А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Фермер шел впереди вместе с Моранти. Матадор и его сын – за ними. Далее Роупер, Лэнгборн и студент, и в хвосте – Фриски и Тэбби с зажатым ими с двух сторон Джонатаном.И вот, наконец, она.Их награда, их добыча. Самая громадная кубическая махина, доходящая до потолка и охраняемая кольцом воинственных мальчиков с автоматами. Каждая коробка пронумерована, к каждой приляпана одна и та же цветная наклейка: смеющийся колумбийский малыш, жонглирующий кофейными зернами над огромной соломенной шляпой, образцовый счастливый ребенок третьего мира – с белоснежными зубами, веселым лоснящимся лицом, не одурманенный наркотиками, жизнерадостный, оптимистично смотрящий в будущее. Джонатан быстро подсчитал – слева-направо и вверх-вниз. Две тысячи коробок. Нет, три. Арифметика забывается. Роупер и Лэнгборн одновременно шагнули вперед. Лицо Роупера оказалось на свету, и Джонатану представился тот высокий и, по первому впечатлению, очень благородный господин, который стоял когда-то под люстрой Майстера, отряхивая с плеч снег и махая ручкой фрейлейн Эберхардт, типичный делец восьмидесятых, хотя на дворе девяностые: «Я Дикки Роупер. Мои ребята заказали здесь несколько комнат. Немало, полагаю...»Что же изменилось? За прошедшее время, за пройденное расстояние – что изменилось? Волосы чуточку поседели? Дельфинья улыбка стала чуть жестче? Джонатан не видел никаких перемен. Ни одно из характерных движений Роупера, так хорошо изученных профессиональным наблюдателем – ни пощелкивание пальцами, ни приглаживание височков, ни глубокомысленное покачивание головой, когда великий человек изображал задумчивость – не претерпело ни малейших изменений.– Фейсал, к столу. Сэнди, вытащи коробку, вытащи двадцать, из разных мест. Эй, ребята, все там в порядке, Фриски?– Я, сэр.– Куда подевался Моранти? А, вот он. Сеньор Моранти, приступим.Хозяева стояли своей группой в стороне. Арабский студент сидел, повернувшись ко всем спиной, и пока занимался тем, что вытаскивал что-то из карманов и раскладывал на столе. Четверо воинственных мальчиков встали у двери. Один поднес к уху радиотелефон. Остальные быстро двинулись к кубической махине, проходя между окружившими ее охранниками, которые продолжали стоять неподвижно, лицами наружу, прижимая автоматы к груди.Лэнгборн указал на коробку в середине кучи. Два мальчика вытащили ее, плюхнули на землю возле студента и откинули незапломбированную крышку. Студент сунул в коробку руку и извлек прямоугольный пакет, завернутый в холстину и пластик и украшенный тем же счастливым колумбийским ребенком. Он положил его перед собой на стол и низко наклонился над ним, заслонив своим телом. Время остановилось. Джонатану вспомнилось, как священник, прежде чем приступить к обряду причастия, сам причащается святых даров, повернувшись спиной к пастве. Студент нагнулся еще ниже, будто в особом религиозном экстазе. Наконец он снова выпрямился и одобрительно кивнул Роуперу. Лэнгборн выбрал еще одну коробку с другой стороны. В махине произошел сдвиг, но она не развалилась. Проверили таким образом коробок тридцать. Все молчали, за стволы никто не хватался. Мальчики у дверей не двигались. Только шуршали коробки. Студент взглянул на Роупера и кивнул.– Сеньор Моранти.Моранти сделал маленький шажок вперед, но ничего не ответил. Ненависть в его глазах была подобна проклятию. Кого он ненавидел? Белых колониалистов, которые так долго насиловали его континент? Или себя самого за то, что опустился до такого?– Думаю, осталось немного. С качеством все в порядке. Посмотрим количество, да?Под присмотром Лэнгборна боевики поставили на автопогрузчик двадцать наугад взятых коробок и откатили к весам. Лэнгборн посмотрел на освещенное табло, сделал расчет на карманном калькуляторе и показал Роуперу, который, по-видимому, был удовлетворен, так как опять сказал что-то утвердительное Моранти, а тот повернулся на каблуках и вместе с фермером повел процессию обратно в офис.Но Джонатан успел заметить автопогрузчик, подвозящий товар к первому из двух контейнеров в отсеках восемь и девять.– Опять схватывает, – сообщил он Тэбби.– Я тебя щас убью! – ответил Тэбби.