А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– с надеждой воззрился он на князя.Пётр соскочил с лавки и обнял колени Голицына.– Пущай попримолкнет. Не можно мне боле слушать его.Но Борис Алексеевич, отвернувшись к окну, чтобы не выдать искреннего своего сочувствия царевичу, строго заметил:– Не силён я положенные царицею сроки для науки твоей отменять. – И брызнул слюной на монаха:– Будет тебе Матицей потчевать. Почни сызнова из Азбуковника.Точно рассыпавшееся по степи стрекотанье кузнечиков, хлынул поток навек заученных слов из уст монаха:– Асиди есть трава, от нея бегают нечестивые духи, а растёт она во индийских странах… А рукописуется «аз» тако, царевич…Поспешно начертав на бумаге каракулю, которая, по его мнению, изображала букву «а», он помчался дальше.– Балена – рыба морская, а величество ея бывает в длину шестьдесят сажен, а поперёк тридцать сажен. И егда учнёт играти, тогда гласом кричит, что лютый зверь. А на носу у нея вверх – что две трубы дымные велики, а как прыснет – и от того прыску корабль потопит, как близко тое рыбы корабли плывут…– Стой, погоди! Убьёшься! – расхохотался Борис Алексеевич и схватил руку монаха, молниеносно выведшую букву «б».Развалившийся на лавке царевич приподнял голову, сонливо пожевал губами и снова поудобней улёгся.Голицын выглянул на двор. Из-за клочьев рассеянных туч несмело щурилось на землю солнце. Туман над лесом поредел, в его прозрачную ткань вплетались золотые узоры тонких, как запах только что скошенной травы, лучей. На потешной площадке, посредине двора, сбившись тесным кружком у серебряной лужи, нетерпеливо переминались с ноги на ногу сверстники царевича, «робятки Петровы», как их называл Борис Алексеевич: спальники, стольники и карлы.Завидев Голицына, карла Никита Комар, подобрав полы малинового кафтана на беличьем меху с золотыми пуговицами, вскочил на спину к карлу Родионову Ваське и, оглушительно заверещав, поскакал к окну.Князь незло погрозился и отошёл в глубь терема.– Сдаётся мне, пора и кончать, – лукаво склонился он над царевичем.Словно какая-то могучая сила сбросила Петра с лавки.Не успел монах разогнуться, как почувствовал на спине седока.– Эй что ли, чёрная немощь! – забарабанил Пётр по загривку возницы и поскакал на нём в сени. Подстерегавшие у двери карлы вцепились монаху в бороду.– Жги ему очи, чтоб не томил царевича премудростями окаянными!К крыльцу, то мяукая, то лая лисой, на четвереньках подползли два других карла: Емелька и Ивашка Кондратьевы.На дворе один из «робяток», Андрей Матвеев , сын сосланного боярина Артамона Сергеевича, наспех построил в ряды товарищей.В первом ряду крепкой стеной стали Лев, Мартемьян и Фёдор Нарышкины Нарышкин Лев Кириллович (1664 – 1705) – боярин, член совета, управлявшего Россией в период первого путешествия Петра за границу, в 1698 – 1702 гг. управлял Посольским приказом. Нарышкин Мартемьян Кириллович (1665 – 1697) – стольник царя Федора, боярин с 1690 г . Нарышкин Фёдор Кириллович (1666 – 1691) – придворный кравчий.

, за ними – пониже ростом – Василий, Андрей и Семён Фёдоровы, ниже – Кирилло Алексеев, Иван Иванов с Гаврилою Головкиным Головкин Гаврила Иванович (1660 – 1734) – постельничий царевича Петра, затем начальник Посольского приказа, государственный канцлер, сенатор, президент Коллегии иностранных дел. После смерти Петра – член Верховного тайного совета, приближённый императрицы Анны Иоанновны.

, потом Автоном Головин Головин Автоном (или Автомон) Михайлович (1667 – 1720) – русский военный деятель. Начинал как комнатный стольничий царевича Алексея Петровича, затем принят Петром в Преображенский полк, где быстро стал полковником. Один из организаторов русской регулярной армии. Взят в плен шведами под Нарвой, на родину вернулся лишь в 1718 г .

, князья Андрей Михайлович Черкасский с Василием Лаврентьевичем Мещерским и, наконец, князь Иван Иванович Голицын Имеется в виду один из двух родных братьев Иванов, сыновей князя Ивана Андреевича Голицына, – Голицын Иван Иванович (часто именовался с приставкой «Большой», он же имел прозвище Лоб) (? – 1686), спальник царевича Петра, боярин с 1685 г и казанский воевода. Голицын Иван Иванович Младший (? – 1688) – стольник Софьи Алексеевны.

