«Капелла» производится и разливается в бутылки в Турине...
— Ты что, пьян?
— Пока нет. — Я налил нам еще по бокалу самбукки.
— Пожалуй, тебе стоит остановиться.
— Но он же просил не стесняться.
Мы выпили содержимое наших бокалов, не произнося ни слова. Огонек на телефоне погас, затем аппарат звякнул и зажегся индикатор. Я представил себе дона на кухне. Он следит за приготовлением кофе и десерта и одновременно записывает на обоях фамилии тех, кого предстоит застрелить.
— Ты что, так и собираешься сидеть в очках?
Я повернулся к Сюзанне.
— Да.
— С какой стати?
— А почему ты никогда не рисовала здешние интерьеры? — спросил я, пытаясь переменить тему разговора.
Сюзанна сначала ничего не могла ответить, затем произнесла:
— Здесь все было так печально. Но я, кстати, отсняла целую пленку цветных слайдов, когда приходила в этот дом с Джессикой. Большую часть в вестибюле. Тебе интересно будет посмотреть, как это выглядело.
— Расскажи.
— Я лучше покажу тебе слайды. А зачем ты нацепил...
— Расскажи мне, как это выглядело.
Она пожала плечами.
— Ну... стекла были все выбиты, кругом страшная сырость. На полу даже начала расти трава, на стенах был мох, какая-то плесень. Просто настоящий символ разрухи и упадка. Знаешь, я думаю, что смогла бы нарисовать картину со слайдов.
Я посмотрел на нее.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты продавала им свои картины.
— А не подарить ли им такую картину на новоселье?
Я покачал головой.
— Им это понравится, Джон. Итальянцы обожают искусство.
— Без сомнений. — Я кивнул головой на висящую на стене репродукцию с Христом. — Послушай, Сюзанна, это уж чересчур экстравагантно. Эту картину ты будешь писать несколько месяцев. И потом — ты ведь никогда прежде никому не дарила картины за так. Даже своим родителям. Ты запросила со своего отца за картину с «храмом любви» шесть тысяч долларов.
— Он ее сам заказал. Это другое дело. А я хочу написать картину, на которой этот вестибюль будет в руинах, я хочу это сделать, понимаешь? К тому же мы пришли сюда с пустыми руками, а мы ведь обязаны ему, он нам очень помог с конюшней.
— Нет, тут мы с ним в расчете: я дал ему бесплатно один совет. И тебе хочу дать бесплатный совет — не следует ставить себя в положение обязанной перед этим человеком.
— Но я не чувствую, что мы его чем-то отблагодарили, поэтому я хочу...
— А как же твоя мысль о вывеске для его поместья? А может быть, испечь им пирог? Нет, это слишком просто. А как насчет бушеля отборного навоза для его огорода?
— Ты кончил?
— Нет.
Но прежде чем мы успели сцепиться, вошел мистер Беллароза. Он пятился задом, таща за собой агрегат для приготовления кофе.
— О'кей, вот и кофе. — Он поставил агрегат рядом со столом и включил его в сеть. — Вы любите кофе экспрессо? — Сам он сел во главе стола и налил себе рюмку «капеллы». — Этот напиток еще не пробовали? — спросил он меня.
— Нет, — ответил я. — Но уже успел прочитать, что он готовится из итальянского ореха.
— Да, это что-то вроде лесного ореха. Где вы это прочитали?
— На этикетке. — Я улыбнулся Сюзанне.
— О да. — Он взял из тарелки горсть кофейных зерен и добавил два в мой бокал и два в бокал Сюзанны. — Надо или вообще не класть зерен, или класть три. Не больше и не меньше.
Будь я проклят, если спрошу у него, зачем так нужно. Но Сюзанна схватила приманку.
— Почему?
— Традиция, — ответил Беллароза, — или скорее суеверие, — поправился он. — Итальянцы очень суеверны. Три зернышка приносят счастье.
— Поразительно, — восхитилась Сюзанна.
А по-моему, чушь собачья. Я спросил Белларозу:
— А вы тоже суеверны?
Он улыбнулся.
— Я верю в то, что человеку или везет, или не везет. А вы разве нет?
— Нет, — ответил я, — я — христианин.
— Какая связь?
— Прямая, — сообщил я ему.
— Да? — Он на мгновение задумался. — Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Но у итальянцев большое значение имеют плохие и хорошие приметы: три монетки в фонтане, три зернышка в бокале самбукки и все такое.
— Это язычество, — сказал я.
Он кивнул.
