Я не стала рассказывать Бергер, что случилось. Не хочу озвучивать свои страхи. И не стала распространяться о том, что, выйдя из дома, чтобы переговорить по сотовому телефону без свидетелей, я позвонила Марино и попросила его срочно приехать.— Все в порядке? — спрашивает спутница, когда я вернулась и захлопнула за собой входную дверь.Не отвечаю. Да какое там в порядке!— С чего начнем? — напоминаю ей, что мы сюда приехали по делу.Она хочет, чтобы я в точности воспроизвела события той ночи, когда меня пытался убить Шандонне, и мы переходим в большую комнату. Начинаю с белой секционной софы с чехлом из белого хлопка, которая стоит возле камина. Вечером в прошлую пятницу я здесь сидела, перебирала счета, звук у телевизора убавила. Временами передавали экстренные выпуски «Новостей», в которых зрителям сообщали о серийном убийце, называвшем себя Le Loup-garou, и просили соблюдать осторожность. Дальше говорилось о его предполагаемом генетическом нарушении, врожденном уродстве; насколько я помню, в тот вечер казалось даже нелепым, что каждый серьезный ведущий нашего местного канала рассказывает о некоем человеке предположительно шести футов ростом со странными зубами и длинными, по-детски тонкими волосами по всему телу. Зрителям советовали без особой надобности не впускать к себе посторонних.— Где-то в одиннадцать, — повествую дальше, — я переключилась на Эн-би-си посмотреть последние известия, и почти сразу же сработала сигнализация. Судя по дисплею на клавиатуре, произошло нарушение периметра в зоне гаража. Я позвонила в службу охраны и попросила на всякий случай выслать полицейских, поскольку не имела представления, с чего вдруг эта штуковина раззвонилась.— Итак, у вас в гараже установлена сигнализация, — повторяет Бергер. — Почему преступника заинтересовал именно гараж? Думаете, он пытался проникнуть внутрь?— Нет, он специально запустил тревогу, чтобы приехала полиция, — повторяю свою версию. — Они приезжают. Потом отчаливают. И тут заявляется он. Изображает полицейского, и я ему открываю. И пусть утверждают что хотят, я и сама слышала его на видеопленке с вашим разговором, однако он говорил идеально, ни намека на акцент.— Значит, не походил на человека с видеозаписи, — соглашается она.— Никоим образом.— То есть на пленке вы его голоса не признали.— Не признала, — киваю я.— Вы считаете, что он не планировал проникнуть в гараж. Значит, нацеливался на сигнализацию, — копает Бергер, как обычно ничего не записывая.— Сомневаюсь. Думаю, он пытался сделать именно то, что я и сказала.— И каким образом, по-вашему, ему стало известно, что у вас и гараж на охране? — вопрошает Бергер. — Довольно необычно. Мало кто так тщательно оборудует гараж.— Понятия не имею, каким образом и откуда он узнал.— Ведь было бы куда проще использовать, к примеру, черный ход — сигнализация как пить дать сработала бы, если она вообще включена. А я не сомневаюсь, что это от него не укрылось. Думаю, можно принять за данность, что Шандонне прекрасно осведомлен: вы осторожная и осмотрительная женщина, пекущаяся о собственной безопасности. Особенно в свете последних событий. Ну, всех этих убийств...— Я понятия не имею, что творится у него в голове, — рублю сплеча.Бергер меряет шагами комнату. Останавливается у каменного очага, зияющего темным провалом в стене, отчего дом кажется заброшенным и нежилым, как у недавней покойницы. Визитерша направляет на меня указующий перст.— Неправда, вы прекрасно знаете, что у него на уме. Он собирал на вас информацию и учился понимать ваш образ мыслей и действий, чувствовать его. Так же и вы вникали в его способ мышления. Вы изучали его по ранам на трупах. Общались с ним посредством его жертв, мест его преступлений — здесь и во Франции. Глава 28 Белая софа в традиционном итальянском стиле заляпана розовыми пятнами формалина. На подушках отпечатки ног; возможно, я сама наступила на нее, когда перепрыгивала через спинку, спасаясь от Шандонне. Никогда больше не сяду на эту софу: жду не дождусь, когда увезут. Примостилась на краешке кресла из гарнитура.