После этого большая часть боевиков из числа сайгонских преступников дезертировала. Остались лишь немногие, обращенные американцами в свою веру.
В настоящее время, в связи с резким возрастанием активности Вьетконга в районе Нам Луонга, а также с приходом к власти агрессивного генерала Хана, одной из задач капитана Мертелла было восстановление боевой части из криминальных элементов. Таргар выразил твердую уверенность, что "старик" сможет справиться с этим делом.
Вербовка новой агентуры оказалась куда более сложной проблемой, поскольку Нам Луонг располагался в провинции, где влияние Вьетконга постоянно возрастало; более того, были серьезные основания предполагать, что в этой провинции находился штаб командования партизан.
Еще две недели назад у Оссидиана был ценный агент, некто Танг, лейтенант подразделения Вьетконга, расположившегося близ центра провинции, всего лишь в пяти милях от лагеря спецназа. Высокообразованный Танг кроме вьетнамского владел английским, французским и китайским языками. Будучи буддистом, он не имел шансов на служебное продвижение, которого, по его мнению, заслуживал, в условиях дьемовской римско-католической администрации. Вьетконг, или как он предпочитал именовать себя "Национальный фронт освобождения", нашел недовольного своей карьерой служащего и завербовал на свою сторону.
Однако Танг не был кровожадным по природе и вскоре испытал чувство протеста по отношению к тактике террора, практиковавшейся Вьет-конгом, в котором был вынужден принять участие. Однажды, когда он оказался среди тех вьет-конговцев, которые согнали на городскую площадь беременных женщин, затем вспарывали им животы и извлекали оттуда младенцев, он испытал такое сильнейшее нервное потрясение, что понял невозможность своего дальнейшего пребывания в рядах этой коммунистической организации.
Один из агентов Оссидиана, имевший возможность свободно проходить через лагеря вьеткон-говцев, доложил о неудовлетворенности и смятении Танга, и вскоре была назначена встреча между Тангом и Оссидианом в надежном месте в центре провинции. Танг начал работать активно и быстро сколачивал приличное состояние. Его информация была настолько ценной, что командир подразделения ЛЛДБ в Нам Луонге убедил свое начальство потребовать от капитана Мертелла раскрытия своего источника информации.
Мертелл подчинился лишь после того, как новый руководитель команды Б, майор Фэншоу, всего лишь неделю назад появившийся в стране, прибыл на вертолете в Нам Луонг, чтобы лично проследить за полным раскрытием всех агентурных источников капитану Каму, союзнику Мертелла из ЛЛДБ.
Оссидиан с отвращением хмыкнул:
– Приличному руководителю команды в требуется пара месяцев, иногда – чуть больше, чтобы понять, что здесь не всегда нужно следовать политике госдепа и министерства обороны. Некоторые этого так и не могут понять.
Через две недели после того, как Кам узнал Танга в лицо, Оссидиан с полным пиастров конвертом пошел на очередную встречу со своим ценным агентом. В тихом домике, где они обычно встречались, сержант разведки обнаружил Танга мертвым, со следами ужасных пыток, сидящим в кресле лицом к двери.
– Неужели Кам помогает ВК?
– Все еще хуже, – сказал Оссидиан, мрачно уставившись в бокал с пивом. – Тут все дело в их восточном взгляде на вещи. Каму необходимо было дискредитировать наш успех с Тангом. Поэтому он начал хвастаться в штаб-квартире своего корпуса, что лично завербовал лейтенанта ВК и именно ему принадлежит заслуга за ту ценную информацию, которая поступает из Нам Луонга. Шпионская сеть ВК в штабе АРВ столь безупречна, что они все вытряхнули из Танга еще до того, как Кам вернулся в лагерь.
– Что же вы делаете для восстановления агентурной сети?
– Хороший вопрос, – заметил Оссидиан, подмигнув Таргару.
– "Старик" велел рассказать ему все, что он захочет узнать, – ответил Таргар. – Это интересная история. – Он кивнул в сторону своего коллеги. – Поверьте мне, этот Оссидиан – самый циничный сукин сын, которого я когда-либо встречал. Дома, на Окинаве, я и разговаривать бы с ним не стал, а здесь, во Вьетнаме, никуда не деться от этого проныры-сирийца.
– Я уже десять лет в разведке, был советником в пяти разных странах, – сказал Оссидиан, подтверждая полученный комплимент.
После этого Оссидиан и Таргар рассказали мне, как им удалось завербовать нынешнего своего главного агента.
