула. – Я никак не могу понять, чего ради Вилли из Палестины переехал в Шанхай. Конечно, Шанхай – интернациональный город, но какое это может иметь значение для Вилли? – Она помотала головой в полнейшем недоумении, но тем не менее ответ на свой вопрос сразу нашла. – Да никакого! Его переезд туда никогда не покажется мне хоть капельку благоразумным.
– И мне тоже, Тедди. Это всегда казалось мне мешуггенех . Пойти на такое дело – сумасшедшая идея, если хочешь знать. – Кетти сказала это спокойно, затем добавила: – Китай, он так отсюда далеко, так далеко…
– То же самое и Америка, – прошептала Тедди.
– Что ты хочешь этим сказать, дорогая?
– Вы же знаете, что Вилли хочет после войны жить в Америке.
– Да, ты мне говорила. Но я думала, что и ты тоже жаждешь туда отправиться. – Кетти посмотрела на нее вопросительно.
– Да, такое настроение у меня было, когда мы с Вилли сидели в Берлине, – не задумываясь, ответила Тедди. – Но именно сегодня вечером я как никогда остро почувствовала, что не желаю уезжать из Лондона. Я хотела бы прожить здесь до конца своих дней, тетя Кетти. Мне хорошо с англичанами, и здесь – вы, моя единственная семья. Кроме того, Максиму тоже нравится жить в Англии. Он любит свою «Колет Корт» и ждет не дождется, когда ему исполнится тринадцать и он будет ходить в школу Св. Павла, а после нее в Оксфордский университет. Так что я никак не смогла бы поехать с Вилли в Америку, хотя бы из-за Максима. – Она замолчала и посмотрела на тетку. – Да, никоим образом не могла бы. Разве не так?
Кетти уставилась на племянницу, пораженная ее доводами. Ее отношение к Максиму даже несколько раздражало тетку.
– Когда сюда приедут Вестхеймы, ты сможешь поступить, как тебе заблагорассудится, Тедди, – сказала она медленно и веско. – Поскольку свое собственное дитя они будут воспитывать сами.
– О да, конечно! Я знаю, что они будут. Но не поймите меня превратно, тетя Кетти; говоря так, я имела в виду случай, то есть если, не дай Бог, с ними что-то случилось, и тогда ответственность за судьбу Максима, покуда он не вырастет, ложится на меня. Я дала слово фрау Вестхейм растить его до тех пор, пока он не будет в состоянии сам заботиться о себе. Если же взглянуть на все с положительной стороны и рассчитывать на то, что Вестхеймы в конце концов приедут в Лондон, все равно я предпочла бы жить в Англии. Помимо всего прочего, я хочу находиться невдалеке от Максима, навещать его в школе и время от времени с ним видеться. Ведь это при данных обстоятельствах вполне естественно, вы так не думаете?
– Все может быть, – уклончиво сказала Кетти Она впала на несколько секунд в задумчивость, затем промолвила совсем тихо, самым ласковым и нежным голосом:
– Ты уж не обессудь, но по тому, как ты говорила, мне показалось, что Максим для тебя значит больше, чем Вилли Герцог.
Тедди раскрыла было рот, желая что-то сказать, но, очевидно, передумала.
Кетти продолжала зондировать:
– Ты не любишь Вилли?
– Не знаю, – помедлив с ответом, призналась Тедди. – Я даже не уверена, осталось ли во мне желание выходить за него замуж.
– Ты мне говорила, что он настоящий мужчина, хороший еврей, что он надежный и старательный, ну и, похоже, все это тебя устраивало. Однако, если память меня не обманывает, а она не обманывает, ты никогда не употребляла это самое важное слово применительно к Вилли. Я имею в виду слово «любовь», Тедди. Ты никогда не говорила мне, что любишь Вилли.
– Я никогда не была до конца в этом уверена, как мне кажется, – сказала Тедди с сожалением в голосе. – Тогда в Берлине я была еще молода, мне было всего девятнадцать, и я думала, что мне вовек не найти никого лучше Вилли, потому что он хороший человек, и я сказала, что выйду за него замуж… так я думаю.