— Чтобы разобрать его в суде по кирпичику, я должна представлять, с кем имею дело, — продолжает Бергер; ее глаза светятся решимостью. — А узнать его преступную натуру я могу только с вашей помощью. Познакомьте меня с ним, Кей. — Она присаживается на каминную плиту и с мольбой возводит кверху руки. — Кто же он такой, Жан-Батист Шандонне? Почему именно гараж? Что в нем такого особенного?На миг я задумалась.— Не могу сказать, что в нем такого особенного на его взгляд.— Ну хорошо. Тогда чем гараж примечателен для вас?— Я храню в нем одежду, в которой выезжаю на места преступлений. — Пытаюсь вычислить, что же еще такого особенного связано у меня с гаражом. — Там стоят большая стиральная машина и сушка. Я принципиально не захожу в дом в тех вещах, в каких работаю, так что гараж по большому счету служит мне еще и раздевалкой.В глазах Бергер что-то блеснуло: она или связь какую-то уловила, или нечто поняла. Встает и говорит:— Идемте посмотрим.Включаю на кухне свет; мы проходим через тамбур, из которого открывается дверь в гараж.— Ваша домашняя гардеробная, — замечает Бергер.Щелкаю выключателем, и — сердце екнуло: в гараже-то пусто. Исчез мой «мерседес».— Где же, интересно знать, моя машина? — спрашиваю я. Обвожу взглядом стенные шкафчики, кедровый гардероб со встроенной вентиляцией, аккуратно прибранные инструменты и садовые принадлежности, инвентарь на все случаи жизни и нишу для стиральной машины и сушки с большой стальной раковиной. — Никто не предупреждал, что у меня автомобиль заберут. — Я с укором смотрю на Бергер, внезапно проникнувшись к ней недоверием. Однако она либо отличная актриса, либо сама не в курсе. Выхожу в середину гаража и осматриваюсь, будто ожидая увидеть нечто, что бы мне подсказало, куда делся «мерседес». Сообщаю Бергер, что еще в прошлую субботу здесь стоял мой черный седан, в тот день, когда я переехала к Анне. И с тех пор я «мерса» не видела. Я вообще здесь не появлялась.— В отличие от вас, — добавляю я. — Машина еще стояла тут, когда вы здесь были в последний раз? Сколько раз вы сюда наведывались? — решительно направляюсь к посетительнице.Она обходит помещение, присаживается на корточки у гаражной двери и пристально рассматривает какие-то царапины на резиновой прокладке — там, где, по нашим предположениям, Шандонне пытался приподнять дверь с помощью какого-то инструмента.— Не могли бы вы открыть дверь? — мрачно произносит Бергер.Нажимаю кнопку на стенной панели, и дверь с шумом заворачивается вверх. В гараже моментально падает температура.— Нет, когда я здесь была, машина отсутствовала. — Она распрямляется. — Я вообще ее ни разу не видела. В свете обстоятельств подозреваю, вы и сами знаете, где она, — добавляет прокурор.Ночная мгла заполняет пустоту помещения, и я подхожу к тому месту, где стоит Бергер.— Вероятно, ее изъяли как вещдок, — говорю я. — Боже ты мой.Она кивает:— Мы с этим разберемся.Поворачивается ко мне, и в ее глазах я замечаю выражение, которого раньше, кажется, не было. Сомнение. Нашей знаменитости не по себе. Может, я себя обманываю, но, по-моему, она за меня переживает.— И что теперь? — бормочу я, осматриваясь в гараже, точно попала сюда впервые. — На чем мне ездить-то?— Ваша сигнализация сработала в пятницу около одиннадцати вечера. — Моя гостья снова сама деловитость. Непоколебимая и собранная, она возвращается к основной задаче: шаг за шагом проследить действия Шандонне. — Приезжают копы. Вы их сюда проводите и обнаруживаете, что дверь приоткрыта примерно на восемь дюймов. — Бергер явно ознакомилась с отчетом о попытке взлома и проникновения. — На улице шел снег, и за дверью вы заметили чьи-то следы. — Она выходит, я за ней. — Отпечатки уже припорошило, но вы разобрали, что они ведут в обход дома.Стоим на улице, в сырости, без пальто. Смотрю в непроглядное, затянутое тучами небо, и на лицо опускаются первые прохладные хлопья снега. Ну вот, опять повалило. Видно, зима страдает недержанием: сверху падает и падает — только тронь. За магнолиями и голыми стволами светятся окна соседей. Интересно, на сколько у жителей Локгрина хватит еще душевного равновесия, чтобы спокойно жить дальше. Шандонне и им существование омрачил. Не удивлюсь, если отсюда в скором времени начнут съезжать.— Вы не припомните, где были те отпечатки? — спрашивает Бергер.