Оссидиан всегда мечтал иметь в качестве агента привлекательную женщину, имеющую доступ на территорию Вьетконга. Однако был лишь один способ приобрести в качестве агента красивую, умную и преданную женщину. Она должна была ненавидеть врагов всеми силами души. Она должна была отчаянно жаждать мести. Но как найти такую девушку? Оссидиан нашел путь решения.
Редкая неделя обходилась без налета Вьетконга на правительственное поселение. Это были деревни, построенные сайгонским правительством, куда переселяли людей из районов, терроризируемых Вьетконгом. Они охранялись подразделениями вооруженной милиции и войсками АРВ, чего было, в общем, вполне достаточно. Однако милиция обычно была не в силах отражать ночные атаки, а войска АРВ после темноты не выступали. Первое, что делали вьетконговцы после такого нападения – это наказывали в назидание другим старосту деревни, его жену и детей.
Оссидиан убедил капитана Мертелла затребовать вертолет на неделю. Потом посадил радиста на круглосуточное дежурство. На третий день пришло сообщение, которого он так ждал. Вьет-конг напал на большое правительственное поселение в двадцати пяти милях к северу от них, причем – ночью.
Оссидиан, Таргар и капитан Мертелл вызвали вертолет и приземлились в деревне в тот момент, когда последние из партизан Вьетконга убегали от приближавшихся правительственных войск. Были, как обычно, рыдания новоиспеченных вдов, и Таргар со своим чемоданчиком поспешил на помощь раненым, лежавшим прямо на земле, а Оссидиан с камерой наготове выбежал на площадь.
Ужасающее зрелище, которое он предполагал увидеть, открылось ему. Напуганные и воющие от страха жители собрались на площади, онемевшие оттого, что их вынудили увидеть.
Даже Оссидиан, привыкший ко всему, признался потом, что испытал приступ тошноты, когда принялся фотографировать старосту деревни и его сына, лет двенадцати. Оба были подвешены за большие пальцы и выпотрошены.
Он сфотографировал лицо мужчины, повернутое к мальчику, его открытые глаза с закатившимися зрачками, гримасу агонии. Распростертое тело мальчика являло собой зрелище трагическое голова его была откинута, а из раскрытого рта вывалился язык.
Отойдя на несколько шагов, Оссидиан сделал еще снимки, на этот раз запечатлев внутренности отца и сына, свисавшие в грязь, облепленные мухами. Следующий снимок стал подлинным шедевром.
Свинья, безразлично хрюкая, вышла на площадь и, подойдя к кишкам отца и сына, принялась с шумом их пожирать. Оссидиан успел сделать снимок до того, как капитан Мертелл набросился на свинью и с руганью прогнал ее прочь. Жена старосты была привязана меж двух столбов. Оссидиан старательно сфотографировал тело, в котором методично были переломаны все кости. Наконец, он сфотографировал полностью разбитое, но еще узнаваемое лицо женщины.
На своем вполне сносном вьетнамском Оссидиан поинтересовался, где стоит дом замученного старосты. Старик с широко раскрытыми в изумлении глазами проводил сержанта разведки по пыльным дорожкам к каменному дому, выкрашенному в синий цвет. Над дверью была указана дата постройки – 1962. По всей видимости, староста был католиком, поскольку использовал христианский календарь вместо буддистского.
Внутри Оссидиан, сопровождаемый капитаном Мертеллом, нашел стол, над которым висела фотография трех дочерей и двух сыновей, один из них – тот, что был повешен на площади. Он снял со стены фотографию и просмотрел все бумаги и конверты на столе. Спустя полтора часа, к тому моменту, когда авангард батальона АРВ вступил в селение, Оссидиан уже нашел то, что искал, и вместе с Мертеллом поторапливал Таргара, который продолжал промывать и перевязывать раны.
Вернувшись к себе в команду А, Оссидиан взял джип и поехал в город. В фотомагазине он зашел вместе с хозяином в затемненную комнату и оставался там до тех пор, пока не была проявлена пленка и сделаны нужные ему отпечатки. Изображения на фотографиях вызвали у хозяина магазина приступ рвоты, поэтому Оссидиан должен был помочь ему довести работу до конца.
Следующим утром Оссидиан летел из центра провинции в Сайгон, имея при себе адрес дочери казненного старосты и несколько ее писем к родителям на вьетнамском и французском языках. Ну и, разумеется, он захватил с собой все фотографии, запечатлевшие истязание вьеткон-говцев над ее родителями.
