В седьмом помещении на нас набросились три охранника, вооруженные дубинками и пистолетами, но их на нас не хватило. Начисто лишив их сознания (на это ушла секунда), мы связали их телефонным проводом и пошли во внутреннюю комнату.
– Там Худосоков, сердцем чую! – сказал Баламут, разминая рукоятку пистолета.
В комнату мы ворвались так, как в фильмах-боевиках пробивается к цели спецназ. Первым туда вкатился Бельмондо с беснующимся пистолетом в вытянутых вперед руках.
Но комната была пуста... Вернее, пуста, но не совсем – в центре ее находились люди (шесть человек), но людьми их можно было назвать лишь с большой натяжкой. Одетые в свитера-безрукавки и короткие шерстяные шорты, они сидели друг против друга в узких, вплотную придвинутых креслах с высокими спинками... Голов их не было видно – они таились в лежащем на их плечах стеклянном торе, наполненном голубоватым светящимся газом... Оголенные колени каждого касались колен соседей, руки их были сплетены, как в хороводе, да хороводе, хотя каждый из его участников был совершенно неподвижен. Ощущение бешеного движения создавалось нервным миганием голубого газа, и особенно – каким-то особым напряжением тел сидящих. Казалось, что движутся они по кругу незаметными зрению скачками. Да скачками: вот только что я, неподвижный, пристально рассматривал грудь и плечи одного из них, а теперь перед глазами совсем другой...
Насмотревшись на это неприятное зрелище (да, оно всем показалось именно таким) мы забегали глазами по комнате и увидели, что у стен ее стоят столы с дисплеями, принтерами, модемами, сканерами и другой компьютерной периферией. Не было только компьютеров.
– Интересные шляпки носила буржуазия... – нахмурился Баламут. – А где же у них системные блоки?
– А ты, Чингачгук Большой Змей присмотрись, куда кабели от дисплеев идут, тогда поймешь, – пробурчал я.
Глаза моих товарищей побежали по интерфейсным кабелям. Бежали он разными путями (по полу, по стенам, по потолку), но прибежали к одному месту – к тору.
– Биологический компьютер!!! – воскликнула София, пораженная своей догадкой...
– Да... Похоже... Ничего сверхъестественного и вполне в современном духе... – проговорил я, стараясь скрыть волнение. – Человеческий мозг в миллионы раз превосходит любой компьютер по многим параметрам, но, в отличие от него, плохо управляем... Как снаружи, так и изнутри...
– Да уж... – вздохнул Бельмондо, вспомнив как трудно ему давались английский, геохимия, и математическая статистика. – Я даже в голливудских фильмах такого не видел.
– А что в этом такого? – пожала плечами Вероника. – Я имею в виду – что здесь нового?
– Понимаешь, обычные компьютеры зависят от людей, их надо программировать... Если то – то сделай то, а если это – то то... Компьютеры, настроенные на ведение ракетно-ядерной войны также запрограммированы на выполнение четких задач. И стоит случиться чему-нибудь экстраординарному, особенно когда счет идет на миллисекунды, то ситуация станет неконтролируемой – компьютерщики не успеют ничего изменить... А представьте себе биологические компьютеры, соединенные в сети... Они могут мгновенно реагировать на изменение ситуации. Целые коллективы высококлассных программистов сложную компьютерную программу составляют и отлаживают многие месяцы, а биокомпьютер сделает это за доли секунды... К тому же любой железный компьютер делает только то, что может ему приказать человек, а биологический сам сможет генерировать идеи и руководить их претворением в жизнь. И его всегда можно обесточить простым нажатием кнопки пульта...
– Кнопки пульта!!? – ужаснулась Вероника.
– А ты забыла, как Ленчик жал на кнопки и его подручные бездумно все исполняли? – вспомнил Бельмондо факт, поразивший его воображение. – И еще я не удивлюсь, если этот биологический компьютер может врубаться в компьютерные сети... В том числе и Космических сил, в банковские сети и просто в твой домашний компьютер...
– Начитался фантастики... – Баламут хотел злорадно усмехнуться, но у него не вышло.
– Это не фантастика! – раздался от двери хорошо знакомый нам голос. – Далеко не фантастика. Вы почти все угадали, но не все. Это биокомпьютер, да, но современные процессоры в нем есть. Человек во многом превосходит компьютер, но только не в быстродействии...
