Он отряхнул руки и встал. Вспомнил про рецепт в кармане и двинулся в аптеку. Пришлось немного подождать, прежде чем он получил выписанное Йоранссоном лекарство. Потом поспешил в полицию – доставая рецепт, он обнаружил, что мобильник все это время был выключен. Он прибавил шагу. Все равно разговор с Сунделиусом был очень полезен. Не то чтобы он внес какую-то ясность, но зато открыл какой-то новый, пока еще неизвестный им пласт.
Эбба сказала, что его заспрашивались. Он попросил ее пригласить всех на совещание через полчаса. По пути в кабинет он наткнулся на Ханссона.
– Я тебя искал, – сказал тот. – Пришли кое-какие результаты из Лунда.
– Дают медики дату?
– Похоже, да.
– Пошли поглядим.
Они направились в кабинет Ханссона. По пути он с удивлением заметил, что таблички с именем Сведберга на двери его бывшего кабинета уже нет. Удивление быстро перешло в раздражение.
– Кто распорядился снять табличку?
– Понятия не имею.
– Могли бы дождаться похорон.
– Похороны во вторник, – сказал Ханссон. – Лиза сказала, что приедет министр юстиции.
Валландер вспомнил эту решительную и уверенную в себе даму – она часто выступала в печати и по телевидению. Попытался вспомнить ее имя, но безуспешно. Ханссон быстро смахнул со своего стола билеты тотализатора и вытащил толстую пачку бумаг, присланных службой судебно-медицинской экспертизы Лунда. Валландер прислонился к стене и ждал, пока Ханссон найдет, что ему нужно.
– Ага, вот оно, – сказал наконец Ханссон.
– Начнем со Сведберга.
– Два выстрела, спереди, с близкого расстояния. Смерть должна была наступить мгновенно.
– Когда? – нетерпеливо спросил Валландер. – Пропусти детали, мы их и так знаем. Важно время, когда он умер.
– Когда вы с Мартинссоном его нашли, он был мертв не более двадцати четырех часов. И не менее десяти.
– Они уверены? Или потом опять все поменяют?
– Похоже, уверены. Так же уверены, как и в том, что Сведберг в момент смерти был совершенно трезв.
– А кто-то в этом сомневался?
– Я читаю, что здесь написано. За два часа до смерти он ел простоквашу.
– И это наводит на мысль, что его убили утром.
Ханссон кивнул. О том, что Сведберг всегда ест на завтрак простоквашу, знали все. Когда они оставались работать на ночь, он всегда ставил в холодильник пакет с простоквашей.
– Хорошо, – сказал Валландер. – Теперь мы это знаем.
– Тут много чего, – сказал Ханссон. – Читать подробности?
– Я потом сам прочитаю. А что они пишут о ребятах?
– Пишут, что установить точное время смерти очень трудно.
– Это мы и без них знали. Пришли они хоть к какому-то заключению?
– Да, но подчеркивают, что заключение предварительное и надо дождаться результатов детальной экспертизы. Во всяком случае, они не исключают, что смерть могла наступить и двадцать первого июня, то есть на Иванов день. Правда, при одном условии.
– Что они не лежали на открытом воздухе, а где-то хранились?
– Вот именно. Но, как уже сказано, точную дату они пока установить не могут.
– А я могу. Наконец-то мы имеем более или менее точную хронологию. С этого сегодня и начнем.
– Никак не найдем машины убитых, – пожаловался Ханссон. – Преступники их, наверное, куда-то спрятали.
– Тоже закопали, – буркнул Валландер. – Машины надо найти.
Он пошел к себе, сел и прочитал надпись на коробке с лекарством – амарил. Снижает содержание сахара в крови. Таблетки следует принимать во время еды. Интересно, когда ему теперь удастся поесть? Он со вздохом встал и пошел в столовую. На подносе лежало несколько сухариков. Он принял таблетку и зажевал сухарем. В дверях он чуть не столкнулся с Нюбергом.
– Говорят, пришло заключение из Лунда, – сказал тот.
Валландер вкратце пересказал ему заключение судмедэкспертов.
– Значит, мы были правы, – сказал Нюберг. – Значит, мы имеем дело с типом, который убивает трех юнцов, тащит их в укромное место, закапывает, а потом выкапывает снова. Какой интересный человек!
– Мы имеем дело с типом, у которого есть время, возможность и потребность все планировать, – сказал Валландер. – И то, что мы это знаем, – большой шаг вперед.