Из писем девушки он выяснил, что Лин Сон Бинь, дочь погибшего старосты, была учителем католической школы для девушек, которые готовились к дальнейшему обучению во Франции.
Оссидиан предполагал, что Вьетконг имеет агентов, которые повсюду следят за ним, даже в Сайгоне, поэтому в штаб-квартире спецназа он передал письмо, адресованное Ко Бинь (мисс Бинь), курьеру-вьетнамцу, кого ни Вьетконг, ни правительство не могли заподозрить в сотрудничестве с американцами.
Новость о нападении на деревню еще не попала в сайгонские газеты. Оссидиану предстояло первым сообщить Ко Бинь о судьбе, постигшей ее родителей. Именно это и было ему нужно.
В 16.00, переодевшись в гражданское, Оссидиан прибыл в офис вьетнамской авиакомпании.
Он хотел сначала пригласить ее в кафе, но вспомнил, что приличные вьетнамские девушки не ходят в такие места в одиночестве. Войдя в комнату с "эр-кондишин", он сел и стал ждать. Оссидиан не знал, какая из девушек на фотографии была Ко Бинь. Десятью минутами позже в комнату вошла очень нервная вьетнамка в белом и стала растерянно оглядываться.
Оссидиан даже присвистнул. Девушка была очень красива, стройна и изящна; ее окружал тот ореол высокомерной отчужденности, который так распаляет мужчин, стремящихся сквозь него прорваться. "Наверняка какому-нибудь большому чину Вьетконга захочется ее заполучить", – подумал сержант разведки, подходя к девушке с одобряющей улыбкой.
– Ко Бинь? – вежливо спросил он.
Она посмотрела на Оссидиана и кивнула.
– Вы говорите по-английски? – спросил он, затем повторил тот же вопрос на своем ломаном французском.
Тут Ко Бинь в первый раз улыбнулась.
– Лучше по-английски.
Оссидиан тоже улыбнулся. У него не было иллюзий относительно качества своего французского.
– Хорошо, – сказал он. – Вы не возражаете, если мы пройдем куда-нибудь и поговорим о вашей семье?
Видя, что девушка колеблется, Оссидиан вынул из своей папки семейную фотографию и показал девушке. Ко Бинь вскрикнула от удивления, увидев у него в руках столь знакомое фото в самодельной рамочке, которое висело в доме ее отца.
– Вы были в доме моего отца?
Оссидиан кивнул и тут заметил легкий румянец на лице Ко Бинь, минутную брешь в броне ее гордости.
– Что он говорил вам обо мне? – спросила она с вызовом.
Оссидиан испытал облегчение и в то же время озабоченность: первое, потому что сообразил – Ко Бинь покинула отчий дом с позором. Скорее всего тут был замешан мужчина. Второе – из-за того, что она могла порвать с родителями и разлюбить их, что помешало бы ему привлечь ее к работе против Вьетконга на почве личной мести. Оставалась, правда, ужасная смерть ее младшего брата, которая должна была бы сильно на нее повлиять.
– Если вы пройдете со мной, то я кое-что сообщу вам о ваших родителях.
– Почему бы нам не поговорить здесь? – удивилась она.
Оссидиан отрицательно покачал головой.
– Прошу вас, пойдемте со мной. Это очень важно.
Ко Бинь, все еще в нерешительности, последовала за ним в маленькое голубое сайгонское такси. Оссидиан назвал шоферу адрес на улице Минь Манг в Чолоне, китайском квартале Сайгона. Он пока решил ничего не говорить Ко Бинь о гибели ее родителей, и вместо этого спросил, где она так хорошо научилась французскому. Ко Бинь объяснила, что ее отец был вполне лоялен режиму Дьема и частью вознаграждения за его верность стало прекрасное образование, которое получила Ко Бинь, а также ее братья и сестры.
Ко Бинь отвечала на вопросы Оссидиана с явным нетерпением. Когда они подъезжали к месту, сержант разведки сказал:
– Мы почти прибыли. Один мой друг, вьетнамский доктор, любезно пригласил нас к себе домой, чтобы мы могли спокойно поговорить. Он сам и его жена будут присутствовать при нашем разговоре.