– Ну-ну, – не удержался Баламут. – 90% процентов всего, что делает человек – это глупости. А быстродействие при таких пропорциях никому не нужно.
– Вы не совсем правы... – усмехнулся Худосоков. – Все в живой природе рождается из глупостей и ошибок... Однако позвольте мне продолжить... Так вот, человек и компьютер дополняют друг друга, но связь между ними односторонняя, почти односторонняя. Но ваш покорный слуга смог установить связь бесконечно полную. И в этом мне помогла «нервная энергия» или, как я ее называю – Душа. Даже глубоко неверующие классики мирового коммунизма признавали, что Душа, в их понимании разум – вещь чудесная, нематериальная. Но они ошибались. Душа – это особого рода низкотемпературная плазма, состоящая из ионизированных частиц вакуума. Именно она обеспечивает работу всех человеческих органов. Я и мои генеализированные сотрудники научились извлекать и сохранять эту плазму с помощью так называемых Волос Медеи. Дальнейшие наши исследования показали, что с помощью этой плазмы можно объединять людей в фактически единый организм. Когда мы это сделали, я задал себе вопрос: «А зачем мне все это? Пять, шесть, тысяча, миллион человек с единой душой, но с этим громоздким тором на плечах?» Но я нашел удивительное продолжение этой увлекательной партии игры в человека. Случайно взгляд мой упал на простой персональный компьютер. Незадолго до описываемых раздумий мой главный исследователь назвал его тупицей.
– Ты представь, – сказал он мне, – я, гений, не могу обойтись без этого тупицы!
И я придумал соединить этого зачуханного гения с мощным компьютером. Сначала все пошло как по маслу – плазма прекрасно реагировала на электрические сигналы и сама была способна посылать сигналы на мониторы, принтеры и магнитные носители. Первый БК заработал быстро и как заработал! Идеи моего главного исследователя воплощались в руководства к действию мгновенно. Если раньше ему на осмысление, разработку и проверку какой-либо гипотезы требовались недели и месяцы, а то и годы, то в БК-1 он делал это за считанные минуты... Но потом появились проблемы с питанием. Представьте себе, что ваш домашний компьютер надо кормить овсяной кашкой с ложечки. Я поставил эту задачу перед БК-1, и он ее блистательно решил посредством перевода своей органической части на внутривенное питание. Параллельно он предложил усилить ресурс биологического компьютера внедрением в него не одного, а нескольких человек... По расчетам выходило, что один человек в системе БК может обеспечивать его работу лишь в течение нескольких месяцев; затем его нейроны теряют свою импульсную способность, и он погибает. Шесть же человек могут обеспечивать работу биологического компьютера в течение нескольких лет, то есть в течение периода, соизмеримого с периодом жизни одного компьютерного поколения. Так появился БК-2. Он перед вами.
Худосоков сделал паузу, в течение которой внимательно нас разглядывал. Закончив «проникновение» в наши души, довольно улыбнулся:
– Вы порадовали меня! Я предполагал, что большинство из вас на этом месте моего повествования побледнеют, и не ошибся! Кстати, пистолеты охраны, которые вы подумываете сейчас использовать для моего умерщвления, заряжены холостыми патронами...
– Да? – удивился Баламут и несколько раз выстрелил в Худосокова. Патроны действительно оказались холостыми. – А у вас? – спросил он нас с Бельмондо.
Мы тоже начали стрелять, и с тем же эффектом.
– А может быть, ручками удавим? – спросил я товарищей. Они пожали плечами и двинулись к Ленчику.
– А вот этого не надо! – затряс он головой. – Вы мне нужны живыми и здоровыми.
И щелкнул пальцами. Тут же за его плечами выросли Шварцнеггер и полдюжины ребят, перед которыми наш бывший тренер выглядел сопляком.
– В КПЗ их до завтра, – бросил Худосоков своим церберам и, смерив нас презрительным взглядом, ушел.
2. Конец Шварцнеггера. – Последнее желание Баламута. – Погоня. – Опять поссаж!
КПЗ Худосокова представляло собой вырубленную в известняке камеру размером примерно три на три метра и высотой чуть выше среднего человеческого роста. Ни освещением, ни нарами, ни какими-либо санитарно-гигиеническим оборудованием она похвастаться не могла. Разве только дверью, сделанной из толстого листового металла.
– Я балдею от нахлынувших чувств! – сказал Баламут, попробовав лбом ее крепость.
