На плече висел фотоаппарат.
Узкая улочка наполнилась терпким до одури ароматом лосьона после брить
я.
Ц Послушайте, Ц сказал Колин, пытаясь высвободить руку и не показаться
при этом несдержанным, Ц мы знаем, что здесь есть одно заведение.
Хватка не ослабевала, хотя отнюдь не была железной Ц запястье Колина на
ходилось в петле, образованной всего двумя пальцами.
Мужчина набрал в легкие воздуха и, казалось, на пару дюймов подрос.
Ц Все закрыто, Ц заявил он. Ц Даже хот-догами не торгуют.
Потом, подмигнув, обратился к Мэри:
Ц Меня зовут Роберт.
Мэри пожала ему руку, и Роберт потащил их по улице в обратную сторону.
Ц Прошу вас, Ц продолжал настаивать он. Ц Я знаю как раз подходящее мес
то.
Пройдя несколько шагов, Колин и Мэри с большим трудом остановили Роберта
, и все встали рядышком, шумно дыша.
Ц Роберт, Ц заговорила Мэри, обращаясь к нему, как к ребенку, Ц перестан
ьте держать меня за руку.
Он тотчас же отпустил ее с легким поклоном.
Ц Хорошо бы вы и меня отпустили, Ц сказал Колин.
Но Роберт уже принялся оправдываться перед Мэри:
Ц Мне хотелось бы вам помочь. Я могу показать вам одно очень хорошее мест
ечко.
Они пошли дальше.
Ц Туда, где можно вкусно поесть, нас не надо тащить силком, Ц сказала Мэр
и, и Роберт кивнул. Он постучал себя по лбу:
Ц Мне, мне…
Ц Обождите минутку! Ц перебил Колин.
Ц … всегда не терпится поупражняться в английском. Наверное, чересчур н
е терпится. Когда-то я говорил превосходно. Сюда, пожалуйста.
Мэри уже шла впереди. Роберт с Колином Ц следом.
Ц Мэри! Ц позвал Колин.
Ц Английский, Ц сказал Роберт, Ц прекрасный язык, полный недомолвок.
Мэри улыбнулась, оглянувшись через плечо. Они опять подошли к огромному
зданию у развилки дорог. Колин рывком остановил Роберта и резко высвобод
ил руку.
Ц Простите, Ц сказал Роберт.
Мэри тоже остановилась и вновь принялась изучать листовки. Роберт, просл
едив за ее взглядом, посмотрел на грубо намалеванный красной краской по
трафарету сжатый кулак, окаймленный символом, которым орнитологи обозн
ачают самок определенного вида. Он снова заговорил извиняющимся тоном, с
ловно брал на себя ответственность за все, что они могли прочесть:
Ц Это женщины, которые не могут найти себе мужчину. Они хотят уничтожить
все хорошее, что связывает мужчин и женщин, Ц потом сухо добавил: Ц Они с
лишком уродливы.
Мэри посмотрела на него так, словно вдруг увидела знакомую физиономию на
экране телевизора.
Ц Ну вот, Ц сказал Колин, Ц готовьтесь встретить сопротивление.
Мэри ласково улыбнулась обоим.
Ц Идемте туда, где вкусно кормят, Ц сказала она как раз в тот момент, когд
а Роберт, показывая на другую листовку, намеревался добавить что-то еще.
Они пошли по левому отростку улицы, и в течение следующих десяти минут вс
е лихорадочные попытки Роберта завязать разговор наталкивались на мол
чание, самоуглубленное со стороны Мэри Ц она вновь шагала со скрещенным
и руками, Ц и слегка неприязненное со стороны Колина, державшегося от Ро
берта на почтительном расстоянии. Затем они свернули в проулок и по исте
ртым ступеням спустились к маленькой, всего футов тридцать в ширину, пло
щади, на которой сходились с полдюжины узких проходов.
Ц Здесь, внизу, я и живу, Ц сказал Роберт. Ц Но ко мне так поздно нельзя. Ж
ена наверняка уже спит.
Сворачивая то налево, то направо, они шли между покосившимися пятиэтажны
ми домами и закрытыми на ночь лавками, возле которых штабелями стояли де
ревянные ящики с овощами и фруктами. Появился лавочник в фартуке с нагру
женной ящиками тележкой. Он окликнул Роберта, а тот рассмеялся и, подняв р
уку, покачал головой. Когда они добрались до ярко освещенного входа в зав
едение, Роберт раздвинул перед Мэри занавеску из пожелтевших пластмасс
овых полосок. Во время спуска по крутой лестнице в тесный, переполненный
бар он держал руку на плече Колина.