с Иваном Родионовичем Стрешневым.Черкасский, как воевода, заупрямился было: «Негоже мне ниже Кирюшки стоять!» – но Андрей Матвеев Матвеев Артамон Сергеевич (1625 – 1682) – боярин, дипломат.

так выразительно поднёс к его лицу кулак, что он поспешил без дальнейших слов подчиниться воле товарища.Оправив кафтан и, в подражание знакомому немцу-офицеру, выпучив серые глаза, Андрей взмахнул рукой.Двор зазвенел дружным и стройным приветствием:– Пол-ков-ни-ку пол-ка Пе-тро-ва – Пе-тру ца-ре-ви-чу-урра!Пётр спрыгнул со спины монаха.– По здорову ль вы все? – И вдруг стрелой полетел вдоль ограды. – Нуте-кось, кто догонит меня, полковника вашего?От быстрого бега немели ноги, сердце билось пойманной птицей и захватывало дыханье. Но царевич не сдавался, скользил вертлявою змейкою меж ног «робяток», падал в лужи, барахтался, вновь вырывался, пока сверстники не признали себя побеждёнными.Увидев через окно перепачканного в грязи сына, Наталья Кирилловна сейчас же погнала его домой, раздела догола и уложила в постель.«Робятки», тщетно прождав у крыльца возвращения «полковника», решили идти к царице с челобитного.– Не можно нам без полковника, – поклонился Наталье Кирилловне долговязый Матвеев.Царица укоризненно поглядела на посла.– В кого, не возьму в толк, пошёл ты, Андрюшка? Нешто так обо мне да об иных кровных царских заботился родитель твой Артамон?Виноватая улыбочка Матвеева все же тронула её. Она пожурила его ещё немного, скорее для порядка, чем со зла, и склонилась к заливающемуся горькими слезами царевичу:– Ладно. Ужо будь по-вашему.Пётр порывисто обнял мать.– Удушишь! – с трудом вырвалась Наталья Кирилловна и с материнскою гордостью повернулась к стоявшим у порога ближним. – Эка силища у робёнка у малого!Одетый спальниками, царевич сунулся было в сени, чтобы идти снова на двор, но мать решительно загородила дорогу.– И в думках не держи, чтоб я ныне на хворь тебя отпустила. Пригож будешь и в терему.Низкий теремок Петра полон «робятками». Расшалился царевич. Стонет под ним деревянный конь в богатом уборе позолоченными стременами и уздечкой, сияющей изумрудами. Поют стрелы, спущенные с посеребрённых луков, грозно развеваются пёстро расписанные знамёна, стучат, гулко бранятся, лязгают топорики, обушки, шестопёры Шестопёры – палицы или булавы.

, цымбальцы Цымбальцы (цимбалы) – род гуслей.

исходят в развеселейшем переклике.Но пуще общего гомона мелкая дробь, неугомонно сыплющаяся по всем углам хоромин и огромного усадебного двора.То Пётр, закатив вдохновенно глаза, исступлённо бьёт в барабан.Шагают роты, идут друг на друга, на лицах не детское увлечение забавой, а настоящая, неподдельная жажда ратного подвига. Ожесточённо мелькают крепко сжатые кулаки, ручьями льётся кровь из разбитых носов.Кровь ещё больше возбуждает царевича. Каждая жила трепещет в нём. «На ляхов! На татарву!» – не выдерживает его душа. Он врывается в самую гущу побоища. Ничего, что вдруг помутилось в глазах от нанесённого случайно удара. Кто разберётся в сумятице в «царственной» переносице? Зато несладко приходится и «робяткам» от кулаков Петра.– Стой! – взбешён царевич. – Кто опричь меня потеху остановил? – Размахивается с плеча: – Кто?И неожиданно смолкает.Перед ним мать. Величественная, торжественная, совсем не такая, какою он привык её видеть всегда.– Сбирайся, сын мой!И голос у неё новый, незнакомый. В нём звучат и несказанная радость, и слёзы, и какое-то таинственное прорицание.Царевич раздумывает, долго глядит на мать, но вдруг топает капризно ногами:– Ан не пойду! Недосуг! Мне ещё надобно с робятками в поход на Крым идти!Стрешнев подобострастно улыбается:– Добро речено тобою, царевич: «в поход идти». Воистину сбираешься ты ныне в великий поход! – И кланяется Петру до земли. – Исполнилось время. Грядёшь ты, преславный, в Кремль, в поход за царским венцом, скипетром и державою!Гонец из Кремля обдаёт Стрешнева тупым, полным нескрываемой ненависти взглядом. «Не рано ль запела, пташечка?!» – скрежещет он зубами, но вслух почтительно прибавляет:– Яко ныне отходит государь наш и брат твой Феодор Алексеевич, – единая надёжа засталась у нас, осиротелых холопей – ты, царевич, да старшой брат твой Иоанн Алексеевич. Глава 11«СОБОРНАЯ ВОЛЯ» Пальцы Феодора Алексеевича нащупали прохладный овал одного из зеркалец, разбросанных на постели. Учёный монах Сильвестр Медведев Медведев Сильвестр (до пострижения в монахи Агафонников Симеон) (1641 – 1691) – публицист, историк.