Такси остановилось перед офисом врача, и Оссидиан проводил все еще недоумевающую Ко Бинь к парадной двери. Сержант надеялся, что Ко Бинь неизвестна медицинская специальность доктора Хиня, известнейшего специалиста по абортам в Сайгоне. Если сейчас кто-нибудь наблюдает за ними, то у него не будет никаких сомнений относительно причины, которая привела сюда, в приемную доктора Хиня, американца и нервозную вьетнамскую девушку.
Доктор, который и раньше предоставлял Оссидиану свой надежный дом, встретил их у дверей и провел в приемную, заставленную мебелью из черного дерева и буддистскими религиозными символами, яркими и безвкусными. Обменявшись с Ко Бинь парой слов по-вьетнамски, он указал на открытую дверь в другую комнату, где он и его жена пили чай, а затем ушел, оставив Оссидиана и Ко Бинь одних.
– Итак, – требовательным тоном произнесла девушка, – зачем вы привезли меня сюда?
Оссидиан посмотрел на нее с глубокой симпатией и сказал:
– Дело в том, что я был в доме вашего отца вчера, после того, как он, ваша мать и ваш брат были убиты вьетконговцами.
Девушка издала крик боли, ее руки взметнулись к лицу. Такая реакция вполне удовлетворила Оссидиана.
– Когда вы последний раз виделись с вашей семьей? – спросил он.
– Уже почти год прошел. Отец очень разгневался на меня, когда я привела в деревню юношу-6уддиста и хотела его с ними познакомить. Он... – Ко Бинь неожиданно вся напряглась и бросила на Оссидиана острый испытующий взгляд. – Вы уверены, что они погибли? Откуда вам это известно? Почему мне никто об этом не сообщил?
– Они мертвы, Ко Бинь.
– Что с ними произошло?
– А вы разве не знаете, что Вьетконг делает со старостами поселений?
– Здесь, в Сайгоне, война не ощущается. Лично мне Вьетконг не принес никакого вреда. Они, разумеется, дурные люди, потому что они коммунисты и ненавидят церковь, но...
Оссидиан понял, что наступил момент для жестокого шага. Он извлек из папки фотографии трупов ее отца, матери и брата и положил перед девушкой.
Она уставилась на снимки, ничего не понимая, и наконец удар обрушился на нее со всей силой. Она закричала. Жена доктора Хиня появилась в дверях, но Оссидиан взмахом руки отправил ее прочь.
Одну за другой Оссидиан выложил перед Ко Бинь все фотографии. Она не отрываясь смотрела на них, испуганная, бледная как полотно, дрожа и тихонько постанывая. Когда Ко Бинь увидела свинью, пожирающую внутренности ее отца, она закричала, вонзая большие пальцы в свои глаза.
– Нет. Нет. Не надо больше. Пожалуйста, – рыдала она.
– Ну, теперь вы видите, что такое Вьетконг? – настаивал Оссидиан. – Видите, что они делают с вашей страной каждый день?
Ко Бинь была не в силах связно говорить и только истерически вскрикивала. Оссидиан положил руку ей на плечо и попытался успокоить, но она сбросила его руку. Тогда он встал и направился к доктору Хиню, который стоял в приемной.
Доктор подошел к бьющейся в конвульсиях девушке со шприцем в руке и сделал ей укол успокоительного.
Ко Бинь провела эту ночь в доме доктора, а наутро, хотя она еще не совсем пришла в себя от пережитого шока, Оссидиан принялся убеждать ее в необходимости отмщения и выполнения долга перед своей страной.
Двумя неделями позже в Нам Луонге команда спецназа завершила ремонт старого школьного здания. Были завезены новые столы и стулья, закуплены учебники и установлены новые классные доски. Новая школа для беженцев-сирот провинции была полностью готова к приезду новой учительницы из Сайгона. Ко Бинь очень скоро завоевала популярность у детей, так же, впрочем, как и у взрослого мужского населения.
Оссидиан тщательно проинструктировал Ко Бинь, рекомендовав ей подружиться с мистером Хинем, известным адвокатом и бизнесменом, который сотрудничал с обеими сторонами, вовлеченными в войну. От прежней агентуры Оссидиану было известно, что Хинь имел тесные контакты с командованием Национального фронта освобождения.
Хинь сразу же проявил интерес к Ко Бинь, которая часто говорила об американцах и их лагере, который она посещала. Как и предполагал Оссидиан, Хинь скоро понял, что Ко Бинь может стать весьма полезной в улучшении его отношений с НФО.
