Бартту окружали ароматы мирры, гвоздичного масла и шалфея мускатного — благовоний, которые она сожгла во время молитвы. Эти пряности помогали сохранить силу убежденности и ясность мысли. Она постучала указательным пальцем по тонким бесцветным губам. Где же была та скала? Несомненно, где-то рядом.
Из-за прошедших лет и причуд памяти она дважды прошла мимо нужного места. Однако оба раза выучка рамаханы заставляла ее повернуть обратно, и наконец она узнала скалу, поблескивающую золотом под серым слоем сланцевой пыли и куэлловых иголок. Приподняв подол, Бартта осторожно спустилась вниз. За прошедшие годы здесь многое изменилось. Теперь скала превратилась в мостик через трещину в дне канавы.
Бартта дотронулась до холодной грубой поверхности скалы, вновь содрогаясь при воспоминании о лорге. Тот лорг, безусловно, оказался дурным предзнаменованием. Три дня спустя Джийан схватили во время набега в'орннов на Каменный Рубеж и увезли в Аксис Тэр — в рабство. С тех пор от сестры не было вестей — уже шестнадцать лет. Бартта не раз слышала разговоры о кундалианской любовнице регента. Джийан делит ложе с в'орнном! Как она могла? В голове не укладывается! При мысли об ужасных в'орннах Бартта содрогнулась. И услышала крик — еле слышный, невнятный. Она огляделась. Все было неподвижно, только чуть подрагивали верхушки грациозных куэлл.
Крик раздался снова, стек по позвоночнику, как струйка ледяной воды. Не поднимаясь с колен, Бартта вгляделась в расселину. За полоской щелью между скалой и пластом сланца царила тьма.
— Эй! — Ее голос дрожал. — Эй!
Донесся крик — не человеческий, не животный, а что-то среднее. Бартта вскочила, кожу головы покалывало от непонятного страха. Она попятилась, спотыкаясь, выпрямилась, потом повернулась и побежала на ту сторону канавы. Наступила на подол и, тихо вскрикнув, упала, порвав одеяние и ободрав колено. Поднялась и побежала дальше. Добравшись до склона у края канавы, она остановилась, переводя дыхание, и посмотрела на светящееся ультрамариновое небо. Сердце колотилось, во рту пересохло.
Тихий, жутковатый стон ветра, казалось, оживил камни и канавы, заглушив этот другой страшный крик. Она посмотрела на заросли куэлл и глубоко вздохнула, чтобы освободиться от последних заноз страха. Большая рогатая сова возникла из сумрака колючих ветвей, беззвучно устремилась вниз на огромных крыльях. Бартта выкрикнула имя Миины, ибо сова была священной вестницей Богини. Казалось, птица направляется прямо к ней.
Бартта прижалась к склону и забормотала молитву. Сова пролетела так близко, что можно было почувствовать ветер от могучих серо-голубых крыльев. Потом птица опустилась еще ниже, и Бартта повернулась, следя за ее полетом. Сова пролетела над длинной плоской скалой — раз, другой, третий, потом поднялась выше и, сделав круг, исчезла в темноте куэллового ельника.
Суеверный ужас охватил Бартту. Может быть, это вовсе не знамение? Миина ушла навеки — Бартта давно убедила себя в этом. Но что же тогда здесь делала вестница Миины?
Скрепя сердце, Бартта вернулась к плоской скале и, морщась от боли, опустилась на колени. Солнце стояло над лесом, и в канапе залегли длинные темно-синие тени.
Бартта хмыкнула. Скала с трудом поддалась, на нее посыпались мелкие камешки. Леденящий крик раздался снова, и она легла на живот и засунула голову в расселину. В наступающих сумерках удалось разглядеть, что в углу кто-то свернулся. Явно кундалианин, а не животное, и слишком маленький для взрослого.
И снова Бартта едва не отвернулась. Ей совсем не хотелось спускаться в эту опасную темноту. Но она все-таки была рамаханой. Миина сказала свое слово — теперь она должна действовать. Когда Миина в последний раз подавала рамаханам знак? Бартта не знала. Во всяком случае, давно. Очень давно.
— Держись! — крикнула она. — Иду к тебе!
И полезла вниз.