У стойки сидели на высоких табуретах молодые люди, одетые так же, как Робе
рт, а еще несколько человек расположились в одинаковых позах Ц перенеся
весь свой вес на одну ногу Ц вокруг большого музыкального автомата с пы
шными выпуклыми формами и завитками из хрома. Из глубины автомата исходи
л темно-синий свет, проникавший во все уголки и придававший второй компа
нии отталкивающий вид. Казалось, все либо курят, либо резко, решительно га
сят сигареты в пепельницах, либо вытягивают шеи и губы, чтобы прикурить у
соседа. Все были в такой тесной одежде, что приходилось, взяв сигарету в од
ну руку, зажигалку и пачку держать в другой. Громкая, жизнерадостно-сенти
ментальная песня, которую слушали все, ибо никто не разговаривал, исполн
ялась под аккомпанемент полного оркестра, и в часто повторяющемся припе
ве звучал сардонический смех, а певец как-то по-особому всхлипывал Ц име
нно в этот момент некоторые из молодых людей подносили ко рту свои сигар
еты и, стараясь не смотреть друг на друга, с хмурым видом и собственным всх
липыванием принимались подпевать.
Ц Слава богу, я не мужчина, Ц сказала Мэри и попыталась взять Колина за р
уку.
Роберт, проводив их до столика, направился к стойке. Колин сунул руки в кар
маны, наклонился вместе со стулом назад и уставился на музыкальный автом
ат.
Ц Перестань дуться, Ц сказала Мэри, ткнув его в локоть, Ц я просто пошут
ила.
Песня закончилась, достигнув торжественной симфонической кульминации
, и тотчас же началась снова. На полу за стойкой разбилось стекло, и раздал
ись непродолжительные, но бурные аплодисменты.
Наконец вернулся Роберт с большой бутылкой красного вина без этикетки, т
ремя стаканами и двумя длинными батонами, от одного из которых кто-то уже
успел отломить больше половины.
Ц Сегодня, Ц гордо объявил он, перекричав назойливый шум, Ц повар забо
лел.
Подмигнув Калину, он сел и наполнил стаканы.
Роберт принялся задавать вопросы, и сперва они отвечали неохотно. Они пр
едставились, сказали, что не состоят в браке Ц по крайней мере пока. Мэри
сообщила, сколько лет ее сыну и дочери. Оба назвали свои профессии. Потом,
несмотря на отсутствие еды, они, приободрившись под действием вина, нача
ли испытывать удовольствие, неведомое почти никому из туристов, Ц удов
ольствие от того, что оказались в заведении, где туристов нет, что соверши
ли открытие, набрели на некое реально существующее место. Они стали держ
аться менее церемонно, притерпелись к шуму и дыму и принялись, в свою очер
едь, настойчиво задавать глубокомысленные вопросы, типичные для турист
ов, довольных тем, что им наконец-то довелось пообщаться с настоящим мест
ным жителем. Бутылку они осушили меньше чем за двадцать минут. Роберт соо
бщил им, что имеет долю в нескольких коммерческих предприятиях, что выро
с в Лондоне, что жена у него канадка. Когда Мэри спросила, как он познакоми
лся с женой, Роберт ответил, что это невозможно объяснить, не рассказав сп
ерва о его сестрах и матери, а их, в свою очередь, можно описать только в сра
внении с его отцом. Было очевидно, что он готовит почву для рассказа о свое
й жизни. Сардонический смех уже переходил в очередное крещендо, и кудряв
ый парень за столиком возле музыкального автомата опустил голову, закры
в лицо руками. Роберт, громко крикнув через весь бар, потребовал еще одну б
утылку вина. Колин разломил батон и протянул одну половинку Мэри.
3
Песня кончилась, и по всему бару зазвучали голоса Ц поначалу негромко, п
риятным нестройным шумом и легким шелестом гласных и согласных чуждого
языка; отрывистые замечания вызвали в ответ отдельные слова или одобрит
ельные возгласы; затем Ц паузы, нерегулярные и контрапунктные, вслед за
ними Ц более многословные замечания на повышенных тонах и, в свою очере
дь, более замысловатые ответы. Не прошло и минуты, как уже были в разгаре м
ногочисленные, явно напряженные дискуссии Ц казалось, кто-то распредел
ил разнообразные спорные вопросы и составил группы из достойных друг др
уга противников. Включи кто-нибудь в тот момент музыкальный автомат, его
не услышал бы ни один человек.