Кетти сохраняла внешнее спокойствие, но ее ум интенсивно работал и развивал максимальные обороты. Да, теперь мне необходима садхен . Ах! Но чем может помочь сваха, если все замечательные еврейчики ушли на эту кошмарную войну. Ничего, не страшно. Я должна пойти поговорить с Ребеккой Коэн. И с Саррой Ливайн. Завтра же. Я пойду к ним завтра. У обеих замечательные сыновья. У их сестер тоже есть прекрасные сыновья. Все неженаты. Я-то уж разыщу замечательного еврейского мальчика для моей Теодоры, для единственной племянницы, для единственного дитя моего брата. Ее мужем станет английский еврей. Вот что мне требуется для нее.
– Что-нибудь не так, тетя?
– Нет-нет, с чего ты взяла? – воскликнула Кетти, встрепенувшись и одарив Тедди сладчайшей из улыбок.
– Просто у вас взволнованный вид, только и всего.
– Со мной все в порядке, Теодора. Все в отменном порядке. Я как раз сейчас подумала… о… думала… думала, что пять лет разлуки с Вилли Герцогом для тебя многовато. И эти последние пять лет изменили тебя, Тедди. Жизнь здесь тебя изменила, война тебя изменила, легшая на твои плечи абсолютная ответственность за Максима, принятие решений по поводу его образования изменили тебя. И ты немножечко повзрослела. Нет, я оговорилась: ты просто выросла на целую голову! Тебе теперь двадцать пять, а не девятнадцать, и я уверена, что он тоже изменился, набравшись жизненного опыта в Палестине и Шанхае.
Кетти замолчала, многозначительно взглянула на Тедди и медленно завершила тираду:
– Что ж, ты могла бы сказать, что вы с ним при встрече окажетесь совершенно чужими друг другу.
– Да, – согласилась Тедди. Голос ее понизился почти до шепота: – Я как раз только что об этом подумала.
23
Мы можем пойти на ленч в «Лайонз-Корнер-Хауз»? – просительно глядя на Тедди, поинтересовался Максим.
Она кивнула, шаря в сумке, вынимая деньги и книжку с купонами на одежду.
– Да, можем, но потом. Сперва мы должны подыскать тебе плащ. Честно говоря, я бы что-нибудь съела. А ты проголодался?
– Да, еще как!
Тедди и Максим стояли у прилавка одежды для мальчиков в магазине Селфриджа, терпеливо ожидая, пока молодая продавщица проверит, найдется ли у нее третья рубашка Максимова размера. Вскоре она вернулась, качая головой и строя гримаски.
– Простите, мадам, но те две были последние из размеров вашего мальчика. Может быть, вы подберете что-нибудь из джерси?
– Нет, спасибо. Мы возьмем эти две и на сегодня ими ограничимся, – сказала Тедди и подала книжечку и банкноту в один фунт стерлингов.
Девушка взяла деньги и книжечку, вырезала из нее положенные купоны, отсчитала Тедди сдачу и подала покупку вместе с книжкой и чеком.
– Лето никогда не кажется слишком долгим, а? – с усмешкой обратилась к Максиму девушка. – Скоро обратно, за партой торчать, да? Не позавидуешь.
– Мне нравится школа, – ответил Максим.
Девушка одарила его донельзя скептическим взглядом и выразительно вскинула бровь. С едва приметной улыбочкой она прошла вдоль прилавка к следующей покупательнице, ожидавшей со своим сыном.
Тедди заговорщически подмигнула Максиму, положила руку ему на плечо и торопливо повела к выходу через центральный зал большого универмага к дверям, выходящим на Оксфорд-стрит.
Тедди с Максимом шли по направлению в Марбл Арк, где находился «Лайонз-Корнер-Хауз». По дороге они не разговаривали, поскольку торопились и лавировали между пешеходами. Было субботнее утро начала сентября. Небо иссиня-голубое, без единого облачка, воздух слегка трепетал от нежаркого солнышка. Это был прекрасный, мягкий, спокойный и необычно теплый для сентября денек, более подходивший для прогулок в саду, нежели для беготни в шумной суете городских улиц.
Тедди предпочла бы сидеть сейчас с ним в тени под яблоней, попивать не спеша что-нибудь холодненькое и читать книги. Но этого похода по магазинам было никак не избежать, поскольку Максиму предстояло через несколько дней возвращаться в школу и было необходимо купить для него рубашки и дождевик. Он так быстро рос, с каждым днем делаясь все выше – одни руки да ноги, хотя, возможно, ей это только казалось так, но все равно для десяти лет он был высоковат.