помог государю поднести зеркальце к лицу.– Пригож. – шевельнул царь усами и исказил лицо в больной, безнадёжной усмешке.Над умирающим склонились Софья и Василий Васильевич.Дыхание Феодора становилось все реже, отрывистей. В опустившихся, как у старца, уголках губ закипала пена и ползла по подбородку, скручивая в липкие косички реденькую русую бородёнку.Монах услужливо вытирал ладонью уголки царёвых губ и размазывал слюни по своей шёлковой рясе.У окна, размахивая руками, не стесняясь присутствием царя, почти вслух спорили о чём-то князь Иван Андреевич Хованский Хованский Иван Андреевич (по прозвищу Тараруй, то есть болтун) (161? – 1682) – стольник с 1636 г , смоленский и псковский полковой воевода. Прославился крайней самонадеянностью, в результате которой в период войны с Польшей его войска терпели сильные поражения, чередуемые, впрочем, с не менее яркими победами.

с Иваном Михайловичем Милославским.Вдруг они испуганно замолчали. По полу, ребячьим смехом, рассыпались осколки обронённого государем зеркальца.Пальцы царя шевельнулись в воздухе, как будто искали чего-то, и медленно сжались в кулак. Грудь в последний раз поднялась легко и ровно. Разгладившиеся у глаз лучики и плотно сжатые губы придали лицу выражение глубокой сосредоточенности.Лекарь Гаден пощупал руку Феодора Алексеевича и приник ухом к умолкнувшему сердцу.– Почил! – с таким убитым видом объявил он, точно был посредственным виновником смерти царя.Три удара в большой соборный колокол, долгие и мрачные, как осенние московские ночи, возвестили столице о смерти Феодора Алексеевича.Софья с сёстрами своими Евдокией, Марфой, Екатериной и Марьей заперлась в светлице и никого из мужчин не допускала к себе.Царевна Марья, простоволосая, заплаканная, сидела на ковре и не переставала причитать.– Отстань! – топнула на неё раздражённая Софья. – И без тебя тошно.Но Марья Алексеевна не унималась.– Что же нам делать осталось! – заламывала она руки и выла. – На кого ж ты спокинул нас, кормилец-братец! Сызнов запрут нас злые люди под запоры под крепкие.Евдокия, Марфа и Екатерина без особой охоты, подчиняясь обычаю, лениво подвывали сестре. В светлицу постучалась Родимица.– Царевнушка! – едва переступив порог, упала она на колени. – Выручи! Нарышкины собор собирают!– И пущай! – стукнула Софья по столу кулаком. – Пущай собирают! Пущай всем володеют!Чем убедительнее доказывала постельница о необходимости сейчас же, не упуская времени, вступить в борьбу с Нарышкиными, тем упрямее и гневнее становилась царевна. И только когда Федора, уходя, словно невзначай обронила, будто князь Василий решил отстраниться от государственности и собирается с женой, сыном и внуками ехать в подмосковное своё имение, Софья сразу стала уступчивее и мягче…Причитанья и слёзы понемногу стихали. Одна за другой, подчиняясь немым знакам Родимицы, царевны оставили светлицу.Тяжело пыхтя, Софья опустилась на колени перед киотом. Откинутый край летника оголил короткие ноги.Сложив молитвенно руки, царевна в великой скорби уставилась на образа.Бесшумно открыв дверь, постельница втолкнула в светлицу Василия Васильевича и исчезла.Голицын подошёл к Софье и, опустившись на корточки, приник к её плечу.– Ты? – вспыхнула царевна и, позабыв обо всём, крепко обняла князя.Так просидели они до тех пор, пока не услышали чей-то кашель в сенях.– Иван Михайлович! – догадалась Софья.Князь Василий поднялся.– Прощай, горличка моя ласковая! – И закрыл руками лицо. – Было время, когда жил я в радостях да в любви подле тебя, а ныне… – он попробовал всхлипнуть, но только поперхнулся, – а ныне придётся, видно, остаться мне сиротиною… без тебя… без ласки и радости…Софья, как перепуганный ребёнок, припала всем телом к князю.В дверь постучались.– Чего ему надо? – раздражённо крикнула царевна. – Сказала же я, что не до сидений мне!Василий Васильевич помог Софье сесть на лавку и стал на колени.– Так бы мне до конца дней и быть подле светика моего, – прошептал он мечтательно. И вдруг вскочил. – Не узнаю я тебя, царевна! Куда подевался превеликий твой ум? – Эти слова произнёс он без всякой лести. – Либо сейчас, а либо никогда действовать надо. Малое промедление – и на стол царёв сядет Пётр-царевич.Стук повторился. Голицын открыл дверь. В светлицу, не спросясь, ввалились Милославский, Хованский и Сильвестр Медведев.– Быть тебе царицею всея Руси, – с места в карьер объявил монах ошеломлённой царевне. – Минувшею ночью зрел я в небе знаменье чудное: оторвались звезды от Иерусалим – дороги Иерусалим – дорога – Млечный Путь.