Нюберг обещал прийти на совещание. Валландер опять пошел к себе. Стол был завален записками с телефонными номерами звонивших. После совещания надо будет этим заняться. Он встал у окна, пытаясь представить себе убийцу. Он где-то рядом с ними, хладнокровный и расчетливый. И никто, кроме него, не знает, почему он убивает людей.
Он собрал бумаги и пошел в комнату для совещаний. Когда Мартинссон уже собирался запереть дверь, появилась Лиза Хольгерссон. С ней был прокурор Турнберг. Валландер вдруг спохватился, что не представил в прокуратуру более или менее толкового отчета о ходе следствия. Турнберг уселся за стол как можно дальше от Валландера с видом, понятное дело, крайнего неудовольствия. Лиза Хольтерссон попросила слова и сказала, что похороны Сведберга назначены на вторник, двадцатое августа, в два часа.
– Я скажу прощальное слово, – сказала она, поглядев на Валландера. – Министр юстиции и шеф государственной полиции тоже будут говорить. Но мне кажется, неплохо было бы, если бы выступил кто-то из вас. Лучше всего Курт, он работает дольше всех.
Валландер замотал головой.
– Я не могу говорить, – сказал он. – В церкви, возле его гроба, я из себя слова не выдавлю.
– Ты очень хорошо говорил, когда Бьорк от нас уходил, – заметил Мартинссон. – Конечно, кто-то из нас должен сказать прощальное слово. И этот кто-то – ты.
Валландер точно знал, что из этого ничего не выйдет. Он панически боялся похорон.
– Дело же не в том, что я не хочу, – вымолвил он умоляюще. – Я даже могу написать речь. Но я не смогу там говорить. Просто не смогу.
– Если ты напишешь, я могу прочитать, – заявила Анн-Бритт Хёглунд. – Не думаю, что стоит заставлять кого-то говорить на похоронах. Некоторые и в самом деле не могут. Так что, если никто не против, я могу выступить.
Валландер был убежден, что ни Мартинссон, ни Ханссон не одобряют такое решение. Но они промолчали. Так и решили – Валландер напишет речь, а говорить будет Анн-Бритт.
Валландер поспешил перейти поскорее к расследованию, чтобы отогнать мысли о предстоящих похоронах. Турнберг сидел с совершенно непроницаемым лицом. Валландер нервничал в его присутствии. В облике прокурора было что-то презрительное, даже враждебное.
Они начали с того, что сверили все данные. Валландер очень коротко доложил о разговоре с Сунделиусом, упомянув лишь, как изменилось настроение Сунделиуса, когда он узнал про десятилетнюю связь Сведберга с женщиной.
В полицию то и дело поступали все новые сигналы на этот счет, но при проверке оказывалось, что никто женщину на фотографии не знает. Все сходились на том, что это очень странно. Как такое может быть – человек живет в городе и ни одна душа его не знает! Решили опубликовать фото и в Дании, а также распространить через каналы Интерпола. Никаких других новостей не было, и через пару часов добрались до результатов экспертизы. Валландер предложил сделать перерыв и проветрить комнату. Турнберг поднялся первым и стремительно вышел из комнаты. Лиза Хольгерссон подождала, когда выйдут все остальные.
– Кажется, он недоволен, – сказал Валландер, имея в виду Турнберга.
– А с чего ему быть довольным? Тебе надо с ним поговорить. Он считает, что вы затягиваете следствие.
– Мы работаем так быстро, как только можем, – возразил Валландер.
– Не попросить ли нам подкрепления?
– Можем обсудить и такое предложение, – сказал он. – Только говорю заранее, что буду против.
Его ответ явно пришелся ей по душе. Валландер принес кофе, и следственная группа продолжила совещание. Турнберг уселся на то же самое место, с такой же непроницаемой физиономией.
Был зачитан протокол судебно-медицинской экспертизы. Валландер на доске начертил хронологическую таблицу развития событий.