Вдруг без видимой связи Максим несколько недовольным тоном сказал:
– Та продавщица в магазине, которая нас обслуживала, не поверила мне, когда я сказал, что люблю школу.
Тедди искоса взглянула на него.
– Ты же знаешь, что не каждый любит школу. В отличие от тебя, – заметила она и рассмеялась. Вдруг смех застыл у нее на устах, и она остановилась как вкопанная и перевела взгляд на небо. Максим сделал то же самое, так же поступили и другие люди, спешившие по обеим сторонам Оксфорд-стрит.
Нарастающий рев был слишком хорошо знаком лондонцам.
Это была летающая бомба, один из тех беспилотных самолетов-снарядов. Со звенящим стоном он прорезал голубое небо, устремляясь на них со сравнительно небольшой высоты. В унисон ему уже завыла сирена воздушной тревоги, и оба звука перекрыли шум уличного движения.
На миг Тедди и Максим остолбенели, уставясь на широкий прозрачный небосвод. Самолет-снаряд летел так низко, что была видна свастика, намалеванная на толстом брюхе.
Люди закричали, завизжали и стали разбегаться во все стороны в поисках бомбоубежища или хоть какого-то укрытия.
Тедди схватила Максима за руку и с криком «Бежим!» потащила его на середину улицы, как можно дальше от фасадов зданий. «Фау» накрыл своей огромной тенью Оксфорд-стрит и людскую толпу, затем его двигатели словно обрезало, как бывало всегда перед началом падения. Инстинктивно Тедди толкнула Максима на мостовую и накрыла собой, защитив своим телом.
Другие люди тоже бросались ничком наземь, в надежде спастись от смерти. Скрипнув тормозами, замер на мостовой автобус, пассажиры повыскакивали наружу разом вместе с шофером и кондуктором, все искали укрытие или же падали на асфальт, чтобы хоть как-то уменьшить опасность поражения.
Откуда-то из-за угла вылетел и замер на месте рядом с Тедди и Максимом таксомотор. Шофер выскочил и плюхнулся около Тедди на дорогу, крича:
– Ты, чокнутая! Это, бля, фрицева бомблюга воет, прямо нам, бля, по башкам так и влындит! – Таксист обхватил голову лапами и зашипел на Тедди: – Делайте, как я, обеими руками, утята. Сама хоронись и постреленка спасай. От битого стекла. Осколки от витрин, бля, больше всего кровищи пускают. Ребят стеклом, когда сверху падает, на ленты режет.
– Я знаю, – отозвалась Тедди, но советом водителя, изъяснявшегося на кокни, воспользовалась, закрыв голову руками.
– Ты о себе позаботься, как обо мне, – послышался из-под нее приглушенный голосок.
– Со мной все хорошо, Максим, не беспокойся. – Но ее слова потонули в оглушительном треске, а через долю секунды последовал ужасающей силы взрыв.
Таксист первым поднял голову и огляделся вокруг. Он встал, наскоро отряхнул брюки.
– Мы везучие, утята, – сказал он Тедди. – Мог прямиком в нас бухнуть. Но он, гад, грохнулся где-то за «Кэмберленд Отелем». В конце Эдгвар-роуд. Жалко бедную шелупонь, кто они ни есть, которым врезало.
Тедди безмолвно глядела на него, желая как-то унять охватившую ее дрожь, и в первый момент была не в силах оторваться от земли.
Вдали опять заревел следующий «Фау». Как и первый, он летел по направлению к ним. Все уставились в небо, и вновь всеобщий визг огласил улицу.
Таксист подал руку Тедди и поднял ее; встал и Максим.
– Хватай малого и дуйте в метро, утята. Этот налет, бля, еще не сдох, попомните мои слова.
– Да-да, мы пойдем! – воскликнула Тедди. – Спасибо вам!
Даже не оглянувшись на свою машину, таксист помчался к Марбл Арк. Тедди подхватила бумажный пакет с рубашками, взяла Максима за руку, и они побежали вдогонку за дружелюбным таксистом к станции метрополитена у Марбл Арк.