— Да. Но к этому следует относиться с уважением. Ведь кто знает? — Беллароза поглядел на меня. — Кто знает... — Он переменил тему разговора. — К сожалению, не могу угостить вас кофе капуччино. Когда я был недавно в Неаполе, я купил великолепный аппарат для приготовления этого кофе. Прямо в ресторане купил. Я отправил его сюда, но боюсь, что в аэропорту Кеннеди его кто-то прибрал к рукам. Парень из Неаполя божился, что отправил его, и я ему верю. А в аэропорту никто ничего не знает. Как вам это нравится? И после этого федеральные власти жалуются на разгул организованной преступности. А разве организованная преступность ворует аппараты для приготовления кофе? Нет. Я скажу вам, кто их ворует, — melanzane. — Он посмотрел на Сюзанну. — Capisce?
— Баклажаны?
Беллароза улыбнулся.
— Ну да. «Баклажаны». Черные. А еще испанцы и эти продажные охранники из аэропорта. Они воруют. Но как что-то случается, так сразу виновата организованная преступность. Чепуха это. Страну обворовывает дезорганизованная преступность. Все эти наркоманы и бездельники. Capisce? — Он поочередно поглядел на нас обоих.
Я, собственно, потерял дар речи после этого страстного монолога.
— Капиш, — с трудом выдавил я.
Беллароза захохотал.
— Ка-пи-и-шь. Вот так. Давайте еще по одной. — Он наполнил мой бокал, а я в уме произнес еще раз: «Capisce».
Сюзанна — я уже упоминал, что в каких-то случаях она была на удивление наивной, — спросила главаря одной из крупнейших нью-йоркских группировок:
— И вы не написали заявление о пропаже в таможню?
— Конечно, написал, — сказал Беллароза. — Казалось бы, мне должны были помочь, верно? А вместо этого история попала в газеты, и они начали высмеивать меня на весь Нью-Йорк.
— Как это?
Беллароза бросил взгляд в мою сторону, затем объяснил Сюзанне:
— Они считают, что это я обокрал аэропорт.
— А, поняла. Они решили, что здесь есть повод для иронии.
— Да, для иронии. — Беллароза сделал несколько осторожных глотков из своего бокала. — О, как приятно. — Он посмотрел на Сюзанну. — Моя жена уже идет. Она хотела убедиться, что все приготовлено безупречно. Я говорил ей: «Отдохни. Они же наши соседи. Они очень приятные люди». — Он подмигнул мне. — Но вы же знаете женщин. Из всего делают проблемы. Так?
— Воздержусь от комментариев, — дипломатично ответил я. Именно в этот момент дверь распахнулась. Я поправил на носу очки и приготовился встать, но это была не миссис Беллароза. В комнату вошла служанка, молоденькая девушка в простом темном платье и с подносом в руках. Она поставила поднос на край стола и стала выставлять на стол чашки, соусницы, приборы, салфетки и тому подобное. Затем она удалилась, не произнеся ни слова, не поклонившись, — даже итальянского приветствия мы от нее не дождались.
— Это Филомена, — пояснил Беллароза. — Она оттуда.
— Откуда оттуда? — поинтересовался я.
— Оттуда, из Италии. Она почти не говорит по-английски, но меня это не смущает. Они, кстати, быстро учатся говорить, эти paesan. He то что испанки. Если хочешь преуспеть в этой стране, надо знать язык. Бедная Филомена, она так некрасива, что вряд ли найдет себе здесь жениха. Я сказал ей, что если за три года проживания в моем доме она не выучит язык, то я дам ей приданое и отошлю обратно в Неаполь. Пусть сама ищет себе мужа. Но нет, она хочет во что бы то ни стало остаться здесь и выйти замуж за американца. Придется искать ей слепца.
Я внимательно посмотрел на Белларозу. Вот он, настоящий дон, падроне, во всем своем величии. Он вершит людские судьбы, он жесток, но справедлив.
— Вы говорите по-итальянски? — спросила его Сюзанна.
Он сделал выразительный жест рукой.
— Cosi, cosi. Можно сказать, что говорю. Неаполитанцы меня понимают. Я ведь и сам такой. Неаполитанец. Но сицилийцы — это другое дело, их никто не понимает. Они не итальянцы. — Он слегка наклонился к Сюзанне. — Вы где учили итальянский?
— Почему вы думаете, что я учила итальянский?
— Мне так сказал Доминик. — Он улыбнулся. — Вот его слова: «Падроне, эта американка с рыжими волосами говорит по-итальянски!» — Беллароза засмеялся. — Он был поражен до глубины души.
— Откровенно говоря, я знаю этот язык не очень хорошо. Я его учила в институте. Выбрала итальянский потому, что мне предстояло писать диплом по изящным искусствам.