– Ты лучше об стенку постучи, – посоветовал ему Бельмондо. – Не хочется лишний раз эту рожу видеть.
Но желание его не исполнилось – лишь только Баламут устроился на полу, дверь открылась, и мы увидели Шварцнеггера с фонариком в руках. За его спиной стояли два самых крупных охранника.
– Кто стучал? – спросил Шварцнеггер ровным, ничего не выражающим голосом.
– Я – признался Коля, зевая.
– Подойди.
Коля подошел и Шварцнеггер молниеносным ударом в живот бросил его на нас, стоявших посереди камеры. Дверь со скрипом закрылась, в камере опять воцарилась темнота.
– Сволочь... – сказал Коля, растирая ладонью живот. И обратился к Софии:
– Пожалела бы, что ли?
Разбившись на пары, мы немного поболтали и решили лечь спать. Как ни странно, мне довольно быстро удалось заснуть. Но проспал я недолго – разбудил глухой стук.
– Что это? – спросил я в темноту.
– Это Баламут опять головой бьется, – ответила Ольга, недовольная, что я ее потревожил.
– А что так?
– Не знаю, настроение, наверное, такое... – пробормотала Вероника, лежавшая рядом с Ольгой. – Я сама бы сейчас не прочь...
– Настроение, настроение, – услышал я от торцевой стены камеры озабоченный голос Баламута. – Черный, ползи сюда, здесь, кажись, каверна за стеной. Как раз над полом в углу. Слышишь?
И постучал чем-то (опять, наверное, лбом) по известняку. Звук был звонким, и я пополз к Николаю. Через некоторое время к нам присоединился Бельмондо.
Следующие пятнадцать минут мы простукивали стену костяшками пальцев.
– До каверны здесь сантиметра полтора-два в самом тонком месте... – наконец, сказал я.
– И размером она будь здоров... – сказал Бельмондо. – Сантиметров сорок в диаметре.
– Странно, что при сооружении камеры ее не заметили и не залили бетоном, – сказала Ольга.
– А чего же странного? – возразил Баламут. – Ее, небось, рабы-заложники делали... Вот и оставили на черный день.
– А чем пробиваться будем? – спросила Вероника.
– Как чем? – удивился я. – Головой Баламута. Давай, Коля, стукни-ка посильнее.
Баламут не ответил. По касаниям его рук и характерным звукам я понял, что Николай снимает с себя рубашку и обматывает ею правую руку. Закончив с этим, он встал на колени перед стеной и принялся делать дыхательные упражнения. По стене Коля ударил, когда я уже думал, что он заснул. И пробил, черт, с первого раза!
Расширить пробоину до необходимых размеров оказалось просто. Сечение открывшегося хода было достаточным для того, чтобы любой из нас мог легко передвигаться по нему на четвереньках. После короткого обсуждения было решено, что первым полезет Баламут.
* * *
...Минут через десять мы услышали условный стук, означавший, что всем нам следует двигаться вслед за Колей. Один за другим мы пролезли в ход и, преодолев метров пятнадцать извилистого пути, оказались сначала в наклонном вентиляционном колодце, а потом в просторной и пустой камере, из которой колодец начинался. Камера была тускло освещена потолочной лампой, спрятанной под толстым колпаком. С соседним помещением ее связывал небольшой сводчатый коридорчик, заканчивавшийся (или начинавшийся) простой деревянной дверью. Открыв эту дверь, мы увидели, что находимся на складе оружия.
Вооружившись с ног до головы (на складе было все – от пистолетов с глушителями до пулеметов, и от гранатометов до холодного оружия), мы столпились у выхода.
– Ох, блин, что я с ним сделаю! – сказал Баламут, выяснив, что дверь, ведущую из склада, можно открыть изнутри и что сигнализации нет никакой.
Никто не стал уточнять, кого он имеет в виду.
* * *
Шварц погиб глупо, но оригинально – когда Баламут ворвался в одну из комнат, наш ненавистный цербер стоял на голове, сложив ноги в позе лотоса. Николай не стал с ним разговаривать насчет последнего желания, а просто начал стрелять. Полрожка всадил, пока я ему не сказал, что Шварцнеггер, скорее всего, уже скончался. Но Коля не поверил и продолжал стрелять.