Говорливый таксист скрылся в толпе, валом валившей в подземелье, когда к станции подоспели Тедди с Максимом. Они сбежали вниз по ступенькам. Платформа была забита публикой, преимущественно женщинами с детьми, ходившими за покупками по магазинам, гулявшими субботним утром. Мужчин было совсем мало. Большинство мужского населения Англии служило в вооруженных силах: в армии, на флоте, в авиации.
Пыхтя и отдуваясь, Тедди с Максимом остановились на нижнем пролете лестницы. Им повезло – они нашли место и примостились на ступеньке в углу, тесно прижавшись друг к другу, чтобы хватило места кому-нибудь еще.
Взвинченные переделкой, в которой только что побывали, они долго сидели молча, успокаиваясь и приводя в порядок мысли.
– Не бойся, Максим, здесь мы в безопасности, – заговорила наконец Тедди.
– Я никогда не боюсь, когда с тобой, Тедди, – отозвался Максим и достал из кармана носовой платок. Он поплевал на него и принялся влажной тканью тереть колено.
Нагнувшись к нему, Тедди воскликнула:
– Это я тебя так толкнула, что ты даже коленку разбил?
Максим покачал головой и усмехнулся:
– Да это просто царапинка, и даже не больно. Во всяком случае, не очень.
Она нахмурилась и склонилась над ним, осматривая колено.
– Ранка пустяковая, но надо бы помазать йодом… – Она подняла голову и оглядела толпившихся людей. – Обычно на станциях подземки бывает полно медсестер из Красного Креста во время налета. Но что-то не вижу ни одной, а ты?
Он покачал головой:
– Но я же не раненый. Пожалуйста, не поднимай переполох, Тедди, я помою колено в мужском туалете в «Лайонз-Корнер-Хаузе». Мы пойдем туда перекусить или уже нет?
– Если налет будет продолжаться, это чаепитие может нам обойтись слишком дорого, – проворчала она.
Максим промолчал. Он прислонился спиной к верхней ступеньке, вытянул ноги и долго, с задумчивым видом, изучал свои ботинки. Наконец он повернулся к ней и тихо проговорил:
– Спасибо тебе, Тедди. Ты защитила меня своим телом.
– Я всегда буду тебя защищать, Максим. До тех пор, пока живу. Ты мой мальчик, и я очень тебя люблю.
– Я тебя тоже люблю, Тедди.
И больше они ничего не добавили, но его рука заползла в ее руку, он придвинулся к ней еще ближе и притулился головой к ее голому плечу. Они тихо сидели рядом, и ничто им было не страшно. Это ощущение бесстрашия пришло не сейчас, а давно, и они знали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Чушь, Теодора! Баронесса – настоящая аристократка и никогда не пренебрежет своим долгом, даже если исполняя его, ей пришлось бы стать носителем дурных вестей! – воскликнула Кетти. – В глубине души я совершенно уверена, что Урсула и Зигмунд Вестхеймы живы. Милочка, ты можешь смело мне поверить. Ты должна верить, как это делаю я.
Позитивность в умонастроении тетки, похоже, благоприятно повлияла на Тедди, и она несколько воспряла духом.
– Да, вы, наверное, правы, тетя Кетти, мой пессимизм просто смешон, я это понимаю, – сказала она, – тем более что мне и пожаловаться-то не на что. К тому же Урсула Вестхейм умная и находчивая женщина. Если в чрезвычайных обстоятельствах хоть кто-то сможет спастись, так это будет она. Я с вами совершенно согласна и уверена, что с ней и с господином Вестхеймом все в порядке… И с остальными членами семьи тоже. Она позаботилась бы об этом.
– Бабушка Максима, по-видимому, скончалась, упокой Господь ее душу, – тихо промолвила Кетти.
– Да, она была слаба, и удар, перенесенный ею пять лет тому назад, парализовал ее… – Тедди была не в силах продолжать.
Кетти слегка склонила голову, села поглубже в кресле и отпила глоток чая.
Меж ними вновь воцарилось молчание.
Тедди, конечно, унеслась мыслями к Вестхеймам и Максиму, и глаза ее смотрели рассеянно.