Хинь познакомил ее с полковником Лингом, одним из командиров Вьетконга, контролировавшим район действия целого корпуса, который время от времени навещал Хиня в столице провинции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
В настоящее время, в связи с резким возрастанием активности Вьетконга в районе Нам Луонга, а также с приходом к власти агрессивного генерала Хана, одной из задач капитана Мертелла было восстановление боевой части из криминальных элементов. Таргар выразил твердую уверенность, что "старик" сможет справиться с этим делом.
Вербовка новой агентуры оказалась куда более сложной проблемой, поскольку Нам Луонг располагался в провинции, где влияние Вьетконга постоянно возрастало; более того, были серьезные основания предполагать, что в этой провинции находился штаб командования партизан.
Еще две недели назад у Оссидиана был ценный агент, некто Танг, лейтенант подразделения Вьетконга, расположившегося близ центра провинции, всего лишь в пяти милях от лагеря спецназа. Высокообразованный Танг кроме вьетнамского владел английским, французским и китайским языками. Будучи буддистом, он не имел шансов на служебное продвижение, которого, по его мнению, заслуживал, в условиях дьемовской римско-католической администрации. Вьетконг, или как он предпочитал именовать себя "Национальный фронт освобождения", нашел недовольного своей карьерой служащего и завербовал на свою сторону.
Однако Танг не был кровожадным по природе и вскоре испытал чувство протеста по отношению к тактике террора, практиковавшейся Вьет-конгом, в котором был вынужден принять участие. Однажды, когда он оказался среди тех вьет-конговцев, которые согнали на городскую площадь беременных женщин, затем вспарывали им животы и извлекали оттуда младенцев, он испытал такое сильнейшее нервное потрясение, что понял невозможность своего дальнейшего пребывания в рядах этой коммунистической организации.
Один из агентов Оссидиана, имевший возможность свободно проходить через лагеря вьеткон-говцев, доложил о неудовлетворенности и смятении Танга, и вскоре была назначена встреча между Тангом и Оссидианом в надежном месте в центре провинции. Танг начал работать активно и быстро сколачивал приличное состояние. Его информация была настолько ценной, что командир подразделения ЛЛДБ в Нам Луонге убедил свое начальство потребовать от капитана Мертелла раскрытия своего источника информации.
Мертелл подчинился лишь после того, как новый руководитель команды Б, майор Фэншоу, всего лишь неделю назад появившийся в стране, прибыл на вертолете в Нам Луонг, чтобы лично проследить за полным раскрытием всех агентурных источников капитану Каму, союзнику Мертелла из ЛЛДБ.
Оссидиан с отвращением хмыкнул:
– Приличному руководителю команды в требуется пара месяцев, иногда – чуть больше, чтобы понять, что здесь не всегда нужно следовать политике госдепа и министерства обороны. Некоторые этого так и не могут понять.
Через две недели после того, как Кам узнал Танга в лицо, Оссидиан с полным пиастров конвертом пошел на очередную встречу со своим ценным агентом. В тихом домике, где они обычно встречались, сержант разведки обнаружил Танга мертвым, со следами ужасных пыток, сидящим в кресле лицом к двери.
– Неужели Кам помогает ВК?
– Все еще хуже, – сказал Оссидиан, мрачно уставившись в бокал с пивом. – Тут все дело в их восточном взгляде на вещи. Каму необходимо было дискредитировать наш успех с Тангом. Поэтому он начал хвастаться в штаб-квартире своего корпуса, что лично завербовал лейтенанта ВК и именно ему принадлежит заслуга за ту ценную информацию, которая поступает из Нам Луонга. Шпионская сеть ВК в штабе АРВ столь безупречна, что они все вытряхнули из Танга еще до того, как Кам вернулся в лагерь.
– Что же вы делаете для восстановления агентурной сети?
– Хороший вопрос, – заметил Оссидиан, подмигнув Таргару.
– "Старик" велел рассказать ему все, что он захочет узнать, – ответил Таргар. – Это интересная история. – Он кивнул в сторону своего коллеги. – Поверьте мне, этот Оссидиан – самый циничный сукин сын, которого я когда-либо встречал. Дома, на Окинаве, я и разговаривать бы с ним не стал, а здесь, во Вьетнаме, никуда не деться от этого проныры-сирийца.
– Я уже десять лет в разведке, был советником в пяти разных странах, – сказал Оссидиан, подтверждая полученный комплимент.
После этого Оссидиан и Таргар рассказали мне, как им удалось завербовать нынешнего своего главного агента.