– Итак, Сведберг был убит не более чем за сутки до того, как мы его нашли, скорее всего, утром этого же дня. Или может быть, днем. Что касается ребят, то, как оказалось, наши предварительные выводы были правильными, как это ни странно. Выводы эти ничего не говорят ни о мотиве преступления, ни о личности преступника. Но кое-что очень важное в них есть. – Он снова сел за стол, прежде чем продолжить. – Ребята готовили свой праздник под большим секретом. Выбрали место, где, по их расчетам, никто бы им не помешал. Но кто-то про этот план знал. Кто-то был прекрасно осведомлен обо всех их намерениях, так что времени для подготовки преступления имел более чем достаточно. Мотива мы пока не знаем, зато знаем, что преступник не успокоился, пока не выследил и не убил четвертую предполагаемую жертву, Ису Эденгрен, которая не приняла участия в празднике из-за болезни. Откуда-то он знал, что она поехала на Бернсё. Он нашел этот остров среди тысячи других. Это наш главный исходный пункт. Преступник знал все об их планах. Мы ищем хорошо информированного преступника.
Наступило довольно долгое молчание.
– Вопрос только, где его найти. Кто может иметь доступ ко всей этой информации? – продолжил Валландер, убедившись, что никто не хочет ничего сказать. – Начинать надо именно с этого. Рано или поздно мы поймем и то, в какой точке вся эта история пересекается со Сведбергом.
– Она уже пересеклась, – заметил Ханссон. – Он же вел следствие, помните? Причем начал его буквально через несколько дней после Иванова дня.
– Более того, – сказал Валландер. – Я почти уверен, что Сведберг кого-то подозревал. Этот вопрос мы можем задавать себе бесконечно, но ответа никогда не получим – знал ли Сведберг, кто убил ребят. Или кто собирается их убить.
– Почему убийца так тянул с Исой Эденгрен? – спросил Мартинссон. – Он мог сто раз убить ее, больше месяца прошло.
– Не знаем, – ответил Валландер. – Может быть, не мог добраться.
– И еще, – продолжал Мартинссон. – Зачем он, собственно говоря, выкопал трупы? Он что, хотел , чтобы их обнаружили? Или что?
– Другого объяснения я придумать не могу, – согласился Валландер. – Но в связи с этим тут же рождается еще один вопрос: что им движет? И что у него общего со Сведбергом?
Валландер огляделся.
Сведберг знал, что произошло, когда ребята не вернулись домой с пикника. Он знал уже тогда. И он знал, кто их убил. Во всяком случае, очень сильно подозревал.
Поэтому его тоже убили.
Другого объяснения быть просто не может.
И это рождает еще один вопрос – почему он не поделился с нами?
21
В начале третьего Валландер спросил Мартинссона про один из звонков, поступивших от общественности. В данном случае от общественности в лице парня, владельца киоска в Сольвесборге. Вечером на Иванов день он остановил машину на въезде в Хагестадский национальный парк. Он ехал на вечеринку в Фальстрбу и сообразил, что приедет слишком рано, поэтому решил немного выждать. Он утверждал, что на въезде в парк стояли две машины. Но какие именно детали ему удалось запомнить, Валландер так и не узнал.
Потому что он задал Мартинссону вопрос и тут же упал в обморок.
Это было совершенно неожиданно. Только что он жестикулировал с карандашом в руке и вдруг отвалился на спинку стула, обмяк, подбородок упал на грудь. В первый момент никто не понял, что с ним. Потом спохватилась Лиза Хольгерссон, Анн-Бритт бросилась к нему, все повскакали со своих мест. Ханссон потом рассказывал, что был уверен, что Валландера хватил удар и он, скорее всего, умер. Что думали другие или, вернее, чего опасались, они не рассказывали. Из-под Валландера вытащили стул и уложили на пол, кто-то расстегнул воротник рубашки, кто-то пытался нащупать пульс. Вызвали «скорую». Но он очнулся почти сразу. Ему помогли встать. Он тут же догадался, что, по-видимому, под действием лекарства содержание сахара в крови резко снизилось, настолько, что он потерял сознание. Он попросил кусок сахару и стакан воды, после чего полностью пришел в себя. Обеспокоенные сотрудники уговаривали его немедленно ехать в больницу или, по крайней мере, обратиться к врачу, но он категорически отказался, объяснив свой обморок бессонницей, и продолжил совещание с такой яростной энергией, что остальные были вынуждены подчиниться.
Только Турнберг не проявил никаких признаков беспокойства. Он вообще никак не среагировал, разве что приподнялся на стуле, когда Валландера уложили на пол. Физиономия его была такой же непроницаемой, как всегда.
В перерыве Валландер сходил в свой кабинет и позвонил Йоранссону. Йоранссон нисколько не удивился.