Роберт, не сводивший глаз со стакана на столе, который он сжимал обеими ру
ками, казалось, сдерживает дыхание, отчего Колину и Мэри, внимательно наб
людавшим за ним, стало трудно дышать. В баре он выглядел старше, чем на ули
це. При неровном электрическом освещении стали видны морщины, покрывавш
ие его лицо почти геометрическим сетчатым узором. Две, протянувшиеся от
носа к уголкам рта, образовывали почти правильный треугольник. Лоб избор
оздили параллельные морщины, а чуть ниже, у переносицы, точно под прямым у
глом к ним располагалась одна глубокая складка. Роберт медленно кивнул с
амому себе, выдохнул, и его могучие плечи ссутулились. Мэри с Колином пода
лись вперед, чтобы уловить первые слова его рассказа.
Ц Мой отец всю жизнь прослужил дипломатом, и много-много лет мы жили в Ло
ндоне, в Найтсбридже. Но я был ленивым мальчиком… Ц Роберт улыбнулся… Ц
и мой английский до сих пор далек от совершенства.
Он помолчал, как бы ожидая возражений.
Ц Отец был высоким мужчиной. Я был его младшим ребенком и единственным с
ыном. Когда отец садился, он сидел вот так. Ц Роберт выпрямился, приняв пр
ежнюю напряженную позу, и ровно, как по линейке, положил руки на колени. Ц
Всю жизнь отец носил усы, вот такие… Ц Указательным и большим пальцами Р
оберт отмерил у себя под носом около дюйма в ширину. Ц И когда они начали
седеть, он стал маленькой щеткой красить их черной краской, какой дамы по
дводят ресницы. Тушью. Все его боялись. Мать, мои четыре сестры, даже посол
Ц и тот боялся моего отца. Когда он хмурился, никто не смел заговорить. За
обеденным столом нельзя было даже слова сказать, позволялось лишь отвеч
ать, если к тебе обратился отец.
Роберт начал повышать голос, пытаясь перекричать назойливый шум, подняв
шийся вокруг.
Ц Каждый вечер, даже если предстоял прием и маме надо было переодеватьс
я, нам приходилось тихо сидеть, выпрямив спины, и слушать, как отец читает
вслух. Каждое утро он вставал в шесть часов и шел в ванную бриться. Пока он
не заканчивал, никому не разрешалось подниматься с постели. В детстве я в
сегда вставал вторым и спешил в ванную, чтобы почувствовать запах отца. П
рошу прощения, пахло от него ужасно, но аромат мыла для бритья и одеколона
перешибал этот запах. И теперь запах одеколона всегда напоминает мне об
отце.
Я был его любимцем, предметом его страсти. Помню Ц возможно, такое случал
ось много раз, Ц моим старшим сестрам, Еве и Марии, было четырнадцать и пя
тнадцать лет. Все обедали, и они о чем-то его просили: «Пожалуйста, папа. Ну
пожалуйста!» А у него был один ответ на все: нет! Им нельзя поехать на школь
ную экскурсию, потому что там будут мальчики. Им не разрешается перестат
ь носить белые носки. Нельзя пойти в театр на дневной спектакль, если с ним
и не пойдет мама. Нельзя пригласить подругу погостить, потому что она пло
хо на них влияет и не ходит в церковь. Потом отец встал вдруг позади моего
стула Ц там, где я сидел, рядом с мамой, Ц и очень громко засмеялся. Он взя
л салфетку у меня с колен и повесил ее мне на грудь, сунув краешек под руба
шку. «Смотрите! Ц сказал он. Ц Вот будущий глава семьи. Вы не должны забыв
ать, что надо заслужить благосклонность Роберта!» Потом отец заставил ме
ня уладить споры, а его рука все времялежала у меня вот здесь, и он сжимал м
не шею пальцами. Отец говорил: «Роберт, можно девочкам носить такие шелко
вые чулки, как у их мамы?» А я, десятилетний мальчик, очень громко отвечал: «
Нет, папа». Ц «Можно ли пойти в театр без мамы?» Ц «Конечно, нельзя, папа».
Ц «Роберт, можно им пригласить подругу погостить?» Ц «Ни в коем случае, п
апа!»
Я отвечал с гордостью, не понимая, что отец использует меня в своих интере
сах. Возможно, это было лишь однажды. Но мне кажется, такое могло происходи
ть каждый вечер моего детства. Потом отец возвращался на свое место во гл
аве стола и делал вид, будто очень огорчен: «Простите, Ева, Мария, я уже хоте
л было пересмотреть свое решение, но вот Роберт говорит, что ничего подоб
ного допускать нельзя». При этом он смеялся, да и я обычно тоже начинал сме
яться. Я верил всему, каждому слову. Я смеялся до тех пор, пока мама, положив
мне руку на плечо, не говорила: «Уймись сейчас же, Роберт!»