— Да? Ладно, тогда мне придется вас проэкзаменовать.
Так мы проговорили еще какое-то время, и я покривлю душой, если скажу, что разговор был неинтересный. Этот человек умел поддерживать компанию и рассказывать истории, и, хотя ни о чем серьезном или важном сказано не было, он вел беседу с такой живостью, с такими жестами и мимикой, что содержание уходило на задний план. Беллароза наполнял наши бокалы самбук-кой, потом передумывал и предлагал нам испробовать амаретто. Он тотчас же наливал амаретто в новые стаканы и говорил, говорил.
Наш хозяин явно наслаждался жизнью, да и неудивительно: он великолепно знал ей цену и знал, что эта жизнь может для него окончиться в любой момент. Я без обиняков спросил его:
. — В доме тоже есть охранники или вы ограничились Энтони в качестве стража у ворот?
Он удостоил меня долгим взглядом и после паузы ответил:
— Мистер Саттер, богатый человек в этой стране, как, впрочем, и в Италии, должен защищать себя и свою семью от насилия и шантажа.
— Только не в Лэттингтоне, — заверил его я. — У нас здесь очень строго следят за порядком.
Беллароза улыбнулся.
— У нас тоже есть строгий порядок, мистер Саттер, вы о нем, возможно, знаете. Порядок этот таков: никто не смеет прикоснуться к хозяину в его доме или перед лицом его близких. Так что никому из соседей не следует волноваться на этот счет. О'кей?
Разговор становился интересным.
— Возможно, вам стоит прийти на собрание жителей округа и рассказать им об этой традиции, — предложил я.
Беллароза бросил на меня мимолетный взгляд, но промолчал.
Закусив удила, я продолжал атаку:
— Так почему же вы все-таки держите здесь охранников?
Он наклонился ко мне и тихо сказал:
— Вы спрашивали, чему меня учили в Ла Саль. Я вам скажу чему. Даже заключив с противником перемирие, следует заботиться о том, чтобы охрана была начеку круглые сутки. Это уберегает противника от соблазна напасть на вас, а вам дает возможность спокойно спать. Так что не волнуйтесь. — Он потрепал меня по плечу. — Здесь вы в безопасности.
Я улыбнулся и сделал еще одно полезное замечание:
— У вас получается двойная охрана, мистер Беллароза, благодарите американских налогоплательщиков. Capisce?
Он засмеялся, затем презрительно хмыкнул.
— Да. Они охраняют меня спереди, а я слежу, чтобы никто не напал со стороны задницы, — пояснил он. — Стало быть, вам известно, что меня пасут, так, мистер Саттер? Кто это вам сообщил?
Я уже собирался ответить, но почувствовал, как кто-то толкнул меня под столом ногой. Толчок этот, конечно, не мог означать: «Продолжай, дорогой, ты так славно беседуешь».
— Может быть, — сказала Сюзанна, — миссис Белларозе нужна моя помощь на кухне?
— Нет-нет. Там все в порядке. Она такое затеяла... Я вам скажу, потому что знаю. Она начиняет пирожные кремом. Знаете, если покупать эти пирожные с творожным кремом в кондитерских, это не всегда бывает вкусно. Поэтому моя жена покупает только рожки из теста, сама готовит крем и начиняет, начиняет. Ложкой.
Сюзанна кивнула — как мне показалось, она была несколько озадачена.
Меня тоже удивила непосредственность нашего соседа и его трудолюбивой жены. Он явно не пытался строить из себя кого-то перед нами. Не знаю, был ли я этим тронут или раздосадован.
Наконец дверь отворилась и в зал вплыла пышная блондинка — в руках у нее был огромный поднос с горой пирожных, которых хватило бы на угощение целому китайскому городу средней величины. Лица за горой пирожных почти не было видно, но, судя по тому, как женщина вытягивала вперед руки, бюст у нее был внушительных размеров. По этому признаку я мигом осознал, что передо мной миссис Беллароза. Я встал, то же самое сделал мистер Беллароза. Он взял поднос из рук женщины и сказал:
— Вот моя жена Анна. — Беллароза поставил поднос на стол. — Анна, это мистер и миссис Саттер.
Анна обтерла ладони о свои обширные бока и улыбнулась.
— Привет. — Она и Сюзанна пожали друг другу руки, затем Анна повернулась ко мне.
Наши глаза встретились, наши руки сплелись, наши губы улыбнулись, но ее брови удивленно взлетели вверх.
— Очень приятно познакомиться, — произнес я.
Она продолжала внимательно вглядываться в меня, и я почти физически ощущал, как в ее извилинах идет мучительный процесс узнавания. Клик-клик-клик. Она спросила:
— Мы не встречались с вами где-нибудь?
