.. Не оплошайте и вы. - Я не понял и переспросил. Он засмеялся и вместо ответа повторил: - "И почил Он в день седьмой от всех дел своих..."
Пишу на корабле. Как я и говорил, англичанин донес Лоу... Меня выслали. Но обыск был небрежный. Ибо, к счастью, Лоу решил, что, так как высылка моя внезапна, вряд ли я успел спрятать что-то серьезное. Так что за подкладкой саквояжа я благополучно вывез рукопись.
На корабле я часто вспоминал спокойное лицо императора и радовался, что он не вспылил и не пустил в ход заряженное ружье, которое всегда стояло у его кровати.
И только теперь, через много лет, я все понял... Он и не должен был вспылить. Этот фантастический человек, как всегда, предугадал "действия противника". Он нарочно все сделал для того, чтобы письмо перехватили и меня выслали... Он знал, что обыск будет небрежен и я смогу уехать с законченной рукописью... Вот почему, когда меня уводили, из его спальни не донеслось ни звука... Я понял теперь его последние слова, обращенные ко мне: "Мое будущее наступит тогда, когда меня уже не будет. Главное свое сражение я, кажется, выиграл. Не оплошайте и вы".
Но, вернувшись в Париж, я выяснил, что понял далеко не всё. Оказалось, у императора была еще одна, может быть, главная тайна. Впрочем, так и должно было быть. Он не мог так просто от нас уйти...
В Париже, куда я попал спустя много лет, меня ожидали невероятные и очень упорные слухи. Впервые я услышал их в маленьком кафе напротив Люксембургского сада. За соседним столиком сидели двое: подвыпивший старик явно из "недобитков", старых гвардейцев императора (об этом говорило его лицо, обезображенное ужасным шрамом), и молодой господин. Старик, озираясь, шептал молодому человеку так громко, что мне всё было слышно: "Император жив... Он заключил секретное соглашение с русским царем. Царь позволил ему скрыться назло англичанам. На острове умер двойник".
Эти нелепые слухи о том, что император не умер, оказались на редкость упорными, хотя все здравомыслящие люди над ними потешались. Но вскоре случилось удивительное. Однажды меня навестил мой старый друг, аббат Муке, один из образованнейших людей нашего времени. И он всерьез заговорил со мной... о том же! Он сказал, что у него есть достоверные сведения, будто в Бретани крестьяне видели францисканского монаха, необычайно похожего на императора. И что маршал Мармон, постыдно предавший императора, ездил в этот монастырь и долго говорил наедине со странным монахом, а когда покидал его келью, у него на глазах были слезы.
- Не хотите ли со мной туда поехать? Вы единственный из моих добрых знакомых, кто хорошо знал императора...
Я решительно ответил:
- Мой вам совет - не будьте смешным. И поговорите лучше об этом с Бертраном, Гурго или Маршаном... - Я начал перечислять своих товарищей по заточению на острове, но аббат прервал меня:
- Я уже пытался это сделать. Маршан меня не принял, граф Бертран не дал мне даже закончить мой вопрос. Он сказал, что император вполне может быть в монастыре, а также в иных самых разных местах, но исключительно в виде духа. Ибо он лично наблюдал его кончину. И вместе с Маршаном положил в гроб. А генерал Гурго вообще послал меня... Но неделю назад он прислал письмо, где спрашивал... адрес этого монастыря!..
Я только пожал плечами и пожелал аббату выбросить из головы подобную чепуху. Однако после его ухода я почему-то не смог последовать собственному совету. И решил встретиться со скандалистом Гурго.
Он жил в огромной квартире недалеко от Пале-Ройяль. Видимо, император неплохо о нем позаботился после смерти... Как и я, генерал не был при кончине императора. Он так надоел своими скандалами, что император почел за лучшее отпустить его с острова. Когда мы встретились, старая вражда была тотчас забыта - теперь Гурго ненавидел только тех, кто остался на острове до конца. Так что я опускаю эпитеты, которыми он награждал при нашем разговоре Бертрана, Маршана и особенно графа Монтолона - "рогатого мерзавца, получившего от императора деньги в обмен на услуги известной б...и, его жены".
Наконец, мы перешли к слухам о спасении императора. Оказалось, Гурго уже побывал в монастыре.