Оссидиан всегда мечтал иметь в качестве агента привлекательную женщину, имеющую доступ на территорию Вьетконга. Однако был лишь один способ приобрести в качестве агента красивую, умную и преданную женщину. Она должна была ненавидеть врагов всеми силами души. Она должна была отчаянно жаждать мести. Но как найти такую девушку? Оссидиан нашел путь решения.
Редкая неделя обходилась без налета Вьетконга на правительственное поселение. Это были деревни, построенные сайгонским правительством, куда переселяли людей из районов, терроризируемых Вьетконгом. Они охранялись подразделениями вооруженной милиции и войсками АРВ, чего было, в общем, вполне достаточно. Однако милиция обычно была не в силах отражать ночные атаки, а войска АРВ после темноты не выступали. Первое, что делали вьетконговцы после такого нападения – это наказывали в назидание другим старосту деревни, его жену и детей.
Оссидиан убедил капитана Мертелла затребовать вертолет на неделю. Потом посадил радиста на круглосуточное дежурство. На третий день пришло сообщение, которого он так ждал. Вьет-конг напал на большое правительственное поселение в двадцати пяти милях к северу от них, причем – ночью.
Оссидиан, Таргар и капитан Мертелл вызвали вертолет и приземлились в деревне в тот момент, когда последние из партизан Вьетконга убегали от приближавшихся правительственных войск. Были, как обычно, рыдания новоиспеченных вдов, и Таргар со своим чемоданчиком поспешил на помощь раненым, лежавшим прямо на земле, а Оссидиан с камерой наготове выбежал на площадь.
Ужасающее зрелище, которое он предполагал увидеть, открылось ему. Напуганные и воющие от страха жители собрались на площади, онемевшие оттого, что их вынудили увидеть.
Даже Оссидиан, привыкший ко всему, признался потом, что испытал приступ тошноты, когда принялся фотографировать старосту деревни и его сына, лет двенадцати. Оба были подвешены за большие пальцы и выпотрошены.
Он сфотографировал лицо мужчины, повернутое к мальчику, его открытые глаза с закатившимися зрачками, гримасу агонии. Распростертое тело мальчика являло собой зрелище трагическое голова его была откинута, а из раскрытого рта вывалился язык.
Отойдя на несколько шагов, Оссидиан сделал еще снимки, на этот раз запечатлев внутренности отца и сына, свисавшие в грязь, облепленные мухами. Следующий снимок стал подлинным шедевром.
Свинья, безразлично хрюкая, вышла на площадь и, подойдя к кишкам отца и сына, принялась с шумом их пожирать. Оссидиан успел сделать снимок до того, как капитан Мертелл набросился на свинью и с руганью прогнал ее прочь. Жена старосты была привязана меж двух столбов. Оссидиан старательно сфотографировал тело, в котором методично были переломаны все кости. Наконец, он сфотографировал полностью разбитое, но еще узнаваемое лицо женщины.
На своем вполне сносном вьетнамском Оссидиан поинтересовался, где стоит дом замученного старосты. Старик с широко раскрытыми в изумлении глазами проводил сержанта разведки по пыльным дорожкам к каменному дому, выкрашенному в синий цвет. Над дверью была указана дата постройки – 1962. По всей видимости, староста был католиком, поскольку использовал христианский календарь вместо буддистского.
Внутри Оссидиан, сопровождаемый капитаном Мертеллом, нашел стол, над которым висела фотография трех дочерей и двух сыновей, один из них – тот, что был повешен на площади. Он снял со стены фотографию и просмотрел все бумаги и конверты на столе. Спустя полтора часа, к тому моменту, когда авангард батальона АРВ вступил в селение, Оссидиан уже нашел то, что искал, и вместе с Мертеллом поторапливал Таргара, который продолжал промывать и перевязывать раны.
Вернувшись к себе в команду А, Оссидиан взял джип и поехал в город. В фотомагазине он зашел вместе с хозяином в затемненную комнату и оставался там до тех пор, пока не была проявлена пленка и сделаны нужные ему отпечатки. Изображения на фотографиях вызвали у хозяина магазина приступ рвоты, поэтому Оссидиан должен был помочь ему довести работу до конца.
Следующим утром Оссидиан летел из центра провинции в Сайгон, имея при себе адрес дочери казненного старосты и несколько ее писем к родителям на вьетнамском и французском языках. Ну и, разумеется, он захватил с собой все фотографии, запечатлевшие истязание вьеткон-говцев над ее родителями.
