Тоска!
– Вы – авантюристы и гордитесь этим, – вмешалась «двушка» в разговор. – Рассматривайте предстоящее мероприятие, как грандиозную авантюру и все будет тип-тот. А дети... Вы хотите лишить их возможности стать высшей исключительностью, то есть стать Богом, Богом в восьми ваших индивидуальных ипостасях! Правда, пока только земным Богом, но со временем, мы с вами без сомнения найдем способ завоевания всей Вселенной. У меня есть многообещающие задумки на этот счет... А что касается вашей, так сказать, индивидуальности... Вы забыли, как естественно жили в «чужих» телах? В телах Александра Македонского, Клита, Адама и Евы, Жанны д?Арк и Гретхен Продай Яйцо, наконец? А знаете, кто этому способствовал? Кто сочинял большинство сценариев? Я!
– Ты сочиняла сценарии? – удивился я. – Странно... Знаешь, я недавно подвергал психоанализу наши сны... Все они более-менее нормальные. А последние два сна, с Гретхен Продай Яйцо и Витторио Десклянка, вернее, некоторые их фрагменты, неопровержимо свидетельствуют о том, что тот, кто их сочинил, одинок, жаждет секса, но неуверен в себе. Боясь неудачи, он хочет в душе, чтобы его добивались, чтобы его изнасиловали. И я был уверен, что это Худосоков выдал этими снами свою тщательно скрываемую человеческую слабость! А ты утверждаешь, что сны и эти два в том числе, сочинены тобой. Значит ты не самодостаточна, ты жаждешь секса! Значит – ты человек и понимаешь, какое это счастье писать после шестой кружки пива! И еще один момент... Граф с женой своим супружеством спасали человечество, и Витторио с женой своим супружеством спасали человечество... Это повторение говорит о том, что ты, «двушка» – примитивнейший филантроп...
– Ты дрянной психоаналитик, Черный, – прервала меня «двушка», явно задетая за живое. – Ты просто хочешь принизить меня до уровня человека! Да, я могу испытывать человеческие чувства, но не страх, угрызения совести и неуверенность в себе. И вы, став с моей помощью «трешкой», тоже сможете стать такими. Вы сможете спать с любой женщиной или любым мужчиной... С Наоми Кемпбелл, например, или с графом Орловым...
– А вы, случайно, не голубой, гражданин «двушка»? – встрял Баламут, наливая себе из пятой по счету бутылки. – Имейте в виду, у нас у всех традиционная ориентация. Я понимаю, это не оригинально в наши дни, но что уж тут поделаешь?
– Это все условности! В моем мире они преодолены, – ответила «двушка». Будь эта чертова машина человеком, то я голову дал бы на отсечение, что она недовольно морщится.
– Ладно, давай трави дальше про свои кисельные берега и молочные коктейли! – позволил совсем уже хороший Баламут, и «двушка», немного помолчав для степенности, продолжила:
– А еще вы сможете сочинять любые, даже самые невероятные приключенческие сценарии, сможете путешествовать в виртуальном мире во всех когда-либо существовавших органических телах... Или избрать себе вместилищем любую химеру, любое чудесное создание. Но вряд ли вы станете заниматься этими непритязательными «детскими» забавами. Многие из вас знают компьютерную игру «Цивилизация»... Вот во что вы, став «трешкой», станете играть! И объектами ваших действий, то есть действий «трешки», злодейских, не злодейских, гуманных, не гуманных (это человеческая терминология), станут люди, страны, континенты и созвездия! Вот люди, например... Народонаселение, как говорил один живучий сатирик. Все несчастья у них от того, что в детстве многие из них не получали вдоволь самого главного – материнской ласки, любви и внимания отца, элементарных навыков поведения... И я придумал, как сделать всех людей блаженными – мы будем внедрять в мозг новорожденных чип, в котором все это будет зашито... И все! Все на какое-то время станут совершенно счастливыми!
– Все это, конечно, очень хорошо, даже здорово, – вздохнула Вероника, пощупав пальчиками свой лобик. – Но эти чипы, разъемы и штекеры, которые в нас вживлять будут... У меня волосы дыбом становятся, когда я у себя во лбу розетку представлю... Брр... Евростандарт, или, о боже, советская... Брр...
– Ха-ха-ха! – засмеялась «двушка». – Это вас Худосоков пугал... Никаких советских розеток, обещаю!
– Слушай, а чего ты взбунтовалась? – спросил я у потолка. – Он, что, и тебя достал?