Кетти бросила на нее взгляд и налила себе вторую чашку чая, откусила кусочек имбирного бисквита и пристально воззрилась на племянницу. Такая славная девушка, думала Кетти, прелесть, какая она откровенная и честная. В ней нет ни малейшей хитрости, изворотливости. И она крепка духом. И благонравна, и благовоспитанна, и такое любящее у нее сердце! Правда, этого ребенка она обожает несколько чересчур, что и говорить. И Тедди драматизирует свою ситуацию, воспринимая Максима, как если бы он был ее сыном. Он – не ее, и его родители однажды придут и заберут его, и с чем она останется? С разбитым сердцем! Я в этом не сомневаюсь. Ой-вей-измир, такой цорес мы будем иметь, когда это случится… О, да, это-таки будет беда и кое-что еще. Если ей что и надо, так это выйти замуж. Это поможет смягчить удар, когда Вестхеймы увезут от нее Максима. Так ли, сяк ли, но это их ребенок, а не ее, как бы ни сложилась ситуация за последние годы. Да, определенно замужество решило бы все проблемы. Выйти замуж и любить своих собственных детей, вот что ей нужно.
Кетти откашлялась и исподволь принялась за дело.
– Раз уж говорим об отсутствующих друзьях, может, вспомним и Вилли Герцога? Что-то давненько я не слышала о нем от тебя.
Тедди поглядела на тетушку и пожала плечами.
– На днях получила от него письмо, конечно же, вскрытое британской цензурой из-за иностранной почтовой марки. Но они зря беспокоились. Письмо коротенькое и не содержит ничего особенного, Вилли было нечего и не о чем писать. – Она тихонько вздохнула. – Я никак не могу понять, чего ради Вилли из Палестины переехал в Шанхай. Конечно, Шанхай – интернациональный город, но какое это может иметь значение для Вилли? – Она помотала головой в полнейшем недоумении, но тем не менее ответ на свой вопрос сразу нашла. – Да никакого! Его переезд туда никогда не покажется мне хоть капельку благоразумным.
– И мне тоже, Тедди. Это всегда казалось мне мешуггенех . Пойти на такое дело – сумасшедшая идея, если хочешь знать. – Кетти сказала это спокойно, затем добавила: – Китай, он так отсюда далеко, так далеко…
– То же самое и Америка, – прошептала Тедди.
– Что ты хочешь этим сказать, дорогая?
– Вы же знаете, что Вилли хочет после войны жить в Америке.
– Да, ты мне говорила. Но я думала, что и ты тоже жаждешь туда отправиться. – Кетти посмотрела на нее вопросительно.
– Да, такое настроение у меня было, когда мы с Вилли сидели в Берлине, – не задумываясь, ответила Тедди. – Но именно сегодня вечером я как никогда остро почувствовала, что не желаю уезжать из Лондона. Я хотела бы прожить здесь до конца своих дней, тетя Кетти. Мне хорошо с англичанами, и здесь – вы, моя единственная семья. Кроме того, Максиму тоже нравится жить в Англии. Он любит свою «Колет Корт» и ждет не дождется, когда ему исполнится тринадцать и он будет ходить в школу Св. Павла, а после нее в Оксфордский университет. Так что я никак не смогла бы поехать с Вилли в Америку, хотя бы из-за Максима. – Она замолчала и посмотрела на тетку. – Да, никоим образом не могла бы. Разве не так?
Кетти уставилась на племянницу, пораженная ее доводами. Ее отношение к Максиму даже несколько раздражало тетку.
– Когда сюда приедут Вестхеймы, ты сможешь поступить, как тебе заблагорассудится, Тедди, – сказала она медленно и веско. – Поскольку свое собственное дитя они будут воспитывать сами.
– О да, конечно! Я знаю, что они будут. Но не поймите меня превратно, тетя Кетти; говоря так, я имела в виду случай, то есть если, не дай Бог, с ними что-то случилось, и тогда ответственность за судьбу Максима, покуда он не вырастет, ложится на меня. Я дала слово фрау Вестхейм растить его до тех пор, пока он не будет в состоянии сам заботиться о себе. Если же взглянуть на все с положительной стороны и рассчитывать на то, что Вестхеймы в конце концов приедут в Лондон, все равно я предпочла бы жить в Англии. Помимо всего прочего, я хочу находиться невдалеке от Максима, навещать его в школе и время от времени с ним видеться. Ведь это при данных обстоятельствах вполне естественно, вы так не думаете?