- Слухов было так много, - сказал он, - что я не выдержал, узнал адрес монастыря и три дня назад поехал туда. Да, монах потрясающе похож... и, зная это, даже немного переигрывает, постоянно держит правую руку согнутой, будто закладывает ее за борт невидимого походного сюртука... и демонстрирует прочие известные всем привычки императора.
- Вы с ним говорили?
- Да, но немного. Мы перебросились парой слов, когда он шел в храм, и этого было достаточно. После чего я успел вдогонку посоветовать хитрецу побольше молчать, потому что его голос совершенно не похож на голос императора, который до сих пор звучит у меня в ушах...
- А вы имели возможность слышать императора до Святой Елены?
- Достаточно часто, - не задумываясь, ответил Гурго, и мне показалось, что он... прихвастнул.
- Значит, ехать не надо?
- Только если совсем нечего делать. Но мой совет - лучше отправиться к б...м, чем ухлопать деньги на поездку. Лжец-монах не знает... - Гурго торжественно подошел к письменному столу, достал золотой медальон, открыл его и показал мне маленькую прядь волос. - Ее состригли с головы умершего императора. Согласно его завещанию, эти медальоны нам всем раздал Маршан... Так что император умер! Умер!..
- А почему Маршан не передал такой медальон мне?
- Значит, вам император его не завещал. Возможно, он не так вас любил, как вам казалось, - с удовольствием ответил Гурго.
Я уже уходил, когда он вдруг спросил:
- А хотите узнать самое интересное? - Я замер в дверях. - Вот вы вроде все знаете про императора. Вы издали знаменитую книгу. А между тем вы ни хрена о нем не знаете! Известно ли вам, говенный биограф, что еще до вашего отъезда император мог легко бежать с острова? И я - я лично! - подготовил этот побег... - Гурго наслаждался моим изумлением. - Пока вы строчили с императором вашу книгу, к острову причалил корабль из Бразилии под португальским флагом. И мне передали письмо от офицера из моего эскадрона. Оказалось, что он и другие офицеры, эмигрировавшие в Америку после Ватерлоо, основали там некую коммуну ветеранов Великой армии... И три брата императора - Люсьен, Жозеф и Жером - побывали у них... с бо-ольшущими деньгами! Кроме того, в Новом Орлеане жили около двадцати пяти тысяч весьма состоятельных французов, мечтавших, чтобы император стал... президентом США! И денег они не жалели! Короче, была подготовлена целая флотилия, чтобы освободить императора. В Новом Орлеане был даже отремонтирован для него дом... Он до сих пор стоит там пустым... Оставалось все обсудить с императором. В это же время ему передали письмо от матери. Она жаловалась, что ей не разрешили приехать на остров: "Я уже очень стара и мечтаю умереть около тебя..." На самом деле, в письме была тайнопись - план освобождения... Корабли из Америки должны были прибыть под флагами союзников... Но вскоре после получения письма в доме появился... губернатор Лоу и объявил, что ему все известно об американской флотилии! Вокруг были выставлены вторые цепи караулов, на остров дополнительно привезли английских солдат... Но самое интересное не это.
Гурго сделал многозначительную паузу и неторопливо продолжил:
- На острове о заговоре знали только двое - я и император. Никто другой из его окружения ничего не знал. И возник вопрос: от кого узнал губернатор? Была затронута моя честь... Я был в бешенстве! Кстати, к тому времени я уже последовал совету императора - помните, он советовал мне завести любовницу? И я завел ее. Это была жена высокопоставленного офицера, весьма близкого к мерзавцу-губернатору. Она была из самой аристократической семьи, но... очень дурна собой и оттого особенно дорожила нашей связью. Так что я мог попросить ее узнать у мужа все подробности этой истории. Каково же было мое изумление, когда оказалось, что губернатору все сообщил... кто, вы думаете? Ну отгадайте!
Я добросовестно перечислил всех слуг и даже назвал графа Монтолона. Гурго посмотрел на меня с презрением и торжествующе выпалил:
- Киприани - любимец и наушник императора!.. Но дальше меня ждало удивление куда большее... Естественно, я решил убить негодяя. Но прежде явился к императору и рассказал ему все. Он преспокойно меня выслушал и сказал... что верит Киприани как самому себе! И что Киприани не мог этого сделать, а "даму попросту надул муж, который наверняка знает о нашей связи и даже рад ей, ибо хоть кто-то е...т его жену, избавляя его самого от этой неприятной обязанности. Через нее он и запустил нарочно эту ложь, чтобы оболгать самого верного мне человека".