Это «где-нибудь» заставило меня насторожиться.
— Мне кажется, я видел вас в «Лопаро», — сказал я, упомянув название итальянского магазина в Локаст-Вэлли. Я там сроду не бывал.
— Да-а, — протянула миссис Беллароза с сомнением. — Нет-нет, — тут же спохватилась она. — Нет... Я попробую вспомнить.
Если бы я был настоящим мужчиной, я бы сорвал с носа очки, встал на четвереньки и предстал бы в своем истинном обличье. Но я не считал, что кому-нибудь станет от этого лучше.
— А почему мы стоим? — воскликнул мистер Беллароза. Он уже задавался этим вопросом, когда мы топтались в вестибюле. — Садитесь, садитесь, — скомандовал он. Мы сели, он налил своей супруге амаретто. Разговор пошел своим чередом.
Миссис Беллароза расположилась прямо напротив меня, мне это не понравилось. Единственным преимуществом было то, что с этого места я мог сразу уловить в ее лице признаки воспоминаний об ужасном пасхальном утре в парке. Для вашего сведения сообщу о наряде моей визави. На ней было то, что я назвал бы парадным вариантом пижамы ярко-оранжевого цвета, — мало того, ткань переливалась всеми оттенками радуги, стоило хозяйке сделать хоть малейшее движение. В ушах болтались огромные кольца, которые вполне можно было использовать в качестве антенны для радиоприемника и успешно ловить голос далекого Неаполя. На шее висел золотой крестик, затерявшийся в разрезе ее мощного бюста. На каждом втором пальце имелось золотое кольцо, а запястья были унизаны браслетами. Интересно, упади она в бассейн, ее потянет ко дну золото или, наоборот, вытолкнут на поверхность эти огромные шары грудей?
Пару слов о внешности хозяйки. Не сказать, что она была уродкой. Все зависит от вкуса. Макияж был, пожалуй, излишне густым, но под ним проглядывала неплохо сохранившаяся кожа. Карие глаза, пухлые губы, густо покрытые помадой цвета пожарных машин, и волосы искусственной блондинки. Я заметил, что у корней волосы были своего естественного, темного цвета. Довольно миловидная женщина. Она оказалась смешливой и удивительно грациозно двигалась. Духи были подобраны со вкусом.
Не знаю, как должна выглядеть супруга главаря мафии — мне раньше их видеть не доводилось, — но думается, что Анна Беллароза выглядела лучше многих. Иногда на меня накатывает жуткая мужская спесь — к счастью, это бывает редко, — и я пытаюсь представить своих новых знакомых женского пола в постели. Именно под этим углом я и взглянул на Анну Белларозу.
Когда я учился в колледже, у нас было принято разделять женщин на пять типов в зависимости от того, какой свет предпочтительно иметь в спальне. Сначала шли женщины, с которыми стоит иметь включенными лампы мощностью в 100, 70 и 30 ватт, затем женщины, с которыми следует ограничиться ночником, и наконец те, с кем лучше спать в полной темноте.
Анна Беллароза поймала мой взгляд и улыбнулась. Улыбка у нее была очень милой. Поэтому я, с учетом выпитого спиртного, решил, что с ней не грех вкрутить в патрон лампочку и на 70 ватт.
У Фрэнка Белларозы наготове был тост:
— За наших новых соседей и новых друзей.
Я выпил, но на всякий случай скрестил пальцы под столом. Все-таки я суеверный.
Мы продолжали беседу. Сюзанна произвела серьезные опустошения на подносе с пирожными и удостоила Анну Белларозу и ее мужа комплиментами за все, что они сотворили в своей «Альгамбре». Мы перебрали несколько названий для поместья, я предложил «Каза канолли». «Канолли» — так назывались пирожные, с которыми мы расправлялись. Фрэнк Беллароза проявлял интерес к огороду, опекаемому Сюзанной, а Анна спросила, не хочу ли я снять галстук и пиджак. Я, естественно, не захотел. Так продолжалось десять или пятнадцать минут, лед недоверия, как говорится, растаял, и Фрэнк Беллароза предложил:
— Называйте меня просто Фрэнк. О'кей? А мою жену — Анна.
Сюзанна, конечно, не возражала.
— А меня зовите Сюзанной.
Настал мой черед. Я сказал:
— А я — Джон.
— Ну вот и отлично, — резюмировал Фрэнк.
Никогда еще я не был на «ты» с доном из мафии. Удивительно волнующее состояние. Мне не терпелось рассказать об этой новости в клубе «Крик».
Миссис Беллароза встала и налила нам кофе. До пирожных мы дотягивались сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Ты что, пьян?