Из писем девушки он выяснил, что Лин Сон Бинь, дочь погибшего старосты, была учителем католической школы для девушек, которые готовились к дальнейшему обучению во Франции.
Оссидиан предполагал, что Вьетконг имеет агентов, которые повсюду следят за ним, даже в Сайгоне, поэтому в штаб-квартире спецназа он передал письмо, адресованное Ко Бинь (мисс Бинь), курьеру-вьетнамцу, кого ни Вьетконг, ни правительство не могли заподозрить в сотрудничестве с американцами.
Новость о нападении на деревню еще не попала в сайгонские газеты. Оссидиану предстояло первым сообщить Ко Бинь о судьбе, постигшей ее родителей. Именно это и было ему нужно.
В 16.00, переодевшись в гражданское, Оссидиан прибыл в офис вьетнамской авиакомпании.
Он хотел сначала пригласить ее в кафе, но вспомнил, что приличные вьетнамские девушки не ходят в такие места в одиночестве. Войдя в комнату с "эр-кондишин", он сел и стал ждать. Оссидиан не знал, какая из девушек на фотографии была Ко Бинь. Десятью минутами позже в комнату вошла очень нервная вьетнамка в белом и стала растерянно оглядываться.
Оссидиан даже присвистнул. Девушка была очень красива, стройна и изящна; ее окружал тот ореол высокомерной отчужденности, который так распаляет мужчин, стремящихся сквозь него прорваться. "Наверняка какому-нибудь большому чину Вьетконга захочется ее заполучить", – подумал сержант разведки, подходя к девушке с одобряющей улыбкой.
– Ко Бинь? – вежливо спросил он.
Она посмотрела на Оссидиана и кивнула.
– Вы говорите по-английски? – спросил он, затем повторил тот же вопрос на своем ломаном французском.
Тут Ко Бинь в первый раз улыбнулась.
– Лучше по-английски.
Оссидиан тоже улыбнулся. У него не было иллюзий относительно качества своего французского.
– Хорошо, – сказал он. – Вы не возражаете, если мы пройдем куда-нибудь и поговорим о вашей семье?
Видя, что девушка колеблется, Оссидиан вынул из своей папки семейную фотографию и показал девушке. Ко Бинь вскрикнула от удивления, увидев у него в руках столь знакомое фото в самодельной рамочке, которое висело в доме ее отца.
– Вы были в доме моего отца?
Оссидиан кивнул и тут заметил легкий румянец на лице Ко Бинь, минутную брешь в броне ее гордости.
– Что он говорил вам обо мне? – спросила она с вызовом.
Оссидиан испытал облегчение и в то же время озабоченность: первое, потому что сообразил – Ко Бинь покинула отчий дом с позором. Скорее всего тут был замешан мужчина. Второе – из-за того, что она могла порвать с родителями и разлюбить их, что помешало бы ему привлечь ее к работе против Вьетконга на почве личной мести. Оставалась, правда, ужасная смерть ее младшего брата, которая должна была бы сильно на нее повлиять.
– Если вы пройдете со мной, то я кое-что сообщу вам о ваших родителях.
– Почему бы нам не поговорить здесь? – удивилась она.
Оссидиан отрицательно покачал головой.
– Прошу вас, пойдемте со мной. Это очень важно.
Ко Бинь, все еще в нерешительности, последовала за ним в маленькое голубое сайгонское такси. Оссидиан назвал шоферу адрес на улице Минь Манг в Чолоне, китайском квартале Сайгона. Он пока решил ничего не говорить Ко Бинь о гибели ее родителей, и вместо этого спросил, где она так хорошо научилась французскому. Ко Бинь объяснила, что ее отец был вполне лоялен режиму Дьема и частью вознаграждения за его верность стало прекрасное образование, которое получила Ко Бинь, а также ее братья и сестры.
Ко Бинь отвечала на вопросы Оссидиана с явным нетерпением. Когда они подъезжали к месту, сержант разведки сказал:
– Мы почти прибыли. Один мой друг, вьетнамский доктор, любезно пригласил нас к себе домой, чтобы мы могли спокойно поговорить. Он сам и его жена будут присутствовать при нашем разговоре.
Такси остановилось перед офисом врача, и Оссидиан проводил все еще недоумевающую Ко Бинь к парадной двери. Сержант надеялся, что Ко Бинь неизвестна медицинская специальность доктора Хиня, известнейшего специалиста по абортам в Сайгоне. Если сейчас кто-нибудь наблюдает за ними, то у него не будет никаких сомнений относительно причины, которая привела сюда, в приемную доктора Хиня, американца и нервозную вьетнамскую девушку.