Вот так-то! Ненавидели меня сестры? Мне вспоминается один случай, который
больше не повторялся. Однажды, в выходной день, до вечера никого не было до
ма. Мы с теми же двумя сестрами, Евой и Марией, вошли в родительскую спальн
ю. Я сел на кровать, а они подошли к маминому туалетному столику и достали
всю ее косметику. Первым делом они накрасили ногти и высушили их, помахав
растопыренными пальцами. Натерли лица кремом, напудрились, накрасили гу
бы помадой, выщипали брови и накрасили ресницы тушью. Велев мне закрыть г
лаза, они сняли свои белые носки и надели чулки из маминого комода. Потом в
стали Ц две очень красивые женщины Ц и посмотрели одна на другую. И целы
й час они расхаживали по всему дому, смотрелись мимоходом в зеркала и око
нные стекла, то и дело кружились посреди гостиной или очень осторожно са
дились на краешек стула и приводили в порядок волосы. Я всюду шел за ними с
ледом и смотрел на них, просто смотрел. «Ну разве мы не красавицы, Роберт?»
Ц спрашивали они. Я был потрясен, потому что эти девочки перестали быть м
оими сестрами и превратились в американских кинозвезд. Довольные собой,
они смеялись и целовали друг дружку, ибо стали уже настоящими женщинами.
Ближе к вечеру они пошли в ванную и все смыли. В спальне они убрали на мест
о все баночки и флакончики и открыли окна, чтобы мама не почувствовала за
паха собственных духов. Аккуратно сложили шелковые чулки и пояса с подвя
зками Ц точно так же, как при них это делала мама. Потом закрыли окна, и мы с
пустились вниз дожидаться маминого прихода, а я все это время был очень в
зволнован. Внезапно красивые женщины опять превратились в моих сестер, р
ослых школьниц.
Потом начался обед, а я по-прежнему был взбудоражен. Сестры вели себя как
ни в чем не бывало. Я ощущал на себе пристальный взгляд отца. Когда я на миг
поднял голову, он заглянул мне прямо в глаза и прочел все мои мысли. Очень
медленно он отложил вилку и нож, разжевал и проглотил то, что было во рту, и
сказал: «Расскажи-ка, Роберт, чем вы сегодня занимались?» Я считал, что он з
нает все, как бог. Он испытывает меня, хочет выяснить, достаточно ли я чест
ен, чтобы выложить всю правду. Поэтому лгать не было смысла. Я рассказал ем
у обо всем Ц о помаде, пудре, кремах и духах, о чулках из маминого комода, ра
ссказал и о том Ц словно это могло послужить оправданием, Ц как аккурат
но все было убрано на место. Упомянул даже об окнах. Сначала сестры смеяли
сь и утверждали, что это неправда. Но я все продолжал говорить, и тогда они
замолчали. Когда я закончил, отец просто сказал: «Спасибо, Роберт», Ц и сн
ова принялся за еду. До конца обеда никто больше не проронил ни слова. Я не
смел взглянуть в сторону сестер.
После обеда, когда мне уже пора было готовиться ко сну, я был приглашен в о
тцовский кабинет. Входить туда не разрешалось никому, там хранились все
государственные тайны. Это была самая большая комната в доме, ведь иногд
а отец принимал там других дипломатов. Окна с темно-красными бархатными
занавесками были высотой до самого потолка, а потолок был украшен позоло
той и огромными кольцеобразными узорами. Там висела люстра. Повсюду стоя
ли застекленные шкафы с книгами, а пол был устлан коврами со всего света, н
екоторые даже висели на стенах. Отец коллекционировал ковры.
Отец сидел за своим громадным рабочим столом, сплошь заваленным докумен
тами, а перед ним стояли две мои сестры. Он велел мне сесть на другой полов
ине комнаты в огромное кожаное кресло, принадлежавшее когда-то моему де
ду, тоже дипломату. Все хранили молчание. Это была сцена из немого фильма.
Отец достал из ящика стола кожаный ремень и выпорол моих сестер Ц три оч
ень сильных удара каждой по заду, Ц а Ева с Марией не издали ни звука. Вдру
г я оказался за пределами кабинета. Дверь была закрыла. Сестры разошлись
по своим комнатам плакать, я поднялся по лестнице к себе в спальню, и на эт
ом все кончилось. Об этом случае отец никогда больше не упоминал.
Мои сестры! Они меня возненавидели. Они должны были отомстить. Наверное, н
есколько недель они ни о чем другом и не говорили. Это произошло через мес
яц, а то и больше, после того, как выпороли сестер, когда дома тоже не было ни
кого Ц ни родителей, ни кухарки. Надо сказать, что, хотя я и был любимцем, мн
е много запрещалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Узкая улочка наполнилась терпким до одури ароматом лосьона после брить
я.