– Все может быть, – уклончиво сказала Кетти Она впала на несколько секунд в задумчивость, затем промолвила совсем тихо, самым ласковым и нежным голосом:
– Ты уж не обессудь, но по тому, как ты говорила, мне показалось, что Максим для тебя значит больше, чем Вилли Герцог.
Тедди раскрыла было рот, желая что-то сказать, но, очевидно, передумала.
Кетти продолжала зондировать:
– Ты не любишь Вилли?
– Не знаю, – помедлив с ответом, призналась Тедди. – Я даже не уверена, осталось ли во мне желание выходить за него замуж.
– Ты мне говорила, что он настоящий мужчина, хороший еврей, что он надежный и старательный, ну и, похоже, все это тебя устраивало. Однако, если память меня не обманывает, а она не обманывает, ты никогда не употребляла это самое важное слово применительно к Вилли. Я имею в виду слово «любовь», Тедди. Ты никогда не говорила мне, что любишь Вилли.
– Я никогда не была до конца в этом уверена, как мне кажется, – сказала Тедди с сожалением в голосе. – Тогда в Берлине я была еще молода, мне было всего девятнадцать, и я думала, что мне вовек не найти никого лучше Вилли, потому что он хороший человек, и я сказала, что выйду за него замуж… так я думаю.
Кетти сохраняла внешнее спокойствие, но ее ум интенсивно работал и развивал максимальные обороты. Да, теперь мне необходима садхен . Ах! Но чем может помочь сваха, если все замечательные еврейчики ушли на эту кошмарную войну. Ничего, не страшно. Я должна пойти поговорить с Ребеккой Коэн. И с Саррой Ливайн. Завтра же. Я пойду к ним завтра. У обеих замечательные сыновья. У их сестер тоже есть прекрасные сыновья. Все неженаты. Я-то уж разыщу замечательного еврейского мальчика для моей Теодоры, для единственной племянницы, для единственного дитя моего брата. Ее мужем станет английский еврей. Вот что мне требуется для нее.
– Что-нибудь не так, тетя?
– Нет-нет, с чего ты взяла? – воскликнула Кетти, встрепенувшись и одарив Тедди сладчайшей из улыбок.
– Просто у вас взволнованный вид, только и всего.
– Со мной все в порядке, Теодора. Все в отменном порядке. Я как раз сейчас подумала… о… думала… думала, что пять лет разлуки с Вилли Герцогом для тебя многовато. И эти последние пять лет изменили тебя, Тедди. Жизнь здесь тебя изменила, война тебя изменила, легшая на твои плечи абсолютная ответственность за Максима, принятие решений по поводу его образования изменили тебя. И ты немножечко повзрослела. Нет, я оговорилась: ты просто выросла на целую голову! Тебе теперь двадцать пять, а не девятнадцать, и я уверена, что он тоже изменился, набравшись жизненного опыта в Палестине и Шанхае.
Кетти замолчала, многозначительно взглянула на Тедди и медленно завершила тираду:
– Что ж, ты могла бы сказать, что вы с ним при встрече окажетесь совершенно чужими друг другу.
– Да, – согласилась Тедди. Голос ее понизился почти до шепота: – Я как раз только что об этом подумала.
23
Мы можем пойти на ленч в «Лайонз-Корнер-Хауз»? – просительно глядя на Тедди, поинтересовался Максим.
Она кивнула, шаря в сумке, вынимая деньги и книжку с купонами на одежду.
– Да, можем, но потом. Сперва мы должны подыскать тебе плащ. Честно говоря, я бы что-нибудь съела. А ты проголодался?
– Да, еще как!
Тедди и Максим стояли у прилавка одежды для мальчиков в магазине Селфриджа, терпеливо ожидая, пока молодая продавщица проверит, найдется ли у нее третья рубашка Максимова размера. Вскоре она вернулась, качая головой и строя гримаски.
– Простите, мадам, но те две были последние из размеров вашего мальчика. Может быть, вы подберете что-нибудь из джерси?
– Нет, спасибо. Мы возьмем эти две и на сегодня ими ограничимся, – сказала Тедди и подала книжечку и банкноту в один фунт стерлингов.