– Ваш сахар какое-то время будет прыгать, – сказал он. – Вверх-вниз, пока мы не водрузим его на стабильный уровень. Но если это повторится, придется временно отменить лекарство. Или лечь в стационар. Позаботьтесь, чтобы у вас всегда было в кармане яблоко на тот случай, если вы опять почувствуете дурноту или даже малейшее головокружение.
С этого дня Валландер носил в кармане несколько кусочков сахару. Он напоминал сам себе страстного любителя лошадей – надо всегда иметь с собой сахар на тот случай, если встретишь лошадь. Но про диабет он никому не сказал. Это оставалось его тайной.
Совещание продолжалось до пяти вечера. Они подробнейшим образом проанализировали все детали. У Валландера появилось чувство, что события последних часов вдохнули в следственную группу новые силы. Решили попросить в помощь несколько следователей из Мальмё, но Валландер знал, что основная нагрузка все равно останется на них.
Все ушли, за столом остался только Турнберг. Валландер понимал, что тот ждет от него объяснений. Он с сожалением подумал о Пере Окессоне, который сейчас загорает под африканским солнцем. Он пересел поближе, на место Анн-Бритт Хёглунд.
– Я долго ждал вашего отчета, – сказал прокурор. Голос у него был писклявый и надтреснутый.
– Мы, конечно, должны были его представить, – сказал Валландер как можно дружелюбнее, – но положение резко изменилось только за последние сутки.
Турнберг словно бы и не слышал.
– Надеюсь, что в дальнейшем буду получать отчеты регулярно, чтобы не надо было об этом напоминать. Надеюсь, вы понимаете интерес, проявляемый генеральным прокурором к делу, в котором фигурирует убитый полицейский.
Ответить на это было нечего. Валландер ждал продолжения.
– В настоящий момент трудно охарактеризовать вашу работу как эффективное и всеобъемлющее следствие, которого мы вправе ожидать, – сказал Турнберг, указывая на длинный список замечаний в своем блокноте. Валландер чувствовал себя учеником-двоечником, получающим нагоняй от учителя.
– Мы учтем вашу критику, – сказал он.
Он изо всех сил старался быть спокойным и приветливым, но уже чувствовал, что сейчас сорвется. Что он о себе воображает, этот исполняющий обязанности из Эребру? Сколько ему лет? Тридцать с небольшим? Вряд ли больше.
– Я прослежу, чтобы список с моими замечаниями по поводу того, как ведется следствие, был на вашем столе завтра же, и жду ваших письменных объяснений.
Валландер оторопел.
– Вы имеете в виду, что мы с вами будем переписываться? Пока преступник, совершивший пять зверских убийств, резвится на свободе?
– Я имею в виду, что до сегодняшнего момента следствие ведется далеко не так эффективно, как можно было бы ожидать.
Валландер грохнул кулаком по столу и встал так, что стул упал.
– Идеальное следствие существует только в фильмах, которых вы, очевидно, насмотрелись, – зарычал он, из последних сил стараясь все же рычать потише. – И я не допущу, чтобы какой-то… чтобы кто-то являлся сюда и утверждал, что я и мои коллеги не делаем все, что в наших силах! И даже больше!
Непроницаемая физиономия Турнберга исказилась. Он побледнел, губы задрожали.
– Давайте свою писульку, – сказал Валландер. – Если вы в чем-то правы, мы, безусловно, прислушаемся. Но никаких писем от меня не ждите.
Валландер вышел из комнаты, хлопнув дверью так, что затряслись стены. Проходившая мимо Анн-Бритт замерла:
– Что это?
– Прокурор хренов, – прошипел Валландер. – Зануда. Ноет, как баба.
– Чем он недоволен?
– Мы неэффективны. Мы работаем недостаточно широко. Что мы еще можем сделать кроме того, что уже делаем?
– Он просто хотел показать, кто главнее.
– В таком случае он выбрал не ту аудиторию.
Валландер зашел к ней в кабинет и тяжело опустился на стул.
– Что с тобой случилось? Там, на совещании, когда ты отключился? – спросила она.
– Не выспался, – сказал Валландер. – Но сейчас все в порядке. Чувствую себя отменно.
Он понял, что она ему не верит. Точно так же, как Линда, когда они были на Готланде. Не верит ни на грош.
В дверях появился Мартинссон:
– Я не мешаю?