– Не ты, а я, – добавил Фриски. * * * Теперь оставалась только бумажная работа, которая, как известно, была единственной обязанностью полномочного председателя фирмы «Трейдпатс лимитед», Кюрасао, выполняемой при содействии его юрисконсульта. Лэнгборн стоял рядом с Джонатаном, договаривающиеся стороны во главе с Моранти – напротив, и так он подписал три документа, которые, как он понял: подтверждали получение пятидесяти тонн первоклассного колумбийского кофе в зернах; заверяли правильность погрузочных и транспортных накладных и таможенных деклараций на ту же партию кофе, отправляемую на борту «Горацио Энрикеса», в настоящий момент зафрахтованного компанией «Трейдпатс лимитед», из свободной зоны Колон в Гданьск, Польша, в контейнерах номер 179 и 180; и предписывали капитану «Ломбардии», стоящей на приколе в Панама-Сити, принять новый колумбийский экипаж и без промедления следовать в порт Буэнавентура на западном побережье Колумбии.Подписав все, что нужно, требуемое число раз в требуемом числе мест, Джонатан с легким стуком положил ручку и посмотрел на Роупера, как бы говоря: «Вот так».Но Роупер, недавно еще столь обходительный, сделал вид, что не замечает его, и, когда они возвращались к машинам, обогнал всех, как будто думая о главном деле, которое впереди, в то время как Джонатан действительно о нем думал, пребывая в таком состоянии готовности, какого прежде не знал. Сидя между двумя стражами и глядя на проплывавшие мимо огни, он упивался своим хитрым замыслом, как вновь открывшимся талантом. У него были деньги Тэбби – сто четырнадцать долларов. У него было два конверта, которые он заготовил в туалете. А в голове у него были номера контейнеров, номера накладных и даже номер кубической махины, ибо над ней, как в кадетской школе над крикетным полем, висела замызганная черная дощечка: партия номер 54 на складе под знаком «Орел».Они выехали на приморский бульвар. Машина остановилась, чтобы выпустить арабского студента. Он молча исчез в темноте.– Боюсь, мы близки к катастрофе, – спокойно произнес Джонатан. – Секунд через тридцать я не смогу отвечать за последствия.– Мать твою, – выдохнул Фриски.Передняя машина уже набирала скорость.– Теперь это срочно, Фриски. Выбирай.– Ну и дерьмо, – сказал Тэбби.Фриски завопил «Педро!» и стал знаками объяснять шоферу, чтобы тот посигналил первой машине. Она остановилась. Лэнгборн высунул голову из окна и закричал: «Что там еще у вас происходит?» Напротив светилась огнями бензоколонка.– Томми опять приспичило, – объяснил Фриски.Лэнгборн втянул голову в машину, чтобы посовещаться с Роупером, потом появился опять.– Иди с ним, Фриски. Не теряй его из поля зрения. Действуй.Бензоколонка была новой, но уборная разрядом пониже, чем предыдущие. Одна вонючая кабинка с унитазом без стульчака. Фриски ждал снаружи, а Джонатан усиленно стонал, строча на голом колене свое последнее послание. * * * Бар «Вурлитцер» в отеле «Рианд континенталь» в Панама-Сити был крохотным и темным, как погреб. В воскресные вечера там хозяйничала круглолицая матрона, которая, когда Рук сумел рассмотреть ее в темноте, оказалась странно похожей на его жену. Поняв, что он не склонен к разговорам, она принесла ему второе блюдце орехов и оставила спокойно потягивать лимонад, а сама вернулась к своему гороскопу.В вестибюле американские солдаты в рабочей одежде слонялись унылыми группками среди красочных толп ночной Панамы. Короткая лестница вела к дверям казино при отеле, и вежливая надпись запрещала вносить туда оружие. Руку видны были призрачные фигурки людей, играющих в баккара. А в баре, почти рядом с ним, стояла в величественном покое великолепная белая фисгармония «Вурлитцер», напоминая ему кино его детства, когда пианист в сверкающем пиджаке выплывал из подземной темницы вместе со своим белым сказочным инструментом, наигрывая всем знакомые мелодии.На самом деле это все мало интересовало Рука, но человек пребывающий в безнадежном ожидании, должен уметь развлечь себя, иначе это угрожает здоровью.