Полдюжины охранников мы положили прямо в их постелях – до того, как попасть в лапы Худосокова, я и не мог предполагать, как это приятно стрелять в спящих людей, людей, мечущихся в нижнем белье, людей, падающих перед тобой на колени... Хотя каких людей... Каждый из них угробил бы, не задумываясь, сотню тысяч младенцев...
Остальные охранники забаррикадировались в тех или иных помещениях, но мы оставили их выкуривание на потом. Бельмондо где-то нашел портативный сварочный аппарат и заварил двери, за которыми они прятались. Когда со сваркой было покончено, Ольга сказала, что идет с Вероникой и Софией искать Лену с Полиной. Я согласился и нарисовал ей довольно подробный план местности с указанием мест, где могут быть девочки. Проводив девушек до выхода из подземелья, я присоединился к друзьям, уже занимавшимися поисками Худосокова. Несколько часов обстоятельного обхода всех подряд помещений никакого результата не дали.
– Он видит все... Смотрите, телекамеры везде... – сказал Бельмондо, когда мы присели отдохнуть на полу одного из коридоров. – И вне всякого сомнения, у него есть не один запасной выход типа того вентиляционного колодца, по которому мы из КПЗ выбрались...
– Кстати, телекамер-то раньше не было... Недавно поставили, – отметил Баламут.
И тут же одна из камер посмотрела ему в лицо. Баламут недовольно скривился и выстрелил в нее из автомата. Хотя он не целился, шпионский агрегат брызнул стеклами во все стороны.
Перекурив, мы направились зачищать столовую и в прямом, и в переносном смыслах. Открыв ведущую в нее дверь, увидели, что в ней собралось все безмолвное население Центра.
– Может, кто скажет, где прячется Худосоков? – спросил меня Бельмондо.
– Синехалатники скажут? – усмехнулся я.
И вошел в зал. Толпа синехалатников расступилась, и я увидел человека в синем женском халате с автоматом на изготовку. Когда я понял, что это Худосоков, он уже стрелял в моих друзей. Я не успел воспользоваться автоматом – синехалатники набросились на меня. Чтобы отбился и вышвырнуть их из столовой, мне потребовалось десять минут и пара дюжин ударов кулаками и ногой...
* * *
У Баламута была пробита правая сторона груди. Из пулевого отверстия в такт дыханию выбивалась кровавая пена. Еще три пули сидели у него в животе. А покрасневшие глаза смотрели на меня с просьбой.
– Ты же знаешь, что такое три пули в животе и одна в легком... – говорили они. – Принеси водки... И беги за Худосоковым, умоляю...
Бледный, я перешел к телу Бельмондо. Перед тем, как подойти к Баламуту, я увидел, что Борис мертв – в голове у него сидело, по меньшей мере, три или четыре пули. Положив его на спину (он, скрючившись, лежал на боку), я пошел на кухню за водкой. На обратном пути прихватил чистое полотенце, прикрыл им голову Бельмондо и выпоил Баламута водкой. Прежде чем потерять сознание, он выпил половину бутылки...
* * *
Худосоков был ранен, рана кровоточила, и я легко вышел на его след. Он вел наружу и заканчивался в дальнем конце парковочной площадки. «Уехал, гад, – подумал я, рассматривая оставшиеся на дороге следы автомобильных шин. И метнулся к обрыву и увидел внизу облако пыли, а потом и выскочившую из него синюю иномарку, скорее всего „Форд“. Через пять минут он будет на другой стороне Кырк-Шайтана! – мелькнула в голове мысль. – А я буду там через две с половиной».
Подбежав к обрыву, ограничивавшему площадку перед подземельем, я пошел вверх. Через десять секунд я стоял на небольшом водоразделе. Определив, куда надо спускаться, бросился вниз...
* * *
Бег вниз по склону... Это классная штука, особенно, если склон крут и неоднороден. Это похлестче любого слалома, потому как кругом не пушистый снежок и даже не накатанная лыжня, а камни, осыпи, обрывы, предательские корни... И это сладкая месть горе, которая весь день мурыжила тебя, которая весь день грамм за граммом высасывала твою плоть... Многие геологи, работающие на высокогорье, не могут удержаться в рамках здравого смысла и, закончив маршрут, бегом устремляются к петляющему далеко внизу шнурочку речки... Скорость огромная, рюкзак с образцами, ощутив всю прелесть бешеной скачки, подгоняет мощными резкими ударами в зад, а ты бежишь и бежишь, зная, что каждую секунду тебя может бросить на камни, может быть, последний раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Там Худосоков, сердцем чую! – сказал Баламут, разминая рукоятку пистолета.