— Пока нет. — Я налил нам еще по бокалу самбукки.
— Пожалуй, тебе стоит остановиться.
— Но он же просил не стесняться.
Мы выпили содержимое наших бокалов, не произнося ни слова. Огонек на телефоне погас, затем аппарат звякнул и зажегся индикатор. Я представил себе дона на кухне. Он следит за приготовлением кофе и десерта и одновременно записывает на обоях фамилии тех, кого предстоит застрелить.
— Ты что, так и собираешься сидеть в очках?
Я повернулся к Сюзанне.
— Да.
— С какой стати?
— А почему ты никогда не рисовала здешние интерьеры? — спросил я, пытаясь переменить тему разговора.
Сюзанна сначала ничего не могла ответить, затем произнесла:
— Здесь все было так печально. Но я, кстати, отсняла целую пленку цветных слайдов, когда приходила в этот дом с Джессикой. Большую часть в вестибюле. Тебе интересно будет посмотреть, как это выглядело.
— Расскажи.
— Я лучше покажу тебе слайды. А зачем ты нацепил...
— Расскажи мне, как это выглядело.
Она пожала плечами.
— Ну... стекла были все выбиты, кругом страшная сырость. На полу даже начала расти трава, на стенах был мох, какая-то плесень. Просто настоящий символ разрухи и упадка. Знаешь, я думаю, что смогла бы нарисовать картину со слайдов.
Я посмотрел на нее.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты продавала им свои картины.
— А не подарить ли им такую картину на новоселье?
Я покачал головой.
— Им это понравится, Джон. Итальянцы обожают искусство.
— Без сомнений. — Я кивнул головой на висящую на стене репродукцию с Христом. — Послушай, Сюзанна, это уж чересчур экстравагантно. Эту картину ты будешь писать несколько месяцев. И потом — ты ведь никогда прежде никому не дарила картины за так. Даже своим родителям. Ты запросила со своего отца за картину с «храмом любви» шесть тысяч долларов.
— Он ее сам заказал. Это другое дело. А я хочу написать картину, на которой этот вестибюль будет в руинах, я хочу это сделать, понимаешь? К тому же мы пришли сюда с пустыми руками, а мы ведь обязаны ему, он нам очень помог с конюшней.
— Нет, тут мы с ним в расчете: я дал ему бесплатно один совет. И тебе хочу дать бесплатный совет — не следует ставить себя в положение обязанной перед этим человеком.
— Но я не чувствую, что мы его чем-то отблагодарили, поэтому я хочу...
— А как же твоя мысль о вывеске для его поместья? А может быть, испечь им пирог? Нет, это слишком просто. А как насчет бушеля отборного навоза для его огорода?
— Ты кончил?
— Нет.
Но прежде чем мы успели сцепиться, вошел мистер Беллароза. Он пятился задом, таща за собой агрегат для приготовления кофе.
— О'кей, вот и кофе. — Он поставил агрегат рядом со столом и включил его в сеть. — Вы любите кофе экспрессо? — Сам он сел во главе стола и налил себе рюмку «капеллы». — Этот напиток еще не пробовали? — спросил он меня.
— Нет, — ответил я. — Но уже успел прочитать, что он готовится из итальянского ореха.
— Да, это что-то вроде лесного ореха. Где вы это прочитали?
— На этикетке. — Я улыбнулся Сюзанне.
— О да. — Он взял из тарелки горсть кофейных зерен и добавил два в мой бокал и два в бокал Сюзанны. — Надо или вообще не класть зерен, или класть три. Не больше и не меньше.
Будь я проклят, если спрошу у него, зачем так нужно. Но Сюзанна схватила приманку.
— Почему?
— Традиция, — ответил Беллароза, — или скорее суеверие, — поправился он. — Итальянцы очень суеверны. Три зернышка приносят счастье.
— Поразительно, — восхитилась Сюзанна.
А по-моему, чушь собачья. Я спросил Белларозу:
— А вы тоже суеверны?
Он улыбнулся.
— Я верю в то, что человеку или везет, или не везет. А вы разве нет?
— Нет, — ответил я, — я — христианин.
— Какая связь?
— Прямая, — сообщил я ему.
— Да? — Он на мгновение задумался. — Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Но у итальянцев большое значение имеют плохие и хорошие приметы: три монетки в фонтане, три зернышка в бокале самбукки и все такое.
— Это язычество, — сказал я.
Он кивнул.