Показываю. Сначала по подъездной дорожке к дому, потом заворачиваю за угол, обхожу дом и напрямик через двор.— В какую сторону он пошел? — Она глядит вправо, влево: улица темна и безлюдна.— Не знаю, — отвечаю я. — Слякоть была, все забрызгало, и снег повалил. Мы так и не поняли, в какую сторону он отправился. Вообще-то я здесь не стояла и не разглядывала. Вы лучше у полицейских поинтересуйтесь. — Подумала про Марино: скорее бы уже подъехал; и тут же вспомнилось, почему я его так спешно вызвала. Мурашки по спине: надо же, кошмар какой-то. Смотрю на соседские дома. За то время, что я здесь живу, я уже научилась понимать, кто дома, а кто в отъезде, по косвенным признакам: припаркованные машины, газеты на крыльце. Надо сказать, дома жильцы бывают не часто. Многие уже на пенсию вышли и пережидают зиму во Флориде, греясь на пляже. Так уж вышло, по-настоящему мы ни с кем из соседей не сдружились — разве что махнем друг другу, разъезжаясь по делам.Бергер идет обратно к гаражу, обхватив бока руками и поеживаясь от холода; изо рта вырывается пар, тут же леденея на морозе белым облачком. Помню, как ко мне в гости приезжала из Майами Люси. Она тогда зимы не знала — только в Ричмонде. Так племяшка, бывало, вырвет из блокнота листок, скрутит в трубочку и стоит на террасе, пускает облачка белого пара, будто курит, даже пепел стряхивает. И невдомек ей, что мне из окна все видно.— Давайте отмотаем немного назад, — не останавливаясь говорит Бергер. — Итак, понедельник, шестое декабря. В тот день в ричмондском порту в одном из контейнеров было найдено тело. Как мы полагаем, труп Томаса Шандонне, убитого, вероятно, собственным братом, Жан-Батистом. Расскажите поподробнее, что происходило в тот день.— Меня известили о найденном в порту трупе, — начинаю я.— Кто именно известил?— Марино. А потом, через несколько минут, позвонил мой зам, Джек Филдинг. Я сказала, что выезжаю на место.— Но вы не обязаны выезжать на каждое место преступления, — прерывает Бергер мой рассказ. — Вы же могли послать своего, э-э, Филдинга или кого-нибудь другого.— Да, вполне.— Так почему же поехали сами?— Дело с самого начала обещало быть сложным. Корабль прибыл из Бельгии, значит, мы не могли отбрасывать вероятность, что убитый — бельгиец. Таким образом, добавляются осложнения международного уровня. Я всегда стараюсь лично браться за тяжелые дела, которые наверняка получат широкую огласку.— Любите быть в центре внимания?— Напротив, шумихи не приветствую.Теперь мы обе в гараже и к этому времени порядком промерзли. Закрываю ворота.— А может, вы решили взяться за это дело потому, что утро не задалось? — Бергер подходит к большому кедровому шкафу. — Можно полюбопытствовать?— Чувствуйте себя как дома, — отвечаю, в который раз поражаясь осведомленности этой женщины в моей личной жизни.Черный понедельник. Утром ко мне заглянул хороший старый друг, сенатор Фрэнк Лорд, председатель юридического комитета палаты представителей. В его распоряжении имелся некий конверт для меня от Бентона, о котором я даже не подозревала. Оказывается, когда тот несколько лет назад отдыхал на озере Мичиган, то написал мне некое письмо и поручил сенатору Лорду передать его, если вдруг он, Бентон, умрет. Помню, беру у сенатора письмо, вижу знакомый почерк и... Я была сама не своя, потрясение неописуемое. Только теперь до меня дошло, что его нет. Такая тоска меня охватила, горе свалилось как снег на голову. Именно на это и рассчитывал Бентон. Он до самого конца остался блестящим психологом. Прекрасно знал, как я отреагирую, случись беда, и решил силой вытащить меня из трудоголического запоя.— Как вы узнали про письмо? — ошеломленно спрашиваю я.Она заглядывает в шкаф, где у меня хранятся рабочие комбинезоны, резиновые ботинки, болотные сапоги и плотные кожаные перчатки. Там же и длинное нижнее белье, носки, теннисные туфли.— Вам придется еще некоторое время меня потерпеть. Прошу, отвечайте на мои вопросы, а потом я отвечу на ваши.Потом — это еще непонятно когда.— А почему письмо для вас так важно?— Пока не знаю. Давайте исходить из вашего расположения духа.Фраза повисает в воздухе. Состояние моего рассудка — ключевая позиция защиты, если мне суждено-таки предстать перед нью-йоркскими присяжными. Ну а на данный момент моя вменяемость, похоже, никого не оставляет безучастным.