В комнату мы ворвались так, как в фильмах-боевиках пробивается к цели спецназ. Первым туда вкатился Бельмондо с беснующимся пистолетом в вытянутых вперед руках.
Но комната была пуста... Вернее, пуста, но не совсем – в центре ее находились люди (шесть человек), но людьми их можно было назвать лишь с большой натяжкой. Одетые в свитера-безрукавки и короткие шерстяные шорты, они сидели друг против друга в узких, вплотную придвинутых креслах с высокими спинками... Голов их не было видно – они таились в лежащем на их плечах стеклянном торе, наполненном голубоватым светящимся газом... Оголенные колени каждого касались колен соседей, руки их были сплетены, как в хороводе, да хороводе, хотя каждый из его участников был совершенно неподвижен. Ощущение бешеного движения создавалось нервным миганием голубого газа, и особенно – каким-то особым напряжением тел сидящих. Казалось, что движутся они по кругу незаметными зрению скачками. Да скачками: вот только что я, неподвижный, пристально рассматривал грудь и плечи одного из них, а теперь перед глазами совсем другой...
Насмотревшись на это неприятное зрелище (да, оно всем показалось именно таким) мы забегали глазами по комнате и увидели, что у стен ее стоят столы с дисплеями, принтерами, модемами, сканерами и другой компьютерной периферией. Не было только компьютеров.
– Интересные шляпки носила буржуазия... – нахмурился Баламут. – А где же у них системные блоки?
– А ты, Чингачгук Большой Змей присмотрись, куда кабели от дисплеев идут, тогда поймешь, – пробурчал я.
Глаза моих товарищей побежали по интерфейсным кабелям. Бежали он разными путями (по полу, по стенам, по потолку), но прибежали к одному месту – к тору.
– Биологический компьютер!!! – воскликнула София, пораженная своей догадкой...
– Да... Похоже... Ничего сверхъестественного и вполне в современном духе... – проговорил я, стараясь скрыть волнение. – Человеческий мозг в миллионы раз превосходит любой компьютер по многим параметрам, но, в отличие от него, плохо управляем... Как снаружи, так и изнутри...
– Да уж... – вздохнул Бельмондо, вспомнив как трудно ему давались английский, геохимия, и математическая статистика. – Я даже в голливудских фильмах такого не видел.
– А что в этом такого? – пожала плечами Вероника. – Я имею в виду – что здесь нового?
– Понимаешь, обычные компьютеры зависят от людей, их надо программировать... Если то – то сделай то, а если это – то то... Компьютеры, настроенные на ведение ракетно-ядерной войны также запрограммированы на выполнение четких задач. И стоит случиться чему-нибудь экстраординарному, особенно когда счет идет на миллисекунды, то ситуация станет неконтролируемой – компьютерщики не успеют ничего изменить... А представьте себе биологические компьютеры, соединенные в сети... Они могут мгновенно реагировать на изменение ситуации. Целые коллективы высококлассных программистов сложную компьютерную программу составляют и отлаживают многие месяцы, а биокомпьютер сделает это за доли секунды... К тому же любой железный компьютер делает только то, что может ему приказать человек, а биологический сам сможет генерировать идеи и руководить их претворением в жизнь. И его всегда можно обесточить простым нажатием кнопки пульта...
– Кнопки пульта!!? – ужаснулась Вероника.
– А ты забыла, как Ленчик жал на кнопки и его подручные бездумно все исполняли? – вспомнил Бельмондо факт, поразивший его воображение. – И еще я не удивлюсь, если этот биологический компьютер может врубаться в компьютерные сети... В том числе и Космических сил, в банковские сети и просто в твой домашний компьютер...
– Начитался фантастики... – Баламут хотел злорадно усмехнуться, но у него не вышло.
– Это не фантастика! – раздался от двери хорошо знакомый нам голос. – Далеко не фантастика. Вы почти все угадали, но не все. Это биокомпьютер, да, но современные процессоры в нем есть. Человек во многом превосходит компьютер, но только не в быстродействии...
– Ну-ну, – не удержался Баламут. – 90% процентов всего, что делает человек – это глупости. А быстродействие при таких пропорциях никому не нужно.