– Как раз хорошо, что ты появился, – сказал Валландер. – Надо поговорить. А где Ханссон?
– Он занимается машинами. Где-то же они должны найтись!
– Ему тоже было бы неплохо присутствовать. Ладно, проследи, чтобы его информировали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Эбба сказала, что его заспрашивались. Он попросил ее пригласить всех на совещание через полчаса. По пути в кабинет он наткнулся на Ханссона.
– Я тебя искал, – сказал тот. – Пришли кое-какие результаты из Лунда.
– Дают медики дату?
– Похоже, да.
– Пошли поглядим.
Они направились в кабинет Ханссона. По пути он с удивлением заметил, что таблички с именем Сведберга на двери его бывшего кабинета уже нет. Удивление быстро перешло в раздражение.
– Кто распорядился снять табличку?
– Понятия не имею.
– Могли бы дождаться похорон.
– Похороны во вторник, – сказал Ханссон. – Лиза сказала, что приедет министр юстиции.
Валландер вспомнил эту решительную и уверенную в себе даму – она часто выступала в печати и по телевидению. Попытался вспомнить ее имя, но безуспешно. Ханссон быстро смахнул со своего стола билеты тотализатора и вытащил толстую пачку бумаг, присланных службой судебно-медицинской экспертизы Лунда. Валландер прислонился к стене и ждал, пока Ханссон найдет, что ему нужно.
– Ага, вот оно, – сказал наконец Ханссон.
– Начнем со Сведберга.
– Два выстрела, спереди, с близкого расстояния. Смерть должна была наступить мгновенно.
– Когда? – нетерпеливо спросил Валландер. – Пропусти детали, мы их и так знаем. Важно время, когда он умер.
– Когда вы с Мартинссоном его нашли, он был мертв не более двадцати четырех часов. И не менее десяти.
– Они уверены? Или потом опять все поменяют?
– Похоже, уверены. Так же уверены, как и в том, что Сведберг в момент смерти был совершенно трезв.
– А кто-то в этом сомневался?
– Я читаю, что здесь написано. За два часа до смерти он ел простоквашу.
– И это наводит на мысль, что его убили утром.
Ханссон кивнул. О том, что Сведберг всегда ест на завтрак простоквашу, знали все. Когда они оставались работать на ночь, он всегда ставил в холодильник пакет с простоквашей.
– Хорошо, – сказал Валландер. – Теперь мы это знаем.
– Тут много чего, – сказал Ханссон. – Читать подробности?
– Я потом сам прочитаю. А что они пишут о ребятах?
– Пишут, что установить точное время смерти очень трудно.
– Это мы и без них знали. Пришли они хоть к какому-то заключению?
– Да, но подчеркивают, что заключение предварительное и надо дождаться результатов детальной экспертизы. Во всяком случае, они не исключают, что смерть могла наступить и двадцать первого июня, то есть на Иванов день. Правда, при одном условии.
– Что они не лежали на открытом воздухе, а где-то хранились?
– Вот именно. Но, как уже сказано, точную дату они пока установить не могут.
– А я могу. Наконец-то мы имеем более или менее точную хронологию. С этого сегодня и начнем.
– Никак не найдем машины убитых, – пожаловался Ханссон. – Преступники их, наверное, куда-то спрятали.
– Тоже закопали, – буркнул Валландер. – Машины надо найти.
Он пошел к себе, сел и прочитал надпись на коробке с лекарством – амарил. Снижает содержание сахара в крови. Таблетки следует принимать во время еды. Интересно, когда ему теперь удастся поесть? Он со вздохом встал и пошел в столовую. На подносе лежало несколько сухариков. Он принял таблетку и зажевал сухарем. В дверях он чуть не столкнулся с Нюбергом.
– Говорят, пришло заключение из Лунда, – сказал тот.
Валландер вкратце пересказал ему заключение судмедэкспертов.
– Значит, мы были правы, – сказал Нюберг. – Значит, мы имеем дело с типом, который убивает трех юнцов, тащит их в укромное место, закапывает, а потом выкапывает снова. Какой интересный человек!
– Мы имеем дело с типом, у которого есть время, возможность и потребность все планировать, – сказал Валландер. – И то, что мы это знаем, – большой шаг вперед.
Нюберг обещал прийти на совещание. Валландер опять пошел к себе. Стол был завален записками с телефонными номерами звонивших. После совещания надо будет этим заняться. Он встал у окна, пытаясь представить себе убийцу. Он где-то рядом с ними, хладнокровный и расчетливый. И никто, кроме него, не знает, почему он убивает людей.