Ц Послушайте, Ц сказал Колин, пытаясь высвободить руку и не показаться
при этом несдержанным, Ц мы знаем, что здесь есть одно заведение.
Хватка не ослабевала, хотя отнюдь не была железной Ц запястье Колина на
ходилось в петле, образованной всего двумя пальцами.
Мужчина набрал в легкие воздуха и, казалось, на пару дюймов подрос.
Ц Все закрыто, Ц заявил он. Ц Даже хот-догами не торгуют.
Потом, подмигнув, обратился к Мэри:
Ц Меня зовут Роберт.
Мэри пожала ему руку, и Роберт потащил их по улице в обратную сторону.
Ц Прошу вас, Ц продолжал настаивать он. Ц Я знаю как раз подходящее мес
то.
Пройдя несколько шагов, Колин и Мэри с большим трудом остановили Роберта
, и все встали рядышком, шумно дыша.
Ц Роберт, Ц заговорила Мэри, обращаясь к нему, как к ребенку, Ц перестан
ьте держать меня за руку.
Он тотчас же отпустил ее с легким поклоном.
Ц Хорошо бы вы и меня отпустили, Ц сказал Колин.
Но Роберт уже принялся оправдываться перед Мэри:
Ц Мне хотелось бы вам помочь. Я могу показать вам одно очень хорошее мест
ечко.
Они пошли дальше.
Ц Туда, где можно вкусно поесть, нас не надо тащить силком, Ц сказала Мэр
и, и Роберт кивнул. Он постучал себя по лбу:
Ц Мне, мне…
Ц Обождите минутку! Ц перебил Колин.
Ц … всегда не терпится поупражняться в английском. Наверное, чересчур н
е терпится. Когда-то я говорил превосходно. Сюда, пожалуйста.
Мэри уже шла впереди. Роберт с Колином Ц следом.
Ц Мэри! Ц позвал Колин.
Ц Английский, Ц сказал Роберт, Ц прекрасный язык, полный недомолвок.
Мэри улыбнулась, оглянувшись через плечо. Они опять подошли к огромному
зданию у развилки дорог. Колин рывком остановил Роберта и резко высвобод
ил руку.
Ц Простите, Ц сказал Роберт.
Мэри тоже остановилась и вновь принялась изучать листовки. Роберт, просл
едив за ее взглядом, посмотрел на грубо намалеванный красной краской по
трафарету сжатый кулак, окаймленный символом, которым орнитологи обозн
ачают самок определенного вида. Он снова заговорил извиняющимся тоном, с
ловно брал на себя ответственность за все, что они могли прочесть:
Ц Это женщины, которые не могут найти себе мужчину. Они хотят уничтожить
все хорошее, что связывает мужчин и женщин, Ц потом сухо добавил: Ц Они с
лишком уродливы.
Мэри посмотрела на него так, словно вдруг увидела знакомую физиономию на
экране телевизора.
Ц Ну вот, Ц сказал Колин, Ц готовьтесь встретить сопротивление.
Мэри ласково улыбнулась обоим.
Ц Идемте туда, где вкусно кормят, Ц сказала она как раз в тот момент, когд
а Роберт, показывая на другую листовку, намеревался добавить что-то еще.
Они пошли по левому отростку улицы, и в течение следующих десяти минут вс
е лихорадочные попытки Роберта завязать разговор наталкивались на мол
чание, самоуглубленное со стороны Мэри Ц она вновь шагала со скрещенным
и руками, Ц и слегка неприязненное со стороны Колина, державшегося от Ро
берта на почтительном расстоянии. Затем они свернули в проулок и по исте
ртым ступеням спустились к маленькой, всего футов тридцать в ширину, пло
щади, на которой сходились с полдюжины узких проходов.
Ц Здесь, внизу, я и живу, Ц сказал Роберт. Ц Но ко мне так поздно нельзя. Ж
ена наверняка уже спит.
Сворачивая то налево, то направо, они шли между покосившимися пятиэтажны
ми домами и закрытыми на ночь лавками, возле которых штабелями стояли де
ревянные ящики с овощами и фруктами. Появился лавочник в фартуке с нагру
женной ящиками тележкой. Он окликнул Роберта, а тот рассмеялся и, подняв р
уку, покачал головой. Когда они добрались до ярко освещенного входа в зав
едение, Роберт раздвинул перед Мэри занавеску из пожелтевших пластмасс
овых полосок. Во время спуска по крутой лестнице в тесный, переполненный
бар он держал руку на плече Колина.