– Вы не совсем правы... – усмехнулся Худосоков. – Все в живой природе рождается из глупостей и ошибок... Однако позвольте мне продолжить... Так вот, человек и компьютер дополняют друг друга, но связь между ними односторонняя, почти односторонняя. Но ваш покорный слуга смог установить связь бесконечно полную. И в этом мне помогла «нервная энергия» или, как я ее называю – Душа. Даже глубоко неверующие классики мирового коммунизма признавали, что Душа, в их понимании разум – вещь чудесная, нематериальная. Но они ошибались. Душа – это особого рода низкотемпературная плазма, состоящая из ионизированных частиц вакуума. Именно она обеспечивает работу всех человеческих органов. Я и мои генеализированные сотрудники научились извлекать и сохранять эту плазму с помощью так называемых Волос Медеи. Дальнейшие наши исследования показали, что с помощью этой плазмы можно объединять людей в фактически единый организм. Когда мы это сделали, я задал себе вопрос: «А зачем мне все это? Пять, шесть, тысяча, миллион человек с единой душой, но с этим громоздким тором на плечах?» Но я нашел удивительное продолжение этой увлекательной партии игры в человека. Случайно взгляд мой упал на простой персональный компьютер. Незадолго до описываемых раздумий мой главный исследователь назвал его тупицей.
– Ты представь, – сказал он мне, – я, гений, не могу обойтись без этого тупицы!
И я придумал соединить этого зачуханного гения с мощным компьютером. Сначала все пошло как по маслу – плазма прекрасно реагировала на электрические сигналы и сама была способна посылать сигналы на мониторы, принтеры и магнитные носители. Первый БК заработал быстро и как заработал! Идеи моего главного исследователя воплощались в руководства к действию мгновенно. Если раньше ему на осмысление, разработку и проверку какой-либо гипотезы требовались недели и месяцы, а то и годы, то в БК-1 он делал это за считанные минуты... Но потом появились проблемы с питанием. Представьте себе, что ваш домашний компьютер надо кормить овсяной кашкой с ложечки. Я поставил эту задачу перед БК-1, и он ее блистательно решил посредством перевода своей органической части на внутривенное питание. Параллельно он предложил усилить ресурс биологического компьютера внедрением в него не одного, а нескольких человек... По расчетам выходило, что один человек в системе БК может обеспечивать его работу лишь в течение нескольких месяцев; затем его нейроны теряют свою импульсную способность, и он погибает. Шесть же человек могут обеспечивать работу биологического компьютера в течение нескольких лет, то есть в течение периода, соизмеримого с периодом жизни одного компьютерного поколения. Так появился БК-2. Он перед вами.
Худосоков сделал паузу, в течение которой внимательно нас разглядывал. Закончив «проникновение» в наши души, довольно улыбнулся:
– Вы порадовали меня! Я предполагал, что большинство из вас на этом месте моего повествования побледнеют, и не ошибся! Кстати, пистолеты охраны, которые вы подумываете сейчас использовать для моего умерщвления, заряжены холостыми патронами...
– Да? – удивился Баламут и несколько раз выстрелил в Худосокова. Патроны действительно оказались холостыми. – А у вас? – спросил он нас с Бельмондо.
Мы тоже начали стрелять, и с тем же эффектом.
– А может быть, ручками удавим? – спросил я товарищей. Они пожали плечами и двинулись к Ленчику.
– А вот этого не надо! – затряс он головой. – Вы мне нужны живыми и здоровыми.
И щелкнул пальцами. Тут же за его плечами выросли Шварцнеггер и полдюжины ребят, перед которыми наш бывший тренер выглядел сопляком.
– В КПЗ их до завтра, – бросил Худосоков своим церберам и, смерив нас презрительным взглядом, ушел.
2. Конец Шварцнеггера. – Последнее желание Баламута. – Погоня. – Опять поссаж!
КПЗ Худосокова представляло собой вырубленную в известняке камеру размером примерно три на три метра и высотой чуть выше среднего человеческого роста. Ни освещением, ни нарами, ни какими-либо санитарно-гигиеническим оборудованием она похвастаться не могла. Разве только дверью, сделанной из толстого листового металла.
– Я балдею от нахлынувших чувств! – сказал Баламут, попробовав лбом ее крепость.
– Ты лучше об стенку постучи, – посоветовал ему Бельмондо. – Не хочется лишний раз эту рожу видеть.