Он собрал бумаги и пошел в комнату для совещаний. Когда Мартинссон уже собирался запереть дверь, появилась Лиза Хольгерссон. С ней был прокурор Турнберг. Валландер вдруг спохватился, что не представил в прокуратуру более или менее толкового отчета о ходе следствия. Турнберг уселся за стол как можно дальше от Валландера с видом, понятное дело, крайнего неудовольствия. Лиза Хольтерссон попросила слова и сказала, что похороны Сведберга назначены на вторник, двадцатое августа, в два часа.
– Я скажу прощальное слово, – сказала она, поглядев на Валландера. – Министр юстиции и шеф государственной полиции тоже будут говорить. Но мне кажется, неплохо было бы, если бы выступил кто-то из вас. Лучше всего Курт, он работает дольше всех.
Валландер замотал головой.
– Я не могу говорить, – сказал он. – В церкви, возле его гроба, я из себя слова не выдавлю.
– Ты очень хорошо говорил, когда Бьорк от нас уходил, – заметил Мартинссон. – Конечно, кто-то из нас должен сказать прощальное слово. И этот кто-то – ты.
Валландер точно знал, что из этого ничего не выйдет. Он панически боялся похорон.
– Дело же не в том, что я не хочу, – вымолвил он умоляюще. – Я даже могу написать речь. Но я не смогу там говорить. Просто не смогу.
– Если ты напишешь, я могу прочитать, – заявила Анн-Бритт Хёглунд. – Не думаю, что стоит заставлять кого-то говорить на похоронах. Некоторые и в самом деле не могут. Так что, если никто не против, я могу выступить.
Валландер был убежден, что ни Мартинссон, ни Ханссон не одобряют такое решение. Но они промолчали. Так и решили – Валландер напишет речь, а говорить будет Анн-Бритт.
Валландер поспешил перейти поскорее к расследованию, чтобы отогнать мысли о предстоящих похоронах. Турнберг сидел с совершенно непроницаемым лицом. Валландер нервничал в его присутствии. В облике прокурора было что-то презрительное, даже враждебное.
Они начали с того, что сверили все данные. Валландер очень коротко доложил о разговоре с Сунделиусом, упомянув лишь, как изменилось настроение Сунделиуса, когда он узнал про десятилетнюю связь Сведберга с женщиной.
В полицию то и дело поступали все новые сигналы на этот счет, но при проверке оказывалось, что никто женщину на фотографии не знает. Все сходились на том, что это очень странно. Как такое может быть – человек живет в городе и ни одна душа его не знает! Решили опубликовать фото и в Дании, а также распространить через каналы Интерпола. Никаких других новостей не было, и через пару часов добрались до результатов экспертизы. Валландер предложил сделать перерыв и проветрить комнату. Турнберг поднялся первым и стремительно вышел из комнаты. Лиза Хольгерссон подождала, когда выйдут все остальные.
– Кажется, он недоволен, – сказал Валландер, имея в виду Турнберга.
– А с чего ему быть довольным? Тебе надо с ним поговорить. Он считает, что вы затягиваете следствие.
– Мы работаем так быстро, как только можем, – возразил Валландер.
– Не попросить ли нам подкрепления?
– Можем обсудить и такое предложение, – сказал он. – Только говорю заранее, что буду против.
Его ответ явно пришелся ей по душе. Валландер принес кофе, и следственная группа продолжила совещание. Турнберг уселся на то же самое место, с такой же непроницаемой физиономией.
Был зачитан протокол судебно-медицинской экспертизы. Валландер на доске начертил хронологическую таблицу развития событий.
– Итак, Сведберг был убит не более чем за сутки до того, как мы его нашли, скорее всего, утром этого же дня. Или может быть, днем. Что касается ребят, то, как оказалось, наши предварительные выводы были правильными, как это ни странно. Выводы эти ничего не говорят ни о мотиве преступления, ни о личности преступника. Но кое-что очень важное в них есть. – Он снова сел за стол, прежде чем продолжить. – Ребята готовили свой праздник под большим секретом. Выбрали место, где, по их расчетам, никто бы им не помешал. Но кто-то про этот план знал. Кто-то был прекрасно осведомлен обо всех их намерениях, так что времени для подготовки преступления имел более чем достаточно. Мотива мы пока не знаем, зато знаем, что преступник не успокоился, пока не выследил и не убил четвертую предполагаемую жертву, Ису Эденгрен, которая не приняла участия в празднике из-за болезни. Откуда-то он знал, что она поехала на Бернсё. Он нашел этот остров среди тысячи других. Это наш главный исходный пункт. Преступник знал все об их планах. Мы ищем хорошо информированного преступника.