У стойки сидели на высоких табуретах молодые люди, одетые так же, как Робе
рт, а еще несколько человек расположились в одинаковых позах Ц перенеся
весь свой вес на одну ногу Ц вокруг большого музыкального автомата с пы
шными выпуклыми формами и завитками из хрома. Из глубины автомата исходи
л темно-синий свет, проникавший во все уголки и придававший второй компа
нии отталкивающий вид. Казалось, все либо курят, либо резко, решительно га
сят сигареты в пепельницах, либо вытягивают шеи и губы, чтобы прикурить у
соседа. Все были в такой тесной одежде, что приходилось, взяв сигарету в од
ну руку, зажигалку и пачку держать в другой. Громкая, жизнерадостно-сенти
ментальная песня, которую слушали все, ибо никто не разговаривал, исполн
ялась под аккомпанемент полного оркестра, и в часто повторяющемся припе
ве звучал сардонический смех, а певец как-то по-особому всхлипывал Ц име
нно в этот момент некоторые из молодых людей подносили ко рту свои сигар
еты и, стараясь не смотреть друг на друга, с хмурым видом и собственным всх
липыванием принимались подпевать.
Ц Слава богу, я не мужчина, Ц сказала Мэри и попыталась взять Колина за р
уку.
Роберт, проводив их до столика, направился к стойке. Колин сунул руки в кар
маны, наклонился вместе со стулом назад и уставился на музыкальный автом
ат.
Ц Перестань дуться, Ц сказала Мэри, ткнув его в локоть, Ц я просто пошут
ила.
Песня закончилась, достигнув торжественной симфонической кульминации
, и тотчас же началась снова. На полу за стойкой разбилось стекло, и раздал
ись непродолжительные, но бурные аплодисменты.
Наконец вернулся Роберт с большой бутылкой красного вина без этикетки, т
ремя стаканами и двумя длинными батонами, от одного из которых кто-то уже
успел отломить больше половины.
Ц Сегодня, Ц гордо объявил он, перекричав назойливый шум, Ц повар забо
лел.
Подмигнув Калину, он сел и наполнил стаканы.
Роберт принялся задавать вопросы, и сперва они отвечали неохотно. Они пр
едставились, сказали, что не состоят в браке Ц по крайней мере пока. Мэри
сообщила, сколько лет ее сыну и дочери. Оба назвали свои профессии. Потом,
несмотря на отсутствие еды, они, приободрившись под действием вина, нача
ли испытывать удовольствие, неведомое почти никому из туристов, Ц удов
ольствие от того, что оказались в заведении, где туристов нет, что соверши
ли открытие, набрели на некое реально существующее место. Они стали держ
аться менее церемонно, притерпелись к шуму и дыму и принялись, в свою очер
едь, настойчиво задавать глубокомысленные вопросы, типичные для турист
ов, довольных тем, что им наконец-то довелось пообщаться с настоящим мест
ным жителем. Бутылку они осушили меньше чем за двадцать минут. Роберт соо
бщил им, что имеет долю в нескольких коммерческих предприятиях, что выро
с в Лондоне, что жена у него канадка. Когда Мэри спросила, как он познакоми
лся с женой, Роберт ответил, что это невозможно объяснить, не рассказав сп
ерва о его сестрах и матери, а их, в свою очередь, можно описать только в сра
внении с его отцом. Было очевидно, что он готовит почву для рассказа о свое
й жизни. Сардонический смех уже переходил в очередное крещендо, и кудряв
ый парень за столиком возле музыкального автомата опустил голову, закры
в лицо руками. Роберт, громко крикнув через весь бар, потребовал еще одну б
утылку вина. Колин разломил батон и протянул одну половинку Мэри.
3
Песня кончилась, и по всему бару зазвучали голоса Ц поначалу негромко, п
риятным нестройным шумом и легким шелестом гласных и согласных чуждого
языка; отрывистые замечания вызвали в ответ отдельные слова или одобрит
ельные возгласы; затем Ц паузы, нерегулярные и контрапунктные, вслед за
ними Ц более многословные замечания на повышенных тонах и, в свою очере
дь, более замысловатые ответы. Не прошло и минуты, как уже были в разгаре м
ногочисленные, явно напряженные дискуссии Ц казалось, кто-то распредел
ил разнообразные спорные вопросы и составил группы из достойных друг др
уга противников. Включи кто-нибудь в тот момент музыкальный автомат, его
не услышал бы ни один человек.