и венцом легли на главу некоей девы херувимоподобной.Милославский лихо тряхнул головой.– А инако и быть не могло. Не зря же Господь даровал ум великий племяннице моей царственной. То ли не чудом сотворено? Не предзнаменованьем ли Божьим?Широкая и волнистая, как жиры на затылке Софьи, борода Хованского запрыгала в самодовольном смешке.– А и по тому же персту Господню ни за кем иным, как за мной, пойдут стрельцы и в огонь и в воду. Не зря они и батюшкой своим меня величают.Он хвастливо поднял голову и свысока оглядел всех. Милославский спрятал усмешку в усах, но не удержался, чтобы не шепнуть Василию Васильевичу:– Тараруй Тараруй – болтун.

. Не зря глагол сей шествует про него ещё от государя Алексея Михайловича.Поставив на дозоре Родимицу, заговорщики уселись на скамью и приступили к тайному сидению.– Добро бы кликнуть и братца Иванушку, – неуверенно предложила Софья.Милославский услужливо побежал за царевичем.Иоанн молился у себя в терему. Увидев дядьку, он дружелюбиво кивнул ему, но тотчас же, точно позабыв о госте, уставился гноящимися глазами в молитвенник.– Бьёт тебе сестрица челом, племянничек мой любезный, – опустил Иван Михайлович руку на худое полудетское плечо Иоанна, – не покажешь ли милость, не пожалуешь ли на сидение к ней.Царевич широко раскрыл рот и принялся пощипывать рыжий пушок на подбородке.– Не любы сидения мне, – проглотил он слюну – Да и недосуг – время уж и в оконце глазеть. – Он блаженно улыбнулся и показал рукой на окно. – Там и пташки летают, и людишки хаживают… А уж облачка! Что тебе кюншты Кюншты – картины.

немецкие… Таково диковинно на облака глазеть и не помышлять ни о чём…Милославский, не дав досказать царевичу, взял его за руку и без слов повёл за собой.Дозорные недоумённо глядели на отбивающегося от дядьки Иоанна, кланялись ему в пояс и потом усердно крестились.– Юродивый, прости, Господи, прегрешенья мои. Как есть юродивый, а не царевич.Милославские и приверженцы их были ненавистны патриарху Иоакиму Иоаким (Иван Савёлов) (1620 – 1690) – архимандрит Чудова монастыря, затем митрополит новгородский, с 1674 г патриарх Московский и всея Руси. Прославился фанатичной борьбой со староверами.

потому, что он видел в них людей, искавших сближения с Римскою церковью.– Какого добра можно ждать от учеников Симеона Полоцкого Полоцкий (Ситнианович-Петровский) Симеон (1629 – 1680) – учитель монастырской школы в Полоцке, в Москве с 1667 г учитель в царской семье, поэт, переводчик.

, насаждавшего в Спасском училище римские мудрости, – безнадёжно отмахивался он, когда ближайшие друзья заговаривали с ним о царевне Софье.Про себя же Иоаким твёрдо знал, что лишится патриаршего стола, едва победят Милославские и царём будет поставлен «слабый очами, языком и главою» Иоанн-царевич.Но более тяжко, чем лишиться прибыльной высшей церковной власти, было сознание того, что место его займёт монах Сильвестр Медведев. Иоаким был ярым сторонником греческого образования; Сильвестр – западник, такой же непоколебимый защитник римских «премудростей», не стеснявшийся открыто поносить прошлое и зло порицать русских грамотеев за безусловную веру их в греков.– И эта тля замест меня на стол патриарший сядет?! Не будет! – слушая доклад о смерти царя, ожесточённо затопал Иоаким ногами и в то же время часто закрестился. – Не будет! Не будет! Раздавлю гадину! В монастыре студёной земли сгною!..Пока в светлице Софьи происходило сидение, Нарышкины все приготовили к созыву собора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101