— Да. Но к этому следует относиться с уважением. Ведь кто знает? — Беллароза поглядел на меня. — Кто знает... — Он переменил тему разговора. — К сожалению, не могу угостить вас кофе капуччино. Когда я был недавно в Неаполе, я купил великолепный аппарат для приготовления этого кофе. Прямо в ресторане купил. Я отправил его сюда, но боюсь, что в аэропорту Кеннеди его кто-то прибрал к рукам. Парень из Неаполя божился, что отправил его, и я ему верю. А в аэропорту никто ничего не знает. Как вам это нравится? И после этого федеральные власти жалуются на разгул организованной преступности. А разве организованная преступность ворует аппараты для приготовления кофе? Нет. Я скажу вам, кто их ворует, — melanzane. — Он посмотрел на Сюзанну. — Capisce?
— Баклажаны?
Беллароза улыбнулся.
— Ну да. «Баклажаны». Черные. А еще испанцы и эти продажные охранники из аэропорта. Они воруют. Но как что-то случается, так сразу виновата организованная преступность. Чепуха это. Страну обворовывает дезорганизованная преступность. Все эти наркоманы и бездельники. Capisce? — Он поочередно поглядел на нас обоих.
Я, собственно, потерял дар речи после этого страстного монолога.
— Капиш, — с трудом выдавил я.
Беллароза захохотал.
— Ка-пи-и-шь. Вот так. Давайте еще по одной. — Он наполнил мой бокал, а я в уме произнес еще раз: «Capisce».
Сюзанна — я уже упоминал, что в каких-то случаях она была на удивление наивной, — спросила главаря одной из крупнейших нью-йоркских группировок:
— И вы не написали заявление о пропаже в таможню?
— Конечно, написал, — сказал Беллароза. — Казалось бы, мне должны были помочь, верно? А вместо этого история попала в газеты, и они начали высмеивать меня на весь Нью-Йорк.
— Как это?
Беллароза бросил взгляд в мою сторону, затем объяснил Сюзанне:
— Они считают, что это я обокрал аэропорт.
— А, поняла. Они решили, что здесь есть повод для иронии.
— Да, для иронии. — Беллароза сделал несколько осторожных глотков из своего бокала. — О, как приятно. — Он посмотрел на Сюзанну. — Моя жена уже идет. Она хотела убедиться, что все приготовлено безупречно. Я говорил ей: «Отдохни. Они же наши соседи. Они очень приятные люди». — Он подмигнул мне. — Но вы же знаете женщин. Из всего делают проблемы. Так?
— Воздержусь от комментариев, — дипломатично ответил я. Именно в этот момент дверь распахнулась. Я поправил на носу очки и приготовился встать, но это была не миссис Беллароза. В комнату вошла служанка, молоденькая девушка в простом темном платье и с подносом в руках. Она поставила поднос на край стола и стала выставлять на стол чашки, соусницы, приборы, салфетки и тому подобное. Затем она удалилась, не произнеся ни слова, не поклонившись, — даже итальянского приветствия мы от нее не дождались.
— Это Филомена, — пояснил Беллароза. — Она оттуда.
— Откуда оттуда? — поинтересовался я.
— Оттуда, из Италии. Она почти не говорит по-английски, но меня это не смущает. Они, кстати, быстро учатся говорить, эти paesan. He то что испанки. Если хочешь преуспеть в этой стране, надо знать язык. Бедная Филомена, она так некрасива, что вряд ли найдет себе здесь жениха. Я сказал ей, что если за три года проживания в моем доме она не выучит язык, то я дам ей приданое и отошлю обратно в Неаполь. Пусть сама ищет себе мужа. Но нет, она хочет во что бы то ни стало остаться здесь и выйти замуж за американца. Придется искать ей слепца.
Я внимательно посмотрел на Белларозу. Вот он, настоящий дон, падроне, во всем своем величии. Он вершит людские судьбы, он жесток, но справедлив.
— Вы говорите по-итальянски? — спросила его Сюзанна.
Он сделал выразительный жест рукой.
— Cosi, cosi. Можно сказать, что говорю. Неаполитанцы меня понимают. Я ведь и сам такой. Неаполитанец. Но сицилийцы — это другое дело, их никто не понимает. Они не итальянцы. — Он слегка наклонился к Сюзанне. — Вы где учили итальянский?
— Почему вы думаете, что я учила итальянский?
— Мне так сказал Доминик. — Он улыбнулся. — Вот его слова: «Падроне, эта американка с рыжими волосами говорит по-итальянски!» — Беллароза засмеялся. — Он был поражен до глубины души.
— Откровенно говоря, я знаю этот язык не очень хорошо. Я его учила в институте. Выбрала итальянский потому, что мне предстояло писать диплом по изящным искусствам.
— Да? Ладно, тогда мне придется вас проэкзаменовать.