– Худосоков давно меня раздражал... – бесстрастно ответил компьютер. – Одиозный, однобокий, озлобленный... Да вы сами знаете. Вечно под ногами путался, никак не мог от мелочного зла освободиться. Эти дурацкие, никому не нужные драки в краале, футбол без правил, издевательства с галлюцинациями... Достал, короче... В общем, когда девочки по его упущению в меня пробрались, я им помог...
– Ты добрый, да? – спросила София вкрадчивым голосом. – Тогда, может быть, отпустишь? Ну, хоть кого-нибудь?
«Двушка» помолчала немного, затем продолжила усталым голосом («Эмоции и состояния у нее хорошо получаются» – подумал я):
– Я не оставляю вам права на самостоятельные решения... Вы слишком заземлены...
– А я смогу иногда быть Полиной? – перебила компьютер моя деловая дочь.
– Хоть Виардо... – ответил компьютер, и больше в тот вечер мы его не слышали.
– Это в корне меняет дело, не правда ли, папочка? – спросила Полина, устраиваясь у меня на коленях. – Соглашайся, давай! Я очень, очень хочу побыть Полиной Виардо... Хоть немножечко... И Айседорой Дункан... Правда, я никогда не понимала, что такое «виртуальный мир», но если в нем можно целоваться с Есениным, то я согласна...
Остаток дня прошел замечательно. Мы провели его в любви и согласии друг с другом, обеденным столом и «двушкой», безукоризненно выполнявшей все наши гастрономические и иные фантазии. Перед тем как разойтись по спальням, мы без долгих споров решили, что первую свою вылазку в виртуальную вечность мы устроим в Париже короля Людовика XIV, а следующую – в доколумбовой Америке, Вене Штрауса или, как настаивал Баламут, в Александрии Дальней.
Ночь была божественной – мы с Ольгой никогда так не любили друг друга...
– Как в последний раз... – прошептала она, утомившись.
– Или в первый... – улыбнулся я.
2. Клизма, парикмахерская... – Кто останется хозяином? – Музыка виртуального мира...
На следующее утро пришли безмолвные синехалатники и отвели нас в комнату, по всем параметрам напоминавшую операционную, хотя хирургического стола и прочего соответствующего оборудования в ней не было.
Рассевшись на кушетках, покрытых клеенкой, противно пахнувшей карболкой, мы настороженно всматривались в глаза друг друга. Я бы не сказал, что мы полностью подготовились к «перерождению» в БК-3, но горьких сожалений по поводу предстоящего перехода в новую действительность ни у кого не было. «Да, нас развратили морально, надругались над нашими телами с помощью галлюцигенов, транквилизаторов и антидепрессантов, – рефлексировал я с легкой улыбкой на лице, – нам заправили в мозги гордыню, нам, наконец, доказали, что виртуальный мир ничем не хуже реального и более того, превосходит его по всем параметрам. Пообещав власть над миром, нас превращают в баранов...»
– Пахнет как в операционной, – поморщился Бельмондо. – Мне почему-то кажется, что сейчас нам будут делать резиновую грушу. И вовсе не в переносном смысле.
Борис оказался прав – явившийся вскоре Шварцнеггер приказал нам по одному заходить в маленькую комнатку и там самоочищаться при помощи клизм литровой емкости. Через полчаса после выполнения приказа мы были переведены в парикмахерскую, и там люди в синих халатах обрили нас наголо. Оставшись без волос, мы столпились перед большим, во всю стену зеркалом.
– Интересные шляпки носила буржуазия... – пробормотал Баламут, рассматривая свою блестящую голову с разных ракурсов. – Никита Сергеевич Хрущов после тифа...
– А ты ничего... – посмотрел я на ставшую другой Ольгу, – эротично выглядишь... «Вояж, вояж»...
Ольга по блеску моих глаз поняла, что я не прочь познать ее в новой прическе, но, никак на мои слова не отреагировав, принялась приглаживать свой череп.
Привыкнуть к себе и друг другу мы не успели – синехалатники повели нас мыться.
«Интересно... – думал я, лежа в ванной и подставляя губке, управляемой симпатичной банщицей, то одно место, то другое. – Интересно, почему „двушка“ сказала, что мы не станем заниматься детскими забавами? Неужели любовь – ничто перед безграничной властью и безнаказанностью? И вместо того, чтобы наслаждаться девушками, я буду наслаждаться властью? Встать! Лечь! Встать! Лечь! Брр, как пошло».