"Ну кто-то ведь сообщил! - воскликнул я. - Знали только мы с вами. Выходит, это... я?" Император улыбнулся и вдруг сказал: "А может быть... я?" Я был в полном изумлении. "Может быть, я приказал Киприани выдать заговор?.. Вы не допускаете такую возможность?" - "Но почему, сир?" - "Обычно я ни с кем не обсуждаю планы своих сражений. Их понимают потом... по результатам". - "Но что я должен буду понять, сир? Что вы предпочли свободе плен на острове?" Император засмеялся: "Боюсь, что и в будущем вам понять это будет трудно... Конечно же, я шучу. Но виноват все-таки я... И любовная цепочка здесь и вправду замешана. Я был легкомыслен и кое-что рассказал некой даме, а она, должно быть, сболтнула своему любовнику... Я уже сделал ей суровый выговор. И забудем все!"
И тут я понял! Это была Альбина Монтолон! Недаром говорили, что у нее есть любовник в городе - английский офицер, с которым император и муж делили ее увядавшие прелести. Но почему-то я долго не мог забыть его взгляд, когда он говорил: "Это я приказал Киприани!"
Бедный прямолинейный глупец Гурго! Разве ему понять?! Это был все тот же терновый венец, который император решил не снимать до конца... до самого конца. Вот и всё!
И тогда я спросил Гурго, что он слышал о последних днях нашего повелителя. Хотя Гурго уже уехал с острова, когда началась болезнь, сведшая императора в могилу, генерал заговорил с обычным апломбом:
- Не думаю, как нынче многие во Франции, что его отравили англичане. Хотя сам император часто говорил: "Они меня убьют". Впрочем, о его смерти спросите лучше у Маршана, он сейчас в Париже. Но я уверен, что все это чепуха... Просто Маршан, Монтолон... они все помешаны на ненависти к англичанам. Уверен, что всё было куда прозаичнее: император умер от наследственного рака, о котором часто при мне рассказывал...
Естественно, я захотел встретиться с Маршаном и взял у Гурго его адрес. Я хотел узнать: неужели император не оставил мне медальона? Я был уверен, что это не так. Просто они меня недолюбливали, точнее - ревновали ко мне императора. Ведь именно со мной он проводил большую часть времени. Их раздражали мои знания, они считали меня заносчивым, ведь все они необразованные солдафоны. И император мог говорить с ними только о войне, он даже продиктовал Бертрану какое-то сочинение на военную тему. Я был единственный, с кем он мог рассуждать об истории и обсуждать свою жизнь.
Но я не успел отправиться к Маршану. К моему изумлению, уже на следующий день он сам явился ко мне. Он смешно изменился, очень потолстел, и теперь вместо худого парижского сорванца-слуги, с которым я простился на острове, передо мной стоял толстенький самодовольный буржуа. Император позаботился и о нем - за преданную службу оставил ему целое состояние. Маршан держал в руках портфель, в котором я тотчас признал портфель императора. Он положил его перед собой, а потом степенно поприветствовал меня.
- Я очень рад вам, Маршан. Я как раз собирался вас навестить.
- Да, Гурго сообщил мне об этом.
- Вы поддерживаете отношения с этим невозможным человеком?
- Мы все поддерживаем отношения друг с другом. После возвращения с острова мы вынуждены опасаться за свою жизнь. Было покушение на Бертрана в его имении... В Латинском квартале, где я живу, напали на меня... И, хотя все обошлось, мы по-прежнему тотчас сообщаем друг другу о людях, которые ищут с нами встречи. - Он торжественно открыл портфель с бронзовой литерой N. - Чтобы не забыть... - Вынул медальон и протянул его мне. - Это долг.
- Долго же он меня искал! - усмехнулся я.
- Виноват, - несколько смущенно сказал Маршан.
Да, они очень меня не любили! Я открыл золотой медальон - в нем лежали волосы императора.
- Волосы императора в браслетах и медальонах, - продолжал, будто отчитываясь передо мной, Маршан, - я должен был передать всем членам императорской семьи. Так завещал Государь. Два медальона я должен был передать императрице и римскому королю, но Ее Величество отказалась меня принять. И все-таки мне удалось передать ей оба медальона. Однако после смерти римского короля мне их вернул лакей в ливрее Ее Величества... причем без всякого сопроводительного письма от нее... Всё это заняло, как вы догадываетесь, немало времени. А потом еще мой брак, хлопоты со свадьбой. Я ведь постарался жениться, как завещал мне император, на бесприданнице, дочери моего обедневшего генерала... Так что до вас просто руки не дошли. К тому же вы недавно в Париже?