Так мы проговорили еще какое-то время, и я покривлю душой, если скажу, что разговор был неинтересный. Этот человек умел поддерживать компанию и рассказывать истории, и, хотя ни о чем серьезном или важном сказано не было, он вел беседу с такой живостью, с такими жестами и мимикой, что содержание уходило на задний план. Беллароза наполнял наши бокалы самбук-кой, потом передумывал и предлагал нам испробовать амаретто. Он тотчас же наливал амаретто в новые стаканы и говорил, говорил.
Наш хозяин явно наслаждался жизнью, да и неудивительно: он великолепно знал ей цену и знал, что эта жизнь может для него окончиться в любой момент. Я без обиняков спросил его:
. — В доме тоже есть охранники или вы ограничились Энтони в качестве стража у ворот?
Он удостоил меня долгим взглядом и после паузы ответил:
— Мистер Саттер, богатый человек в этой стране, как, впрочем, и в Италии, должен защищать себя и свою семью от насилия и шантажа.
— Только не в Лэттингтоне, — заверил его я. — У нас здесь очень строго следят за порядком.
Беллароза улыбнулся.
— У нас тоже есть строгий порядок, мистер Саттер, вы о нем, возможно, знаете. Порядок этот таков: никто не смеет прикоснуться к хозяину в его доме или перед лицом его близких. Так что никому из соседей не следует волноваться на этот счет. О'кей?
Разговор становился интересным.
— Возможно, вам стоит прийти на собрание жителей округа и рассказать им об этой традиции, — предложил я.
Беллароза бросил на меня мимолетный взгляд, но промолчал.
Закусив удила, я продолжал атаку:
— Так почему же вы все-таки держите здесь охранников?
Он наклонился ко мне и тихо сказал:
— Вы спрашивали, чему меня учили в Ла Саль. Я вам скажу чему. Даже заключив с противником перемирие, следует заботиться о том, чтобы охрана была начеку круглые сутки. Это уберегает противника от соблазна напасть на вас, а вам дает возможность спокойно спать. Так что не волнуйтесь. — Он потрепал меня по плечу. — Здесь вы в безопасности.
Я улыбнулся и сделал еще одно полезное замечание:
— У вас получается двойная охрана, мистер Беллароза, благодарите американских налогоплательщиков. Capisce?
Он засмеялся, затем презрительно хмыкнул.
— Да. Они охраняют меня спереди, а я слежу, чтобы никто не напал со стороны задницы, — пояснил он. — Стало быть, вам известно, что меня пасут, так, мистер Саттер? Кто это вам сообщил?
Я уже собирался ответить, но почувствовал, как кто-то толкнул меня под столом ногой. Толчок этот, конечно, не мог означать: «Продолжай, дорогой, ты так славно беседуешь».
— Может быть, — сказала Сюзанна, — миссис Белларозе нужна моя помощь на кухне?
— Нет-нет. Там все в порядке. Она такое затеяла... Я вам скажу, потому что знаю. Она начиняет пирожные кремом. Знаете, если покупать эти пирожные с творожным кремом в кондитерских, это не всегда бывает вкусно. Поэтому моя жена покупает только рожки из теста, сама готовит крем и начиняет, начиняет. Ложкой.
Сюзанна кивнула — как мне показалось, она была несколько озадачена.
Меня тоже удивила непосредственность нашего соседа и его трудолюбивой жены. Он явно не пытался строить из себя кого-то перед нами. Не знаю, был ли я этим тронут или раздосадован.
Наконец дверь отворилась и в зал вплыла пышная блондинка — в руках у нее был огромный поднос с горой пирожных, которых хватило бы на угощение целому китайскому городу средней величины. Лица за горой пирожных почти не было видно, но, судя по тому, как женщина вытягивала вперед руки, бюст у нее был внушительных размеров. По этому признаку я мигом осознал, что передо мной миссис Беллароза. Я встал, то же самое сделал мистер Беллароза. Он взял поднос из рук женщины и сказал:
— Вот моя жена Анна. — Беллароза поставил поднос на стол. — Анна, это мистер и миссис Саттер.
Анна обтерла ладони о свои обширные бока и улыбнулась.
— Привет. — Она и Сюзанна пожали друг другу руки, затем Анна повернулась ко мне.
Наши глаза встретились, наши руки сплелись, наши губы улыбнулись, но ее брови удивленно взлетели вверх.
— Очень приятно познакомиться, — произнес я.
Она продолжала внимательно вглядываться в меня, и я почти физически ощущал, как в ее извилинах идет мучительный процесс узнавания. Клик-клик-клик. Она спросила:
— Мы не встречались с вами где-нибудь?