После мытья меня нарядили в шерстяные безрукавку и шорты и отвели в комнату, из которой мне с друзьями и детьми предстояло управлять миром. Друзья и девочки уже находились в ней, естественно в компании Шварцнеггера. Баламут что-то говорил в потолок – общался, видимо, с вездесущей «двушкой». Прислушавшись, я понял, что он просит плотного завтрака с легким пивом. Но «двушка» молчала.
– Все дорогой, – ухмыльнулся я. – Теперь только глюкоза внутривенно, а все остальное – фантазия.
* * *
...Присоединение к нашим телам процессоров было безболезненным – нам просто приклеили по чипу меж лопаток и раз двенадцать укололи в нервные точки игольчатыми концами шедших от него проводов.
Перед тем, как кануть в виртуальный мир, мы простились. После того, как кресла приняли нас в свои подогретые объятия, наше терпение испытывалось еще с полчаса – человек семь в белых халатах возились с проводами, подсоединяя нас к компьютеру и друг другу. Когда почти все было готово, один из белохалатников начал в последний раз осматривать все провода, отходившие от меня. В какой-то момент наши глаза столкнулись... Холодный бесчувственный взгляд пронзил меня насквозь, я и мгновенно сжался в беззащитный ком...
– В чем дело, Чернов? – раздался с потолка встревоженный голос Двушки.
– Ты... ты сказал, что вольешься в Трешку? – спросил я подрагивающим голосом.
– Да, конечно, – ответила «двушка».
– А кто тогда останется? Кто будет хозяином всего этого? Всего этого и наших жизней, соответственно? Эти тупые роботы? Я бы предпочел быть во власти Худосокова!
– Трудный ты... – вздохнул компьютер (я заметил, что он постоянно обновляет свой словарь за счет нашего). – Это так естественно... Представь, что у тебя мозги не только в голове, но и в руках, ногах, желудке. Представил? Вот, вот! Переел ты, к примеру, а желудок обиделся и начал козни против головы сочинять. Нет, братец, подчиненные должны быть исполнительными и только, а думать за них будем мы...
– А если вдруг случится, что-то экстраординарное? – испугался Бельмондо, пропитавшись моими страхами.
Борис попал в больное место и явно зацикленную «двушку» понесло:
– А оно и случилось... Что-то твориться в земном ядре... Еще при Худосокове началось... Но он ничего не понял... Что он?.. Я пока ничего не понимаю...
– Опасное что-нибудь? – равнодушно спросила уставшая от всего Вероника.
– Не знаю. Резко увеличилось количество элементарных частиц с обратным, а также перпендикулярным временными векторами... Это приводит к странным спорадическим изменениям виртуальных характеристик вакуума... Со временем они возвращаются к практически прежним своим значениям, но тенденция к качественной перемене представляется очевидной. Я всю эту ночь думала и, в конечном счете, пришла к мысли, что все случившееся в последнее время как-то взаимосвязано... Все, начиная от решения Худосокова затащить вас сюда, все ваши «полеты» в прошлое и даже дворцовый переворот, устроенный девочками и мною... И все это взаимосвязано с процессами, происходящими в Сердце Дьявола. И оно, вполне возможно, временами берет руководство событиями на себя... Пока опосредовано, через тонкие причинно-следственные связи. Моих ресурсов, к сожалению, не хватает на разрешение этого вопроса, и вся надежда на вас, на «Трешку». И может так случится, что она, собранная руками злодея Худосокова, спасет что-то... Или ВСЕ. Но хватит об этом – мы можем и не успеть. А теперь успокойтесь, даю вам на это ровно три минуты.
* * *
...Несколько секунд нам потребовалось, чтобы прийти в себя от неожиданных откровений Двушки. К их истечению большинство из нас осенила одинаковая мысль: «Лапшу вешает!» И постепенно, один за другим, мы прикрыли глаза и осели в креслах. Сине– и белохалатники включив и выключив все, что было нужно для нашего нормального функционирования, бесшумно удалились. Вслед за ними ушел Шварцнеггер.
Как только дверь за ним захлопнулась, датчики, прикрепленные к нашим телам, стали излучать доброе, домашнее тепло, и мы неожиданно быстро утихомирились. На исходе третьей или четвертой минуты наша восьмерка уже вовсю нирванила. Нирванила и каждым своим теменем чувствовала, как опускается тор... Он надвигался медленно, как судьба, как неизбежная будущность. Сначала было тихо, очень тихо, затем мы услышали странный слабый шелест, ровный сначала, он становился все громче и громче, затем его звуки рассыпались, и мы поняли, что это вовсе не музыка виртуального мира, а простая, нервная, смертельная музыка автоматных очередей... Реальный мир не отпускал нас, он держал нас мертвой хваткой...