Сначала он сидел у себя в комнате возле телефона, так как боялся, что шум кондиционера помешает услышать звонок. Потом выключил кондиционер и поднялся открыть двери, балкона, но с Виа-Эсканья шел такой ужасающий грохот, что он быстро закрыл их и, растянувшись на кровати, целый час изнемогал от жары в закупоренном помещении без кондиционера, пока чуть не заснул. Тогда он позвонил на коммутатор и сказал, что прямо сейчас идет к бассейну и, если ему будут звонить, пусть подождут, пока он туда не спустится. Оказавшись на месте, он дал метрдотелю десять долларов и попросил его поставить в известность консьержа, телефонистку и швейцара, что мистер Робинсон из номера 409 обедает у бассейна за шестым столиком, на тот случай, если кто-нибудь его будет спрашивать.Потом он сел и стал смотреть на освещенную голубоватую воду пустого бассейна, и на пустые столы, и вверх на окна высоких зданий вокруг, и на телефон в баре, и на мальчиков, жаривших ему бифштекс, и на оркестр, игравший румбу для него одного.И когда принесли бифштекс, он запил: его бутылкой воды, потому что хотя и был трезв, как стеклышко, но пить крепкие напитки, когда существует лишь один шанс из тысячи, что разоблаченный «солдатик» прорвется через кордоны, казалось ему равносильным тому, чтобы заснуть в карауле.Потом, около десяти часов, когда столики начали заполняться, он испугался, что его десять долларов перестанут действовать. Тогда он позвонил по внутреннему телефону на коммутатор и перешел в бар. Там он сидел, когда барменша, похожая на его жену, сняла трубку, грустно улыбнулась и сказала:– Вы мистер Робинсон, номер 409?– Да.– Милый, у вас гость. Он очень личный, очень срочный. Но мужчина. * * * Это был действительно мужчина, панамец, очень маленький, азиатского типа с тонкой натянутой кожей, тяжелыми веками и видом святоши, одетый в черный костюм, начищенный до полкового блеска, как костюмы курьеров и служащих похоронных бюро. Волосы его были уложены аккуратными волнами, на белой рубашке – ни единого пятнышка, а визитная карточка в виде наклейки, которую можно прилепить, например, к телефону, гласила по-испански и по-английски: Санчес Иезус-Мария Романес II, водитель лимузинов круглосуточно, говорит по-английски, но, увы, не так хорошо, как хотелось бы, сеньор; его английский, как он бы сказал, от людей, а не от учителей – смиренная улыбка, обращенная к небесам, – и усваивался в основном в беседах с его американскими и британскими клиентами, хотя посещения школы в детстве тоже кое-что дали, только этих посещений было меньше, чем ему бы хотелось, ибо его отец небогат, сеньор, и сам Санчес – тоже.На этом грустном признании Санчес остановился, с собачьей преданностью посмотрел на Рука и перешел к делу.– Сеньор Робинсон. Мой друг. Пожалуйста, сэр. Простите. – Санчес засунул пухлую руку во внутренний карман черного костюма. – Я пришел взять с вас пятьсот долларов. Спасибо, сэр.Рук уже стал опасаться, что попал в хитрую ловушку для туристов, из которой не выбраться, не купив какого-нибудь доисторического барахла или не переспав с сестрой этого несчастного. Но тут панамец протянул ему толстый конверт с вытисненным на нем словом «Кристалл» над эмблемкой, напоминающей бриллиант. Из него Рук извлек рукописное послание Джонатана по-испански, в котором тот желал нашедшему с максимальным удовольствием потратить прилагаемые сто долларов и обещал ему еще пятьсот, если он лично передаст конверт, вложенный внутрь, в руки сеньора Робинсона в отеле «Рианд континенталь» в Панама-Сити.Рук затаил дыхание.Внутри у него все ликовало, но теперь возникло новое беспокойство – а вдруг Санчес придумал какой-нибудь идиотский план, чтобы, шантажируя его, увеличить вознаграждение – например, бросил письмо на ночь в сейф или доверил своей подружке, чтобы она спрятала его под матрас на тот случай, если иностранец попытается отнять его силой.– Так где второй конверт? – спросил он.Шофер тронул его сердце.– Сеньор, прямо здесь, в моем кармане. Сэр, я честный шофер, и когда я увидел письмо на полу под задним сиденьем «вольво», моей первой мыслью было ехать на полной скорости на аэродром, не соблюдая правил, и отдать его тому из моих благородных клиентов, кто так небрежно обронил его там, в надежде, но не обязательно в ожидании вознаграждения, потому что клиенты в моей машине были не того качества, как клиенты моего коллеги Домингеса в первой машине. Мои клиенты, если я могу так сказать, сэр, чтобы это не было неуважительно по отношению к вашему доброму другу, были довольно скромные – один оскорбительно называл меня «Педро», – но потом, сэр, как только я прочел надпись на конверте, я понял, что моя верность...