Это «где-нибудь» заставило меня насторожиться.
— Мне кажется, я видел вас в «Лопаро», — сказал я, упомянув название итальянского магазина в Локаст-Вэлли. Я там сроду не бывал.
— Да-а, — протянула миссис Беллароза с сомнением. — Нет-нет, — тут же спохватилась она. — Нет... Я попробую вспомнить.
Если бы я был настоящим мужчиной, я бы сорвал с носа очки, встал на четвереньки и предстал бы в своем истинном обличье. Но я не считал, что кому-нибудь станет от этого лучше.
— А почему мы стоим? — воскликнул мистер Беллароза. Он уже задавался этим вопросом, когда мы топтались в вестибюле. — Садитесь, садитесь, — скомандовал он. Мы сели, он налил своей супруге амаретто. Разговор пошел своим чередом.
Миссис Беллароза расположилась прямо напротив меня, мне это не понравилось. Единственным преимуществом было то, что с этого места я мог сразу уловить в ее лице признаки воспоминаний об ужасном пасхальном утре в парке. Для вашего сведения сообщу о наряде моей визави. На ней было то, что я назвал бы парадным вариантом пижамы ярко-оранжевого цвета, — мало того, ткань переливалась всеми оттенками радуги, стоило хозяйке сделать хоть малейшее движение. В ушах болтались огромные кольца, которые вполне можно было использовать в качестве антенны для радиоприемника и успешно ловить голос далекого Неаполя. На шее висел золотой крестик, затерявшийся в разрезе ее мощного бюста. На каждом втором пальце имелось золотое кольцо, а запястья были унизаны браслетами. Интересно, упади она в бассейн, ее потянет ко дну золото или, наоборот, вытолкнут на поверхность эти огромные шары грудей?
Пару слов о внешности хозяйки. Не сказать, что она была уродкой. Все зависит от вкуса. Макияж был, пожалуй, излишне густым, но под ним проглядывала неплохо сохранившаяся кожа. Карие глаза, пухлые губы, густо покрытые помадой цвета пожарных машин, и волосы искусственной блондинки. Я заметил, что у корней волосы были своего естественного, темного цвета. Довольно миловидная женщина. Она оказалась смешливой и удивительно грациозно двигалась. Духи были подобраны со вкусом.
Не знаю, как должна выглядеть супруга главаря мафии — мне раньше их видеть не доводилось, — но думается, что Анна Беллароза выглядела лучше многих. Иногда на меня накатывает жуткая мужская спесь — к счастью, это бывает редко, — и я пытаюсь представить своих новых знакомых женского пола в постели. Именно под этим углом я и взглянул на Анну Белларозу.
Когда я учился в колледже, у нас было принято разделять женщин на пять типов в зависимости от того, какой свет предпочтительно иметь в спальне. Сначала шли женщины, с которыми стоит иметь включенными лампы мощностью в 100, 70 и 30 ватт, затем женщины, с которыми следует ограничиться ночником, и наконец те, с кем лучше спать в полной темноте.
Анна Беллароза поймала мой взгляд и улыбнулась. Улыбка у нее была очень милой. Поэтому я, с учетом выпитого спиртного, решил, что с ней не грех вкрутить в патрон лампочку и на 70 ватт.
У Фрэнка Белларозы наготове был тост:
— За наших новых соседей и новых друзей.
Я выпил, но на всякий случай скрестил пальцы под столом. Все-таки я суеверный.
Мы продолжали беседу. Сюзанна произвела серьезные опустошения на подносе с пирожными и удостоила Анну Белларозу и ее мужа комплиментами за все, что они сотворили в своей «Альгамбре». Мы перебрали несколько названий для поместья, я предложил «Каза канолли». «Канолли» — так назывались пирожные, с которыми мы расправлялись. Фрэнк Беллароза проявлял интерес к огороду, опекаемому Сюзанной, а Анна спросила, не хочу ли я снять галстук и пиджак. Я, естественно, не захотел. Так продолжалось десять или пятнадцать минут, лед недоверия, как говорится, растаял, и Фрэнк Беллароза предложил:
— Называйте меня просто Фрэнк. О'кей? А мою жену — Анна.
Сюзанна, конечно, не возражала.
— А меня зовите Сюзанной.
Настал мой черед. Я сказал:
— А я — Джон.
— Ну вот и отлично, — резюмировал Фрэнк.
Никогда еще я не был на «ты» с доном из мафии. Удивительно волнующее состояние. Мне не терпелось рассказать об этой новости в клубе «Крик».
Миссис Беллароза встала и налила нам кофе. До пирожных мы дотягивались сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74