Роберт, не сводивший глаз со стакана на столе, который он сжимал обеими ру
ками, казалось, сдерживает дыхание, отчего Колину и Мэри, внимательно наб
людавшим за ним, стало трудно дышать. В баре он выглядел старше, чем на ули
це. При неровном электрическом освещении стали видны морщины, покрывавш
ие его лицо почти геометрическим сетчатым узором. Две, протянувшиеся от
носа к уголкам рта, образовывали почти правильный треугольник. Лоб избор
оздили параллельные морщины, а чуть ниже, у переносицы, точно под прямым у
глом к ним располагалась одна глубокая складка. Роберт медленно кивнул с
амому себе, выдохнул, и его могучие плечи ссутулились. Мэри с Колином пода
лись вперед, чтобы уловить первые слова его рассказа.
Ц Мой отец всю жизнь прослужил дипломатом, и много-много лет мы жили в Ло
ндоне, в Найтсбридже. Но я был ленивым мальчиком… Ц Роберт улыбнулся… Ц
и мой английский до сих пор далек от совершенства.
Он помолчал, как бы ожидая возражений.
Ц Отец был высоким мужчиной. Я был его младшим ребенком и единственным с
ыном. Когда отец садился, он сидел вот так. Ц Роберт выпрямился, приняв пр
ежнюю напряженную позу, и ровно, как по линейке, положил руки на колени. Ц
Всю жизнь отец носил усы, вот такие… Ц Указательным и большим пальцами Р
оберт отмерил у себя под носом около дюйма в ширину. Ц И когда они начали
седеть, он стал маленькой щеткой красить их черной краской, какой дамы по
дводят ресницы. Тушью. Все его боялись. Мать, мои четыре сестры, даже посол
Ц и тот боялся моего отца. Когда он хмурился, никто не смел заговорить. За
обеденным столом нельзя было даже слова сказать, позволялось лишь отвеч
ать, если к тебе обратился отец.
Роберт начал повышать голос, пытаясь перекричать назойливый шум, подняв
шийся вокруг.
Ц Каждый вечер, даже если предстоял прием и маме надо было переодеватьс
я, нам приходилось тихо сидеть, выпрямив спины, и слушать, как отец читает
вслух. Каждое утро он вставал в шесть часов и шел в ванную бриться. Пока он
не заканчивал, никому не разрешалось подниматься с постели. В детстве я в
сегда вставал вторым и спешил в ванную, чтобы почувствовать запах отца. П
рошу прощения, пахло от него ужасно, но аромат мыла для бритья и одеколона
перешибал этот запах. И теперь запах одеколона всегда напоминает мне об
отце.
Я был его любимцем, предметом его страсти. Помню Ц возможно, такое случал
ось много раз, Ц моим старшим сестрам, Еве и Марии, было четырнадцать и пя
тнадцать лет. Все обедали, и они о чем-то его просили: «Пожалуйста, папа. Ну
пожалуйста!» А у него был один ответ на все: нет! Им нельзя поехать на школь
ную экскурсию, потому что там будут мальчики. Им не разрешается перестат
ь носить белые носки. Нельзя пойти в театр на дневной спектакль, если с ним
и не пойдет мама. Нельзя пригласить подругу погостить, потому что она пло
хо на них влияет и не ходит в церковь. Потом отец встал вдруг позади моего
стула Ц там, где я сидел, рядом с мамой, Ц и очень громко засмеялся. Он взя
л салфетку у меня с колен и повесил ее мне на грудь, сунув краешек под руба
шку. «Смотрите! Ц сказал он. Ц Вот будущий глава семьи. Вы не должны забыв
ать, что надо заслужить благосклонность Роберта!» Потом отец заставил ме
ня уладить споры, а его рука все времялежала у меня вот здесь, и он сжимал м
не шею пальцами. Отец говорил: «Роберт, можно девочкам носить такие шелко
вые чулки, как у их мамы?» А я, десятилетний мальчик, очень громко отвечал: «
Нет, папа». Ц «Можно ли пойти в театр без мамы?» Ц «Конечно, нельзя, папа».
Ц «Роберт, можно им пригласить подругу погостить?» Ц «Ни в коем случае, п
апа!»
Я отвечал с гордостью, не понимая, что отец использует меня в своих интере
сах. Возможно, это было лишь однажды. Но мне кажется, такое могло происходи
ть каждый вечер моего детства. Потом отец возвращался на свое место во гл
аве стола и делал вид, будто очень огорчен: «Простите, Ева, Мария, я уже хоте
л было пересмотреть свое решение, но вот Роберт говорит, что ничего подоб
ного допускать нельзя». При этом он смеялся, да и я обычно тоже начинал сме
яться. Я верил всему, каждому слову. Я смеялся до тех пор, пока мама, положив
мне руку на плечо, не говорила: «Уймись сейчас же, Роберт!»