Задыхаясь от пыли и страшно ругаясь, она спускалась, цепляясь сильными, загрубевшими от работы руками за еле заметные неровности стен расселины. Приходилось двигаться очень осторожно, потому что хрупкий сланец часто откалывался или осыпался под ее весом. Осадочные породы преобладали в этих местах из-за реки Чуун, которая текла отсюда до самого Аксис Тэра, кундалианского города, который в'орнны сделали своей столицей. Бартта слышала много рассказов о том, каким был Аксис Тэр до вторжения в'орннов — прекрасный город из розово-голубого камня на обоих берегах реки Чуун. Теперь, насколько ей известно, единственными кундалианами в городе были несчастные пленники или рабы. Вроде Джийан.
Принесенные Барттой ужасные жертвы не прошли для нее бесследно. Сердце превратилось в жалкий, съежившийся орган, бесполезный, как камень. Однако она еще могла ненавидеть. Кровь леденела при мысли о в'орннах. Чудовища! Такие отвратительные с виду: безволосые, как гнилые клеметты, и вдвое вонючее. Никогда нельзя быть уверенной, что думают безволосые твари, хотя члены кундалианского Сопротивления разобрались, как они реагируют в определенных ситуациях. Но Сопротивление почти бессильно. Что толку от их смертей? Оккупация длится сто один год, и ничего не изменилось. Тут ничем не поможешь. Пришлось научиться жить с ярмом на шее.
Хвала Миине, в'орнны схватили Джийан, а не ее. Бартта скорее повесилась бы, чем стала служить им или прикасаться к их мерзкой плоти. Во всяком случае, мрачно размышляла она, сестра всегда проявляла извращенное любопытство в отношении в'орннов. Теперь ее желание исполнилось.
Бартта взмокла от пота. В расселине было неестественно жарко, и она ползла по периметру, чтобы избежать самого худшего жара, казалось, поднимавшегося тошнотворными волнами откуда-то снизу. Поросль розовых кальцитовых сталагмитов лезла из пола расселины, как цепкие пальцы. Нагретый воздух мерцал и жег легкие, и она заторопилась. Наконец дно! Девочка лет пятнадцати дрожала, как в лихорадке. Липкий приторный пот выступил на лбу, склеил спутанные белокурые волосы. Прекрасное лицо затуманено, мрачно, пусто. Бартта дотронулась до нее; девочка словно горела в огне.
Она вскрикнула, когда Бартта понесла ее к отверстию, которое сделала, отодвинув валун сверху.
— Перестань хныкать, — рявкнула Бартта. — Через минуту я вытащу тебя отсюда. Теперь ты в безопасности.
Хотя сама в это не верила — слишком уж покраснела и пересохла кожа девочки. Рамаханы были не только жрицами, но и великими целительницами. Бартта прекрасно знала признаки дуурской лихорадки на последней стадии. Болезнь, приходившая пятилетними циклами, уже столетие губила кундалиан. Рамаханы считали, что вирус принесли на Кундалу в'орнны, а Сопротивление было уверено, что его создали гэргоны, таинственная каста в'орннских техномагов: еще одно оружие в их огромном арсенале, чтобы поставить кундалиан на колени. Во всяком случае, рамаханы достигли весьма ограниченных успехов в спасении жертв дуурской лихорадки. В первые сорок восемь часов после первого проявления симптомов хорошо действовали припарки из смеси топленых семян черного вербейника и сердцевин чертополоха, мать-и-мачехи и наперстянки. Если же вирус достигал легких, он размножался так быстро, что жертва тонула, словно в море.
С девочкой на руках Бартта остановилась и взглянула на клин темнеющего неба. Оно казалось далеким, гораздо дальше, чем дно расселины, когда она смотрела на него перед тем, как начать спуск. Девочка, несомненно, умирала. Какой же от нее может быть толк? Вероятно, если она, Бартта, смогла бы вытащить ее отсюда и вернуться в деревню, она сумела бы продлить ей жизнь на неделю, самое большее — на две. Но зачем? Лицо девочки уже было искажено болью, и страдания только усилятся. Лучше оставить ее здесь. Быстрая смерть была бы милосердной, даже благословенной.
Бартта уже опускала девочку на землю, когда земля под ногами вздрогнула, и на них посыпались камни. Бартта прижалась к содрогающейся стене расселины, и тут девочка вскрикнула. Ее взгляд сфокусировался, и она жалобно застонала, вцепившись в Бартту. Выжидая, пока землетрясение прекратится, Бартта вспомнила священную сову Миины. Богиня наконец заговорила — и выбрала Бартту! Сова трижды пролетела над расселиной. Почему? Несомненно, не для того, чтобы Бартта оставила девочку умирать здесь. Однако что означает весть Миины? Возможно, Богиня предназначила эту девочку себе. Почему? Она какая-то особенная?