Доктор, который и раньше предоставлял Оссидиану свой надежный дом, встретил их у дверей и провел в приемную, заставленную мебелью из черного дерева и буддистскими религиозными символами, яркими и безвкусными. Обменявшись с Ко Бинь парой слов по-вьетнамски, он указал на открытую дверь в другую комнату, где он и его жена пили чай, а затем ушел, оставив Оссидиана и Ко Бинь одних.
– Итак, – требовательным тоном произнесла девушка, – зачем вы привезли меня сюда?
Оссидиан посмотрел на нее с глубокой симпатией и сказал:
– Дело в том, что я был в доме вашего отца вчера, после того, как он, ваша мать и ваш брат были убиты вьетконговцами.
Девушка издала крик боли, ее руки взметнулись к лицу. Такая реакция вполне удовлетворила Оссидиана.
– Когда вы последний раз виделись с вашей семьей? – спросил он.
– Уже почти год прошел. Отец очень разгневался на меня, когда я привела в деревню юношу-6уддиста и хотела его с ними познакомить. Он... – Ко Бинь неожиданно вся напряглась и бросила на Оссидиана острый испытующий взгляд. – Вы уверены, что они погибли? Откуда вам это известно? Почему мне никто об этом не сообщил?
– Они мертвы, Ко Бинь.
– Что с ними произошло?
– А вы разве не знаете, что Вьетконг делает со старостами поселений?
– Здесь, в Сайгоне, война не ощущается. Лично мне Вьетконг не принес никакого вреда. Они, разумеется, дурные люди, потому что они коммунисты и ненавидят церковь, но...
Оссидиан понял, что наступил момент для жестокого шага. Он извлек из папки фотографии трупов ее отца, матери и брата и положил перед девушкой.
Она уставилась на снимки, ничего не понимая, и наконец удар обрушился на нее со всей силой. Она закричала. Жена доктора Хиня появилась в дверях, но Оссидиан взмахом руки отправил ее прочь.
Одну за другой Оссидиан выложил перед Ко Бинь все фотографии. Она не отрываясь смотрела на них, испуганная, бледная как полотно, дрожа и тихонько постанывая. Когда Ко Бинь увидела свинью, пожирающую внутренности ее отца, она закричала, вонзая большие пальцы в свои глаза.
– Нет. Нет. Не надо больше. Пожалуйста, – рыдала она.
– Ну, теперь вы видите, что такое Вьетконг? – настаивал Оссидиан. – Видите, что они делают с вашей страной каждый день?
Ко Бинь была не в силах связно говорить и только истерически вскрикивала. Оссидиан положил руку ей на плечо и попытался успокоить, но она сбросила его руку. Тогда он встал и направился к доктору Хиню, который стоял в приемной.
Доктор подошел к бьющейся в конвульсиях девушке со шприцем в руке и сделал ей укол успокоительного.
Ко Бинь провела эту ночь в доме доктора, а наутро, хотя она еще не совсем пришла в себя от пережитого шока, Оссидиан принялся убеждать ее в необходимости отмщения и выполнения долга перед своей страной.
Двумя неделями позже в Нам Луонге команда спецназа завершила ремонт старого школьного здания. Были завезены новые столы и стулья, закуплены учебники и установлены новые классные доски. Новая школа для беженцев-сирот провинции была полностью готова к приезду новой учительницы из Сайгона. Ко Бинь очень скоро завоевала популярность у детей, так же, впрочем, как и у взрослого мужского населения.
Оссидиан тщательно проинструктировал Ко Бинь, рекомендовав ей подружиться с мистером Хинем, известным адвокатом и бизнесменом, который сотрудничал с обеими сторонами, вовлеченными в войну. От прежней агентуры Оссидиану было известно, что Хинь имел тесные контакты с командованием Национального фронта освобождения.
Хинь сразу же проявил интерес к Ко Бинь, которая часто говорила об американцах и их лагере, который она посещала. Как и предполагал Оссидиан, Хинь скоро понял, что Ко Бинь может стать весьма полезной в улучшении его отношений с НФО.
Хинь познакомил ее с полковником Лингом, одним из командиров Вьетконга, контролировавшим район действия целого корпуса, который время от времени навещал Хиня в столице провинции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41