Я все-таки спросил:
- Вы по-прежнему называете безмозглую самку императрицей?
- Так называл ее император до самой своей смерти. Так до своей смерти буду звать ее и я.
Пора было прощаться. И тут я почему-то начал рассказывать ему об аббате и моей предполагаемой поездке в монастырь.
- Да, аббат был у меня, - прервал меня Маршан. - И меня очень удивило: такой просвещенный человек - и тратит время на подобную ересь. Волосы в медальонах срезаны мною после смерти императора. Это ответ на все глупости. Я был с императором все дни на острове, был рядом в час смерти и был, когда его зарывали в землю...
И тут Маршан замолчал. Я чувствовал! Чувствовал, что он хочет еще что-то сказать... и колеблется. И я спросил его прямо:
- Маршан, я, как и вы, исполнил волю императора. Я сделал его мысли известными всему миру. Он доверял мне... И вы просто обязаны мне доверить всё, что знаете. Хотя бы в память о нем...
Он долго молчал. Наконец сказал:
- Хорошо, я расскажу... Я знаю, что генерал уже рассказывал вам о Киприани. Итак... - Маршан попросил воды, потом подошел к окну, постоял... Сколько уже лет прошло с тех пор, как я вернулся с острова, но до сих пор смотрю на улицу... не стоит ли кто подозрительный перед моим домом... Мы привезли с острова страх...
Итак, уже вскоре после вашего отъезда император начал умирать. Время от времени он заявлял: "Здешний климат убивает меня, поэтому они и послали меня сюда... Это сухая гильотина". И он делал всё, чтобы об этом узнавали в Лондоне. В мою, точнее, в нашу общую, обязанность входило спускаться в городок и в тавернах рассказывать морякам, как убивают императора... Его Величество немного играл... Но именно в это время он начал подозрительно толстеть. Опустились щеки, грудь стала совсем бабьей, мне пришлось распустить в поясе его брюки...
Слухи о его нездоровье сделали свое дело. На остров прибыл важный чиновник Ост-Индской компании Чарлз Риккетс - он плыл из Индии в Лондон, и ему, очевидно, поручили узнать и доложить, что с императором. Он тотчас попросил о встрече с Его Величеством. Но у императора была, как вы знаете, особая интуиция. "Так! - сказал он. - Решили проверить. Откажите ему... пока".
После этого Лоу вызвал Киприани и стал уговаривать повлиять на императора, чтобы тот принял чиновника. Он объяснял Киприани, как этому Риккетсу доверяют в Лондоне и как это может благоприятно отразиться на судьбе "генерала Бонапарта". Император, которому Киприани тотчас все доложил, позвал меня и Бертрана и долго хохотал. Он долго мучил Лоу и Риккетса, то соглашаясь на аудиенцию, то отменяя ее. Целых три недели несчастный проторчал на острове, наверняка проклиная свое поручение.
Наконец, император принял его. Император был небрит и лежал в полутьме на кровати. Во время беседы он иногда пытался приподняться, как бы с великим трудом, а я ему помогал. Когда Риккетс вышел, Бертран спросил его, как он нашел нашего Государя.
"Генерал Бонапарт, безусловно, болен, - отвечал Рикеттс, - особенно меня пугает его полнота, весьма странная. Голова буквально уходит в плечи, щеки дряблые, спадающие по обе стороны, и ему явно трудно садиться на кровати, два-три движения уже причиняют ему боль... Я переговорю с губернатором о лечении и врачах для генерала".
Между тем наш больной уже к вечеру скакал на лошади, был весел и ел с отменным аппетитом. И даже поработал немного в саду. Правда, вспомнив, что англичане наблюдают за ним, вдруг выронил лопату, пошатнулся и упал на мои руки...