3. «Двушка» откинулась. – Васька Ядренов не знает, зачем пришел. – Встреча поколений.
Стрельба в коридорах подземелья продолжалась с полчаса. Тор перестал опускаться, из вентиляционных отверстий потянуло дымком.
– "Двушка", «двушка»! Я «трешка», прием, – крикнул я в потолок, решив шуткой побороть вползший в душу страх. С потолка послышались невнятные звуки, очень похожие на шорохи, выдаваемые ненастроенным радиоприемником, затем они стихли, и мы услышали «Бип-бип-бип-бип»...
– Не забудьте выключить телевизор, – храбрясь, сказал Бельмондо. – Короче, спи спокойно, дорогая «двушка».
– Встаем что ли? – спросил я, стараясь выразить голосом равнодушие к превратностям судьбы. – Похоже у нас революция...
– Революция? – так же спокойно переспросил Баламут. – «Аврора» вроде не стреляла... – Но все равно надо бежать тады в столовую продуктами запасаться...
– А как же Есенин? – плаксиво спросила Полина. – Значит, я никогда не буду Айседорой....
– Если бы ты знала, как твоя Айседора откинулась, ты бы вряд ли... – начал Бельмондо, но закончить не успел – кто-то мощным ударом ноги выбил дверь и ворвался в комнату. Мы вскочили с мест, залезли на кресла и увидели... Худосокова. Он, злорадно-зловещий, радостно-порочный, в глазах – звериный блеск, стоял на выбитой двери и неторопливо менял рожок у автомата...
– Ленчик? Худосоков? Ты? – придя в себя, вскрикнул я. – Ну, ты даешь!
– Ты же... Тебя же сознания лишили!?? – пролепетала Ольга.
– А вы откуда знаете? Ну да, забыл я все после операции... – звериный блеск в глазах Худосокова мгновенно сменился настороженным удивлением. – И почему вы меня Ленчиком Худосоковым называете?
– А как ты сам себя называешь? – спросил я, подозревая, что Ленчик выздоровел не вполне.
– После того, как все забыл, я Васькой Ядреновым назвался... Так в ментуре меня и записали...
– Так что, у вас здесь и паспортный стол есть? – ничего не понимая, пробормотала София.
– Почему здесь? В Саратове... В Саратове все есть. Даже Волга.
– В Саратове... – задумчиво повторила Ольга, усаживаясь на место. – В Саратове...
Мы обернулись к ней, а она, пройдясь взглядом по нашим изумленным лицам, тихо сказала, кивнув через плечо в сторону озадаченного Ленчика:
– Поздравляю вас, господа! Знакомьтесь – это Кирилл... Кирилл Худосоков... Сын Лиды Сидневой...
Ошарашенные догадкой Ольги, мы посмотрели на Худосокова. Лена заплакала. В это время в коридоре раздался людской топот, Ленчик (или Кирилл?) выскочил из комнаты и застрочил из автомата. Покончив с противниками, он сменил обойму и пошел ставить точки над i. "Бах, бах, бах, бах, – услышали мы контрольные выстрелы.
И вот он опять стоит перед нами и меняет рожок. Веронике страшно, она садится на колени Борису и прячет лицо на его груди.
– Ты что, Рембо, один воюешь? – с уважением спросил Баламут Кирилла.
– Почему один, – ответил младший Худосоков (никто из нас уже не сомневался в том, что перед нами сын Ленчика – наш «освободитель» лицом был весь в отца). – Нас пять человек было. Просто я один остался. Остальным не повезло.
– Так ты знаешь, кто ты? – спросила его Ольга, пытаясь расставить все точки над своими "i". Если бы хоть кто-нибудь из нас верил в тот момент в реинкарнацию, навсегда похеренную Худосоковым-старшим, то все было бы ясно. А без реинкарнации объяснить появление Кирилла в подземелье было весьма затруднительно.
– Ты говорила Лиды Сидневой я сын... – дрогнувшим голосом сказал Кирилл.
– Ты вспоминаешь это имя? Душанбе, шофера Зила-131 Евгения Мирного, мама умерла, Мирный умер, потом детдом...