Вот так-то! Ненавидели меня сестры? Мне вспоминается один случай, который
больше не повторялся. Однажды, в выходной день, до вечера никого не было до
ма. Мы с теми же двумя сестрами, Евой и Марией, вошли в родительскую спальн
ю. Я сел на кровать, а они подошли к маминому туалетному столику и достали
всю ее косметику. Первым делом они накрасили ногти и высушили их, помахав
растопыренными пальцами. Натерли лица кремом, напудрились, накрасили гу
бы помадой, выщипали брови и накрасили ресницы тушью. Велев мне закрыть г
лаза, они сняли свои белые носки и надели чулки из маминого комода. Потом в
стали Ц две очень красивые женщины Ц и посмотрели одна на другую. И целы
й час они расхаживали по всему дому, смотрелись мимоходом в зеркала и око
нные стекла, то и дело кружились посреди гостиной или очень осторожно са
дились на краешек стула и приводили в порядок волосы. Я всюду шел за ними с
ледом и смотрел на них, просто смотрел. «Ну разве мы не красавицы, Роберт?»
Ц спрашивали они. Я был потрясен, потому что эти девочки перестали быть м
оими сестрами и превратились в американских кинозвезд. Довольные собой,
они смеялись и целовали друг дружку, ибо стали уже настоящими женщинами.
Ближе к вечеру они пошли в ванную и все смыли. В спальне они убрали на мест
о все баночки и флакончики и открыли окна, чтобы мама не почувствовала за
паха собственных духов. Аккуратно сложили шелковые чулки и пояса с подвя
зками Ц точно так же, как при них это делала мама. Потом закрыли окна, и мы с
пустились вниз дожидаться маминого прихода, а я все это время был очень в
зволнован. Внезапно красивые женщины опять превратились в моих сестер, р
ослых школьниц.
Потом начался обед, а я по-прежнему был взбудоражен. Сестры вели себя как
ни в чем не бывало. Я ощущал на себе пристальный взгляд отца. Когда я на миг
поднял голову, он заглянул мне прямо в глаза и прочел все мои мысли. Очень
медленно он отложил вилку и нож, разжевал и проглотил то, что было во рту, и
сказал: «Расскажи-ка, Роберт, чем вы сегодня занимались?» Я считал, что он з
нает все, как бог. Он испытывает меня, хочет выяснить, достаточно ли я чест
ен, чтобы выложить всю правду. Поэтому лгать не было смысла. Я рассказал ем
у обо всем Ц о помаде, пудре, кремах и духах, о чулках из маминого комода, ра
ссказал и о том Ц словно это могло послужить оправданием, Ц как аккурат
но все было убрано на место. Упомянул даже об окнах. Сначала сестры смеяли
сь и утверждали, что это неправда. Но я все продолжал говорить, и тогда они
замолчали. Когда я закончил, отец просто сказал: «Спасибо, Роберт», Ц и сн
ова принялся за еду. До конца обеда никто больше не проронил ни слова. Я не
смел взглянуть в сторону сестер.
После обеда, когда мне уже пора было готовиться ко сну, я был приглашен в о
тцовский кабинет. Входить туда не разрешалось никому, там хранились все
государственные тайны. Это была самая большая комната в доме, ведь иногд
а отец принимал там других дипломатов. Окна с темно-красными бархатными
занавесками были высотой до самого потолка, а потолок был украшен позоло
той и огромными кольцеобразными узорами. Там висела люстра. Повсюду стоя
ли застекленные шкафы с книгами, а пол был устлан коврами со всего света, н
екоторые даже висели на стенах. Отец коллекционировал ковры.
Отец сидел за своим громадным рабочим столом, сплошь заваленным докумен
тами, а перед ним стояли две мои сестры. Он велел мне сесть на другой полов
ине комнаты в огромное кожаное кресло, принадлежавшее когда-то моему де
ду, тоже дипломату. Все хранили молчание. Это была сцена из немого фильма.
Отец достал из ящика стола кожаный ремень и выпорол моих сестер Ц три оч
ень сильных удара каждой по заду, Ц а Ева с Марией не издали ни звука. Вдру
г я оказался за пределами кабинета. Дверь была закрыла. Сестры разошлись
по своим комнатам плакать, я поднялся по лестнице к себе в спальню, и на эт
ом все кончилось. Об этом случае отец никогда больше не упоминал.
Мои сестры! Они меня возненавидели. Они должны были отомстить. Наверное, н
есколько недель они ни о чем другом и не говорили. Это произошло через мес
яц, а то и больше, после того, как выпороли сестер, когда дома тоже не было ни
кого Ц ни родителей, ни кухарки. Надо сказать, что, хотя я и был любимцем, мн
е много запрещалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14