Но именно тогда и меня, и Бертрана, и Монтолона... всех нас неприятно удивило странное доверие Лоу к Киприани. Губернатор ни с кем из нас не поддерживал отношений, а с Киприани, как выяснилось, он и общался, и доверял ему свои поручения. Вот тогда граф Бертран и рассказал нам удивительную историю, которую узнал от Гурго, - о неудачном побеге императора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Пишу на корабле. Как я и говорил, англичанин донес Лоу... Меня выслали. Но обыск был небрежный. Ибо, к счастью, Лоу решил, что, так как высылка моя внезапна, вряд ли я успел спрятать что-то серьезное. Так что за подкладкой саквояжа я благополучно вывез рукопись.
На корабле я часто вспоминал спокойное лицо императора и радовался, что он не вспылил и не пустил в ход заряженное ружье, которое всегда стояло у его кровати.
И только теперь, через много лет, я все понял... Он и не должен был вспылить. Этот фантастический человек, как всегда, предугадал "действия противника". Он нарочно все сделал для того, чтобы письмо перехватили и меня выслали... Он знал, что обыск будет небрежен и я смогу уехать с законченной рукописью... Вот почему, когда меня уводили, из его спальни не донеслось ни звука... Я понял теперь его последние слова, обращенные ко мне: "Мое будущее наступит тогда, когда меня уже не будет. Главное свое сражение я, кажется, выиграл. Не оплошайте и вы".
Но, вернувшись в Париж, я выяснил, что понял далеко не всё. Оказалось, у императора была еще одна, может быть, главная тайна. Впрочем, так и должно было быть. Он не мог так просто от нас уйти...
В Париже, куда я попал спустя много лет, меня ожидали невероятные и очень упорные слухи. Впервые я услышал их в маленьком кафе напротив Люксембургского сада. За соседним столиком сидели двое: подвыпивший старик явно из "недобитков", старых гвардейцев императора (об этом говорило его лицо, обезображенное ужасным шрамом), и молодой господин. Старик, озираясь, шептал молодому человеку так громко, что мне всё было слышно: "Император жив... Он заключил секретное соглашение с русским царем. Царь позволил ему скрыться назло англичанам. На острове умер двойник".
Эти нелепые слухи о том, что император не умер, оказались на редкость упорными, хотя все здравомыслящие люди над ними потешались. Но вскоре случилось удивительное. Однажды меня навестил мой старый друг, аббат Муке, один из образованнейших людей нашего времени. И он всерьез заговорил со мной... о том же! Он сказал, что у него есть достоверные сведения, будто в Бретани крестьяне видели францисканского монаха, необычайно похожего на императора. И что маршал Мармон, постыдно предавший императора, ездил в этот монастырь и долго говорил наедине со странным монахом, а когда покидал его келью, у него на глазах были слезы.
- Не хотите ли со мной туда поехать? Вы единственный из моих добрых знакомых, кто хорошо знал императора...
Я решительно ответил:
- Мой вам совет - не будьте смешным. И поговорите лучше об этом с Бертраном, Гурго или Маршаном... - Я начал перечислять своих товарищей по заточению на острове, но аббат прервал меня:
- Я уже пытался это сделать. Маршан меня не принял, граф Бертран не дал мне даже закончить мой вопрос. Он сказал, что император вполне может быть в монастыре, а также в иных самых разных местах, но исключительно в виде духа. Ибо он лично наблюдал его кончину. И вместе с Маршаном положил в гроб. А генерал Гурго вообще послал меня... Но неделю назад он прислал письмо, где спрашивал... адрес этого монастыря!..
Я только пожал плечами и пожелал аббату выбросить из головы подобную чепуху. Однако после его ухода я почему-то не смог последовать собственному совету. И решил встретиться со скандалистом Гурго.
Он жил в огромной квартире недалеко от Пале-Ройяль. Видимо, император неплохо о нем позаботился после смерти... Как и я, генерал не был при кончине императора. Он так надоел своими скандалами, что император почел за лучшее отпустить его с острова. Когда мы встретились, старая вражда была тотчас забыта - теперь Гурго ненавидел только тех, кто остался на острове до конца. Так что я опускаю эпитеты, которыми он награждал при нашем разговоре Бертрана, Маршана и особенно графа Монтолона - "рогатого мерзавца, получившего от императора деньги в обмен на услуги известной б...и, его жены".
Наконец, мы перешли к слухам о спасении императора. Оказалось, Гурго уже побывал в монастыре.
- Слухов было так много, - сказал он, - что я не выдержал, узнал адрес монастыря и три дня назад поехал туда. Да, монах потрясающе похож... и, зная это, даже немного переигрывает, постоянно держит правую руку согнутой, будто закладывает ее за борт невидимого походного сюртука... и демонстрирует прочие известные всем привычки императора.