– Нет, не помню никаких Мирных... Но я вам верю, девушка, – сверкнув глазами, перешел на «Вы» Кирилл. – Тем более, что многие мне говорили, что по замашкам я «детдомовский».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Вы – авантюристы и гордитесь этим, – вмешалась «двушка» в разговор. – Рассматривайте предстоящее мероприятие, как грандиозную авантюру и все будет тип-тот. А дети... Вы хотите лишить их возможности стать высшей исключительностью, то есть стать Богом, Богом в восьми ваших индивидуальных ипостасях! Правда, пока только земным Богом, но со временем, мы с вами без сомнения найдем способ завоевания всей Вселенной. У меня есть многообещающие задумки на этот счет... А что касается вашей, так сказать, индивидуальности... Вы забыли, как естественно жили в «чужих» телах? В телах Александра Македонского, Клита, Адама и Евы, Жанны д?Арк и Гретхен Продай Яйцо, наконец? А знаете, кто этому способствовал? Кто сочинял большинство сценариев? Я!
– Ты сочиняла сценарии? – удивился я. – Странно... Знаешь, я недавно подвергал психоанализу наши сны... Все они более-менее нормальные. А последние два сна, с Гретхен Продай Яйцо и Витторио Десклянка, вернее, некоторые их фрагменты, неопровержимо свидетельствуют о том, что тот, кто их сочинил, одинок, жаждет секса, но неуверен в себе. Боясь неудачи, он хочет в душе, чтобы его добивались, чтобы его изнасиловали. И я был уверен, что это Худосоков выдал этими снами свою тщательно скрываемую человеческую слабость! А ты утверждаешь, что сны и эти два в том числе, сочинены тобой. Значит ты не самодостаточна, ты жаждешь секса! Значит – ты человек и понимаешь, какое это счастье писать после шестой кружки пива! И еще один момент... Граф с женой своим супружеством спасали человечество, и Витторио с женой своим супружеством спасали человечество... Это повторение говорит о том, что ты, «двушка» – примитивнейший филантроп...
– Ты дрянной психоаналитик, Черный, – прервала меня «двушка», явно задетая за живое. – Ты просто хочешь принизить меня до уровня человека! Да, я могу испытывать человеческие чувства, но не страх, угрызения совести и неуверенность в себе. И вы, став с моей помощью «трешкой», тоже сможете стать такими. Вы сможете спать с любой женщиной или любым мужчиной... С Наоми Кемпбелл, например, или с графом Орловым...
– А вы, случайно, не голубой, гражданин «двушка»? – встрял Баламут, наливая себе из пятой по счету бутылки. – Имейте в виду, у нас у всех традиционная ориентация. Я понимаю, это не оригинально в наши дни, но что уж тут поделаешь?
– Это все условности! В моем мире они преодолены, – ответила «двушка». Будь эта чертова машина человеком, то я голову дал бы на отсечение, что она недовольно морщится.
– Ладно, давай трави дальше про свои кисельные берега и молочные коктейли! – позволил совсем уже хороший Баламут, и «двушка», немного помолчав для степенности, продолжила:
– А еще вы сможете сочинять любые, даже самые невероятные приключенческие сценарии, сможете путешествовать в виртуальном мире во всех когда-либо существовавших органических телах... Или избрать себе вместилищем любую химеру, любое чудесное создание. Но вряд ли вы станете заниматься этими непритязательными «детскими» забавами. Многие из вас знают компьютерную игру «Цивилизация»... Вот во что вы, став «трешкой», станете играть! И объектами ваших действий, то есть действий «трешки», злодейских, не злодейских, гуманных, не гуманных (это человеческая терминология), станут люди, страны, континенты и созвездия! Вот люди, например... Народонаселение, как говорил один живучий сатирик. Все несчастья у них от того, что в детстве многие из них не получали вдоволь самого главного – материнской ласки, любви и внимания отца, элементарных навыков поведения... И я придумал, как сделать всех людей блаженными – мы будем внедрять в мозг новорожденных чип, в котором все это будет зашито... И все! Все на какое-то время станут совершенно счастливыми!
– Все это, конечно, очень хорошо, даже здорово, – вздохнула Вероника, пощупав пальчиками свой лобик. – Но эти чипы, разъемы и штекеры, которые в нас вживлять будут... У меня волосы дыбом становятся, когда я у себя во лбу розетку представлю... Брр... Евростандарт, или, о боже, советская... Брр...
– Ха-ха-ха! – засмеялась «двушка». – Это вас Худосоков пугал... Никаких советских розеток, обещаю!
– Слушай, а чего ты взбунтовалась? – спросил я у потолка. – Он, что, и тебя достал?