Но желание его не исполнилось – лишь только Баламут устроился на полу, дверь открылась, и мы увидели Шварцнеггера с фонариком в руках. За его спиной стояли два самых крупных охранника.
– Кто стучал? – спросил Шварцнеггер ровным, ничего не выражающим голосом.
– Я – признался Коля, зевая.
– Подойди.
Коля подошел и Шварцнеггер молниеносным ударом в живот бросил его на нас, стоявших посереди камеры. Дверь со скрипом закрылась, в камере опять воцарилась темнота.
– Сволочь... – сказал Коля, растирая ладонью живот. И обратился к Софии:
– Пожалела бы, что ли?
Разбившись на пары, мы немного поболтали и решили лечь спать. Как ни странно, мне довольно быстро удалось заснуть. Но проспал я недолго – разбудил глухой стук.
– Что это? – спросил я в темноту.
– Это Баламут опять головой бьется, – ответила Ольга, недовольная, что я ее потревожил.
– А что так?
– Не знаю, настроение, наверное, такое... – пробормотала Вероника, лежавшая рядом с Ольгой. – Я сама бы сейчас не прочь...
– Настроение, настроение, – услышал я от торцевой стены камеры озабоченный голос Баламута. – Черный, ползи сюда, здесь, кажись, каверна за стеной. Как раз над полом в углу. Слышишь?
И постучал чем-то (опять, наверное, лбом) по известняку. Звук был звонким, и я пополз к Николаю. Через некоторое время к нам присоединился Бельмондо.
Следующие пятнадцать минут мы простукивали стену костяшками пальцев.
– До каверны здесь сантиметра полтора-два в самом тонком месте... – наконец, сказал я.
– И размером она будь здоров... – сказал Бельмондо. – Сантиметров сорок в диаметре.
– Странно, что при сооружении камеры ее не заметили и не залили бетоном, – сказала Ольга.
– А чего же странного? – возразил Баламут. – Ее, небось, рабы-заложники делали... Вот и оставили на черный день.
– А чем пробиваться будем? – спросила Вероника.
– Как чем? – удивился я. – Головой Баламута. Давай, Коля, стукни-ка посильнее.
Баламут не ответил. По касаниям его рук и характерным звукам я понял, что Николай снимает с себя рубашку и обматывает ею правую руку. Закончив с этим, он встал на колени перед стеной и принялся делать дыхательные упражнения. По стене Коля ударил, когда я уже думал, что он заснул. И пробил, черт, с первого раза!
Расширить пробоину до необходимых размеров оказалось просто. Сечение открывшегося хода было достаточным для того, чтобы любой из нас мог легко передвигаться по нему на четвереньках. После короткого обсуждения было решено, что первым полезет Баламут.
* * *
...Минут через десять мы услышали условный стук, означавший, что всем нам следует двигаться вслед за Колей. Один за другим мы пролезли в ход и, преодолев метров пятнадцать извилистого пути, оказались сначала в наклонном вентиляционном колодце, а потом в просторной и пустой камере, из которой колодец начинался. Камера была тускло освещена потолочной лампой, спрятанной под толстым колпаком. С соседним помещением ее связывал небольшой сводчатый коридорчик, заканчивавшийся (или начинавшийся) простой деревянной дверью. Открыв эту дверь, мы увидели, что находимся на складе оружия.
Вооружившись с ног до головы (на складе было все – от пистолетов с глушителями до пулеметов, и от гранатометов до холодного оружия), мы столпились у выхода.
– Ох, блин, что я с ним сделаю! – сказал Баламут, выяснив, что дверь, ведущую из склада, можно открыть изнутри и что сигнализации нет никакой.
Никто не стал уточнять, кого он имеет в виду.
* * *
Шварц погиб глупо, но оригинально – когда Баламут ворвался в одну из комнат, наш ненавистный цербер стоял на голове, сложив ноги в позе лотоса. Николай не стал с ним разговаривать насчет последнего желания, а просто начал стрелять. Полрожка всадил, пока я ему не сказал, что Шварцнеггер, скорее всего, уже скончался. Но Коля не поверил и продолжал стрелять.
Полдюжины охранников мы положили прямо в их постелях – до того, как попасть в лапы Худосокова, я и не мог предполагать, как это приятно стрелять в спящих людей, людей, мечущихся в нижнем белье, людей, падающих перед тобой на колени... Хотя каких людей... Каждый из них угробил бы, не задумываясь, сотню тысяч младенцев...