- Вы с ним говорили?
- Да, но немного. Мы перебросились парой слов, когда он шел в храм, и этого было достаточно. После чего я успел вдогонку посоветовать хитрецу побольше молчать, потому что его голос совершенно не похож на голос императора, который до сих пор звучит у меня в ушах...
- А вы имели возможность слышать императора до Святой Елены?
- Достаточно часто, - не задумываясь, ответил Гурго, и мне показалось, что он... прихвастнул.
- Значит, ехать не надо?
- Только если совсем нечего делать. Но мой совет - лучше отправиться к б...м, чем ухлопать деньги на поездку. Лжец-монах не знает... - Гурго торжественно подошел к письменному столу, достал золотой медальон, открыл его и показал мне маленькую прядь волос. - Ее состригли с головы умершего императора. Согласно его завещанию, эти медальоны нам всем раздал Маршан... Так что император умер! Умер!..
- А почему Маршан не передал такой медальон мне?
- Значит, вам император его не завещал. Возможно, он не так вас любил, как вам казалось, - с удовольствием ответил Гурго.
Я уже уходил, когда он вдруг спросил:
- А хотите узнать самое интересное? - Я замер в дверях. - Вот вы вроде все знаете про императора. Вы издали знаменитую книгу. А между тем вы ни хрена о нем не знаете! Известно ли вам, говенный биограф, что еще до вашего отъезда император мог легко бежать с острова? И я - я лично! - подготовил этот побег... - Гурго наслаждался моим изумлением. - Пока вы строчили с императором вашу книгу, к острову причалил корабль из Бразилии под португальским флагом. И мне передали письмо от офицера из моего эскадрона. Оказалось, что он и другие офицеры, эмигрировавшие в Америку после Ватерлоо, основали там некую коммуну ветеранов Великой армии... И три брата императора - Люсьен, Жозеф и Жером - побывали у них... с бо-ольшущими деньгами! Кроме того, в Новом Орлеане жили около двадцати пяти тысяч весьма состоятельных французов, мечтавших, чтобы император стал... президентом США! И денег они не жалели! Короче, была подготовлена целая флотилия, чтобы освободить императора. В Новом Орлеане был даже отремонтирован для него дом... Он до сих пор стоит там пустым... Оставалось все обсудить с императором. В это же время ему передали письмо от матери. Она жаловалась, что ей не разрешили приехать на остров: "Я уже очень стара и мечтаю умереть около тебя..." На самом деле, в письме была тайнопись - план освобождения... Корабли из Америки должны были прибыть под флагами союзников... Но вскоре после получения письма в доме появился... губернатор Лоу и объявил, что ему все известно об американской флотилии! Вокруг были выставлены вторые цепи караулов, на остров дополнительно привезли английских солдат... Но самое интересное не это.
Гурго сделал многозначительную паузу и неторопливо продолжил:
- На острове о заговоре знали только двое - я и император. Никто другой из его окружения ничего не знал. И возник вопрос: от кого узнал губернатор? Была затронута моя честь... Я был в бешенстве! Кстати, к тому времени я уже последовал совету императора - помните, он советовал мне завести любовницу? И я завел ее. Это была жена высокопоставленного офицера, весьма близкого к мерзавцу-губернатору. Она была из самой аристократической семьи, но... очень дурна собой и оттого особенно дорожила нашей связью. Так что я мог попросить ее узнать у мужа все подробности этой истории. Каково же было мое изумление, когда оказалось, что губернатору все сообщил... кто, вы думаете? Ну отгадайте!
Я добросовестно перечислил всех слуг и даже назвал графа Монтолона. Гурго посмотрел на меня с презрением и торжествующе выпалил:
- Киприани - любимец и наушник императора!.. Но дальше меня ждало удивление куда большее... Естественно, я решил убить негодяя. Но прежде явился к императору и рассказал ему все. Он преспокойно меня выслушал и сказал... что верит Киприани как самому себе! И что Киприани не мог этого сделать, а "даму попросту надул муж, который наверняка знает о нашей связи и даже рад ей, ибо хоть кто-то е...т его жену, избавляя его самого от этой неприятной обязанности. Через нее он и запустил нарочно эту ложь, чтобы оболгать самого верного мне человека".