– Худосоков давно меня раздражал... – бесстрастно ответил компьютер. – Одиозный, однобокий, озлобленный... Да вы сами знаете. Вечно под ногами путался, никак не мог от мелочного зла освободиться. Эти дурацкие, никому не нужные драки в краале, футбол без правил, издевательства с галлюцинациями... Достал, короче... В общем, когда девочки по его упущению в меня пробрались, я им помог...
– Ты добрый, да? – спросила София вкрадчивым голосом. – Тогда, может быть, отпустишь? Ну, хоть кого-нибудь?
«Двушка» помолчала немного, затем продолжила усталым голосом («Эмоции и состояния у нее хорошо получаются» – подумал я):
– Я не оставляю вам права на самостоятельные решения... Вы слишком заземлены...
– А я смогу иногда быть Полиной? – перебила компьютер моя деловая дочь.
– Хоть Виардо... – ответил компьютер, и больше в тот вечер мы его не слышали.
– Это в корне меняет дело, не правда ли, папочка? – спросила Полина, устраиваясь у меня на коленях. – Соглашайся, давай! Я очень, очень хочу побыть Полиной Виардо... Хоть немножечко... И Айседорой Дункан... Правда, я никогда не понимала, что такое «виртуальный мир», но если в нем можно целоваться с Есениным, то я согласна...
Остаток дня прошел замечательно. Мы провели его в любви и согласии друг с другом, обеденным столом и «двушкой», безукоризненно выполнявшей все наши гастрономические и иные фантазии. Перед тем как разойтись по спальням, мы без долгих споров решили, что первую свою вылазку в виртуальную вечность мы устроим в Париже короля Людовика XIV, а следующую – в доколумбовой Америке, Вене Штрауса или, как настаивал Баламут, в Александрии Дальней.
Ночь была божественной – мы с Ольгой никогда так не любили друг друга...
– Как в последний раз... – прошептала она, утомившись.
– Или в первый... – улыбнулся я.
2. Клизма, парикмахерская... – Кто останется хозяином? – Музыка виртуального мира...
На следующее утро пришли безмолвные синехалатники и отвели нас в комнату, по всем параметрам напоминавшую операционную, хотя хирургического стола и прочего соответствующего оборудования в ней не было.
Рассевшись на кушетках, покрытых клеенкой, противно пахнувшей карболкой, мы настороженно всматривались в глаза друг друга. Я бы не сказал, что мы полностью подготовились к «перерождению» в БК-3, но горьких сожалений по поводу предстоящего перехода в новую действительность ни у кого не было. «Да, нас развратили морально, надругались над нашими телами с помощью галлюцигенов, транквилизаторов и антидепрессантов, – рефлексировал я с легкой улыбкой на лице, – нам заправили в мозги гордыню, нам, наконец, доказали, что виртуальный мир ничем не хуже реального и более того, превосходит его по всем параметрам. Пообещав власть над миром, нас превращают в баранов...»
– Пахнет как в операционной, – поморщился Бельмондо. – Мне почему-то кажется, что сейчас нам будут делать резиновую грушу. И вовсе не в переносном смысле.
Борис оказался прав – явившийся вскоре Шварцнеггер приказал нам по одному заходить в маленькую комнатку и там самоочищаться при помощи клизм литровой емкости. Через полчаса после выполнения приказа мы были переведены в парикмахерскую, и там люди в синих халатах обрили нас наголо. Оставшись без волос, мы столпились перед большим, во всю стену зеркалом.
– Интересные шляпки носила буржуазия... – пробормотал Баламут, рассматривая свою блестящую голову с разных ракурсов. – Никита Сергеевич Хрущов после тифа...
– А ты ничего... – посмотрел я на ставшую другой Ольгу, – эротично выглядишь... «Вояж, вояж»...
Ольга по блеску моих глаз поняла, что я не прочь познать ее в новой прическе, но, никак на мои слова не отреагировав, принялась приглаживать свой череп.
Привыкнуть к себе и друг другу мы не успели – синехалатники повели нас мыться.
«Интересно... – думал я, лежа в ванной и подставляя губке, управляемой симпатичной банщицей, то одно место, то другое. – Интересно, почему „двушка“ сказала, что мы не станем заниматься детскими забавами? Неужели любовь – ничто перед безграничной властью и безнаказанностью? И вместо того, чтобы наслаждаться девушками, я буду наслаждаться властью? Встать! Лечь! Встать! Лечь! Брр, как пошло».