Бартта всмотрелась в лицо, такое прекрасное и такое бледное, что все голубые жилки просвечивали сквозь неестественно натянутую и блестящую от лихорадки кожу. Смахнула со лба девочки прядь прямых волос.
— Как тебя зовут?
— Риана. — Сердечко несчастной колотилось, как у ледяного зайца.
— Хм-м... Странное имя. Откуда ты?
Лицо девочки сморщилось.
— Я не... не помню. Только...
— Что только, дорогая?
— Помню, что скаллила.
— Скаллила? — Бартта нахмурилась. — Я не знаю такого слова. Что оно означает?
— Скаллить. Ну, знаешь, карабкаться вверх-вниз по отвесным скалам.
— Не болтай ерунды, — хмыкнула Бартта. — Никогда не слышала, чтобы кто-то делал такое.
— Я делаю, — отрезала Риана. — То есть делала. Я отчетливо помню, как спускалась по Белой Четверке.
— Это невозможно, — сказала Бартта. Белой Четверкой называлась отвесная гора, вздымавшаяся над монастырем на километр. Ее склоны были слишком круты даже для горных коз.
— Однако я делала это много раз. Бартта нахмурилась еще больше.
— Ладно, допустим, ты... ну... скаллила. А потом?
— Выступ, на который я опиралась, откололся. Наверное, камень сломался, когда земля задрожала. Во всяком случае, я упала.
— Ладно, дорогая, но как ты оказалась здесь, в этой расселине?
— Я... не знаю. Бартта вздохнула.
— Хоть что-нибудь ты помнишь? Мать? Отца? Риана покачала головой.
— Думай, девочка. Думай!
Риана отпрянула от нее и свернулась в клубок. Бартта с трудом заставила себя говорить мягче:
— Пожалуйста, постарайся. Это важно.
— Все остальное пусто.
“Амнезия, — подумала Бартта. — Она, наверное, не только больна, но и ушиблась”.
Словно подтверждая догадку, девочка застонала.
— Мне плохо.
— Все будет в порядке, — машинально отозвалась Бартта.
— Не оставляй меня, — внезапно прошептала Риана. Бартте казалось, что на шее у нее висит мельничный жернов. Она заставила себя улыбнуться.
— Мы выберемся вместе. Очень скоро ты увидишь, что... Земля снова вздрогнула, и взгляд поразительно синих глаз девочки заметался. Сверху посыпались камни.
— Мы умрем здесь? — спросила девочка. Она явно не сознавала своего состояния.
— Мы не умрем здесь. — Бартта постаралась улыбнуться, надеясь успокоить ее. — Я Бартта из Каменного...
Расселину встряхнуло в третий раз. Риана заплакала.
— Что толку плакать, — решительно сказала Бартта. — Мы довольно скоро выберемся отсюда. — Над головой девочки она видела, что слои сланца пришли в движение и сдвигаются к дну расселины, исчезая в бреши, проделанной землетрясением в коренной породе. “Надо выбираться отсюда, — подумала она, — иначе умру я”. Снова мелькнула мысль оставить девочку, но перед мысленным взором появилась сова Миины. Воля Богини ясна.
Она встала и прижалась к стене расселины, перекинув Риану через левое плечо.
— Ладно, — сказала Бартта. — Теперь держись крепко.
И полезла вверх, медленно и осторожно. После землетрясения неровностей в сланцевой стене, на которые она опиралась, спускаясь вниз, стало меньше. И ей хватало здравого смысла дважды проверить опору, прежде чем осторожно подтянуться повыше. Все это время вес Рианы давил на нее, сгибая спину; скоро плечи и бедра охватила страшная боль. Однако она продолжала карабкаться, убеждая себя не спешить, проверять каждую импровизированную ступеньку, чтобы та не осыпалась и им с девочкой не слететь вниз. И с замиранием сердца все время ждала еще одного толчка, который, конечно, собьет их. Бартта не чувствовала себя такой уязвимой с тех пор, как мать привела их с Джийан в монастырь Плывущей Белизны, но, что самое любопытное, ее охватило какое-то странное возбуждение, радость от вновь восстановленной связи с телом, какой не ощущала, пожалуй, с детства. Как это чудесно: снова грязь под ногтями, напрягаются работающие мускулы и сухожилия. Она слышала стоны Рианы за спиной и молилась, чтобы ослабевшая девочка сумела удержаться.
Бартта преодолела уже две трети пути вверх, когда опоры для рук закончились. Три выступа раскрошились под руками, причем третий — когда она уже налегла на него их объединенным весом. Она свалилась на предыдущий уступ, ударившись так, что больно содрогнулся позвоночник. Риана потеряла сознание.