Девушка взяла деньги и книжечку, вырезала из нее положенные купоны, отсчитала Тедди сдачу и подала покупку вместе с книжкой и чеком.
– Лето никогда не кажется слишком долгим, а? – с усмешкой обратилась к Максиму девушка. – Скоро обратно, за партой торчать, да? Не позавидуешь.
– Мне нравится школа, – ответил Максим.
Девушка одарила его донельзя скептическим взглядом и выразительно вскинула бровь. С едва приметной улыбочкой она прошла вдоль прилавка к следующей покупательнице, ожидавшей со своим сыном.
Тедди заговорщически подмигнула Максиму, положила руку ему на плечо и торопливо повела к выходу через центральный зал большого универмага к дверям, выходящим на Оксфорд-стрит.
Тедди с Максимом шли по направлению в Марбл Арк, где находился «Лайонз-Корнер-Хауз». По дороге они не разговаривали, поскольку торопились и лавировали между пешеходами. Было субботнее утро начала сентября. Небо иссиня-голубое, без единого облачка, воздух слегка трепетал от нежаркого солнышка. Это был прекрасный, мягкий, спокойный и необычно теплый для сентября денек, более подходивший для прогулок в саду, нежели для беготни в шумной суете городских улиц.
Тедди предпочла бы сидеть сейчас с ним в тени под яблоней, попивать не спеша что-нибудь холодненькое и читать книги. Но этого похода по магазинам было никак не избежать, поскольку Максиму предстояло через несколько дней возвращаться в школу и было необходимо купить для него рубашки и дождевик. Он так быстро рос, с каждым днем делаясь все выше – одни руки да ноги, хотя, возможно, ей это только казалось так, но все равно для десяти лет он был высоковат.
Вдруг без видимой связи Максим несколько недовольным тоном сказал:
– Та продавщица в магазине, которая нас обслуживала, не поверила мне, когда я сказал, что люблю школу.
Тедди искоса взглянула на него.
– Ты же знаешь, что не каждый любит школу. В отличие от тебя, – заметила она и рассмеялась. Вдруг смех застыл у нее на устах, и она остановилась как вкопанная и перевела взгляд на небо. Максим сделал то же самое, так же поступили и другие люди, спешившие по обеим сторонам Оксфорд-стрит.
Нарастающий рев был слишком хорошо знаком лондонцам.
Это была летающая бомба, один из тех беспилотных самолетов-снарядов. Со звенящим стоном он прорезал голубое небо, устремляясь на них со сравнительно небольшой высоты. В унисон ему уже завыла сирена воздушной тревоги, и оба звука перекрыли шум уличного движения.
На миг Тедди и Максим остолбенели, уставясь на широкий прозрачный небосвод. Самолет-снаряд летел так низко, что была видна свастика, намалеванная на толстом брюхе.
Люди закричали, завизжали и стали разбегаться во все стороны в поисках бомбоубежища или хоть какого-то укрытия.
Тедди схватила Максима за руку и с криком «Бежим!» потащила его на середину улицы, как можно дальше от фасадов зданий. «Фау» накрыл своей огромной тенью Оксфорд-стрит и людскую толпу, затем его двигатели словно обрезало, как бывало всегда перед началом падения. Инстинктивно Тедди толкнула Максима на мостовую и накрыла собой, защитив своим телом.
Другие люди тоже бросались ничком наземь, в надежде спастись от смерти. Скрипнув тормозами, замер на мостовой автобус, пассажиры повыскакивали наружу разом вместе с шофером и кондуктором, все искали укрытие или же падали на асфальт, чтобы хоть как-то уменьшить опасность поражения.
Откуда-то из-за угла вылетел и замер на месте рядом с Тедди и Максимом таксомотор. Шофер выскочил и плюхнулся около Тедди на дорогу, крича:
– Ты, чокнутая! Это, бля, фрицева бомблюга воет, прямо нам, бля, по башкам так и влындит! – Таксист обхватил голову лапами и зашипел на Тедди: – Делайте, как я, обеими руками, утята. Сама хоронись и постреленка спасай. От битого стекла. Осколки от витрин, бля, больше всего кровищи пускают. Ребят стеклом, когда сверху падает, на ленты режет.