Санчес Иезус-Мария любезно прервал повествование, а Рук спустился к портье, чтобы превратить в наличные чеки ценностью пятьсот долларов. 26 Часы в Хитроу показывали восемь утра промозглого зимнего английского дня. Берр прилетел из Майами и одет был соответственно. На Гудхью, нетерпеливо ожидавшем у барьера, были плащ и плоская кепка, в которой он обычно ездил на велосипеде. Черты его лица сохраняли привычную неколебимость, но глаза лихорадочно блестели. Правый, заметил Берр, немного дергался.– Какие новости? – спросил Берр, едва они обменялись рукопожатием.– О чем? О ком? Мне ничего не сообщают.– Самолет. Они сумели его засечь?– Мне ничего не сообщают, – повторил Гудхью. – Даже если ваш человек появится в сияющих доспехах в британском посольстве в Вашингтоне, боюсь, я об этом не узнаю. Вся информация идет по отдельным каналам: Министерство иностранных дел, Министерство обороны, Ривер-Хауз. Даже правительство. Каждый – только звено в цепи.– Уже дважды за два дня они теряли из виду самолет, – сказал Берр. Он направлялся к стоянке такси, расталкивая носильщиков, с увесистым чемоданом в руке. – Первый раз прощается, второй – воспрещается. Двадцать минут десятого вечера он вылетел из Колона. На борту – мой мальчик и Роупер с Лэнгборном. А у этих «АВАКСы» в воздухе и радар на каждом атолле. Как можно потерять тринадцатиместный самолет?– Я не в курсе, Леонард. Я хотел бы держать руку на пульсе, но они отняли руку. Они целый день меня загружают. Знаете, как меня называют? Инспектор разведки. Они думают, я буду польщен. Удивительно, что Даркер не совсем лишен чувства юмора.– Они затеяли разбирательство против Стрельски, – сказал Берр. – Безответственное обращение с осведомителями. Превышение полномочий. Слишком много доверия британцам. Практически обвиняют его в убийстве Апостола.– «Флагманский корабль», – еле слышно резюмировал Гудхью.Берр взглянул на него как если бы видел впервые. Странное лицо: пунцовый румянец на щеках и таинственная белизна под глазами.– Где Рук? – спросил Берр. – Роб должен был бы уже появиться здесь.– Насколько я знаю, он в пути. Все где-то в пути. Вот так-то.Они встали в очередь на такси. Подъехала черная машина, и женщина-полицейский жестом указала Гудхью, чтобы он продвинулся вперед. Два ливанца попытались опередить их, но Берр уверенно отстранил наглецов и открыл дверцу. Гудхью начал рассказ, как только оказался внутри. Голос звучал отрешенно. Возможно, Рекс все еще находился под впечатлением того транспортного происшествия, из которого чудом вышел живым.– Децентрализация, говорит мне мой начальник за копченым угрем, это прошлогодний снег. Частные армии – это машина без тормозов, повторяет он за жареной говядиной. Небольшие агентства могут быть автономными, но они должны отечески наставляться корифеями из Ривер-Хауз. Да здравствует отеческая опека. За портвейном обсуждали общее направление, и он поздравил меня и сказал, что я буду руководить этим направлением, но под отеческой опекой. А это значит – подчиняться прихотям Даркера. Однако, – неожиданно он подался вперед, потом повернул голову и в упор посмотрел на Берра. – Однако, Леонард, я все еще секретарь Координационного комитета и останусь им до тех пор, пока мой шеф, пребывая в здравом уме, не заявит мне, что это не так. Тогда я подам в отставку. Там есть стоящие люди. Я считал персонально по головам. Из-за парочки паршивых овец нельзя терять все стадо. Моего начальника можно убедить. Ведь мы в Англии, и мы – порядочные люди. Время от времени может происходить сбой, но рано или поздно честь торжествует и правые силы побеждают. Я в это верю.– Предположительно оружие на «Ломбардии» – американского производства, – сказал Берр. – Они закупают все лучшее западное и чуть-чуть британского, когда оно того стоит. И учатся на нем. И демонстрируют своим клиентам в Фаберже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57