"Ну кто-то ведь сообщил! - воскликнул я. - Знали только мы с вами. Выходит, это... я?" Император улыбнулся и вдруг сказал: "А может быть... я?" Я был в полном изумлении. "Может быть, я приказал Киприани выдать заговор?.. Вы не допускаете такую возможность?" - "Но почему, сир?" - "Обычно я ни с кем не обсуждаю планы своих сражений. Их понимают потом... по результатам". - "Но что я должен буду понять, сир? Что вы предпочли свободе плен на острове?" Император засмеялся: "Боюсь, что и в будущем вам понять это будет трудно... Конечно же, я шучу. Но виноват все-таки я... И любовная цепочка здесь и вправду замешана. Я был легкомыслен и кое-что рассказал некой даме, а она, должно быть, сболтнула своему любовнику... Я уже сделал ей суровый выговор. И забудем все!"
И тут я понял! Это была Альбина Монтолон! Недаром говорили, что у нее есть любовник в городе - английский офицер, с которым император и муж делили ее увядавшие прелести. Но почему-то я долго не мог забыть его взгляд, когда он говорил: "Это я приказал Киприани!"
Бедный прямолинейный глупец Гурго! Разве ему понять?! Это был все тот же терновый венец, который император решил не снимать до конца... до самого конца. Вот и всё!
И тогда я спросил Гурго, что он слышал о последних днях нашего повелителя. Хотя Гурго уже уехал с острова, когда началась болезнь, сведшая императора в могилу, генерал заговорил с обычным апломбом:
- Не думаю, как нынче многие во Франции, что его отравили англичане. Хотя сам император часто говорил: "Они меня убьют". Впрочем, о его смерти спросите лучше у Маршана, он сейчас в Париже. Но я уверен, что все это чепуха... Просто Маршан, Монтолон... они все помешаны на ненависти к англичанам. Уверен, что всё было куда прозаичнее: император умер от наследственного рака, о котором часто при мне рассказывал...
Естественно, я захотел встретиться с Маршаном и взял у Гурго его адрес. Я хотел узнать: неужели император не оставил мне медальона? Я был уверен, что это не так. Просто они меня недолюбливали, точнее - ревновали ко мне императора. Ведь именно со мной он проводил большую часть времени. Их раздражали мои знания, они считали меня заносчивым, ведь все они необразованные солдафоны. И император мог говорить с ними только о войне, он даже продиктовал Бертрану какое-то сочинение на военную тему. Я был единственный, с кем он мог рассуждать об истории и обсуждать свою жизнь.
Но я не успел отправиться к Маршану. К моему изумлению, уже на следующий день он сам явился ко мне. Он смешно изменился, очень потолстел, и теперь вместо худого парижского сорванца-слуги, с которым я простился на острове, передо мной стоял толстенький самодовольный буржуа. Император позаботился и о нем - за преданную службу оставил ему целое состояние. Маршан держал в руках портфель, в котором я тотчас признал портфель императора. Он положил его перед собой, а потом степенно поприветствовал меня.
- Я очень рад вам, Маршан. Я как раз собирался вас навестить.
- Да, Гурго сообщил мне об этом.
- Вы поддерживаете отношения с этим невозможным человеком?
- Мы все поддерживаем отношения друг с другом. После возвращения с острова мы вынуждены опасаться за свою жизнь. Было покушение на Бертрана в его имении... В Латинском квартале, где я живу, напали на меня... И, хотя все обошлось, мы по-прежнему тотчас сообщаем друг другу о людях, которые ищут с нами встречи. - Он торжественно открыл портфель с бронзовой литерой N. - Чтобы не забыть... - Вынул медальон и протянул его мне. - Это долг.
- Долго же он меня искал! - усмехнулся я.
- Виноват, - несколько смущенно сказал Маршан.
Да, они очень меня не любили! Я открыл золотой медальон - в нем лежали волосы императора.
- Волосы императора в браслетах и медальонах, - продолжал, будто отчитываясь передо мной, Маршан, - я должен был передать всем членам императорской семьи. Так завещал Государь. Два медальона я должен был передать императрице и римскому королю, но Ее Величество отказалась меня принять. И все-таки мне удалось передать ей оба медальона. Однако после смерти римского короля мне их вернул лакей в ливрее Ее Величества... причем без всякого сопроводительного письма от нее... Всё это заняло, как вы догадываетесь, немало времени. А потом еще мой брак, хлопоты со свадьбой. Я ведь постарался жениться, как завещал мне император, на бесприданнице, дочери моего обедневшего генерала... Так что до вас просто руки не дошли. К тому же вы недавно в Париже?