Наступило довольно долгое молчание.
– Вопрос только, где его найти. Кто может иметь доступ ко всей этой информации? – продолжил Валландер, убедившись, что никто не хочет ничего сказать. – Начинать надо именно с этого. Рано или поздно мы поймем и то, в какой точке вся эта история пересекается со Сведбергом.
– Она уже пересеклась, – заметил Ханссон. – Он же вел следствие, помните? Причем начал его буквально через несколько дней после Иванова дня.
– Более того, – сказал Валландер. – Я почти уверен, что Сведберг кого-то подозревал. Этот вопрос мы можем задавать себе бесконечно, но ответа никогда не получим – знал ли Сведберг, кто убил ребят. Или кто собирается их убить.
– Почему убийца так тянул с Исой Эденгрен? – спросил Мартинссон. – Он мог сто раз убить ее, больше месяца прошло.
– Не знаем, – ответил Валландер. – Может быть, не мог добраться.
– И еще, – продолжал Мартинссон. – Зачем он, собственно говоря, выкопал трупы? Он что, хотел , чтобы их обнаружили? Или что?
– Другого объяснения я придумать не могу, – согласился Валландер. – Но в связи с этим тут же рождается еще один вопрос: что им движет? И что у него общего со Сведбергом?
Валландер огляделся.
Сведберг знал, что произошло, когда ребята не вернулись домой с пикника. Он знал уже тогда. И он знал, кто их убил. Во всяком случае, очень сильно подозревал.
Поэтому его тоже убили.
Другого объяснения быть просто не может.
И это рождает еще один вопрос – почему он не поделился с нами?
21
В начале третьего Валландер спросил Мартинссона про один из звонков, поступивших от общественности. В данном случае от общественности в лице парня, владельца киоска в Сольвесборге. Вечером на Иванов день он остановил машину на въезде в Хагестадский национальный парк. Он ехал на вечеринку в Фальстрбу и сообразил, что приедет слишком рано, поэтому решил немного выждать. Он утверждал, что на въезде в парк стояли две машины. Но какие именно детали ему удалось запомнить, Валландер так и не узнал.
Потому что он задал Мартинссону вопрос и тут же упал в обморок.
Это было совершенно неожиданно. Только что он жестикулировал с карандашом в руке и вдруг отвалился на спинку стула, обмяк, подбородок упал на грудь. В первый момент никто не понял, что с ним. Потом спохватилась Лиза Хольгерссон, Анн-Бритт бросилась к нему, все повскакали со своих мест. Ханссон потом рассказывал, что был уверен, что Валландера хватил удар и он, скорее всего, умер. Что думали другие или, вернее, чего опасались, они не рассказывали. Из-под Валландера вытащили стул и уложили на пол, кто-то расстегнул воротник рубашки, кто-то пытался нащупать пульс. Вызвали «скорую». Но он очнулся почти сразу. Ему помогли встать. Он тут же догадался, что, по-видимому, под действием лекарства содержание сахара в крови резко снизилось, настолько, что он потерял сознание. Он попросил кусок сахару и стакан воды, после чего полностью пришел в себя. Обеспокоенные сотрудники уговаривали его немедленно ехать в больницу или, по крайней мере, обратиться к врачу, но он категорически отказался, объяснив свой обморок бессонницей, и продолжил совещание с такой яростной энергией, что остальные были вынуждены подчиниться.
Только Турнберг не проявил никаких признаков беспокойства. Он вообще никак не среагировал, разве что приподнялся на стуле, когда Валландера уложили на пол. Физиономия его была такой же непроницаемой, как всегда.
В перерыве Валландер сходил в свой кабинет и позвонил Йоранссону. Йоранссон нисколько не удивился.
– Ваш сахар какое-то время будет прыгать, – сказал он. – Вверх-вниз, пока мы не водрузим его на стабильный уровень. Но если это повторится, придется временно отменить лекарство. Или лечь в стационар. Позаботьтесь, чтобы у вас всегда было в кармане яблоко на тот случай, если вы опять почувствуете дурноту или даже малейшее головокружение.