Инстинкт настойчиво гнал вперед, но Бартта остановилась и глубоко вздохнула. Толчки больше не повторялись, но, прислушавшись, она не услышала ни единой птичьей песни и истолковала это как предупреждение: сейсмическая активность еще остается. Проведя всю жизнь в объятиях Дьенн Марра, Бартта привыкла к землетрясениям. Незначительные в предгорьях, они усиливались по мере продвижения к горным вершинам. Однажды землетрясение застигло ее, когда она несла месячный рацион припасов в Ледяные пещеры, и большой обломок скалы упал всего в семи метрах от места, где она скорчилась от ужаса. Похожие на логово сказочного хищника Ледяные пещеры посещали только рамаханы. Пещеры находились в пяти километрах от монастыря и в километре над водопадом Поднебесным, у истока реки Чуун. Как тчакиры могли жить там, оставалось только гадать. Но чего еще заслуживали эти отбросы и изгои: преступники, неудачники, безумцы, отринутые обществом? И все-таки это были кундалиане. Рамаханы считали священным долгом перед Миной заботиться, чтобы несчастные не погибли среди ветров и льдов Дьенн Марра. Правда, ни один цивилизованный кундалианин ни разу не видел живого тчакиру. Тем не менее они существовали, ибо, когда служительница-рамахана вроде Бартты приходила к Ледяным пещерам, предыдущего месячного рациона не было. Она, как все служительницы до нее, быстро положила маленькие свертки с едой и травами, сделала пару глотков мутного рак-киса и поспешила вниз по обледеневшей, почти отвесной тропинке.
Теперь ей надо было добраться до другой, почти столь же крутой тропинки. Несмотря на высоту, вечернее небо казалось дальше, чем всегда, — равнодушная оболочка, почерневшая, как сожженное приношение. В черноте возник мерцающий бело-синий огонек звезды, а чуть правее него — одна луна, затем вторая, льющая в расселину отраженный свет. Новый толчок Бартта ощутила подошвами ног и сжалась, отчаянно моля Миину простереть над ней руку и защитить. Похожий на удар грома хлопок больно отозвался в ушах. Земля ушла из-под ног. Казалось, скалы разваливаются на части, и Бартта решила, что настал ее последний час.
Все окутала тишина настолько полная, что стало жутко. Бартта подняла голову и увидела, что стена раскололась; возникло что-то вроде грубой лестницы. Инстинкт погнал ее вверх. В одно мгновение она оказалась возле природных ступеней и, спотыкаясь, бросилась вперед, стараясь двигаться как можно быстрее и не оступиться.
Добравшись до канавы, Бартта даже не остановилась, чтобы отдышаться, а побежала дальше с бесчувственной девочкой на спине. И посмела оглянуться, только оказавшись в безопасности, на петляющей среди куэлл тропе, ведущей к Каменному Рубежу. Она не смогла бы сказать, что ожидала увидеть, но в тусклом лунном свете, льющемся вниз, как молоко из козьего вымени, не заметила ничего необычного.
Хмыкнув, она устроила свою ношу поудобнее и заторопилась по тропе к дому.
2
Лоза
Они выстрелили почти одновременно, и через мгновение пролетавший над колючей кроной сэсалового дерева голоног упал на землю. Из округлой желто-синей грудки торчал металлический стержень.
Аннон победно вскинул кулак над головой. Но Курган, сделав грубый жест в направлении друга, бросился вперед через заросли сэсалов, где они устроили утреннее логовище, ибо среди в'орннов было хорошо известно, что роскошные голоноги устраивают гнезда на вершинах древних деревьев.
— Ага, моя добыча! — выдохнул Курган. Он выдернул окровавленный кодированный стержень из груди мертвой птицы, засунул обратно в терциевое звено на левом предплечье. — Видишь превосходство в'орннской технологии? — Он встряхнул большой ясеневый лук Аннона. — Почему тебе обязательно надо дурачиться с жалким, отсталым кундалианским оружием — загадка для меня.
— Это был эксперимент, — сказал Аннон.
— Неудачный эксперимент. Видно с первого взгляда. Курган пронзил мертвого голонога узким треугольным клинком, который всегда носил с собой. Это было его главное сокровище, единственное оружие, до которого он не разрешал дотрагиваться даже Аннону. Хотя Аннона это не слишком заботило: он вообще недолюбливал в'орннское оружие.
— Ашеры славятся любовью к кундалианам, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68