После мытья меня нарядили в шерстяные безрукавку и шорты и отвели в комнату, из которой мне с друзьями и детьми предстояло управлять миром. Друзья и девочки уже находились в ней, естественно в компании Шварцнеггера. Баламут что-то говорил в потолок – общался, видимо, с вездесущей «двушкой». Прислушавшись, я понял, что он просит плотного завтрака с легким пивом. Но «двушка» молчала.
– Все дорогой, – ухмыльнулся я. – Теперь только глюкоза внутривенно, а все остальное – фантазия.
* * *
...Присоединение к нашим телам процессоров было безболезненным – нам просто приклеили по чипу меж лопаток и раз двенадцать укололи в нервные точки игольчатыми концами шедших от него проводов.
Перед тем, как кануть в виртуальный мир, мы простились. После того, как кресла приняли нас в свои подогретые объятия, наше терпение испытывалось еще с полчаса – человек семь в белых халатах возились с проводами, подсоединяя нас к компьютеру и друг другу. Когда почти все было готово, один из белохалатников начал в последний раз осматривать все провода, отходившие от меня. В какой-то момент наши глаза столкнулись... Холодный бесчувственный взгляд пронзил меня насквозь, я и мгновенно сжался в беззащитный ком...
– В чем дело, Чернов? – раздался с потолка встревоженный голос Двушки.
– Ты... ты сказал, что вольешься в Трешку? – спросил я подрагивающим голосом.
– Да, конечно, – ответила «двушка».
– А кто тогда останется? Кто будет хозяином всего этого? Всего этого и наших жизней, соответственно? Эти тупые роботы? Я бы предпочел быть во власти Худосокова!
– Трудный ты... – вздохнул компьютер (я заметил, что он постоянно обновляет свой словарь за счет нашего). – Это так естественно... Представь, что у тебя мозги не только в голове, но и в руках, ногах, желудке. Представил? Вот, вот! Переел ты, к примеру, а желудок обиделся и начал козни против головы сочинять. Нет, братец, подчиненные должны быть исполнительными и только, а думать за них будем мы...
– А если вдруг случится, что-то экстраординарное? – испугался Бельмондо, пропитавшись моими страхами.
Борис попал в больное место и явно зацикленную «двушку» понесло:
– А оно и случилось... Что-то твориться в земном ядре... Еще при Худосокове началось... Но он ничего не понял... Что он?.. Я пока ничего не понимаю...
– Опасное что-нибудь? – равнодушно спросила уставшая от всего Вероника.
– Не знаю. Резко увеличилось количество элементарных частиц с обратным, а также перпендикулярным временными векторами... Это приводит к странным спорадическим изменениям виртуальных характеристик вакуума... Со временем они возвращаются к практически прежним своим значениям, но тенденция к качественной перемене представляется очевидной. Я всю эту ночь думала и, в конечном счете, пришла к мысли, что все случившееся в последнее время как-то взаимосвязано... Все, начиная от решения Худосокова затащить вас сюда, все ваши «полеты» в прошлое и даже дворцовый переворот, устроенный девочками и мною... И все это взаимосвязано с процессами, происходящими в Сердце Дьявола. И оно, вполне возможно, временами берет руководство событиями на себя... Пока опосредовано, через тонкие причинно-следственные связи. Моих ресурсов, к сожалению, не хватает на разрешение этого вопроса, и вся надежда на вас, на «Трешку». И может так случится, что она, собранная руками злодея Худосокова, спасет что-то... Или ВСЕ. Но хватит об этом – мы можем и не успеть. А теперь успокойтесь, даю вам на это ровно три минуты.
* * *
...Несколько секунд нам потребовалось, чтобы прийти в себя от неожиданных откровений Двушки. К их истечению большинство из нас осенила одинаковая мысль: «Лапшу вешает!» И постепенно, один за другим, мы прикрыли глаза и осели в креслах. Сине– и белохалатники включив и выключив все, что было нужно для нашего нормального функционирования, бесшумно удалились. Вслед за ними ушел Шварцнеггер.
Как только дверь за ним захлопнулась, датчики, прикрепленные к нашим телам, стали излучать доброе, домашнее тепло, и мы неожиданно быстро утихомирились. На исходе третьей или четвертой минуты наша восьмерка уже вовсю нирванила. Нирванила и каждым своим теменем чувствовала, как опускается тор... Он надвигался медленно, как судьба, как неизбежная будущность. Сначала было тихо, очень тихо, затем мы услышали странный слабый шелест, ровный сначала, он становился все громче и громче, затем его звуки рассыпались, и мы поняли, что это вовсе не музыка виртуального мира, а простая, нервная, смертельная музыка автоматных очередей... Реальный мир не отпускал нас, он держал нас мертвой хваткой...