– Я знаю, – отозвалась Тедди, но советом водителя, изъяснявшегося на кокни, воспользовалась, закрыв голову руками.
– Ты о себе позаботься, как обо мне, – послышался из-под нее приглушенный голосок.
– Со мной все хорошо, Максим, не беспокойся. – Но ее слова потонули в оглушительном треске, а через долю секунды последовал ужасающей силы взрыв.
Таксист первым поднял голову и огляделся вокруг. Он встал, наскоро отряхнул брюки.
– Мы везучие, утята, – сказал он Тедди. – Мог прямиком в нас бухнуть. Но он, гад, грохнулся где-то за «Кэмберленд Отелем». В конце Эдгвар-роуд. Жалко бедную шелупонь, кто они ни есть, которым врезало.
Тедди безмолвно глядела на него, желая как-то унять охватившую ее дрожь, и в первый момент была не в силах оторваться от земли.
Вдали опять заревел следующий «Фау». Как и первый, он летел по направлению к ним. Все уставились в небо, и вновь всеобщий визг огласил улицу.
Таксист подал руку Тедди и поднял ее; встал и Максим.
– Хватай малого и дуйте в метро, утята. Этот налет, бля, еще не сдох, попомните мои слова.
– Да-да, мы пойдем! – воскликнула Тедди. – Спасибо вам!
Даже не оглянувшись на свою машину, таксист помчался к Марбл Арк. Тедди подхватила бумажный пакет с рубашками, взяла Максима за руку, и они побежали вдогонку за дружелюбным таксистом к станции метрополитена у Марбл Арк.
Говорливый таксист скрылся в толпе, валом валившей в подземелье, когда к станции подоспели Тедди с Максимом. Они сбежали вниз по ступенькам. Платформа была забита публикой, преимущественно женщинами с детьми, ходившими за покупками по магазинам, гулявшими субботним утром. Мужчин было совсем мало. Большинство мужского населения Англии служило в вооруженных силах: в армии, на флоте, в авиации.
Пыхтя и отдуваясь, Тедди с Максимом остановились на нижнем пролете лестницы. Им повезло – они нашли место и примостились на ступеньке в углу, тесно прижавшись друг к другу, чтобы хватило места кому-нибудь еще.
Взвинченные переделкой, в которой только что побывали, они долго сидели молча, успокаиваясь и приводя в порядок мысли.
– Не бойся, Максим, здесь мы в безопасности, – заговорила наконец Тедди.
– Я никогда не боюсь, когда с тобой, Тедди, – отозвался Максим и достал из кармана носовой платок. Он поплевал на него и принялся влажной тканью тереть колено.
Нагнувшись к нему, Тедди воскликнула:
– Это я тебя так толкнула, что ты даже коленку разбил?
Максим покачал головой и усмехнулся:
– Да это просто царапинка, и даже не больно. Во всяком случае, не очень.
Она нахмурилась и склонилась над ним, осматривая колено.
– Ранка пустяковая, но надо бы помазать йодом… – Она подняла голову и оглядела толпившихся людей. – Обычно на станциях подземки бывает полно медсестер из Красного Креста во время налета. Но что-то не вижу ни одной, а ты?
Он покачал головой:
– Но я же не раненый. Пожалуйста, не поднимай переполох, Тедди, я помою колено в мужском туалете в «Лайонз-Корнер-Хаузе». Мы пойдем туда перекусить или уже нет?
– Если налет будет продолжаться, это чаепитие может нам обойтись слишком дорого, – проворчала она.
Максим промолчал. Он прислонился спиной к верхней ступеньке, вытянул ноги и долго, с задумчивым видом, изучал свои ботинки. Наконец он повернулся к ней и тихо проговорил:
– Спасибо тебе, Тедди. Ты защитила меня своим телом.
– Я всегда буду тебя защищать, Максим. До тех пор, пока живу. Ты мой мальчик, и я очень тебя люблю.
– Я тебя тоже люблю, Тедди.
И больше они ничего не добавили, но его рука заползла в ее руку, он придвинулся к ней еще ближе и притулился головой к ее голому плечу. Они тихо сидели рядом, и ничто им было не страшно. Это ощущение бесстрашия пришло не сейчас, а давно, и они знали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60