С этого дня Валландер носил в кармане несколько кусочков сахару. Он напоминал сам себе страстного любителя лошадей – надо всегда иметь с собой сахар на тот случай, если встретишь лошадь. Но про диабет он никому не сказал. Это оставалось его тайной.
Совещание продолжалось до пяти вечера. Они подробнейшим образом проанализировали все детали. У Валландера появилось чувство, что события последних часов вдохнули в следственную группу новые силы. Решили попросить в помощь несколько следователей из Мальмё, но Валландер знал, что основная нагрузка все равно останется на них.
Все ушли, за столом остался только Турнберг. Валландер понимал, что тот ждет от него объяснений. Он с сожалением подумал о Пере Окессоне, который сейчас загорает под африканским солнцем. Он пересел поближе, на место Анн-Бритт Хёглунд.
– Я долго ждал вашего отчета, – сказал прокурор. Голос у него был писклявый и надтреснутый.
– Мы, конечно, должны были его представить, – сказал Валландер как можно дружелюбнее, – но положение резко изменилось только за последние сутки.
Турнберг словно бы и не слышал.
– Надеюсь, что в дальнейшем буду получать отчеты регулярно, чтобы не надо было об этом напоминать. Надеюсь, вы понимаете интерес, проявляемый генеральным прокурором к делу, в котором фигурирует убитый полицейский.
Ответить на это было нечего. Валландер ждал продолжения.
– В настоящий момент трудно охарактеризовать вашу работу как эффективное и всеобъемлющее следствие, которого мы вправе ожидать, – сказал Турнберг, указывая на длинный список замечаний в своем блокноте. Валландер чувствовал себя учеником-двоечником, получающим нагоняй от учителя.
– Мы учтем вашу критику, – сказал он.
Он изо всех сил старался быть спокойным и приветливым, но уже чувствовал, что сейчас сорвется. Что он о себе воображает, этот исполняющий обязанности из Эребру? Сколько ему лет? Тридцать с небольшим? Вряд ли больше.
– Я прослежу, чтобы список с моими замечаниями по поводу того, как ведется следствие, был на вашем столе завтра же, и жду ваших письменных объяснений.
Валландер оторопел.
– Вы имеете в виду, что мы с вами будем переписываться? Пока преступник, совершивший пять зверских убийств, резвится на свободе?
– Я имею в виду, что до сегодняшнего момента следствие ведется далеко не так эффективно, как можно было бы ожидать.
Валландер грохнул кулаком по столу и встал так, что стул упал.
– Идеальное следствие существует только в фильмах, которых вы, очевидно, насмотрелись, – зарычал он, из последних сил стараясь все же рычать потише. – И я не допущу, чтобы какой-то… чтобы кто-то являлся сюда и утверждал, что я и мои коллеги не делаем все, что в наших силах! И даже больше!
Непроницаемая физиономия Турнберга исказилась. Он побледнел, губы задрожали.
– Давайте свою писульку, – сказал Валландер. – Если вы в чем-то правы, мы, безусловно, прислушаемся. Но никаких писем от меня не ждите.
Валландер вышел из комнаты, хлопнув дверью так, что затряслись стены. Проходившая мимо Анн-Бритт замерла:
– Что это?
– Прокурор хренов, – прошипел Валландер. – Зануда. Ноет, как баба.
– Чем он недоволен?
– Мы неэффективны. Мы работаем недостаточно широко. Что мы еще можем сделать кроме того, что уже делаем?
– Он просто хотел показать, кто главнее.
– В таком случае он выбрал не ту аудиторию.
Валландер зашел к ней в кабинет и тяжело опустился на стул.
– Что с тобой случилось? Там, на совещании, когда ты отключился? – спросила она.
– Не выспался, – сказал Валландер. – Но сейчас все в порядке. Чувствую себя отменно.
Он понял, что она ему не верит. Точно так же, как Линда, когда они были на Готланде. Не верит ни на грош.
В дверях появился Мартинссон:
– Я не мешаю?
– Как раз хорошо, что ты появился, – сказал Валландер. – Надо поговорить. А где Ханссон?
– Он занимается машинами. Где-то же они должны найтись!
– Ему тоже было бы неплохо присутствовать. Ладно, проследи, чтобы его информировали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56