3. «Двушка» откинулась. – Васька Ядренов не знает, зачем пришел. – Встреча поколений.
Стрельба в коридорах подземелья продолжалась с полчаса. Тор перестал опускаться, из вентиляционных отверстий потянуло дымком.
– "Двушка", «двушка»! Я «трешка», прием, – крикнул я в потолок, решив шуткой побороть вползший в душу страх. С потолка послышались невнятные звуки, очень похожие на шорохи, выдаваемые ненастроенным радиоприемником, затем они стихли, и мы услышали «Бип-бип-бип-бип»...
– Не забудьте выключить телевизор, – храбрясь, сказал Бельмондо. – Короче, спи спокойно, дорогая «двушка».
– Встаем что ли? – спросил я, стараясь выразить голосом равнодушие к превратностям судьбы. – Похоже у нас революция...
– Революция? – так же спокойно переспросил Баламут. – «Аврора» вроде не стреляла... – Но все равно надо бежать тады в столовую продуктами запасаться...
– А как же Есенин? – плаксиво спросила Полина. – Значит, я никогда не буду Айседорой....
– Если бы ты знала, как твоя Айседора откинулась, ты бы вряд ли... – начал Бельмондо, но закончить не успел – кто-то мощным ударом ноги выбил дверь и ворвался в комнату. Мы вскочили с мест, залезли на кресла и увидели... Худосокова. Он, злорадно-зловещий, радостно-порочный, в глазах – звериный блеск, стоял на выбитой двери и неторопливо менял рожок у автомата...
– Ленчик? Худосоков? Ты? – придя в себя, вскрикнул я. – Ну, ты даешь!
– Ты же... Тебя же сознания лишили!?? – пролепетала Ольга.
– А вы откуда знаете? Ну да, забыл я все после операции... – звериный блеск в глазах Худосокова мгновенно сменился настороженным удивлением. – И почему вы меня Ленчиком Худосоковым называете?
– А как ты сам себя называешь? – спросил я, подозревая, что Ленчик выздоровел не вполне.
– После того, как все забыл, я Васькой Ядреновым назвался... Так в ментуре меня и записали...
– Так что, у вас здесь и паспортный стол есть? – ничего не понимая, пробормотала София.
– Почему здесь? В Саратове... В Саратове все есть. Даже Волга.
– В Саратове... – задумчиво повторила Ольга, усаживаясь на место. – В Саратове...
Мы обернулись к ней, а она, пройдясь взглядом по нашим изумленным лицам, тихо сказала, кивнув через плечо в сторону озадаченного Ленчика:
– Поздравляю вас, господа! Знакомьтесь – это Кирилл... Кирилл Худосоков... Сын Лиды Сидневой...
Ошарашенные догадкой Ольги, мы посмотрели на Худосокова. Лена заплакала. В это время в коридоре раздался людской топот, Ленчик (или Кирилл?) выскочил из комнаты и застрочил из автомата. Покончив с противниками, он сменил обойму и пошел ставить точки над i. "Бах, бах, бах, бах, – услышали мы контрольные выстрелы.
И вот он опять стоит перед нами и меняет рожок. Веронике страшно, она садится на колени Борису и прячет лицо на его груди.
– Ты что, Рембо, один воюешь? – с уважением спросил Баламут Кирилла.
– Почему один, – ответил младший Худосоков (никто из нас уже не сомневался в том, что перед нами сын Ленчика – наш «освободитель» лицом был весь в отца). – Нас пять человек было. Просто я один остался. Остальным не повезло.
– Так ты знаешь, кто ты? – спросила его Ольга, пытаясь расставить все точки над своими "i". Если бы хоть кто-нибудь из нас верил в тот момент в реинкарнацию, навсегда похеренную Худосоковым-старшим, то все было бы ясно. А без реинкарнации объяснить появление Кирилла в подземелье было весьма затруднительно.
– Ты говорила Лиды Сидневой я сын... – дрогнувшим голосом сказал Кирилл.
– Ты вспоминаешь это имя? Душанбе, шофера Зила-131 Евгения Мирного, мама умерла, Мирный умер, потом детдом...
– Нет, не помню никаких Мирных... Но я вам верю, девушка, – сверкнув глазами, перешел на «Вы» Кирилл. – Тем более, что многие мне говорили, что по замашкам я «детдомовский».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38