Я все-таки спросил:
- Вы по-прежнему называете безмозглую самку императрицей?
- Так называл ее император до самой своей смерти. Так до своей смерти буду звать ее и я.
Пора было прощаться. И тут я почему-то начал рассказывать ему об аббате и моей предполагаемой поездке в монастырь.
- Да, аббат был у меня, - прервал меня Маршан. - И меня очень удивило: такой просвещенный человек - и тратит время на подобную ересь. Волосы в медальонах срезаны мною после смерти императора. Это ответ на все глупости. Я был с императором все дни на острове, был рядом в час смерти и был, когда его зарывали в землю...
И тут Маршан замолчал. Я чувствовал! Чувствовал, что он хочет еще что-то сказать... и колеблется. И я спросил его прямо:
- Маршан, я, как и вы, исполнил волю императора. Я сделал его мысли известными всему миру. Он доверял мне... И вы просто обязаны мне доверить всё, что знаете. Хотя бы в память о нем...
Он долго молчал. Наконец сказал:
- Хорошо, я расскажу... Я знаю, что генерал уже рассказывал вам о Киприани. Итак... - Маршан попросил воды, потом подошел к окну, постоял... Сколько уже лет прошло с тех пор, как я вернулся с острова, но до сих пор смотрю на улицу... не стоит ли кто подозрительный перед моим домом... Мы привезли с острова страх...
Итак, уже вскоре после вашего отъезда император начал умирать. Время от времени он заявлял: "Здешний климат убивает меня, поэтому они и послали меня сюда... Это сухая гильотина". И он делал всё, чтобы об этом узнавали в Лондоне. В мою, точнее, в нашу общую, обязанность входило спускаться в городок и в тавернах рассказывать морякам, как убивают императора... Его Величество немного играл... Но именно в это время он начал подозрительно толстеть. Опустились щеки, грудь стала совсем бабьей, мне пришлось распустить в поясе его брюки...
Слухи о его нездоровье сделали свое дело. На остров прибыл важный чиновник Ост-Индской компании Чарлз Риккетс - он плыл из Индии в Лондон, и ему, очевидно, поручили узнать и доложить, что с императором. Он тотчас попросил о встрече с Его Величеством. Но у императора была, как вы знаете, особая интуиция. "Так! - сказал он. - Решили проверить. Откажите ему... пока".
После этого Лоу вызвал Киприани и стал уговаривать повлиять на императора, чтобы тот принял чиновника. Он объяснял Киприани, как этому Риккетсу доверяют в Лондоне и как это может благоприятно отразиться на судьбе "генерала Бонапарта". Император, которому Киприани тотчас все доложил, позвал меня и Бертрана и долго хохотал. Он долго мучил Лоу и Риккетса, то соглашаясь на аудиенцию, то отменяя ее. Целых три недели несчастный проторчал на острове, наверняка проклиная свое поручение.
Наконец, император принял его. Император был небрит и лежал в полутьме на кровати. Во время беседы он иногда пытался приподняться, как бы с великим трудом, а я ему помогал. Когда Риккетс вышел, Бертран спросил его, как он нашел нашего Государя.
"Генерал Бонапарт, безусловно, болен, - отвечал Рикеттс, - особенно меня пугает его полнота, весьма странная. Голова буквально уходит в плечи, щеки дряблые, спадающие по обе стороны, и ему явно трудно садиться на кровати, два-три движения уже причиняют ему боль... Я переговорю с губернатором о лечении и врачах для генерала".
Между тем наш больной уже к вечеру скакал на лошади, был весел и ел с отменным аппетитом. И даже поработал немного в саду. Правда, вспомнив, что англичане наблюдают за ним, вдруг выронил лопату, пошатнулся и упал на мои руки...
Но именно тогда и меня, и Бертрана, и Монтолона... всех нас неприятно удивило странное доверие Лоу к Киприани. Губернатор ни с кем из нас не поддерживал отношений, а с Киприани, как выяснилось, он и общался, и доверял ему свои поручения. Вот тогда граф Бертран и рассказал нам удивительную историю, которую узнал от Гурго, - о неудачном побеге императора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31