— Давайте считать, что если информация известна мне, то известна и стороне защиты, — добавляет Бергер.Киваю.— Итак, как гром среди ясного неба это письмо. От Бентона. Я бы на вашем месте... — Она отводит взгляд. — Ну, я бы, скажем, была потрясена. Мне жаль, что вам такое пришлось пережить... — Встречаемся взглядами. Очередная уловка, чтобы я стала ей доверять? Чувствовать с ней сродство? — И через год после смерти Бентон напоминает, что вы, вероятно, не пережили еще свою потерю, бежите от того, что причиняет боль. Причем бежите так, что пятки сверкают.— Вы же не видели письма. — Я поражена и негодую. — Оно заперто в сейфе. Откуда вам знать о его содержании?— Вы показывали письмо другим людям. — Здравый ответ.Сохранив еще способность рассуждать объективно, понимаю, что если Бергер еще не переговорила со всеми, кто меня знает, включая Люси и Марино, то непременно это сделает. Такова ее обязанность. Было бы глупо и неосмотрительно ею пренебречь.— Шестое декабря. — Моя собеседница возобновляет цепочку рассуждений. — Он написал письмо шестого декабря девяноста шестого года и попросил сенатора Лорда доставить вам его шестого же декабря, после смерти. Что особенного значила для Бентона эта дата?Колеблюсь с ответом.— Держите себя в руках, Кей, — напоминает она.— Точно не могу сказать, что именно для него значило шестое декабря; только вот Бентон в письме упомянул, что знает, как тяжело я переношу Рождество, — отвечаю я. — Он хотел, чтобы я получила письмо ближе к Рождеству.— Тяжело переносите Рождество?— А кому оно легко дается?Бергер безмолвствует. Затем спрашивает:— Когда ваши отношения с Бентоном переросли в близость?— Много лет назад.— Понятно. Значит, много лет назад осенью. Тогда у вас началась сексуальная связь. — Она говорит это так, будто я боюсь смотреть правде в глаза. — Когда у вас начался роман, он еще был женат.— Все верно.— Хорошо. Значит, шестого декабря вы получаете письмо и позже тем же утром выезжаете на место преступления в ричмондском порту. Затем возвращаетесь сюда. Расскажите поподробнее, шаг за шагом, что вы делали, приехав домой.— В багажнике, в двух мешках, лежала одежда, в которой я осматривала место происшествия. Комбинезон и теннисные туфли. — Я все стою и смотрю на пустой пятачок, где по идее должна бы находиться машина. — Комбинезон я сразу отправила в стиральную машину, туфли — в раковину, в кипяток с дезинфицирующим раствором. — Показываю ей туфли. Они так и стоят на полке, где я более двух недель назад оставила их сушиться.— Затем? — Бергер подходит к стиральной машине и сушке.— Затем я разделась, — рассказываю. — Догола. Все с себя сняла, бросила в стирку, запустила машину и направилась в дом.— Обнаженная.— Да. Прошла в спальню, приняла душ, нигде по пути не задерживаясь. Я всегда смываю с себя грязь, приезжая домой с места преступления.Бергер в восторге. У нее явно наметилась какая-то теория, и, что бы она ни придумала, спокойнее от этого не становится.— Мне просто интересно, — размышляет прокурор. — Мог ли он каким-то образом узнать...— Узнать?.. Я бы предпочла вернуться в дом, если вы не возражаете, — говорю. — Совсем окоченела.— Предположим, Шандонне прознал о ваших привычках, — настаивает она, — и в гараже его как раз интересовали ваши процедуры. Значит, тут не просто вопрос сигнализации. Может быть, он на самом деле хотел проникнуть внутрь?! Ведь гараж — то самое место, где вы снимаете «мертвецкую» одежду — по сути, пахнущую смертью, которая явилась делом его рук. Вы наги и беззащитны, пусть и на краткий промежуток времени. — Она заходит со мной в дом, и я закрываю за нами дверь тамбура, ведущего в гараж. — У преступника вполне могли появиться эротические фантазии насчет ваших переодеваний.— Не представляю, откуда преступник мог пронюхать, где и как я раздеваюсь, — отклоняю я ее гипотезу. — Он же не видел собственными глазами, чем я в тот день занималась.Бергер приподнимает бровь и вопросительно глядит на меня.— А вы в состоянии это доказать? Вдруг наш фрукт проследил за вами и узнал, где вы живете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56