Остальные охранники забаррикадировались в тех или иных помещениях, но мы оставили их выкуривание на потом. Бельмондо где-то нашел портативный сварочный аппарат и заварил двери, за которыми они прятались. Когда со сваркой было покончено, Ольга сказала, что идет с Вероникой и Софией искать Лену с Полиной. Я согласился и нарисовал ей довольно подробный план местности с указанием мест, где могут быть девочки. Проводив девушек до выхода из подземелья, я присоединился к друзьям, уже занимавшимися поисками Худосокова. Несколько часов обстоятельного обхода всех подряд помещений никакого результата не дали.
– Он видит все... Смотрите, телекамеры везде... – сказал Бельмондо, когда мы присели отдохнуть на полу одного из коридоров. – И вне всякого сомнения, у него есть не один запасной выход типа того вентиляционного колодца, по которому мы из КПЗ выбрались...
– Кстати, телекамер-то раньше не было... Недавно поставили, – отметил Баламут.
И тут же одна из камер посмотрела ему в лицо. Баламут недовольно скривился и выстрелил в нее из автомата. Хотя он не целился, шпионский агрегат брызнул стеклами во все стороны.
Перекурив, мы направились зачищать столовую и в прямом, и в переносном смыслах. Открыв ведущую в нее дверь, увидели, что в ней собралось все безмолвное население Центра.
– Может, кто скажет, где прячется Худосоков? – спросил меня Бельмондо.
– Синехалатники скажут? – усмехнулся я.
И вошел в зал. Толпа синехалатников расступилась, и я увидел человека в синем женском халате с автоматом на изготовку. Когда я понял, что это Худосоков, он уже стрелял в моих друзей. Я не успел воспользоваться автоматом – синехалатники набросились на меня. Чтобы отбился и вышвырнуть их из столовой, мне потребовалось десять минут и пара дюжин ударов кулаками и ногой...
* * *
У Баламута была пробита правая сторона груди. Из пулевого отверстия в такт дыханию выбивалась кровавая пена. Еще три пули сидели у него в животе. А покрасневшие глаза смотрели на меня с просьбой.
– Ты же знаешь, что такое три пули в животе и одна в легком... – говорили они. – Принеси водки... И беги за Худосоковым, умоляю...
Бледный, я перешел к телу Бельмондо. Перед тем, как подойти к Баламуту, я увидел, что Борис мертв – в голове у него сидело, по меньшей мере, три или четыре пули. Положив его на спину (он, скрючившись, лежал на боку), я пошел на кухню за водкой. На обратном пути прихватил чистое полотенце, прикрыл им голову Бельмондо и выпоил Баламута водкой. Прежде чем потерять сознание, он выпил половину бутылки...
* * *
Худосоков был ранен, рана кровоточила, и я легко вышел на его след. Он вел наружу и заканчивался в дальнем конце парковочной площадки. «Уехал, гад, – подумал я, рассматривая оставшиеся на дороге следы автомобильных шин. И метнулся к обрыву и увидел внизу облако пыли, а потом и выскочившую из него синюю иномарку, скорее всего „Форд“. Через пять минут он будет на другой стороне Кырк-Шайтана! – мелькнула в голове мысль. – А я буду там через две с половиной».
Подбежав к обрыву, ограничивавшему площадку перед подземельем, я пошел вверх. Через десять секунд я стоял на небольшом водоразделе. Определив, куда надо спускаться, бросился вниз...
* * *
Бег вниз по склону... Это классная штука, особенно, если склон крут и неоднороден. Это похлестче любого слалома, потому как кругом не пушистый снежок и даже не накатанная лыжня, а камни, осыпи, обрывы, предательские корни... И это сладкая месть горе, которая весь день мурыжила тебя, которая весь день грамм за граммом высасывала твою плоть... Многие геологи, работающие на высокогорье, не могут удержаться в рамках здравого смысла и, закончив маршрут, бегом устремляются к петляющему далеко внизу шнурочку речки... Скорость огромная, рюкзак с образцами, ощутив всю прелесть бешеной скачки, подгоняет мощными резкими ударами в зад, а ты бежишь и бежишь, зная, что каждую секунду тебя может бросить на камни, может быть, последний раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38